Скурлатов В.И. Философско-политический дневник

Феликс Михайлов, Эвальд Ильенков и Александр Суворов о философии личности

Замечательный русский мыслитель профессор руководитель секции самосознания Института философии Российской академии наук Феликс Трофимович Михайлов скончался 24 февраля 2006 года. Его друг и во многом ученик Александр Васильевич Суворов написал о нем вдохновенный «антинекролог». Александр Суворов, Феликс Михайлов и Эвальд Ильенков развивают перспективную концепцию личности, которой я тоже во многом придерживаюсь. Мне посчастливилось общаться лишь с Эвальдом Васильевичем Ильенковым, и это общение сыграло большую
роль в моем становлении как философа. О нынешнем состоянии теории личности в России повествует работа Александра Суворова «Уединенный труд души как основная форма развития личности», опубликованная в электронном журнале «Вопросы Интернет-образования» (№ 7) (http://center.fio.ru/vio/vio_07/cd_site/Articles/art_1_2.htm). 

Отметим предварительно, что «уединенный труд души» возможен только в процессе субъектизации человека, ибо душа недосубъектизированного существа не может уединиться, будучи «размазана-растворена» в социальном поле общины. Коллективизм или превращает человека в объект, или помогает ему стать субъектом. А вне социума – нет человека. Тогда «уединенный труд души» возможен лишь в коллективе, в котором существуют просветы-параклеты субъектизации. Идеал – уединение как орудие и предпосылка соборности. Пример – отшельничество
монаха-праведника. На уединении Сергия Радонежского или Серафима Саровского воздвиглась Святая Русь. Иными словами, уединение превосходит сущее. 

Александр Суворов - действительный член Международной академии информатизации при ООН, почётный международный доктор гуманитарных наук в Саскуаханском университете (США), доктор психологических наук, профессор Университета Российской академии образования, научный руководитель Детского ордена милосердия. Он пишет: 

«Основная идея совместной педагогики - как можно с более раннего возраста организовывать содержательное общение любых детей: инвалидов и относительно здоровых, сирот и более-менее домашних. Не изолировать друг от друга а, наоборот, стремиться так или иначе свести их вместе, организовать их содержательное общение. Это позволит более успешно решать как чисто учебные, так и воспитательные задачи.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Содержательное общение должно быть не только разговорным, но прежде всего практическим. Ведь всякого ребенка, включая слепоглухонемого, необходимо социализировать. А социализация – не только включение в детский коллектив, а прежде всего включение во «взрослую жизнь», сначала хотя бы с краюшку, с игры, а затем постепенно и ближе к сердцевине, к общественно-полезному труду. Социализация – не самоцель. Цель – субъектизация. Необходимо содействовать возжиганию «искры Божьей» в душе. Субъектизация
– через социализацию, через обретение самодостаточности, что очень трудно. Говорят, что стать субъектным – дано не всем. Однако надо действовать с педагогике так, как будто каждый может стать субъектным, и всячески помогать ребенку прорваться к субъектности. Субъектные взрослые должны тянуть за собой подрастающих, пробудившася субъектность способна по индукции настроить другую субъектность на вспышку, на прорыв. Таков был замысел моей системы «школа-вуз-производство», разработанной мной в 1983-1985 годах, когда
я заведовал сектором студенческой молодежи в ВНИИ проблем высшей школы Минвуза СССР. За эту педагогическую новацию меня 25 апреля 1985 года, в день «исторического» (=перестроечного) Пленума ЦК КПСС исключили из рядов КПСС по наущению Григория Квасова, ставленника Александра Яковлева в Минвузе СССР. Короче – не надстроечно, а базисно надо как социализировать детей, так и вести их к субъектности/

А главная воспитательная задача - именно задача содействия нравственному становлению личности. Трудовое, физическое, эстетическое, половое воспитание - это не равноправные формы воспитания наряду с воспитанием нравственным, а виды нравственного воспитания. Забываем о нравственности - забываем о воспитании как таковом. Цель - только нравственное воспитание. Трудовое, физическое, эстетическое и половое - средства, пути, конкретные направления воспитания нравственного.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Нравственное воспитание = «воспитание» субъектности. Цель моего «Устава Нрава» - зарядиться исполнением высшего долга, «категорическим императивом». Обретение экономическо-финансовой самодостаточности, политической свободы, духовного самостояния – лишь грани и средства достижения Высшей Цели/

Совместно-педагогический процесс, пожалуй, ближе всего подводит нас к решению задачи нравственного воспитания, то есть к достижению цели воспитания вообще. Относительно здоровые дети учатся сочувствовать, учатся помогать больным детям и детям-инвалидам. Это ли не нравственное воспитание? А больные дети, дети-инвалиды (и другие обездоленные ребята, например сироты), учатся не замыкаться в своей беде. Даже в экстремальной ситуации, А ТЕМ БОЛЕЕ в ней – учатся доверяться окружающим людям, опираться на их поддержку,
организовывать себе эту поддержку. Учатся при всякой возможности самим, вопреки экстремальности собственной ситуации, поддерживать, помогать. Они учатся пониманию того, что те или иные проблемы есть абсолютно у всех. Все без исключения нуждаются в поддержке, в помощи. И нелепо меряться, чьи проблемы тяжелее. Лучше, уж насколько можешь, взять на себя часть бремени проблем окружающих людей, так же как эти окружающие берут на себя часть бремени наших проблем.

Таким образом, взаимная человечность оказывается единственно возможным нравственным пафосом совместной педагогики. Взаимная человечность - главный её принцип. Это её сущность. Нет взаимной человечности - нет и совместной педагогики.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Это – азбука не только педагогики, но и социума и вообще человеческого «бытия-в-мире». Как сказано в Ведах – tat twam asi «всё ты еси»/

Всего в книге "Совместная педагогика" (Москва: УРАО, 2001) мною формулируется и подробно обосновывается четырнадцать принципов совместной педагогики. Я не знаю такой психолого-педагогической практики, где работали бы все четырнадцать. Может быть, теперь, когда существует их общая сводка, какой-то практик и задастся целью их все реализовать в своей работе. Но я не представляю себе и такой практики, в которой, пусть неосознанно, не был бы реализован хотя бы один из четырнадцати. Перечисляю эти принципы в том
порядке, в каком они обосновываются в моей книге:

принцип взаимной человечности; 
принцип взаимной надёжности; 
принцип взаимной интеграции; 
принцип совместно-разделённой дозированной деятельности; 
принцип преобладания индивидуальных форм работы над массовыми действами; 
принцип постоянного поиска точного сочетания заботы и самостоятельности; 
принцип постоянного поиска обходных путей решения проблем; 
принцип самоопределения личности; 
принцип полной разновозрастности; 
принцип самосоревновательности; 
принцип уединённого труда души; 
принцип взаимного доброжелательного сравнения возможностей; 
принцип взаимного обучения; 
принцип индивидуального личностного акме.

Этот последний принцип, как и принцип взаимной человечности или принцип уединённого труда души, имеет стратегическое значение для психолого-педагогической работы. Методическое творчество психолога и педагога он направляет в сторону максимализма требований к самому себе. Принцип индивидуального личностного Акме нацелен на постоянную отмобилизованность всех сил личности, на постоянное напряжение и жёсткую самокритичность.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Александр Суворов перечисляет выше грани субъектности/

Речь идёт о том, чтобы каждая личность в течение жизни достигала вершины своего развития - своего Акме. Но чтобы подняться на вершину всей жизни, надо постоянно стремиться к вершине всю жизнь. Надо идти от успеха к успеху, каждый день карабкаться хоть на холмик, а там и на горку, и наконец - достичь высочайшей точки своего личностного развития.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Мысль избитая, очевидная для субъектного человека: 
Лишь тот достоин жизни и свободы,
Кто каждый день за них идёт на бой!
Гёте «Фауст»/

На самом деле на вершине надо быть постоянно, с самого начала, но эта вершина должна расти. Растёт она благодаря нашим же усилиям. То есть мы с самого начала находимся на вершине некой пирамиды, которую всю жизнь строим, наращиваем, находясь на её вершине. И пирамида может стать весьма высокой горой, пиком горного хребта, когда наш успех имеет значение уже не только для нас, но и для других людей.

Что имеется в виду под "растущей вершиной", может быть, внятнее сказано в моём стихотворении, посвящённом А.А. Бодалёву: 

Ребёнком - капризен, обидчив.
Лишь к маминой жался груди.
К оркестрам да песням прилипчив... 
Вершина была впереди. 

А в школе я стал книгоголик. 
Не ладя с другими детьми,
Фантазии вечно мусолил... 
Вершина была впереди.

Науку - свихнёшься при этом, 
Жуют всухомятку мозги. 
Не стать ли в науке - поэтом?.. 
Вершина была впереди.

Я к жизни из книг потянулся,
Хоть книги не меньше влекли, 
И к детям в любовь окунулся 
Вершина была впереди.

Проблемы скрипели натужно, 
И гнула вина до земли 
Заслуги считать - недосужно... 
Вершина - всегда впереди. 

"Вершина капризов". Вершина любви к маме. Вершина любви к музыке. Читательская вершина. Игровая вершина. Вершина слияния науки с искусством. Вершина осмысления творчества любовью к детям. Вершина мужества, безнадёжности.

В дополнительной расшифровке нуждается лишь последняя "вершина" - "мужества безнадёжности". Речь идёт о том, чтобы жить не ради удовольствия, не потому, что нравится, а из долга, потому, что надо. Болен, устал, не хочется, а надо. Через "не хочу", через полную, казалось бы, бесперспективность, беспросветность, безнадёжность, когда, как говорится, «жизнь бьёт ключом и всё по голове". Но как бы она ни долбила по голове - надо!

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Правильно – жить надо ради «долга». Но в чем этот «долг»? Александр Суворов не дает ответа. Мне ответ дает Правая Вера – «долг» заключается в Богосаможертвоприношении ради прекращения данного цикла сущего (переформатирования «жесткого диска» сущего) и Начала нового цикла, «нового неба» и рая «новой земли»/

Быть всегда на вершине - значит жить предельно напряжённо, во всём главном - духовном и человечном - доходить до предела своих возможностей, стремясь выйти за эти пределы, тем самым расширить их.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Абсолютизируя абстрактный «долг», можно разорвать связь между Бытием и сущим и скатиться к антропоцентризму. Долг – не  сущего перед собой, не в «иметь», а сущего перед Бытием, в «Быть»/

Поддаются ли вообще человеческие возможности измерению, и если да, то как их измерять? Надо ставить перед собой цели, кажущиеся недостижимыми. Справился, сверх ожидания, значит, недооценил себя. Ставь ещё более дерзкие цели. Не справился - не беда, в какой-то мере ведь справился, чего-то добился, пусть и не всего, чего хотел. На сегодня это и есть твоя вершина развития. Но именно только на сегодня. Завтра эта "вершина" может подняться, а может и снизиться, если заболеешь или просто разленишься.

И это нормальное, здоровое честолюбие. Это подлинное уважение к себе, по-настоящему серьёзное, человечное к себе отношение. И как следствие - не только к себе.

Карьерист озабочен тем, чтобы превратить свой творческий потенциал в предмет торговли, в средство выгадывания различных благ. Конечно, "святым духом" не проживёшь, и в мире денег приходится - деваться некуда - продавать свою рабочую силу.

Но одно дело, когда творчество и есть жизнь. И работаешь всегда, независимо от того, оплачен как-либо твой труд или нет. Иначе не можешь, хотя оплата и нужна.

И другое дело, когда всё наоборот: не работаешь, а зарабатываешь. И будь возможность физически существовать не работая, на твёрдый незаработанный доход, так и не работал бы. Коптил бы небо.

Все дети хотят быть хорошими; убедившись, что это очень нелегко, иные предпочитают не быть, а казаться хорошими, выглядеть хорошими, а так - плыть по течению. А быть хорошим только с самим собой невозможно: надо со всеми. И получается, что серьёзное отношение к самому себе автоматически предполагает серьёзное отношение ко всем остальным людям, вплоть до человечества в целом и даже Космоса. Невозможно действительно уважать себя, то есть отвечать за себя, не беря на себя ответственность, уж насколько хватит сил,
не только за собственное качество, но и за качество своих отношений с окружающей жизнью. Впрочем, это одно и то же - качество отношений с миром и качество личности. Какая личность, такие у неё и отношения с миром, и наоборот: какие отношения личности с миром, такая и личность "сама по себе".

Думаю, надо различать понятия " вершина развития" и "потолок развития". Когда мы говорим о вершине развития личности, мы имеем в виду непрерывный, пожизненный рост, наращивание личностного потенциала, прежде всего этического, а затем творческого. Вершина - не конец пути, а конус вулкана, растущий во время извержения, и вся жизнь таким извержением и представляется. "Потолок" же развития - его гробовая крышка, его остановка. 

И, по-моему, преступление совершают те педагоги, которые заранее пытаются предопределить самый высокий достижимый уровень развития своего ученика. Дескать, дальше такого-то уровня он не пойдёт, как ни бейся, в силу таких обстоятельств, как слепоглухота, умственная отсталость или врождённая лень.

Проще решить для себя раз и навсегда, что, например, слепоглухих или умственно отсталых "достаточно" надрессировать для простейших производственных операций, и даже не пытаться научить чему-то ещё. На что больше-то способны эти убогие? А если и способны на что-то большее, то это слишком дорогое удовольствие для нищего государства.

Нет, я не настолько наивен, чтобы думать, будто каждого ученика могу мобилизовать на пожизненный рост. Мне, как и другим, не раз приходилось признавать своё бессилие. Но я никогда не смешивал своего бессилия с бессилием ученика или педагога, у которого может получиться то, что не получается у меня.

Здесь педагог ничем не отличается от врача. Он не Бог: что-то может, чего-то нет. Но лишать ученика какой бы то ни было надежды на рост, на перспективу педагог не имеет права. Как не имеет права врач лишать пациента надежды если не на выздоровление, то хоть на какую-то отсрочку смерти.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Так и в политике – заведомо известно, что подавляющему большинству людей не в охотку и не по силам бремя субъектности, то есть экономической самодостаточности и потому свободы политического выбора, но надо вести такую политику, чтобы как можно больше людей и каждый человек имели как можно больше возможностей  обрести экономическую самодостаточность и политическую свободу. И внедрять в сознание с ранних пор, что лучше и должнее быть богатым и здоровым, чем бедным и больным/

Определять надо не только ближайшую, но и дальнейшую перспективу - на всю жизнь. Самому формировать, самому себе задавать поле устремлений.

Сначала - кем и с кем хочу быть? Затем: что именно хочу сделать? А что смогу, чего нет, там видно будет. План жизни должен быть гибким, допускающим варианты.

Иными словами, план творчества должен быть творческим, а не жёстко догматическим. 

Именно догматик рискует из комплекса "сверх" полноценности сразу, без промежуточных инстанций, обрушиться в комплекс неполноценности. А так - не получилось, что же делать, попробуем ещё раз, немного по-другому, и будем пробовать по-другому, пока не получится.

Разумеется, принцип индивидуального личностного Акме предполагает, во-первых, что Акме у каждого своё, но каким бы маленьким оно ни было, его необходимо достичь. А во-вторых, забота о достижении Акме предполагает поощрение таланта, помощь в его формировании и развитии.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Ещё раз напомню, что Акме – максимум развития субъектности данного человека. У каждого человека есть «искра Божья» субъектности, но у большинства она тлеет, потому что нет экономической самодостаточности и приходится решать проблемы физиологической и прочей сущной выживаемости, и надо создать условия, чтобы искра загорелась и даже вспыхнула, а для этого доставлять топливо и предоставлять воздух/

О таланте мы говорим тогда, когда перед нами мастер своего дела. О бездарности - тогда, когда перед нами халтурщик, работающий по принципу "сойдёт и так". Или по принципу "всегда успеется".

"Сбил, сколотил - есть колесо; сел да поехал - как хорошо! Оглянулся назад - одни спицы лежат". Вот это и есть работа по принципу "сойдёт и так". А "всегда успеется" - начнёт и не кончит, будет тянуть резину и жаловаться, что кто-то мешал или что-то мешало. Тут уместно вспомнить поговорку: "кто хочет работать, ищет повод, а кто не хочет - ищет причину" (которая якобы мешает работать).

Итак, талантливый человек - это мастер своего дела. Стало быть, талант - это и есть мастерство. Уровень таланта - это уровень мастерства. А когда мы говорим о талантливом ученике, мы имеем в виду возможность достижения уровня мастерства. Имеем в виду глубину и быстроту "схватывания" того или иного учебного материала, а так же - очень важно - упорство, целеустремлённость, сознательную нацеленность на то, чтобы стать мастером, достигнуть в своём деле вершины.

Талантливыми, то есть мастерами, становятся. При этом природу (биологическую, то есть тело, организм) сбрасывать со счетов не приходится. Ведь состояние нашего тела либо позволяет, либо не позволяет нам достичь уровня мастерства в том или ином деле. Например, паралитик никогда не сможет стать спортсменом-бегуном или балериной. Но любого бегуна спросите, достаточно ли просто здоровых ног, чтобы стать бегуном? Он скажет, что нет. Нужны тренировки, нужно постоянное самосовершенствование, самостоятельное или под
руководством опытного тренера. Словом, нужна работа.

И вот эта работа, прежде всего, и делает талантливым, то есть мастером своего дела. При условии, что тело позволяет вообще этим делом заниматься.

И если это понято, то становится ясным и ответ на вопрос, чей же "дар" - талант. Да свой собственный! Каждый сам себе "дарит" свой талант. "Дарит", когда саморазвивается, самосовершенствуется. И все четырнадцать принципов совместной педагогики на то и нацелены, чтобы каждый мог сделать себе такой роскошный подарок.

И принцип взаимной человечности: ведь самосовершенствоваться, и значит относиться к самому себе человечно, быть мастером любви, мастером заботы - не право, но обязанность каждого. Мастер знает себе цену и не завидует, а помогает другим стать мастерами. И закон этой помощи - закон любви - совместно-разделённое дозированное действие. И вместо взятого со дна собственной лени "потолка развития" - поиск обходных путей, чтобы развитие всё же состоялось. А уединённый труд души - первое условие и всеобщая форма всякого
саморазвития.

Вообще, совместная педагогика вся целиком "прорастает" в акмеологию, ибо направлена на достижение буквально каждым своего Акме. И прежде всего этического Акме - человечной, нравственной вершины. Потому-то в основе совместной педагогики и лежит концепция взаимной человечности, этическая концепция разума. А все другие вершины, в любой области науки, техники, искусства, политики, производства и т.д., оборачиваются большими или меньшими глубинами падения, безднами, а никакими не вершинами, если абстрагироваться
от нравственности, человечности, космической ответственности за судьбы Вселенной. Для начала - за собственную судьбу и за судьбы ближних своих.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Отрадно, что ответственность человека возвышена до ответственности перед всем сущим – один шаг до ответственности перед Богом!/

Талантлив любой мастер при условии человечной направленности его мастерства. Ибо о таланте отравлять жизнь ближнему или себе можно говорить разве что с иронией, с насмешкой. Хотя, разумеется, надо суметь и напакостить. Но за пакости спасибо не скажут.

В жизни, конечно, бывает, что результаты деятельности самых высоконравственных и высокоталантливых людей оказываются бесчеловечными. Бывает, что талантливых и нравственных людей используют бесталанные и бессовестные люди, особенно - власть и деньги имущие. Но как зависимость людей от людей не отменяет ЛИЧНОЙ человечности первых (иначе бы они не были людьми), так и использование таланта тёмными силами не отменяет этической, нравственной, человечной первоосновы всякого мастерства, всякого таланта. Где нет этой
первоосновы, там нет и мастерства - одна змеиная изворотливость, которой как раз и отличаются нелюди любого калибра и пошиба.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Хорошо сказано. Нелюди – прежде всего ошкурившиеся люди/

Достижение Акме начинается с детства. Соревнование с самим собой - сравнение своего сегодняшнего уровня возможностей со вчерашним и планируемым завтрашним - вот механизм пожизненного движения от одной вершины личностного развития к другой. (А вовсе не замешанное на зависти к чужим успехам "самоутверждение", подхлёстывать которое постоянным подкалыванием "самолюбия", ссылкой на чужие успехи - педагогически преступно.) 

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Правильное суждение!/

Поначалу эти "вершины" имеют значение только для тебя самого, интересны лишь как факт твоей биографии. Но рано или поздно, соревнуясь с самим собой, ты достигнешь таких вершин, которые имеют значение уже для всех, а не только для тебя.

В этом пожизненном восхождении с вершины на вершину решающую роль играет труд души, особенно уединённый.

Сам термин "труд души" взят мною из стихотворения Николая Заболоцкого, которое привожу полностью, и очень хотел бы, чтобы вы тоже (как и я) выучили его наизусть, пронесли через всю жизнь как девиз, как самую общую и вместе с тем точную, конкретную программу жизни:

Не позволяй душе лениться!
Чтоб в ступе воду не толочь,
Душа обязана трудиться
И день, и ночь, и день и ночь!

Гони её от дома к дому,
Тащи с этапа на этап,
По пустырю, по бурелому,
Через сугроб, через ухаб!

Не позволяй ей спать в постели
При свете утренней звезды.
Держи лентяйку в чёрном теле,
И не снимай с неё узды.

Коль дать ей вздумаешь поблажку,
Освобождая от работ,
Она последнюю рубашку
С тебя без жалости сорвёт.

А ты хватай её за плечи,
Учи и мучай дотемна,
Чтоб жить с тобой по-человечьи
Училась заново она.

Она рабыня и царица,
Она наперсница (работница) и дочь,
Она обязана трудиться
И день, и ночь, и день, и ночь!

Превращая образ Н.Заболоцкого "труд души" в научную концепцию, приходится разобраться в структуре общения. Не на уровне "общаться - хорошо, а не общаться - плохо", а на уровне понятия общения (что это такое) и видов общения.

Общение - это такой процесс, такая деятельность, которая предполагает взаимодействие двух субъектов. Как минимум двух. А субъект - это источник некой инициативы, предсказуемой или непредсказуемой. Примем эти определения как рабочие: на их полноту я бы не решился претендовать.

И вот чисто эмпирически можно выделить по крайней мере три вида общения:
прямое общение - непосредственно с кем-нибудь (в том числе с животными); 
опосредованное общение - через книги, вообще через что-нибудь, с авторами, создателями этого чего-нибудь; общение с самим собой - со своей становящейся личностью, со своим "Я". 

Понятно, что и тут не приходится говорить о полноте: во-первых, в каждом из констатированных видов общения можно выделить ещё множество подвидов; во-вторых, видов общения может быть больше трёх. Отмеченные, пожалуй, просто самые бросающиеся в глаза, самые заметные, а, например, общение религиозных людей с Богом, общение любящих на расстоянии (не через переписку) или с умершим любимым существом (как у меня с мамой и не только с ней), - в намеченную классификацию вряд ли укладывается.

Кроме того, и границы между намеченными тремя видами общения не жёсткие, то есть возможны пограничные формы. Только что названная переписка – что это: прямое общение (между теми, кто переписывается, как бы вид разговора); опосредованное общение (через письма - с их авторами, а не так, как при личной встрече) или же общение с самим собой (собственно написание писем, как вид творчества)? Наверное, и то, и другое, и третье. 

А прослушивание музыки в записи или непосредственно в концертном зале? Прямое (с исполнителями), опосредованное (с композитором, отсутствующим или умершим), с самим собой (степень полноты восприятия, глубины эстетического впечатления, подготовленности вашего духовного мира, вашей эмоциональной культуры к наслаждению данным произведением)?

Разумеется, всякое общение требует труда души, если есть кому трудиться, то есть если есть душа. А трудно оспаривать, что бывают бездушные дети и ещё более бездушные взрослые. Откуда они берутся и как уменьшить их поголовье, исключая, разумеется, такой простой способ, как их физическое истребление? Именно это - предмет исследований и цель практической работы в области психологии и педагогики, а иначе непонятно, зачем вообще огород городить.

Когда речь идёт об опосредованном общении, тем более об общении с самим собой, к термину "труд души" приходится добавить эпитет "уединённый". То есть труд души в этом случае совершается в уединении, а вполне может совершаться и вместе с другими людьми. Бывает уединённый труд души, а бывает коллективный.

Ясно, уединение предполагает, что человек физически один; но одинок ли он при этом? Одно ли и то же уединение и одиночество?

Я бы выделил два вида одиночества - объективное и субъективное. Разумеется, опять условно. Разница в том, как переживается одиночество, и переживается ли вообще. Страдаем мы от него или нет.

Например, слепоглухорождённый или рано потерявший зрение и слух ребёнок объективно безмерно одинок. А.И.Мещеряков главное социальное следствие слепоглухоты видел именно в одиночестве. Но это одиночество до поры до времени (а то и никогда) не осознаётся и, следовательно, не переживается как источник страданий. 

Ребёнок в большей мере объект обслуживания, чем субъект общения, причём субъект общения даже в меньшей степени, чем кошка или собака, недаром в тифлосурдопедагогической литературе кочует сравнение такого ребёнка с "полуживотным - полурастением". Это состояние - следствие обрыва обычных, ориентированных на зрение и слух, социальных связей, которые, строго говоря, не оборваны даже, а просто изначально отсутствуют и никогда не существовали. Не существовали в силу недоступности обычных, ориентированных на зрение
и слух, способов общения, способов завязывания социальных связей. Ни сном ни духом не ведая ни о том, что слеп и глух (потому что не знает о существовании зрения и слуха), ни о том, чего лишается из-за слепоглухоты, не зная другого существования, чем то, которое ведёт, такой ребёнок и не страдает от своего одиночества, хотя объективно более абсолютное одиночество трудно себе представить. Этот ребёнок не субъект, а лишь объект своего одиночества, ибо для него его одиночество - просто ситуация, в которой он существует
(не живёт!). Вот это или подобное (например, заключение в одиночной тюремной камере с момента рождения) я и называю "объективным одиночеством".

Совсем другое дело - одиночество субъективное. Оно - следствие именно обрыва социальных связей, которые когда-то существовали, а не того, что эти связи изначально отсутствовали. Следствие потери, либо деформированности, искажённости (в результате хронического конфликта, например) этих связей, а не их изначального отсутствия. Как известно, "что имеем - не храним, потерявши - плачем". Да ещё как плачем! Мы активно жалеем себя, тяжело переживаем утрату или искажение нормальных связей с другими людьми, проклинаем
то (например, слепоглухоту), из-за чего связи оборвались, ищем и находим виновников искажения связей, виновников их конфликтности (как правило, такими виновниками осознаём не столько себя, сколько других, и надо долго и сильно перемучиться, прежде чем догадаешься, что главный-то виновник, скорее всего, ты сам; помочь понять это, а значит направить усилия на изменение самого себя, а не окружающих, и есть задача психотерапевта). Ниже нас будет интересовать главным образом такое, субъективное, одиночество. Сразу
скажу, что его роль в саморазвитии личности далеко не однозначна: она может быть, как ни странно, и положительной.

В любом случае, одиночества никто не жаждет. А если жаждут, то, значит, путают его с уединением. Одиночество, что объективное, что субъективное, всегда беда, всегда несчастье, осознаваемое, переживаемое или нет. Одиночество - либо причина отсутствия души, более того, глубочайшего недоразвития психики (в случае объективного одиночества), либо источник страданий души (в случае одиночества субъективного).

Уединение тоже может быть вынужденным, но в развитой форме оно всегда добровольно, ибо является одной из главных духовных потребностей, если не самой главной. Именно потребностью в постоянном труде души, по преимуществу уединённом. Уединённый труд души - это победа над скукой, это - когда интересно наедине с самим собой, со своим увлечением, с тем, чем интересно и потому хочется заниматься и в одиночку, а не только в компании с кем-нибудь, и даже в одиночку интересней. Скучает только бездельник. Но тогда и
его прямое общение - это способ убежать от самого себя, пустого, бессодержательного, а вовсе не участие в совместном, коллективном труде души. Как видите, и прямое общение - не всегда хорошо. Иной раз от него приходится спасать, и это тоже одна из задач психотерапевта и не только психотерапевта.

Всякий труд души, особенно уединённый, является непременным условием формирования и развития такой способности, как рефлексия. Речь идёт о способности к осознанию действительности, в том числе самого себя, своего места в ней. Труд души предполагает превращение реальности в действительность, в то, внутри чего действуешь (такое понимание действительности беру у С.Л. Рубинштейна, из его работы "Человек и мир", где категория действительности производится от категории действия; с этой точки зрения действительность
не просто то, что существует, а то, внутри чего и с чем действуют, и что действием впервые создаётся). Работая над превращением реальности в действительность, воссоздавая действительность, пользуясь действительностью, живя в действительности, созданной не нами, а другими людьми, всем человечеством до нас и независимо от нас, мы учимся сознательно относиться к действительности, а через неё к реальности, учимся рефлексии, вообще отношению.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Другими словами, становимся субъектами действительности/

В первой главе "Немецкой идеологии" К.Маркс и Ф.Энгельс пишут, что "животное не относится ни к чему и вообще не относится", то есть оно, конечно, объективно является частью природы, но ни самой этой природы, ни себя как её части не осознаёт. К.Маркс и Ф.Энгельс, таким образом, прямо связывают категорию отношения с категорией сознания, осмысления, "прояснения" (как они это определяют) своего места в мире. Вот рефлексия и есть способность относиться к миру сознательно, осознанно, осознавать прежде всего своё
место в мире, а вместе с тем и сам мир. Это верно в равной степени как для человечества в целом, так и для отдельного человека, если, конечно, он смог стать человеком, а не остался в сущности животным (таких "человекообразных" сколько угодно среди представителей биологического вида Homo Sapiens, а не только среди человекообразных обезьян). 

Относиться к миру и к себе в мире, то есть осознавать мир и себя в мире, рефлектировать о мире и о себе в мире, надо учиться, и притом всю жизнь. Рефлексии нельзя научиться окончательно, ей можно начать учиться, а потом учиться всю жизнь, потому что до конца дней есть о чём рефлектировать, есть что осознавать. Это хорошо понимал Я.Корчак, и именно это он имел в виду, когда писал: "Вот, волосы седые, а работа не кончена". Мы с вами разумные существа постольку, поскольку рефлектируем. 

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Не до рефлексии, если надо выживать, то есть если не обладаешь экономической самодостаточностью. И даже стимула нет рефлектировать – не до жиру, быть бы живу. Как гласит русская пословица, «без денег и разума нет». Александр Суворов этот базисный момент не учитывает, и его призыв к рефлексии окрашивается надстроечностью. А базисно – человек принуждается к рефлексии по мере субъектизации, которая всегда идет через социализацию. Социализация – почва и лоно субъектизации, а субъектизация – мотор
или двигатель социализации. Подрастающий человек социализируется спонтанно, а задача школы – управлять этим процессом и учить школьника решать практические социальные «задачки», приобщая его к социальной практике через школьное самоуправление и другие формы освоения «взрослого мира». Важнейший жизненный урок, который школьник должен пройти в школе, - необходимость обретения экономической самодостаточности. Если он «выучит» этот урок и поставит жизненной целью стать самодостаточным – он состоится/

Рефлексия - одна из проблем, находящихся в центре внимания философии, психологии, педагогической антропологии. Э.В. Ильенков настаивал всю жизнь, что "школа должна учить мыслить", то есть учить осознавать мир и себя в мире, учить рефлектировать, а не наудачу запихивать в ребячьи головы разнообразные сведения в надежде: авось пригодятся, и даже (это хуже) в непоколебимой уверенности, что все сведения пригодятся. А не пригодятся, так пусть будут на всякий случай.

Уединённый труд души - это лучшая да, пожалуй, и единственная школа общения с самим собой. Как это возможно? Ведь нужно как минимум два субъекта. В том-то и дело, что второй и третий, и десятый субъекты - налицо: это всё я сам. Я могу взять на себя роль другого, перевоплотиться в другого, но это всё я сам (ролевая игра, творчество, и не только театральное искусство, и не только искусство, но и разного рода теоретические модели). Я сам себя обучаю, сам себя воспитываю, сам себя развиваю. Я доволен и недоволен
собой, я горжусь собой, и мне за себя стыдно. Я сам себя критикую, и сам себе воздаю по заслугам, я "сам свой высший суд" (А.С. Пушкин). 

Я озабочен, что в чём-то не такой, каким хотел бы быть. Я сравниваю себя с собой прежним, проектирую себя будущего. Пожалуй, вершина отношения к самому себе как другому - соревнование с самим собой, совершенно сознательное соревнование, утверждение себя, самоутверждение не столько в сравнении с кем-то вне меня, сколько именно с самим собой - прежним, настоящим и будущим. 

Этот второй - и вообще который по счёту? - субъект общения - я сам - для меня самого часто непредсказуем. Он (я) может выкинуть такое, и плохое и хорошее, чего я от него (от себя) никак не ожидал. Положа руку на сердце, я никак не поручусь, что сам себя знаю. Я - для самого себя - вечный предмет изучения, исследования - самоисследования. И этой множественностью собственной субъективности, то есть выяснением отношений с самим собой, я озабочен гораздо больше, чем отношениями с другими людьми. Больше того, отношения
с другими людьми фатально, неизбежно оборачиваются отношениями с самим собой: хотя бы в чём я прав по отношению к ним, в чём не прав. В чём виноват, в чём не виноват, в чём хоть и не всё благополучно, и даже трагично, но иначе быть не могло...

Ведь что, в сущности, меня лично беспокоит после смерти мамы, да и всегда беспокоило при её жизни? Сама мама, её состояние, её комфорт, душевный и физический? Её достойные проводы в последний путь? Да, конечно. Но прежде всего: хороший я сын или плохой, удаётся ли мне любить маму так, как она того заслуживает, не сократил ли я ей жизнь, то есть не виноват ли в какой бы то ни было степени в её смерти, всё ли для неё сделал, что мог сделать, мог ли лелеять, беречь её больше, чем лелеял. А это всё выяснение отношений
не с мамой, а с самим собой - по поводу мамы. И точно так же - в отношениях со всеми без изъятия другими людьми: главный вопрос не какие они, а какой я с ними. 

И такая придирчивая пристальность к самому себе - противоположность эгоизму. Эгоист - именно тот, кто с самим собой отношений выяснять не умеет и не хочет, для кого нет вопроса, какой он, потому что ответ заранее ясен: хороший! Он-то хороший, всегда и со всеми, это с ним кто-то плох. Вот это и есть эгоизм, то есть моносубъективность (я - один, меня не может быть много).

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Животный шкурный эгоизм противоположен субъектности. «Только когда человек уже стал в своем существе субъектом, - указывает Мартин Хайдеггер, - возникает возможность скатиться к уродству субъектности в смысле индивидуализма. Но и опять же только там, где человек остается субъектом, имеет смысл усиленная борьба против индивидуализма и за общество как желанный предел всех усилий и всяческой полезности» (Хайдеггер М. Время картины мира // Хайдеггер М. Время и бытие. Москва, 1993, стр.51). Такой
животный эгоизм-индивидуализм свойственен как досубъектному ребенку, так и недосубъектизированному недорослю, а во «взрослой жизни» - нуворишам, преступникам/

Уединённый труд души как школа общения с самим собой - это школа полисубъективности, множественной субъективности, когда субъектов общения два и больше, и все они - я. Это школа отношения к самому себе, школа выяснения отношений с самим собой по поводу всех остальных отношений с миром.

Ну вот, мы чуть-чуть, надеюсь, разобрались в системе понятий. Теперь попробуем определить роль уединённого труда души в развитии-саморазвитии личности, рассмотреть различные варианты периодизации развития-саморазвития в связи с уединённым трудом души.

Уединённый труд души имеет такое гигантское значение в духовной жизни личности, что, пожалуй, не будет преувеличением утверждать: уединённый труд души - основная форма духовной жизни, такая форма, вне которой и без которой сколько-нибудь полноценная духовная жизнь вряд ли возможна. Но если так, то в психолого-педагогической работе всю проблематику развития-саморазвития личности необходимо ориентировать именно на уединённый труд души, на проблему его возникновения и развития до самого высокого уровня. И любые
классификации условий личностной полноценности, любые периодизации развития-саморазвития нужно ориентировать именно на уединённый труд души, на его становление. Коль скоро мы осознали гигантское значение уединённого труда души как основной формы духовной жизни личности, нам никак не обойтись без переориентации на эту форму абсолютно всего имеющегося психолого-педагогического материала. И даже, пожалуй, не только имеющегося, наличного, но всякого возможного.

Высокое, полноценное развитие личности невозможно без следующих трёх условий:

без уединённого труда души; 
без такого уровня самостоятельности, уровня разрешимости своих проблем, уровня формируемости образа жизни в соответствии с личностным потенциалом, который обеспечил бы возможность быть внутренне свободным, то есть быть самим собой; 
без такого уровня содержательного, глубокого, творческого общения, который оказался бы достаточным для преодоления любого кризиса, то есть достаточным для того, чтобы не бояться будущего. 

Уединённый труд души - не просто первое из перечисленных трёх условий, а главное условие, и даже единственное. Два других условия возможны только при наличии уединённого труда души, как его следствие. Ни внутренняя свобода личности, ни спокойное, деловитое, созидательное отношение личности к собственному будущему без и вне уединённого труда души просто неосуществимы, немыслимы, невозможны. В сущности, можно было сказать, что личностная полноценность невозможна без уединённого труда души, и ограничиться этим.
Я добавил ещё два условия, очень важных самих по себе, в порядке развития и пояснения основной мысли.

А что получится, если попытаться учесть возникновение и дальнейшее становление уединённого труда души в общей периодизации детского развития-саморазвития? Пытаясь осмыслить становление собственной личности от раннего детства до студенческих лет, а также свой последующий психолого-педагогический опыт, я пришёл к периодизации развития-саморазвития личности, основанной на внутренней личностной логике развития, без жёсткого соотнесения с теми или иными паспортно-возрастными рамками.

Под внутренней логикой личностного развития-саморазвития имеется в виду вся история этого процесса, вся уже возникшая - и предопределяющая перспективу - система поведенческих стереотипов, предпочтений, тенденций. Эта внутренняя логика может быть либо благоприятной, либо неблагоприятной для возникновения уединённого труда души. Но если уединённый труд души возник, то именно он и оказывается тем решающим фактором, под воздействием которого внутренняя логика личностного развития-саморазвития вообще создаётся.

По критерию этой внутренней логики я выделил следующие этапы.

1. Стихийное саморазвитие в процессе овладения навыками самообслуживания в быту под руководством и с помощью близкого взрослого.
О саморазвитии речь идёт потому, что особо акцентируется собственная детская активность, без провоцирования, поощрения, направления которой в совместно-разделённой дозированной деятельности взрослого и ребёнка любые развивающие усилия взрослого результата не дадут.
Саморазвитие ребёнка на этом первом (в предлагаемой мною периодизации) этапе названо стихийным, так как собственная детская активность, без которой оно неосуществимо, носит скорее вынужденный, чем сознательно-добровольный характер. Ребёнок саморазвивается, потому что вынужден делать то, чего от него добиваются, учиться тому, чему его хотят научить, вынужден вопреки собственному, подчас отчаянному, сопротивлению.

2. Стихийное саморазвитие в процессе совместно-разделённой - бытовой, игровой, трудовой и так далее - деятельности как со взрослыми, так и с детьми, особенно превосходящими по уровню развития; деятельности, внутри которой совершается речевое развитие от первичного набора сигнальных жестов до свободного владения национальным словесным языком как основным средством общения, в том числе (в перспективе) общения с самим собой, то есть уединённого труда души.

3. Стихийно-сознательное саморазвитие в большой ролевой игре и в реализации всевозможных увлечений (лепкой, рисованием, конструированием, драматизациями, чтением, всякого рода попытками литературного творчества).
На этом этапе в творческом уединении, заполненном лепкой, рисованием, чтением и тому подобными занятиями, хотя бы просто фантазированием, зарождается (может зарождаться) умение общаться с самим собой, то есть уединённый труд души.
Осуществляется всё более интенсивный труд души, в котором накапливается материал для содержательного непосредственного общения.
В процессе реализации увлечений, стихийном постольку, поскольку ребёнок занимается тем, что ему нравится, и именно потому, что ему это нравится, не думая, конечно, о том, как это сказывается на темпах, качестве и направленности его саморазвития, постепенно определяется приоритетная сфера духовных интересов, осознание которой может привести ко всё более сознательному выбору направлений саморазвития и к сознательным же попыткам самореализации в выбранных направлениях.
То есть третий этап является переходным между стихийностью и сознательностью саморазвития. Именно на этом этапе начинаются попытки осознания не только мира вокруг себя, но и себя в мире, прежде всего своего места среди других людей, иными словами, начинает формироваться рефлексия.
Пока ещё на эмоциональном уровне формируются начатки будущей мировоззренческой системы. Формируются эмоционально-мотивационные предпочтения, которые позже определят мировоззренческий выбор.

4. Сознательное саморазвитие в зрелом творчестве и самотворчестве (то есть творчестве себя, в самосозидании).
Формирование мировоззренческой системы (индивидуальной, именно данной личностью признанной за свою, данной личностью предпочтённой, картины мира) на основе ранее возникших эмоционально-мотивационных предпочтений.
С опорой на мировоззренческую систему - определение смысла жизни и попытки его сознательной реализации в образе жизни (при условии достаточного стимулирования воли к жизни и жажды жизни как извне (прежде всего наличие-отсутствие изоляции, одиночества), так и изнутри (особенно совесть и любовь, причём не столько ко мне кого-то "другого", сколько моя). Попытки сознательной реализации смысла жизни - это и есть попытки сознательного достижения Акме как конечной цели всех усилий.

Возрастные границы этих этапов абсолютно индивидуальны, и пытаться определить эти границы для всех - не для каждого, а именно для всех одни и те же, - просто нелепо. Ясно, что далеко не все дорастают не только до четвёртого, высшего, но даже до третьего этапа. До старости застревают на втором, а то и на первом.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Верное наблюдение – большинство остаются досубъектными/

Содержание третьего и особенно четвёртого этапа определяется трудом души, особенно уединённым. Без него на высшие этапы личностного развития-саморазвития подняться невозможно. Первые два этапа рассматриваются, в сущности, как подготовительные, на которых создаётся - или не создаётся - база для самостоятельного труда души (несамостоятельный имеет место с самого начала, иначе никакого развития-саморазвития не будет).

Формирование же человечного или бесчеловечного образа действий (образа жизни) идёт с самого начала, на всех этапах саморазвития, буквально с пелёнок, как выбор способа выхода из различных конфликтных ситуаций в разнообразном общении с окружающими людьми, выбор способа реагирования на чужую и свою человечность или бесчеловечность в том или ином единичном случае.

Нарочитый нажим на термин "саморазвитие" подчёркивает собственную активную роль растущего человека как субъекта своей жизни, сначала стихийного, а затем, если повезёт, всё более сознательного субъекта. Возрастные рамки выделенных этапов (периодов) развития могут быть очень сжаты или крайне растянуты, в зависимости, как раз, от собственной активности субъекта саморазвития, от того, насколько она стимулируется или подавляется другими участниками этого процесса.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Абстрактно! Совместная деятельность форсирует самоопределение подрастающего человека - если она базисна, а не надстроечна. Деятельность сопряжена с целеполаганием, а если цель – не виртуальная игра, а реальная практика, то приходится социализироваться. И в ходе социализации возможны два тренда - или субъектизироваться в случае успеха, или деморализовываться-десубъектизироваться в случае неудачи. Не сводить саморазвитие через общение и уединение лишь к разговорам или играм. Чрезвычайно важно
сопрягать деятельность с практикой «взрослой» жизни, с реальным – хотя бы поначалу и полуигровым и затем более полновесным – участием в социально-трудовой деятельности/

Дело в том, что саморазвитие, разумеется, невозможно в одиночку. В моём саморазвитии участвует множество людей, и если я говорю всё же именно о саморазвитии, то этим подчёркивается, что главный субъект саморазвития, главный его участник - я сам, а не кто-то другой. Роль остальных тоже является определяющей в большей или меньшей степени. Но эти остальные могут что бы то ни было определить только при условии, что я сам действую, пусть и под их руководством, направляемый ими. Или не под руководством, а с помощью,
которой сам прошу, либо она мне добровольно предлагается.

Возможны и другие формы взаимного участия в саморазвитии друг друга (в том числе НАЖИМ, ПРИНУЖДЕНИЕ к совершенно определённым, желательным для принуждающего, ЛИЧНЫМ УСИЛИЯМ принуждаемого). Так что речь всегда идёт, в сущности, о взаиморазвитии. Но без моей собственной, хотя бы вынужденной, активности, без моих личных усилий - никто ничего у меня не "разовьёт". И чтобы не упустить из виду это важнейшее обстоятельство, лучше пользоваться именно термином "саморазвитие".

Уединённый труд души может не только быть основой для разработки общей периодизации саморазвития личности (предыстория - когда уединённого труда души ещё нет, то есть первый и второй этапы, - и история, когда уединённый труд души уже возник, определяя содержание третьего и четвёртого этапов), но и иметь самостоятельную периодизацию. В ней отражается изменение характера уединённого труда души, его мотивации, его роли в общем саморазвитии. Уединённый труд души - основная форма саморазвития, его главная движущая
сила с момента возникновения. Он может видоизменяться следующим образом.

1. Импульсивная увлечённость теми или иными творческими видами деятельности. То есть уединённый труд души ещё не стал основной духовной потребностью, не стал постоянным, а носит эпизодический, ситуативный характер. К нему может принудить и одиночество, и просто дефицит прямого общения. Уединённым трудом души можно заняться со скуки или чтобы "доказать" своим обидчикам, что тебе и без них хорошо.

2. Определение приоритетной сферы интересов. Наступает момент, когда уединённый труд души приобретает самостоятельное значение, становится самостоятельной ценностью, духовной потребностью. Мне становится интересно - и всё интересней - с самим собой. Я больше не умею скучать. И в уединённом труде души постепенно определяется, точнее создаётся, сфера главных моих интересов, собственно личностных потребностей. Я больше, например, не могу обойтись без книг, без определённой музыки и многого другого.
Возникает иерархия интересов: вот эти главные, а те - второстепенные для меня. Вот про это - как можно больше, а про то - как получится, интересно повозиться, но не жалко, если не удаётся. То, чего нужно как можно больше, и есть область, сфера приоритетных, главных моих интересов. Эта сфера преимущественно и характеризует моё "Я", мою личность.
То есть на этом этапе я наконец-то удосуживаюсь выяснить, кто же я такой, где я, а где не я, или уже не совсем я. Формируется мой духовный облик, а под его влиянием может измениться и физический (не зря же говорят, например, про одухотворённые, строгие, добрые, и так далее, лица).
Всё это может получаться как бы само собой, не осознаваться до поры до времени. Но чем скорее это будет мною осознано, тем лучше: с этого момента я - хозяин своей человеческой судьбы.

3. Формирование мировоззренческой системы, личностной позиции и смысла жизни (который, стихийно сформировавшийся при определении приоритетов, оказывается решающим фактором при формировании личностной позиции и мировоззрения).
Я уже твёрдо знаю, кто я такой, и могу сам себя достраивать и отстаивать. Моё саморазвитие окончательно становится сознательным. Я именно сам себя развиваю в определённых мною самим направлениях и областях, а не учусь чему придётся у кого придётся, существуя, как получится. Это уже вершинный, высший уровень и этап саморазвития.
Пока у моего саморазвития нет "мотора", оно может прерваться в любой момент. Оно носит не только стихийный, но и вынужденный характер: меня заставляют, вынуждают саморазвиваться. Меня тормошат, вынуждают шевелиться, чему-то учиться, а сам я вряд ли бы палец о палец ударил.

"Мотором" саморазвития становится именно труд души, особенно уединённый. Сначала, может быть, вынужденный к уединению скукой или ссорой, я обнаруживаю, что это не так уж плохо, что мне самому с собой очень даже интересно, и уединённый труд души становится потребностью. И только с этого момента саморазвитие становится "самоходным", может обойтись без "буксира" и "толкача", становится пожизненным. И только с этого момента начинается целенаправленное движение к вершине, сознательное достижение какого бы то ни
было Акме.

Собственно, только это и есть саморазвитие, а то, что было раньше - так, более-менее вынужденное верчение. Вертишься, оборачиваешься то к одному "раздражителю", то к другому, чешешь то затылок, то поясницу, то пятку, извиваешься, изворачиваешься, не имея ни малейшего представления о том, где верх, где низ, где право, где лево, когда движешься вперёд, а когда назад, а то и задом наперёд. Суета одна, а не жизнь.

Собственно жизнь без уединённого труда души невозможна; жизнь тогда только и начинается, когда начинается этот труд. А начинается он, увы, далеко не у всех. Следовательно, далеко не все и живут. Так, существуют, прозябают. Суетятся.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: В самом деле, для подавляющего большинства людей, остающихся несамодостаточными, нет субъектной жизни, а есть повседневность das Man. Хайдеггер детально проанализировал различия между прозябанием das Man и экзистированием Dasein/

Дефицит прямого общения может играть как положительную, так и отрицательную роль. Его роль положительная, когда он стимулирует уединённый труд души (то есть когда начинаешь заниматься этим трудом со скуки или от одиночества, из-за конфликта с окружающими). При дефиците прямого общения:

первоначальный смысл (мотив) уединения - самосохранение и самоутверждение личности; 
затем уединение становится способом духовного существования; 
и наконец - фактором, определяющим характер (содержание) прямого общения. 

Вот и ещё один вариант периодизации получился. 

Роль дефицита прямого общения отрицательная, если этот дефицит приводит к одиночеству как ощущению (переживанию) недостатка любви, заброшенности, ненужности (по отношению, прежде всего, к близким взрослым - у детей, вообще к близким людям), и непринятости, непризнанности, невостребованности (среди ровесников и вообще среди равных). В общем, плохо или хорошо - дефицит прямого общения - зависит от его последствий: приводит ли этот дефицит к уединённому труду души (тогда, как говорится, не было бы счастья, да
несчастье помогло), или же к одиночеству, как объективному, так и субъективному (тогда хуже некуда).

Легко догадаться, что высшая форма соревнования - соревнование с самим собой - является условием и одновременно способом реализации прежде всего уединённого труда души. С кем же ещё соревноваться в уединении, кроме самого себя? И постепенно привыкаешь соревноваться прежде всего именно с самим собой, самоутверждаться в подлинном саморазвитии, а не в суетливой озабоченности тем, что кто-то лучше меня, и как бы мне его обскакать».

МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Принимаются почти все тезисы Александра Васильевича Суворова, но у него несколько в тени остается реальная трудовая деятельность учащихся в процессе социализации, сопряженной с субъектизацией. На основе передовых педагогических идей и философской концепции личности, разработанной Эвальдом Васильевичем Ильенковым и рядом других выдающихся философов и психологов, в том числе «позитивистов», нами была предложена система «школа-вуз-производство», успешно апробированная в 1984-1985 годах. Наработки
вошли в Пункт 5 «Образование и воспитание нации» нашей коллегиально-выработанной в 2003 году Программы постиндустриальной модернизации России «Путь из тупика» (http://panlog.com/docs/tupik20031010.doc.html). 

Ознакомившись с концепцией Александра Суворова, можно лучше понять нюансы его «антинекролога», посвященного Феликсу Трофимовичу Михайлову. Скончавшийся профессор – «необыкновенно талантливый и трезвый мыслитель, умевший завораживать энергией живородной мысли и эмоционального слова, философ «загадки человеческого Я», философ заново рождающейся культуры, наверно, один из последних представителей подлинной интеллигенции, всегда эмоционально вовлеченный в смыслотворчество и внимательный к обращениям других, уж
он-то понимал значение эмоциональных исполненных смысла взаимных наших обращений…ведь это нерв бытия…».

«Это не некролог, - пишет Александр Васильевич Суворов. - В некрологе положено давать хотя бы самый беглый биографический очерк покойного. А моя задача другая. Догадываюсь - та, решения которой ждал от меня Феликс Трофимович Михайлов, когда ещё при жизни дарил мне дискеты со своими книгами. Прежде всего - со своим <избранным>. И когда мы виделись последний раз у него дома, он, словно чувствуя, что это наша последняя встреча, весь вечер рассказывал мне о гибели Эвальда Васильевича Ильенкова - как это было на
самом деле... Вопрос у меня возник именно в связи с одним из материалов <Избранного>, где, касаясь <дикой кончины> Эвальда Васильевича, Михайлов упоминает острейший нож и перерезанное горло. Я знал, что Эвальд Васильевич покончил с собой, помнил и жутко острый нож, которым он пользовался, переплетая раритеты из своей личной библиотеки. Но подробностей - не знал, и Феликс Трофимович мне о них рассказывал. Уходя, я удивился:

- Что это мы весь вечер про Эвальда Васильевича, его гибель...

Встретились-то вовсе по другому поводу, общий друг из Финляндии, Николай Вересов, приехал... А проговорили про Ильенкова... И почему через четверть века так больно, до сих пор больно... 

- Потому что это главный человек в жизни - и твоей, и моей, и его уход - главное событие нашей с тобой жизни, - ответил мне Феликс Трофимович. 

Я не мог не согласиться. 

С самого начала, как я начал знакомиться с творчеством Ильенкова, возникло рядом и имя Михайлова. Я воспринимал Феликса Трофимовича как ближайшего друга и теоретического соратника Эвальда Васильевича. Настолько - ближайшего, что оба они, Ильенков и Михайлов, были и остаются для меня двойной звездой на небосклоне Российской философии второй половины двадцатого века. 

Нет, характеристика их в качестве двойной звезды ни в коем случае не умаляет оригинальность каждого из них как великого мыслителя. Оба – великие мыслители, оба - своеобразны, одного с другим не спутаешь. Но с самого начала теоретического соратничества стояли они по одну сторону одних и тех же баррикад, твёрдо держали фронт против позитивизма, храня и отстаивая высокую теоретическую культуру - от Платона до Гегеля и Маркса, - и приумножая эту культуру своим собственным творчеством. 

И решали они общие теоретические задачи. Михайлов продолжал их решать - почти двадцать семь лет после гибели Ильенкова. Продолжал их решать в условиях, которые не раз заставляли вздыхать: «А вовремя Эвальд ушёл из жизни...».

Михайлов полемизировал с крупными зарубежными позитивистами - такими, как Бертран Рассел. А Ильенков давал отпор позитивистам куда меньшего калибра, но зато весьма агрессивным, непробиваемо, непроходимо упорным в своём невежестве и убожестве, а главное - отечественным, выступавшим на страницах тех же периодических изданий. Таким, как Давид Израилевич Дубровский.

Михайлов рассказывал мне, что спрашивал у Ильенкова, зачем с ними связываться? Эвальд Васильевич отвечал, что убожество позитивизма на примере Дубровских и Нарских - нагляднее... 

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Я знаю профессора Давида Израилевича Дубровского лично и ценю его как ученого, а также дружу с его соавтором и отчасти учеником профессором Евгением Васильевичем Черносвитовым (http://www.deol.ru/users/chernosv/). Да, они – позитивисты, но разве позитивизм не помогает в экспериментальных исследованиях. Их книги интересны, содержательны. Я очень ценю Эвальда Васильевича Ильенкова, но к его спору с позитивистами-психологами отношусь субъектно, то есть как бы сверху/

Главной теоретической задачей обоих мыслителей было обосновать, что всестороннее, гармоническое развитие личности - возможно. И выяснить условия такого развития. И поэтому не случайно оба они были не только философами, а прежде всего психологами-теоретиками. Именно так и определял Эвальд Васильевич область своих научных интересов: ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ. Которая, как небо от земли, далека от разлившейся по всему миру мутным потоком прикладной, практической психологии - КАРТЕЗИАНСКОЙ, как не в бровь, а в глаз,
определял Михайлов сущность этой практической психологии, так и не преодолевшей декартовского дуализма души и тела, оставшейся на примитивных позициях психофизической проблемы в том виде, в котором более трёх с половиной столетий назад поставил её Декарт. 

Ещё до личного знакомства с Ильенковым Михайлов в первом издании книги «Загадка человеческого Я» провозгласил «Конец психофизической проблемы». Но в первом издании не было разгадки, было - в заключительной главе – «Вместо разгадки». Провозгласить разгадку загадки он решился только во втором издании, через пятнадцать лет. Разгадку усмотрел, как и Эвальд Васильевич - в педагогике Александра Ивановича Мещерякова, в образовательной системе, применённой к слепоглухонемым детям. В том числе и к автору этих строк
- одному из воспитанников Загорского детского дома для слепоглухонемых, окончивших факультет психологии МГУ. В нас оба они увидели убедительное преодоление психофизического дуализма. Убедительное подтверждение своих теоретических позиций. 

(А Дубровские кричали, что мы «не настоящие слепоглухие», потому что – не с рождения, и раз так, то наш пример якобы ничего не доказывает. Взваливали на наших учителей ответственность за путаницу, допущенную журналистами. Журналистам удобнее было объявить нас слепоглухорождёнными, хотя в книге Александра Ивановича Мещерякова о каждом из нас чётко сказано, кто, в каком возрасте, почему потерял зрение и слух, каково было состояние речи, как проходило обучение. Но первоисточники наши оппоненты предпочитали в руки
не брать, а дискутировали, опираясь на популярные - и упрощающие реальность - выступления журналистов, пересказывавших наши идеи вот уж воистину в меру
своей испорченности.)

Коротко говоря, итоги свечения Двойной Звезды Ильенков - Михайлов я подвёл бы так: Ильенков дал всеобщий ответ на вопрос, ЧТО ЖЕ ТАКОЕ ЛИЧНОСТЬ, а Михайлов теоретически обосновал условия становления личности. Теоретически раскрыл механизм этого становления. И пытался организовать процессы становления личности на практике - в КУЛЬТУРНО-ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫХ ЦЕНТРАХ (КОЦ). 

Сначала КОЦы строились на деньги Министерства обороны СССР. После криминальной революции 1991 года этот источник иссяк, и приходилось искать другие. В том числе, на одном из заседаний президиума Российской академии образования, за финансовой поддержкой Феликс Трофимович обратился и к патриарху всея Руси Алексию второму. Только, как со смехом рассказывал мне, попросил не навязывать попов. 

- Чем же попы Вас так не устраивают? - спросил патриарх. 

- Своим большевизмом, - ответил Феликс Трофимович. 

Патриарх улыбнулся - и согласился помочь финансами, не навязывая своих кадров, насчёт большевизма которых, видать, был с Феликсом Трофимовичем полностью солидарен. 

В статье «Что же такое личность?» Ильенков исходит из знаменитого третьего тезиса Маркса о Фейербахе, уточняя при этом канонический перевод: сущность человека - на грамотном теоретическом языке это значит: человечества, рода человеческого, - есть АНСАМБЛЬ (в каноническом переводе – «совокупность») ВСЕХ ОБЩЕСТВЕННЫХ ОТНОШЕНИЙ. И, исходя из такого понимания сущности человеческого рода, Эвальд Васильевич делает следующий принципиальный шаг, определяя сущность личности - ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ (ни в коем случае не биологической!)
ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ: сущность личности - тот же ансамбль всех общественных отношений, но - каждого из нас со всем остальным человечеством. 

Ну и где же, в таком случае, находится наше Я? - иронически предлагает Михайлов своему читателю пооглядываться по сторонам. Сидит ли оно, как в скафандре, в нашем теле, что соответствует обычному картезианскому представлению? Да нет же... Личность - орган никак не биологического организма, а орган организма куда более грандиозного - орган рода человеческого, - формулирует Эвальд Васильевич. Иными словами, - подхватывает Феликс Трофимович, - наше Я - МЕЖДУ НАШИМИ ТЕЛАМИ, в наших взаимоотношениях. В индивидуальных
ансамблях всех общественных отношений всех членов общества между собой - и со всем остальным миром.

Мы, с рождения до смерти - ОРГАНЫ ДРУГ ДРУГА, - настаивает Феликс Трофимович. Тезис этот я слышал от него и читал в его текстах сразу же, как только попал по распределению из университета в его лабораторию теоретических проблем психологии деятельности. И этот тезис Феликс Трофимович всё более глубоко и всесторонне обосновывал в течение всей жизни. Создав, наконец, концепцию ОБРАЩЕНИЙ. 

Обращения - это тот механизм, который делает каждого из нас органом жизнедеятельности человеческого рода и каждого его представителя. 

Обращения - это, во-первых, наше общение, наши обращения друг к другу, тот неоспоримый факт, что мы друг к другу постоянно обращаемся. 

Во-вторых, обращения - это способ нашего ДРУГ С ДРУГОМ действия, то, как мы друг с другом - обращаемся. Хорошо или плохо. Человечно или бесчеловечно. Нравственно или безнравственно. 

И вот этот способ обращения друг с другом, именно то, как мы друг с другом обращаемся - как мы друг к другу ОТНОСИМСЯ - и делает нас личностями, человеческими индивидуальностями того или иного качества. Ущербного - или всесторонне-гармонического... 

Всеобщая же сущность нашего обращения друг к другу и друг с другом -СОВМЕСТНО-РАЗДЕЛЁННАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ. 

Наши оппоненты от дефектологии настаивали, что совместно-разделённая деятельность - это не более чем особая методика первоначального обучения слепоглухонемых детей. Мещеряков, Ильенков, наиболее теоретически грамотный из директоров Загорского детдома Альвин Валентинович Апраушев, ну и все наиболее выдающиеся их друзья-психологи возражали: нет, совместно-разделённая деятельность - всеобщий закон всякого возможного обучения, воспитания, развития, - то есть, как формулирует Борис Михайловыич Бим-Бад, всеобщий
закон всякого возможного ОБРАЗОВАНИЯ.

(Бим-Бад определяет образование как триединый процесс обучения, воспитания и развития, - очень логичный подход, наиболее адекватный предмету ПЕДАГОГИКИ, а ещё точнее - ПЕДАГОГИЧЕСКОЙ АНТРОПОЛОГИИ.) 

Ну, а Феликс Трофимович в этом вопросе расставляет, что называется, все точки над И: совместно-разделённая деятельность - это всеобщий закон, механизм не только всякого возможного образования, а - ВСЯКОГО ВОЗМОЖНОГО ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ. В том числе и основа какой бы то ни было системы разделения труда. 

Да и какой другой вывод можно было сделать из концепции обращений? Только этот. Если вся наша жизнедеятельность - не в физиологическом смысле, ни в коем случае, а в смысле - вся наша деятельность от рождения до смерти, в течение всей нашей жизни, потому и ЖИЗНЕДЕЯТЕЛЬНОСТЬ, - итак, если вся наша жизнедеятельность - это различные способы нашего обращения друг к другу и друг с другом, - и механизм этого обращения - совместно-разделённая деятельность (как иначе-то «обращаться»?), - то сам этот механизм, совместно-разделённая
деятельность - не может быть понят никак иначе, нежели в качестве всеобщего механизма всякого возможного взаимодействия между людьми. Вот какого Мефистофеля обнаружил Феликс Трофимович в пуделе якобы узко-дефектологической «методики», придуманной специально для первоначального обучения слепоглухонемых детишек... 

На этом подведение итогов теоретического свечения двойной звезды Ильенков - Михайлов пока заканчиваю. Продолжить можно и нужно будет в других работах, непосредственно обратившись к текстам. А сейчас в заключение - несколько эпизодов из наших с Феликсом Трофимовичем личных встреч...

Я всегда знал Феликса Трофимовича очень больным. Его кафедру философии в медицинском институте разогнали ещё до нашего знакомства, и стоило ему это хронической гипертонии. Наши встречи часто срывались: назначим время, а тут - то гипертонический криз, то инфаркт... Иной раз встретиться удавалось через год. А ведь он числился моим научным руководителем. (Когда я защищал кандидатскую диссертацию, Феликс Трофимович начал своё выступление с того, что руководить мною совершенно невозможно.) 

Однажды, целый год его отлавливая и наконец-то отловив, я начал перед ним отчитываться - как перед научным руководителем - обо всей своей работе. И теоретической, и практической - в Загорском детдоме, где я начинал дружить с детьми. Минут через пятнадцать - двадцать Феликс Трофимович прервал меня:

- А зачем я тебе нужен? 

- Как? Вы же мой научный руководитель... 

- Чем это я руковожу? Ты же сам всё решаешь и делаешь. 

- Ну а что же, до Вас целый год не доберёшься, и мне целый год дожидаться, что ли, пока Вам здоровье позволит со мной увидеться и дать мне ценные указания?! - возмутился я. 

- Вот именно - дожидаться... - продолжал дразнить меня Феликс Трофимович. И вздохнул - уже вполне серьёзно: - Ах, если бы все мои аспиранты работали, не дожидаясь моих ценных указаний, у меня нашлось бы время и для тебя... 

Однажды я пришёл к нему за советом, как бы ускорить развитие загорских детей. Я постоянно теоретически осмысливал свою дружбу с этими детьми - и в её рамках детское развитие. Речь шла о том, что развитие этих ребят необратимо задерживается, и совершенно беспочвенны надежды на его ускорение после «замедленной киносъёмки» первоначального формирования психики, - «киносъёмки», с которой сравнивал первоначальное развитие слепоглухонемых детей Алексей Николаевич Леонтьев. Я ждал от Феликса Трофимовича совета, что
мне делать для ускорения детского развития. От леонтьевской «замедленной киносъёмки», разумеется, в восторге я не был. Мне было мучительно жаль ребятишек. 

Михайлов меня терпеливо выслушал... И вдруг: 

- Пошли-ка ты всех нас к чёрту. 

- Почему?! 

- Ты вон критикуешь «замедленную киносъёмку», камня на камне не оставил от всех наших наивных представлений о детском развитии в условиях слепоглухоты, да ещё и совета ждёшь?! Какого, от кого, откуда мы тебе совет возьмём? Ты уже прошёл по пути осмысления детского развития гораздо дальше нас всех. Ну, и не оглядывайся, иди сам, ищи ответы на свои вопросы, мы тут тебе помочь уже не сможем... 

Лет через пять ответом на мои тогдашние сомнения стала – СОВМЕСТНАЯ ПЕДАГОГИКА. Организация общения слепоглухонемых, да и вообще детей-инвалидов, с относительно здоровыми детьми. Только здесь я увидел выход из трагического тупика. 

Ближе к шестидесяти годам Феликс Трофимович начал глохнуть. Грустно шутил: 

- Звон в ушах... в каждом ухе отдельный концерт... Хоровое пение... Красиво, черти, поют... 

В Америке ему подарили слуховой аппарат. Американцы были потрясены восторгом Феликса Трофимовича, что он наконец-то снова слышит. Я не расставался тогда с диктофоном либо плэйером, через наушники, подключёнными к слуховым аппаратам, слушал кассеты с записями моей любимой музыки. Как-то в машине - куда-то ехали - Феликс Трофимович попросил у меня мою музыку, послушал через свой новый слуховой аппарат... Я знаю, он плакал. Я тоже плакал - когда впервые мне стала доступна музыка через стереонаушники. Мне ли было
его не понять! 

Но в восприятии жизни мы всё же расходились. Феликс Трофимович до конца остался жизнелюбом. Всегда хватало чувства юмора - смеяться над жизнью. А мне чувство юмора изменяет, и чем дальше, тем больше - честно говоря, с детства я не очень-то этой добродетелью отличался. Мне всегда был свойствен трагизм в восприятии жизни, так что Феликс Трофимович однажды упрекнул меня в нездоровом отсутствии жизнелюбия... Обиделся я тогда. А потом, когда мы, что называется, стали «товарищами по несчастью» - Феликс Трофимович
неуклонно слеп и глох, - я поражался его жизнелюбию. И принципиальной посюсторонности. Как-то он рассказал мне о своей очередной чуть ли не клинической смерти - в реанимацию-таки попал, - и заключил: 

- Никто нас там не ждёт. Полная отключка. Никаких тоннелей, границ, светящихся существ...

Он иронизировал таким образом над книгой Моуди «Жизнь после жизни».

До конца своих дней Феликс Трофимович остался увлекающимся подростком. Как-то в Нью-Йорке купил он себе диктофон. Захожу к нему в комнату, а он возится, вконец расстроенный: клавиша записи не нажимается, «как гвоздями прибита», жалуется Феликс Трофимович. А завтра улетать домой! Ну, заменить диктофон Феликсу Трофимовичу успели... У меня тоже была обновка, магнитола, я провозился с ней допоздна, слушая музыку через наушники, подключённые к слуховым аппаратам. Утром Феликс Трофимович удивился: 

- Ты спал?! Я бы на твоём месте просидел до утра! 

Мы виделись реже, чем нам обоим хотелось бы. Феликс Трофимович – я чувствовал - мечтал, чтобы его работы я знал не хуже ильенковских. И при малейшей возможности делился ими со мной - на дискетах, по электронной почте. Когда мы стали встречаться всё реже, в конце восьмидесятых годов, у Феликса Трофимовича однажды вырвалось: 

- Я стал тебе неинтересен...

Я понял, что он очень любил меня. 

Нет, общаться с ним было одно удовольствие - остроумнейший собеседник, ироничный, одержимый теоретическим творчеством. И были времена, когда я с помощью случайного сопровождающего мог из телефона-автомата возле метро позвонить и спросить, когда можно встретиться, а в ответ получить приглашение приехать прямо сейчас. Эти времена были в конце семидесятых годов прошлого века. Постепенно мои возможности передвигаться становились всё более ограниченными. Всё труднее становилось находить и сопровождающих, и, особенно,
переводчиков - для участия в разного рода форумах. Даже связанных с памятью Ильенкова. Я скучал по Феликсу Трофимовичу, он по мне - тоже... 

А жизнь, как однажды сказала мне его жена, Людмила Карповна, «била ключом, и всё по голове»... Вот его уже и добила. 

25 февраля 2006».