Kiev
Пленные немцы и киевский социализм
После войны наша Михайловская улица находилась в своеобразном немецком окружении
Владимир ЗАМАНСКИЙ / 26.03.2007
...На Мало-Житомирской, там теперь бани, с одной стороны, и на Владимирской
горке, с другой, располагались два лагеря для военнопленных. В Киеве немцы
строили, прокладывали рельсы трамвая, работали очень добросовестно, а мы,
пацаны, вертелись рядом, выменивая у них, чаще всего на что-то съестное, то
пуговицу от мундира, то монетку с заграничным гербом. Конвоиры нас гоняли, но
как-то лениво.
Конечно, немцам в плену было несладко. Но обращались с ними по-человечески, не
так, как обращались они с нашими пленными.
Мне, в отличие от других ребят, приходилось общаться с немцами чаще. Наша
соседка тетя Ася работала медсестрой в лагере на Мало-Житомирской и часто
приводила их к себе - то что-нибудь починить по хозяйству, то сделать какой-то
ремонт. Один солдатик не просто выкрасил ей стены, но вымочил в краске тряпку,
свернул ее в валик и выложил по стенам от потолка до пола некий абстрактный
узор. Все были в восхищении.
Разговоры с пленными велись через еврейских женщин на идише, имеющем с немецким
много общих и похожих слов. В свою очередь, немцы виртуозно владели русским
матом и охотно демонстрировали свое мастерство нам, мальчишкам.
У многих женщин мужья погибли на фронте. Чуть ли не в каждой квартире кто-то
из
соседей "пошел по приказу" - так тогда говорили о тех, кто погиб в Бабьем Яру.
Но ненависти к вчерашним врагам мы не испытывали. Отходчив наш народ.
Однажды тетя Ася пришла домой расстроенная: "Из МГБ пришли и забрали Вилли
Майера, такого милого мальчика".
Могу ошибаться в датах, кажется, 30 января 1946 года после суда над
гитлеровскими военными преступниками 12 из них были приговорены к смертной казни
через повешение. В том числе и солдат Майер Вилли. Он участвовал в массовых
убийствах. Рассказывали, на суде его опознала свидетельница, выжившая после
расстрела. Майер сказал, что не признает это свидетельство. "Из-под моего
расстрела, - сказал он, - живым не выходил никто".
Виселицу поставили на тогдашней площади Калинина, ныне это Майдан Незалежности,
примерно там, где сейчас блестят "парники" - стеклянные купола над подземным
торговым центром. Грузовики с опущенными бортами подвезли осужденных под
перекладину, надели на них петли, грузовики медленно уехали, а трупы висели еще
несколько дней. На головах лежал и не таял снег.
Я обратил внимание на старушку, которая крестилась и вздыхала: "Бедненькие!"
Вполне возможно, ее хата сгорела, как тысячи других. Наверно, и родные погибли.
Но она простила.
Еще запомнились наручники на каждом из повешенных. Я был поражен: в нашей
свободной стране где-то есть завод или фабрика, где выпускаются наручники,
совершенно не нужные в социалистическом обществе.
Пленных, приходивших в нашу квартиру, бабушки подкармливали чем Бог послал, а
те
были в восхищении от нашей жизни. "Когда мы вернемся в Германию, - говорил
солдатик со странным именем Шмуде, - мы тоже построим у себя такой же социализм,
как у вас".
Германия лежала в руинах и голодала, а у нас в магазинах продавали рублей по
пять икру - черпали поварешками из бочек красную и черную. Правда, остальное
все
было по карточкам. Немцы забыли, что такое хлеб и масло, у них все было "эрзац",
что-то вроде синтетики. А у нас хлеб был пшеничным, а масло настоящим, не
порошковым.
Теперь-то мне понятно, откуда бралось это киевское изобилие: за пределами города
все было совсем иначе. Однажды знакомая женщина со смехом рассказывала: на
Крещатике какой-то селянин ел мороженое с хлебом - своими глазами видела. Вот
темнота!
Только впоследствии я додумался: до какой же степени надо изголодаться, чтобы
пообедать таким образом - сытно и в то же время дешево.
http://www.pk.kiev.ua/history/2007/03/26/132939.html
