У пулемета. Нива. 1915. № 39.

В период Первой мировой войны даже единственный пулемет мог решить участь боя любого уровня. Яркой иллюстрацией этому является бой лейб-гвардии Финляндского полка 20-го июля 1915 г. у дер. Кулик. Батальоны финляндцев занимали оборону у леса и деревни – 2-й, 3-й и 4-й находились на позициях, а 1-й был в полковом резерве.

Командир 4-го батальона лейб-гвардии Финляндского полка штабс-капитан А. Ф. Моллер позднее вспоминал о начале боя: «Как мне … сознался по телефону командир нашей батареи … снарядов настолько мало, что приказано стрелять нашей артиллерии лишь в нужную минуту и только по близким целям… все внимание ротных командиров я обратил на возможно лучшую маскировку окопов и щелей… Не успели роты еще пообедать, как противник стал вести интенсивную пристрелку по деревне, сразу же несколькими очередями зажегши ближайшие к моему наблюдательному пункту и участку 16-й роты халупы. Крытые соломой, они вспыхнули как факелы и, развивши невероятную жару, запалили и все соседние с ними строения. Через несколько минут это было море сплошного огня. … Артиллерия противника, не прекращая вести интенсивный огонь по дер. Кулик, уже гвоздила тяжелой … да так – что целые деревья дыбом взлетали там выше леса… Противник не только не умолкал, но теперь его артиллерия била буквально барабанным огнем – так, что от этого звука и сотрясения разрывов становилась тяжелой голова и где-то долбило в затылке».

Когда в 14 часов началась атака германской пехоты, понесший большие потери от артиллерийского огня противника правый фланг 2-го батальона был вынужден отойти, потеряв господствующую высоту – ключ позиции полка. Но 1-й батальон перешел в контратаку, выбил противника с высоты и прочно удерживал позиции на правом фланге полка вплоть до окончания боя. 3-й батальон также был вынужден покинуть окопы, разрушенные артиллерийским огнем противника. Атакованный превосходящими силами германцев, понеся большие потери, он отошел на другую опушку леса, где и закрепился.
Участь боя решили решительные и тактически грамотные действия командира 4-го батальона и мужество его солдат.

Германская пехота прорвала позиции батальона и, преодолевая русские окопы, устремилась вперед. Раненый, но не ушедший с позиций штабс-капитан А. Ф. Моллер лично руководил действиями пулеметчиков: он приказал вытащить единственный уцелевший пулемет и, установив его внутри окопа, открыть огонь по обходящим фланг батальона германцам. Один из солдат команды связи бросился передать приказ, но сразу же был убит, а следующий за ним – ранен. Тогда старший унтер-офицер 13-й роты Солдатов в одиночку (хотя боевое обслуживание пулемета Максим предполагало наличие 3-х человек) вытащил пулемет и открыл губительный фланговый огонь по германцам – они не выдержали пулеметного огня и залегли, а потом целыми группами бросились назад.

Но через 2–3 минуты стакан шрапнели попал герою в живот – но и лежа на земле, с вывалившимися внутренностями, весь залитый кровью, Солдатов все еще пытался стрелять из пулемета. Комбат так вспоминал о последних минутах жизни героя-пулеметчика: «…у него зияла рана, с продранной одеждой, перемешавшейся с кишечником и кровью и куском еще торчащего, большого осколка гранаты… ему расстегивали ворот, и он делал с усилием какие-то полуконвульсивные жесты правой рукой, видимо, желая перекреститься. Я не мог, увидев, что он пытается что-то сказать, нагнуться /из-за боли в груди/ и потому присел к нему, старался скорее угадать, чем расслышать, его слова. Кто-то из наклонившихся над ним помог его руке, и он потянулся ею за колодкой с Георгиевскими Крестами /у него их было уже два и несколько Георгиевских медалей/ и стал ее снимать, что ему сейчас же помогли сделать. Превозмогая боль и стараясь улыбнуться, он протянул их мне и, сильно напрягшись, вдруг ясно сказал: «Ваше высокородие! Родителями передайте... Скажите – честно умираю...». Он что-то еще сказал, уже полушепотом, но ни я, ни подпрапорщик Великопольский… слов не разобрали. Видя слезы на глазах бравого старика Великопольского и чувствуя, что они и у меня выступают, я поспешил его перекрестить, поцеловать в лоб и встать, в момент, когда у него уже закидывалась голова, поддерживаемая бережно его плачущим другом старшим унтер-офицером Андреем Салодовниковым».

Контратака бойцов 4-го батальона решила успех боя: «…передовые цепи … уже вбегали по … склону к лесу, и немцы, вскакивая, отстреливаясь и мечась между деревьями, убегали в лес… Потерь … было немало, и на всем склоне, то тут, то там лежали убитые и раненые. Зато опушка леса была почти вся завалена трупами и тяжело ранеными немцами».

4-й батальон не только восстановил свое положение, но и овладел частью окопов 3-го батальона. Огонь пулемета старшего унтер-офицера Солдатова явился ключевым фактором, позволившим отразить натиск противника, уже вклинившегося в расположение финляндцев.

В бою у дер. Кулик лейб-гвардии Финляндский полк потерял убитыми и ранеными 11 офицеров (еще 3 раненых офицера остались в строю) и до 1,7 тыс. нижних чинов. Многие раненые солдаты также предпочли остаться в строю.

http://warspot.ru/382-podvig-pulemetchika

    Дроздовцы в огне 
Автор:А.В. Туркул 

26 января 1919 года в самой мгле метели 2-я рота моего батальона поручика Мелентия Димитраша сбилась с дороги и оказалась у красных в тылу. С тяжелыми потерями люди пробились назад. Димитраша с ними не было. 

– Где командир роты? – спросил я. 

Лица иззябших людей, как и шинели, были покрыты инеем. Среди них были раненые. От стужи кровь почернела, затянулась льдом. Все были окутаны морозным паром. Они угрюмо молчали. 

– Где командир роты? 

Фельдфебель штабс-капитан Лебедев выступил вперед и хмуро сказал: 

– Он не захотел уходить. 

Тогда стали застуженными голосами рассказывать, как Димитраш был ранен, тяжело, кажется в живот. Красные наседали; рота была окружена. Димитраша подняли. Первой пыталась нести его доброволица Букеева, дочь офицера, сражавшаяся в наших рядах. В пурге выли красные, они стреляли со всех сторон по сбившейся роте. Тогда Димитраш приказал его оставить, приказал опустить его у пулемета. Над ним столпились, не уходили. 

– Исполнять мои приказания! – крикнул Димитраш и стукнул ладонью по мерзлой земле: – Я остаюсь. Я буду прикрывать отступление. Извольте отходить. 

Рота заворчала, люди не подчинялись. Зеленоватые глаза Димитраша разгорелись: 
– Исполнять мои приказания! 
Тогда мало-помалу рота потянулась в снеговой туман. За ними лязгал пулемет Димитраша. Цепи, полуслепые от снега, пробивались в пурге. Все дальше, все глуше такал и лязгал пулемет Димитраша. 

Цепь пробилась. Я помню, как принесли доброволицу Букееву, суровую, строгую девушку, нашу соратницу, В бою она отморозила себе обе ноги. Позже она застрелилась в Крыму, в немецкой колонии Молочная. 

Туда, где оставался с пулеметом раненый Димитраш, была послана резервная рота. Пулемет Димитраша уже смолк. Все молчало в темном поле. Среди тел, покрытых инеем и заледеневшей кровью, мы едва отыскали Димитраша. Он был исколот штыками, истерзан. Я узнал его тело только по обледеневшим рыжеватым усам и подбородку. Верхняя часть головы до челюсти была сорвана. Мы так и не нашли ее в темном поле, где курилась метель. 

Вместе с поручиком Димитрашем смертью храбрых пали в том бою капитан Китари, капитан Бажанов, поручик Вербицкий и другие, тридцать один человек. Капитан Китари, старший офицер 2-й роты, чернявый, малорослый, с усами, запущенными книзу, мешковатый, даже небрежный с виду, – забота обо всех и обо всем, такой хлопотун, что мы его прозвали «квочкой», – был настоящей российской пехотой. 

Или поручик Вербицкий, командир 3-го взвода, с ясными глазами, со свежим румянцем, офицер замечательного хладнокровия и самообладания. Это он в бою под Кореневкой, когда на его взвод обрушилась конница Сорокина, с божественным спокойствием отставил команду для стрельбы, чтобы дать два наряда не в очередь поручику Петрову, Медведю, поторопившемуся с ружейным приемом. Вербицкий любил говорить, что солдатская служба продолжается всегда и везде, что она бессрочна. Так он уже провидел тогда нашу теперешнюю солдатскую судьбу. 

Малишич, немного увалень, Бажанов, как и все тридцать один, как хромоногий Жебрак, как все другие семьдесят семь Белой Глины и все семидежды семьдесят семь, павшие смертью храбрых на полях чести: их жизнь не отошла волной на тихом отливе, не иссякла. 

Они не умерли, они убиты. Это иное. В самой полноте жизни и деятельности, во всей полноте человеческого дыхания, они были как бы сорваны, не досказав слова, не докончив живого движения. В смерти в бою смерти нет. 

Вербицкий, обещавший так много, или мой брат, как и тысячи и десятки тысяч всех их, не доведших до конца живого движения, не досказавших живого слова, живой мысли, все они, честно павшие, доблестные, ради кого и о ком я только и рассказываю, все они в нас еще живы.

Жанибек Акатович Елеусов. Герой Советского союза.

Свое беспримерное мужество, отвагу и стойкость Жанибек Акатович проявил во время форсирования Днепра. Вот строки текста Указа Президиума Верховного Совета СССР от 16 сентября 1943 года о присвоении ему высокого звания Героя Советского Союза «За успешное форсирование реки Днепр севернее Киева, прочное закрепление плацдарма на западном берегу реки и проявленную при этом отвагу и геройство…»

25-й гвардейский стрелковый полк, входивший в состав 6-й Краснознаменной гвардейской стрелковой дивизии, выйдя к Днепру, получил приказ: с ходу форсировать водный рубеж, прорвать оборону противника и, окружив его, уничтожить. 22 сентября 1943 года подразделение приступило к выполнению поставленной задачи. В тот день к 17 часам батальоны шли на берег реки у населенных пунктов Плитовичи и Опачицы. Приступили к форсированию Припяти под непрерывным артиллерийским огнем противника, бившего из сел Яновка и Чернобыль. Первыми на складных лодках отплыли расчеты станковых пулеметов гвардии рядовых Алексея Власова, Василия Манилова, сержанта Жанибека Елеусова. Они сразу же попали под яростный артиллерийский и минометный огонь с правого берега. Над рекой взметнулись фонтаны воды, обдавая холодными брызгами. Лодку Жанибека сильно тряхнуло, она накренилась, но все-таки дотянула до мелководья. Неприятель заметил переправу подразделений полка, стал вести еще более интенсивный огонь. И вот здесь пулеметчик Жанибек Елеусов короткими очередями заставил замолчать вражеский пулемет, тем самым обеспечив возможность переправиться через реку значительным силам батальона. На плацдарме за Днепром гвардейцы проявили невиданную стойкость, отражая каждый день по восемь вражеских атак на протяжении почти месяца.

Силы наших бойцов таяли… От всей группы остался один Жанибек. Но он не дрогнул и продолжал стойко удерживать небольшой плацдарм, захваченный у противника. Глубокой ночью атаки фашистов прекращались, тогда Елеусов набивал опорожненные диски и ленты патронами, расставлял в разных местах пять пулеметов с таким расчетом, чтобы враг не мог заметить его перебежек от одного к другому. С рассветом, когда гитлеровцы вновь шли в атаку на позиции, занимаемые советским воином, Жанибек метко разил врага, создавая видимость, что плацдарм удерживает целое подразделение. Четверо суток без пищи и отдыха! Четверо суток он один дрался на правом берегу Днепра! Пулеметным огнем и гранатами отбивал Жанибек атаки противника и вышел победителем в этом неравном бою. Подоспевшие на помощь солдаты во главе с командиром роты нашли Елеусова лежавшим у станкового пулемета, опухшими руками державшимся за его рукоятки. Он обессилел, похудел, губы запеклись. К утру бойцы 25-го гвардейского полка овладели населенными пунктами Плитовичи и Опачицы.

После битвы на Днепре было еще много боев, в которых Жанибек Акатович принимал участие. В составе своей дивизии, получившей наименование Ровенской и награжденной орденами Ленина и Суворова, он дошел до стен Праги. Но совсем не берег себя этот мужественный человек. В результате полученных ранений ему удалили шесть ребер и легкое. Кроме Золотой Звезды Героя Советского Союза и ордена Ленина Ж.К. Елеусов был награжден орденом Отечественной войны I степени, медалями «За отвагу», «За боевые заслуги» и другими.

 Валериан Борисов ,