На днях «МК» сообщил, во что обошлись российским потребителям меры, принятые в РФ в ответ на санкции Запада на продовольственном рынке. Но появились аналитические обзоры, позволяющие взглянуть на проблему шире и дать ответ на вопрос: сколько стоят санкции России?

До недавнего времени санкции, будучи инструментом политического давления, и оценивались политически. Главными в подобных оценках были не цифры, а заявления о том, что санкции — это, конечно плохо, но негатив, который они приносят в российскую экономику, во-первых, некритичен. Во-вторых, есть и немалый позитив. В-третьих, ущерб, наносимый российскими контрсанкциями экономикам тех стран, которые вводят санкции против РФ, соизмерим с российскими потерями. Под каждым пунктом есть определенное обоснование, но гораздо интереснее оперировать не словами, а цифрами.

Относительно недавно произошел прорыв. Появился ряд аналитических докладов, основное содержание которых — оценка последствий санкций именно в цифрах. Пробелы, конечно, остаются, но представления о том, что меняют санкции в нашей жизни, стали гораздо объемнее.

Напомним, российское эмбарго на ряд продовольственных товаров, принятое в ответ на санкции, по оценкам российских экономистов, стоило каждому из нас 3 тыс. рублей в год, это 4,8% стоимости минимальной продовольственной корзины. Основание: авторы сравнили, как изменились потребление, выпуск и цены на продукты из санкционного списка в 2018 году по сравнению с 2013-м.

Первый штрих санкционной картины, таким образом, в том, что с учетом того, что главный бенефициар контрсанкций — российское сельское хозяйство, все мы, потребители сельскохозяйственной продукции, за контрсанкции платим из своего кармана. Идем дальше.

Один из ответов на санкции со стороны России — постепенный переход во внешнеэкономических расчетах с долларов на другие валюты. Россия призывает и другие страны таким образом защищаться от попыток США навязывать всему миру свое представление о том, что хорошо, а что плохо.

Геополитически позиция безупречная. Хотя с точки зрения борьбы с санкциями в ней есть тонкое место. Острие этой позиции направлено на доллар и США. Вашингтон действительно главный застрельщик санкционной политики, но против России активно вводят санкции и страны ЕС. Россия же предлагает уход от доллара в международных расчетах, в частности в евро. Если эта идея получит международное признание с точки зрения санкций, одна из сторон, оказывающих геополитическое давление на России, укрепится за счет другой. Российский выигрыш в этом случае стоит искать в реализации ленинской формулы об «игре на межимпериалистических противоречиях», для чего нужна высокая квалификация российского МИДа, который в последнее время больше упражняется в словесных перепалках, чем в достижении выгодных России решений.

Но вернемся к цифрам. Агентство Bloomberg оценило потери России от ухода от доллара в $7,7 млрд за год — с марта 2018 года, когда ЦБ стал активно избавляться от долларовых активов, по март 2019 года. Подсчет очень прост: если бы структура международных резервов ЦБ оставалась без изменений, то объем этих резервов за год вырос бы на 3,8%. Конечно, можно возражать, что если бы котировки доллара сложились иначе, то и результат был бы другим. Но на то и требуется квалификация специалистов ЦБ, чтобы принимать верные решения.

Отказ от долларовых резервов в пользу, в частности, юаня (в октябре 2019 года на российский ЦБ приходилось примерно 70% мировых резервов в юанях) — это геополитика, которая имеет четкую экономическую цену. И юань несет в себе неменьшие курсовые риски по сравнению с долларом, особенно с учетом того, что курсовая политика Пекина — один из главных раздражителей Вашингтона в ходе идущей торговой войны. Сам Банк России, что характерно, с выводами Bloomberg, скорее всего, согласился. Во всяком случае он возобновил пополнение резервов за счет долларовых активов.

До сих пор речь шла о цене контрсанкций. Но и сами санкции не прошли безрезультатно для российской экономики. Самый наглядный помимо банковской сферы пример — cектор IT. Плюсом стал рост доли отечественного софта в госзакупках, с 2015 года она выросла с 20 до 65%. Правительство потребовало от крупнейших госкомпаний в ближайшие годы перейти на «преимущественное использование» отечественного ПО. К 2022 году российским в них должно быть более половины софта.

Но пока конкурентоспособность отечественного ПО хромает. Россия импортирует значительно больше технологий, чем экспортирует: поставки технологий составили всего 0,58% экспортного портфеля в 2017 году, считает компания Coface. 46% импорта приходится на оборудование и аппаратуру, 35% — на интеллектуальные решения.

В нацпрограмме «Цифровая экономика» на импортозамещение программного обеспечения заложено 5 млрд руб. Российские производители просят 70 млрд руб. господдержки. Так что перспективы роста сектора налицо, но его конкурентоспособность и в ближайшем будущем может оставаться под вопросом.

Хотя есть и весьма любопытные решения, принимаемые в связи с санкциями. Стоит отметить намерение Russian Mining Company использовать простаивающие энергомощности Надвоицкого алюминиевого завода в Карелии для майнинга биткоинов. Принадлежащее «Русалу» предприятие было законсервировано, поскольку ориентировалось на поставки алюминия в США, невозможные из-за санкций. Проект многообещающий, хотя риски есть.

В любом случае санкции (как и контрсанкции) — серьезная проблема для российской экономики и для каждого из нас. Тот факт, что Москва продемонстрировала умение жить под санкциями и сглаживать их влияние на текущее развитие событий, не должен препятствовать их здравой оценке. Они деформируют экономическую политику, которая, ориентируясь на задачи укрепления «финансовой крепости», отодвигает цели улучшения качества жизни.

Николай Вардуль