[Dailyreading] книга

Выпуск 617

ГЕНЕРАЛ БЕЗ САПОГ

Комната номер 4 была похожа на алтарь, на котором люди преображались,
обретая веру. Я радовался, что был еще жив, но перемена комнаты
означала падение. Из атмосферы благородства и самопожертвования я
возвращался в мир ссор, лживости и лицемерия. Было трагикомичным
видеть, как многие представители верхнего эшелона власти судорожно
цеплялись за свои иллюзии. Деградировавшие "экс-еленцы" желали друг
другу доброго дня, "генералы" справлялись друг у друга о здоровье. Без
конца они беседовали о возвращении утраченного богатства. Одному из
них, Василе Донка, я подарил кусок бинта, чтобы он смог подвязать свои
брюки. В тюрьме бинт был роскошью. Но когда на следующий день я
заговорил с этим человеком, он сделал вид, что не знает меня.
Оказывается, я забыл сказать "господин генерал" прежде, чем обратиться
к нему. Донка, как и многие другие, был готов отдать все последнее за
сигарету. Табак был только у охранников. Им было запрещено раздавать
его узникам, но сами они за ночь выкуривали груды сигарет. Утром весь
двор был усеян окурками. Первыми всегда выпускали руководителей камер
и шпиков. И они обладали привилегией собирать окурки. Но иногда и
другим заключенным тоже выпадало счастье найти окурок. Тогда тот, кому
повезло, вставал в круг своих друзей, и все курили по-очереди,
накалывая окурок на ноготь. Однажды утром охранник остановился около
нашей камеры, недалеко от моих нар, и закурил сигарету. Донка
пробрался через всю камеру к двери и начал тихо, но настойчиво,
уговаривать охранника. "Что бы вы хотели иметь за сигарету, товарищ?"
Охранник ухмыльнулся: "А что вы можете предложить, господин генерал?"
У Донка ничего не было, но он попробовал блефовать: "Я не остался без
друзей. Есть еще среди моих друзей и такие, кто занимает высокие
посты. Каждый знак внимания, который вы окажете мне, не останется
неоплаченным". "Неужели? Влиятельные друзья? спросил охранник. Так
вы все еще истинный коммунист?" "Я верный румын, господин
вахмейстер!" "Так, так! Если бы вы были верным румынским коммунистом,
я бы дал вам одну сигарету". Донка колебался и тайком озирался вокруг.
Охранник повернулся, будто решил уйти. "Подождите! Ну, конечно, я
верный румынский коммунист". Охранник жестом подозвал своих товарищей,
чтобы те посмотрели на забаву. "Итак, вы пляшете под русскую дудку,
господин генерал? Начинайте, спляшите нам что-нибудь! Спляшите разок
русский танец медведя". И он протянул ему сигарету. С распростертыми
руками и многострадальным выражением лица Донка только прыгал с одной
ноги на другую. Охранники держались за животы от смеха. Все
заключенные отвернулись, когда Донка, ползая между ног охранников,
искал упавшую сигарету. Когда Донка перевели, его место занял еще один
из бывших руководителей: генерал Ставрат. Погоны столь же мало значат
для офицера, как и ряса для монаха. Ставрат обладал теми качествами,
которые отсутствовали у Донка. Несмотря на то, что он был небольшого
роста, он обладал такой внутренней силой, что все другие заключенные
казались по сравнению с ним карликами. Будучи сварливым и презирая
любой вид слабости, он тем не менее был полон доброты и дружелюбия.
"Мужчины!" с этого обращения он обычно начинал разговор с
обитателями камеры. Юлиус Ставрат был генералом без сапог. Он их
подарил. И мы носили с ним по-очереди во время прогулок по двору мои
сапоги. Вскоре были разрешены первые посылки с продуктами. Одна из них
была адресована Ставрату. Он открыл ее перед возбужденными взорами
всех присутствующих. У нас перехватило дыхание: ветчина, копченая
колбаса, фруктовые пирожные, шоколад! Какую жертву должна была
принести его жена, чтобы купить все это. Ставрат, который не столь
долго питался одними отбросами, упаковал все снова и подошел к моей
постели. "Господин пастор, сказал он, будьте, пожалуйста, столь
любезны и разделите это все между мужчинами". Ставрат был прежде всего
христианином, затем солдатом. Когда мы услышали о взрыве первой
атомной русской бомбы, он сказал. "Значит мы не должны больше
надеяться на американскую интервенцию. Лучше будет, если мы погибнем в
тюрьме, нежели миллионы людей умрут в атомной войне". "Вы считаете,
что такая война уничтожит человечество?" спросил я его. "Будущее
человечества и его прошлое, сказал он. Не останется никого, кто бы
смог воздать должное нашим битвам и успехам на протяжении столетий".
Размышления Ставрата об истории были глубокими и выразительными. Он
мог очень впечатляюще рассказывать о прошлом Румынии. "Но если атомная
война не является решением проблемы, добавил он затем, ас другой
стороны цивилизация и коммунизм не могут существовать вместе, я не
знаю, что разрешит эту дилемму". "Живая христианская вера, ответил
я. Она может полностью преобразовать жизнь всех людей от мала до
велика. Вспомните хотя бы о варварстве одного из Людовиков во Франции,
Стефана в Венгрии и Владимира в России. После того, как эти люди
обратились ко Христу, их страны тоже стали христианскими. Подобное
может произойти снова. Тогда мы доживем до того дня, когда Железный
занавес расплавится.

КАНАЛ НА ДУНАЕ

После того, как Георгиу-Деж избавился от всех своих соперников, он
стал нашим диктатором. Он чистосердечно признался, что правительство
допустило серьезные ошибки; одной из худших был проект по
строительству канала между Дунаем и Черным морем. За три года были
безрассудно истрачены миллионы. Тысячи людей должны были расстаться с
жизнью. А из запланированных шестидесяти километров были готовы только
восемь. Начальство стройки и лагерное руководство были обвинены в
саботаже, трое приговорены к смерти, двое расстреляны на месте.
Тридцать других мужчин присудили к тюремному наказанию от пятнадцати
лет до пожизненного заключения. Расследование показало, что Дунай,
действительно, мог поставлять куда меньше воды, чем значилось в
проекте, что на это указывали инженеры в начале работ и за это они
были расстреляны. От проекта отказались. Единственное, что осталось от
денежных затрат и потраченного времени в первый период
коммунистического господства это лагеря для рабочих. Они могли быть
использованы в качестве приемника для тех, кого уже не вмещали и без
того переполненные тюрьмы. В то время, когда мы говорили об этой
истории, профессор Попп отвел меня в сторону и сказал: "Вернувшись в
Тыргул-Окна я что-то утаил от вас. Доктор Алдеа считал, что вы не
выдержали бы, если бы узнали что ваша жена тоже в тюрьме. И я решил не
говорить вам об этом. Она работала на строительстве канала". Попп
расспрашивал заключенных, работавших там и узнал, что Сабину
арестовали через два года после моего ареста. Против нее даже не было
выдвинуто обвинения. Она как сестра милосердия ухаживала за женщинами
из прихода, но получив предписание властей о чем она должна
проповедовать, Сабина не смогла из-за своих убеждений выполнить эти
указания. Так она попала в Поарта-Альба и должна была вместе с другими
женщинами насыпать землю в тележки и тащить их на дальнее расстояние.
Кто не выполнял своей нормы, не получал хлеба. Там были наскоро
собраны в группы: патриотически настроенные школьницы и проститутки,
дамы из общества и женщины, которым была вменена в преступление их
вера. Комендант лагеря "4-й километр" позднее был приговорен к тяжелым
принудительным работам за то, что изнасиловал тридцать девушек.
Обвинение гласило: "подрыв государственного престижа". Моя жена попала
в распоряжение пресловутого полковника Албона, шефа Поарта-Альба. Там
она должна была как животное поедать траву, крыс, змей, собак.
Пожиралось все. Многие из тех, кто ел собачье мясо, говорил потом, что
оно было вкусным. "Стали бы вы его есть снова?" спросил я. "Нет",
был ответ. Сабина была маленькой и нежной, поэтому любимой шуткой
охранников было бросать ее в ледяной Дунай, а потом выуживать назад.
Несмотря на это, она осталась в живых. Провал проекта по строительству
оказался для нее спасением. Вместе с другими заключенными она попала
на государственную ферму по разведению свиней. Но и там ей выпала на
долю тяжкая работа. Профессор Попп рассказал о том как один из
заключенных Вака-рести разговаривал с моей женой в местной больнице.
"Она была тяжело больна, сказал Попп, но осталась в живых. Она
знает, что вы еще здесь. Женщины, с которыми она была вместе,
рассказывали об одном, по-видимому, умирающем пасторе, который
передавал проповеди через стены. Они сказали вашей жене, что уже с
1950 года вашего голоса больше не было слышно, должно быть вы умерли.
Но она отрицала это и твердо верила в то, что вы живы, хотя
доказательства свидетельствовали об обратном". Эта новость почти
лишила меня самообладания. Я пробовал молиться, но душой завладела
черная меланхолия. Целыми днями я не разговаривал ни с одним
человеком. Однажды утром я увидел, что перед служебным помещением
тюремного сторожа стоял исполненный достоинства, старый православный
священник. Холодный ветер развевал его белую бороду. Он только что был
доставлен и его оставили там во дворе. "Что же здесь делает этот
старый священник?" спросил один из нас. "Он пришел, чтобы послушать
исповеди заключенных", съехидничал другой. Именно это вскоре начал
делать отец Сурояну. Вокруг него образовывалась настолько
благоговейная атмосфера, что многие испытывали желание рассказать
этому человеку всю правду. Я не верю в исповедь как таинство, но тем
не менее я откровенно ему рассказывал о своих сомнениях и признавался
в грехах, о которых до сих пор не говорил ни единому человеку. Не
часто в исповеди так обнажались корни зла. Я все более обвинял себя,
но во взгляде отца Сурояну я не увидел презрения, а только любовь. У
Сурояну причин для жалоб было куда больше, чем у нас всех вместе
взятых. История его семьи была трагичной. Одну из дочерей, которая
была калекой, ограбил муж. Он находился вместе с нами в Тыргул-Окна.
Другая дочь с мужем были приговорены к двадцати годам тюрьмы. Один из
его сыновей умер в тюрьме. Второй сын, который был священником и на
которого Сурояну возлагал большие надежды, стал врагом своего
собственного отца. Его внуков или преследовали в школе, или они
лишились своих мест из-за "враждебной деятельности" своих родителей. И
тем не менее отец Сурояну, этот простой и малообразованный человек,
весь день занимался тем, чтобы обрадовать или ободрить других. Он не
говорил людям: "Доброе утро", приветствовал их словом из Библии:
"Радуйтесь!" "В тот день, когда ты не можешь смеяться, сказал он
мне, ты не должен открывать свою лавку. Для смеха человек использует
семнадцать мускулов своего лица, а для злого выражения на лице
понадобятся все сорок три. Чтобы быть злым, требуется больше усилий,
чем для того, чтобы быть добрым." Я спросил его: "Вы пережили столько
несчастья! Как же вы можете всегда радоваться?" "Тяжкий грех этого
не делать, ответил он. Всегда имеется хороший повод для радости:
на небе есть Бог, есть Он и в сердце. На завтрак я съел сегодня кусок
хлеба. Он был таким вкусным. Посмотрите, сейчас светит солнце! И как
много людей здесь любят меня! Каждый проведенный без радости день
это потеря, мой сын. Этот день никогда уже не вернется".

СОБАКИ


***
Это сообщение от автора Michael Burchak
за номером 617
на тему [Dailyreading] книга,
опубликованое в день 2006-08-06 и в час 06:51:52,
разошлось для 16
участников телеконференции Ежедневные духовные чтения