Неофеодализм или трубофеодализм

Последний за прошлый год выпуск академического журнала «Мировая экономика и международные отношения» (Москва, 2008, № 12) открывается материалами семинара по теме «Государственный капитализм в России», посвященными памяти скончавшегося почти год назад руководителя семинара и директора в 1989-2000 гг. Института мировой экономики и международных отношений Российской Академии наук (ИМЭМО РАН) академика РАН Владлена Аркадьевича Мартынова (14 декабря 1929 – 17 марта 2008). Немало здравых оценок высказано как в основном докладе семинара (представил Юрий Бенцианович Кочеврин – главный научный сотрудник ИМЭМО РАН, доктор экономических наук), так и в выступлениях. Пожалуй, имеет смысл отсканировать эти материалы (стр. 3-24) и разместить в своём Живом Журнале – ибо высказанные суждения в основном кружат вокруг тех выводов, которые я постоянно излагаю в своих текстах, только я, исходя из житейских обобщений «нет ничего нового под Солнцем-Луной» и «всё познается в сравнении», пользуюсь более системной терминологией и постоянно сопоставляю творящееся в РФ со стандартными латиноамериканскими образцами в контрасте с восточноазиатскими модернизационными рецептами.

В первых фразах своего доклада Юрий Бенцианович Кочеврин формулирует исходный тезис – «В России сейчас наблюдается новая реальность, которую можно определить как "государственный централизм". Он проявляется в авторитаризме, то есть политическом перевесе президентской власти над остальными составляющими российской государственности, и подкрепляется концентрацией финансовых ресурсов, находящихся в непосредственном распоряжении президентских структур» (стр. 3).

Известный политолог Кирилл Георгиевич Холодковский (ИМЭМО РАН) конкретизирует – «Современный российский политический режим можно определить как плебисцитарно-бюрократический. Основой легитимности является общее, неструктурированное доверие основной массы населения носителю высшей власти (ныне даже парламентские выборы превращаются в плебисцит), а функциональной опорой, монопольным инструментом власти - бюрократия, в которой на первый план выдвинулись силовики. Такая система соответствует некоторым архетипическим традициям России (коммуникации сверху вниз, доверие верховному властителю, но не его окружению) и не раз апробировалась в других странах (бонапартизм Наполеона III, перонизм в Аргентине и пр.).

Что касается характеристики всего общественного уклада, то определение "государственный капитализм" приемлемо, но слишком общо. Парадоксально, но гораздо более адекватным применительно к современной России выглядит определение, в свое время выработанное марксизмом-ленинизмом для Запада - государственно-монополистический капитализм. В самом деле, ни в одной из других стран такой подавляющей роли в экономике, как в России, не играют естественные монополии и корпорации, находящиеся под контролем государства. Конечно, за рубежом корпорации также занимают доминирующее положение, но там они погружены в море средних и мелких предпринимателей. У нас же мелкое предпринимательство не просто слабо развито, а фактически отдано на откуп средней и мелкой бюрократии, которая его мнет и давит.

Монополизм в экономике дополняется политическим: монополия одного лица на верховную власть, монополия исполнительной власти в ряду других ее ветвей, монополия одной партии в парламенте, монополия бюрократии в сфере управления.

Центральная мысль доклада - о наличии определенного плана у правительственной команды. Вряд ли он существовал с самого начала и сомнительно, что главной целью было обеспечение динамичного экономического роста. С учетом характера и происхождения правящей группировки можно утверждать, что речь шла в первую очередь об обеспечении державного величия России, представляемой и контролируемой стоящей у власти командой. Однако выполнение этой задачи сильно осложнено неэффективностью сложившейся системы общественных институтов. Одно дело, скажем, когда Наполеон III должен был обеспечить условия для индустриализации Франции, и другое сейчас, в XXI в. Вхождение в постиндустриальное общество требует не вертикали власти, а инициативного общества» (стр. 15).

Подытоживая дискуссию, Юрий Бенцианович Кочеврин раскритиковал мнение Ирины Михайловны Осадчей (ИМЭМО РАН), будто «усиление государственного капитализма как в форме регулирования, так и в форме роста государственной и смешанной собственности в ключевых отраслях представляет собой необходимый этап эволюции капитализма, его взросления, через который проходят все экономики на пути достижения высокой эффективности». «Это положение, - сказал Ю.Б. Кочеврин, - также представляется мне спорным. Конечно, в любой из развитых стран имело место на отдельных этапах развития усиление государственного присутствия в экономике. Но оно порождалось разными причинами, имело разнонаправленный характер и не составляло особого этапа в развитии капитализма. В частности, восстановление экономики стран Западной Европы после Второй мировой войны происходило как с широким привлечением и усилением государства, так и без такового, с опорой на активизацию сил рыночной конкуренции» (стр. 24).

И он здраво высказался также по поводу модного ныне в РФ камлания вокруг «инновационного типа развития, о котором так много любят говорить сторонники государственного предпринимательства». «Инновационное развитие, - напомнил он, - неизменно объединяется с высокими технологиями. Для определенной части нашего истеблишмента такое объединение естественно, поскольку высокие технологии у нас гнездятся в военно-промышленном комплексе. Но оно неправомерно, поскольку инновационный тип возникает из предпринимательской инициативы» (стр. 24).

А поскольку предпринимательская инициатива ныне в путинской РФ задавлена, о чём говорилось выше, то и заклинания сверху о необходимость сменить сырьевую направленность российской экономики на инновационную предстают пиар-трепотнёй.

Почему свершается такое преступление перед будущим России, когда шкурные интересы верхов блокируют перезревшую необходимость модернизации страны? Ведь нас на глазах обходят другие страны, совсем недавно приступившие к модернизационному рывку с более низкого, чем СССР, социально-экономического уровня. Вина за российский провал и нынешнюю российскую деградацию – на Путине и его окружении. Кто же он, мистер Путин, и кто составляет его команду, какую дать этой организованной правящей группировке более адекватную социально-типологическую характеристику?

На это естественное вопрошание попытался ответить небезызвестный социолог, профессор Государственного Университета - Высшей школы экономики (ГУ-ВШЭ), член Совета по науке, технологиям и образованию при Президенте РФ, генеральный директор Центра исследования институтов гражданского общества, бывший старший референт Референтуры Президента РФ (апрель 2004 - октябрь 2005) Симон Гдальевич Кордонский. Цитирую его беседу с Виталием Куренным в Интернет-издании «Частный корреспондент» от 23 января 2009 года - ««Главным социальным слоем в России были, есть и будут помещики»: Россия как она есть на самом деле»:

«Симон Кордонский разработал и развил целый ряд социальных концепций, задачей которых является адекватное описание социальных структур современной России. Один из его основных тезисов заключается в том, что понятийный аппарат, импортированный из западной науки, не соответствует нашему социальному опыту. Поэтому необходимо обращение к иным инструментам мышления, исторически и социально релевантным российской реальности. Обращение к таким понятиям, как «поместье», «сословия», «слобода», является не идеологическим, а эвристическим приемом. Это объяснительные модели, которые, как и всякие научные гипотезы, должны проверяться в ходе эмпирических исследований, конкурируя с альтернативными объяснительными гипотезами и моделями.

- В своих работах вы рассматриваете Россию как ресурсное государство, которое представляет собой обширную территорию, на которую наложена сложная и многослойная сеть управленческих административных аппаратов. Является ли наша ситуация уникальной?

- Думаю, что да. Потому что ни перед одним другим государством не стоит задача удержания и управления столь обширной территорией. Эта задача решается путем превращения этого физического пространства в административное. Формой этого удержания-управления является административное изъятие, распределение и перераспределение ресурсов.
В истории страны бывают периоды, когда изъятие и распределение ресурсов относительно невелико. Тогда развивается рынок, на котором ресурсы конвертируются в товары и деньги, с одной стороны, и не административные формы консолидации страны в целое - с другой. И бывают периоды, когда перераспределение ресурсов и административные методы управления доминируют.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Допустим, хотя похоже на необязательную отсебятину, но читаем дальше/

- Эта задача удержания по своей природе является политической или экономической?

- И экономическая, и политическая, и даже культурная. Последнее видно, например, из того, что бывшие советские диссиденты вдруг почти поголовно стали патриотами и державниками. Реальность наша синкретичная, так как у нас во времена консолидации исчезает разделение на политику, экономику, культуру.
У нас другое разделение. Реальностью, о которой говорили, жизнь не исчерпывается. Параллельно реальности, в другом социальном пространстве, «на самом деле» развивается поместная форма пространственного существования.

- Что оно собой представляет?

- Впервые, насколько мне известно, эту идею сформулировал Александр Сергеевич Кривов: естественной формой жизни в российском пространстве является поместье, поместная форма. Поэтому главным социальным слоем в России были, есть и будут помещики. Не в смысле крепостники. Помещики - это люди, которым государство в обмен за верное служение предоставило право распоряжаться ресурсами на определенной территории. Существовала имперская поместная структура. В. Ефимов высказал гипотезу, что в СССР аналогом имперских поместий были административные районы, в которых первый секретарь райкома партии по полноте распоряжения ресурсами, рабочей силой соответствовал в какой-то мере имперскому помещику.
Сейчас также идет процесс становления поместной формы. Недавно мы проводили исследования в районе одной из республик, который является поместьем главы администрации этого района.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Насчет помещиков и вообще доминирования феодализма в предшествующие периоды истории России и ныне при Путине – невозможно отрицать, ибо до сих пор так и не взраслась, как в «нормальных» современных /»богатых»/ странах «критическая масса» низовой экономической самодостаточности /низовой субъектности/, но экстраполировать на будущее и предписывать нам, русским, участь «вечных рабов» - научно неубедительно. Эмоция здесь доминирует над концепцией/

- Что за район?

- Дело было в одной национальной республике. Так вот, вся собственность в этом районе записана на него, он распоряжается всей полнотой ресурсов. И всё там работает на благо народа. Под «народом» надо здесь понимать рентные группы - пенсионеры, бюджетники, разного рода иждивенцы (дети), те, кто обслуживает органы муниципальной и государственной власти, а также сами эти органы власти. Во всех селах, где мы были, есть газ, холодная и горячая вода, канализация - в каждом доме. Хлеб развозят по домам. До 40 сортов водки в магазинах. Это коммунистический рай, как он виделся в конце 1970-х годов.
Но в этом раю нет места активному населению - весь бизнес монополизирован администрацией. Это огромное поместье. И процесс становления таких поместий идет во всех регионах, хотя и с разной скоростью и в разной степени. Таким образом, есть формальная административная структура власти - это, так сказать, «реальность», то, что видно сверху. И есть то, что есть по жизни, то есть «на самом деле». А на самом деле есть совокупность поместий, контролирующих территорию, и рентное население.

- А куда девается активное население?

- Занято отходничеством. Они имеют дом в какой-то из этих деревень, а сами заняты отходничеством по всей территории страны. Москва, столицы республик и краев - это центры отходничества. Отходничество может быть суточным, недельным - в радиусе до 500 километров - и вахтовым.

- Еще один слой социальной жизни?

- Да, поверх поместной структуры есть еще одна подвижная структура с рынком рабочей силы. Но на что идут заработанные отходничеством деньги? На свое маленькое поместье. Интересно, что в ходе исследования мы ни разу не смогли свести семейные бюджеты даже на самых низких уровнях социальной иерархии, - всегда оказывается, что уровень легальных доходов ниже уровня реальных расходов. Разница как раз и обеспечивается за счет отходничества и промыслов.

- Как эту систему затрагивает кризис?

- Кризис ведь на рынке, а рынка в поместном пространстве нет. Он пока еще не проявляется в относительно небольших муниципалитетах. Он начнется тогда, когда начнутся задержки по пенсиям и зарплатам бюджетников. И исчезнут места приложения труда отходников. Тогда отходники вынуждены будут вернуться, а дома им делать нечего. Поскольку всё бизнес-пространство занято властью.

- Какое место здесь занимают города? Всё же Россия — урбанизированная страна.

- Когда мы говорим о городах, то хотел бы напомнить о теме, которую я когда-то с подачи В. Вагина пытался разрабатывать. Это распределенный образ жизни.
Отходничество - это одна из форм этого распределенного образа жизни. Его городской вариант выглядит несколько иначе - это когда есть городская квартира и дача. И обустраивается дача как поместье. Получается обратная форма отходничества. Сейчас вокруг городов сформировалась очень мозаичная система расселения. Есть дачи горожан. Есть дома, которые строят отходники. И есть дома, которые строит местная власть. И есть опять же рентное население, которое этой местной властью обеспечивается.
Города - это не место, где живут. Это место, куда приезжают работать отходники, а из городов городское население, напротив, стремится уехать на дачи. Городов в традиционном смысле слова у нас нет. Были слободы, которые сейчас рассасываются по пригородным зонам за счет распределенного образа жизни. Сейчас «в реальности» это некое административное пространство, а «на самом деле» - нечто совсем не городское в традиционном смысле этого слова.

- А каковы урбанистские тенденции?

- Очень интересный процесс идет сейчас. С одной стороны, опустынивание территории страны, исчезают поселения, целые районы лишаются населения, которое уезжает. Старики доживают, молодежи нет. С другой стороны, идет вторичная урбанизация - вдоль трасс. Труднодоступные села, даже с социальной инфраструктурой (школы и т.д.), которая поддерживалась сталинской и даже еще столыпинской политикой расселения, - эти села сейчас пустеют. Народ переезжает к трассам и городам. Формируется принципиально новая схема расселения и, следовательно, поместного контроля. Но эта система такова, что экономика в ней невозможна.

- Исторически распределенный образ жизни объясняется прошлым? Люди стремятся уйти из-под административных форм контроля государства?

- Да, убежать от государства.

- Что представляет собой российское общество с точки зрения составляющих его социальных групп?

- Социальная структура полностью определяется государством. Согласно нашим законам определенные группы граждан наделены особыми правами и обязанностями. Кстати, вопреки нашей конституции.
В конституции написано, что все наши граждане обладают равными правами. Но на самом деле есть множество групп, наделенных особыми правами. Например, государственные служащие или военнослужащие. Эти права выделяют их из всех прочих граждан. Такие группы, согласно традиции, следует называть сословиями. Сословия есть везде, но у нас всё же особая ситуация. Власть, например, находится у нас в сословной, а не в политической структуре.
Сами сословия тесно связаны с ресурсами. Принадлежность к определенному сословию означает некоторое привилегированное положение по отношению к ресурсам. Государство имеет, например, некоторые ресурсные обязательства перед бюджетниками, которые также имеют перед государством некоторые обязательства.
И всё это замешано на идее социальной справедливости.

- Содержательно в чем состоит эта идея?

- У нас есть некоторое ограниченное количество ресурсов, которое нужно распределить среди населения. Но не все обладают равными правами на доступ к ресурсам.

- В зависимости от своих обязанностей перед государством?

- Да. Поэтому некоторым полагается больше ресурсов, а другим - меньше. И сословия упорядочивают справедливость распределения. Когда сломалась советская сословная система - с ее рабочими, крестьянами и служащими, - разного рода интеллигенция подняла страшный вой. Имею в виду врачей, учителей, ученых, которые возмущались: нам полагаются определенные ресурсы, а эти капиталисты нам их не дают. И когда нынешняя власть пришла, она занялась наведением социальной справедливости - изымать ресурсы у капиталистов и распределять их сословиям - как реанимированным, так и вновь созданным.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Каких таких «капиталистов» откопал Симон Кордонский? Тех, кто на сугубо мародерско-воровских «залоговых аукционах» захватил государственную собственность? Вор – не буржуа, назначенный олигарх – не капиталист. Вот что значит пренебрежение методологией и соответственно терминологией – путаница в голове/

- Что это за новые сословия?

- Государственные служащие - не было раньше такого сословия. Они состоят из трех категорий: федеральные, региональные гражданские служащие и дипломаты, которые, похоже, будут выделены в отдельное сословие. Среди военнослужащих у нас девять категорий. В правоохранительных органах - восемь категорий служащих. На каждую из категорий есть отдельный закон. А также судьи, прокуроры, депутаты, казаки. И это только титульные сословия, относительно которых есть законы. А есть нетитульные сословия, которые существуют в силу традиции. Например, люди свободных профессий - журналисты, писатели, проститутки, - то есть те, кто живет на гонорар. Есть бюджетники - лица, занятые выполнением государственных социальных обязательств. Люди, работающие по найму, чья деятельность регулируется тарифной сеткой и Трудовым кодексом. Коммерсанты. Это не то же самое, что предприниматели. На рынке работают предприниматели, которые рискуют. А есть коммерсанты, которые рискуют лишь в своих отношениях с государством. Они играют на административном рынке, обслуживая бюджеты разных уровней. Есть известный закон № 94 о государственных закупках, который регулирует правовое положение коммерсантов в отношении их закупочной деятельности. Этот закон неявно делит коммерсантов на разные группы. Но есть и явное деление - на три подсословия.

- Каким образом?

- Коммерсанты, или купцы, первой гильдии - члены РСПП, купцы второй гильдии — члены «Деловой России», купцы третий гильдии — это ОПОРА. Это всё институционализировано. Есть также сословие зэков. Их положение регулируется Уголовным и Уголовно-процессуальным кодексом.

- Есть ли внесословные группы?

- Есть, их принудительной сословизацией занимается Федеральная миграционная служба, специально для этого созданная.
Всё население разбито на эти сословные группы, и государство требует однозначной определенности в отношении принадлежности человека к тому или иному сословию. На это накладывается также распределение этих групп по территории страны - в столице сконцентрированы федеральные государственные служащие и т.д.
На территориальном муниципальном уровне сословия формируют определенные совместные формы проживания. Это дачные поселки, где проживают представители только определенных сословий. Есть муниципалитеты, где сверхвысока концентрация государственных служащих самого высокого уровня, - такие как Рублевка. Есть муниципалитеты, у которых ничего нет. Совершенно ничего, даже участкового милиционера. Там вообще нет никакой власти.

- Система похожа на феодальную?

- Эти категории нельзя применять. Они относят нас туда, в прошлое. А это — наша реальность.

- Ладно, допустим, так сложилось, это наша форма жизни…

- Но она не способна к развитию.

- Может быть, и хорошо?

- Может быть. Но, например, практически все технологии заимствуются. Вся потребительская бытовка, равно как и наука, и технологии, у нас импортируются. Вписываются в нашу систему и тут же теряют свои инновационные качества. Эти технологии не меняют общество, а собственные технологии оно может порождать только в «зонах» и на определенном режиме. Поэтому стремление к инновациям выражается в создании наукоградов, технопарков, инновационных зон и прочего. Но пока не будет обеспечен необходимый режим, инноваций не будет.

- И всё же технологии способны изменить эту систему? Например, технологии домостроительства, поселений?

- Да, сейчас всё здесь принципиально меняется. Изменяются технологии строительства, водоснабжения, отопления. Но всё это импортируется. И ничего не меняется по сути. Если есть поместье, значит есть обслуживающий персонал - сейчас, например, мигранты.

- Но современные технологии позволяют очень эффективно использовать территории. Освоение даже небольшого участка земли - огромный труд, но он может давать отдачу.

- Они ничего не производят на легальные рынки.

- Почему?

- Они же ресурсные хозяйства, способные только на добычу и освоение ресурсов. Если бы производили товары, им надо было бы выходить на открытые рынки с товарами. А это означает, что надо вступать в отношения с государством. Отношения с государством чреваты проверками и перманентным контролем. В этой ситуации проще замкнуться или работать на черном рынке, что порождает уже свои опасности. В таком случае неизбежно возникают отношения с бандитами.
В этой ситуации возникают другие конфигурации. Например, крупный помещик делегирует часть своих прав более мелкому помещику на выполнение каких-то функций. Может создаться впечатление для внешнего наблюдателя, что есть некоторое многообразие хозяйств. Но по жизни оказывается, что хозяин там один.
Надо, кроме того, понимать, что всё это очень различно в зависимости от территории и характера ресурсов. На юге одно, на севере - совсем другое».

Эти более-менее здравые «эмпирические обобщения» Симона Кордонского иллюстрируются в Интернет-издании «Частный корреспондент» примерами из текущей /вернее, застывшей/ российской действительности. Например, о нравах окружения Путина, в частности о деталях охоты в алтайском «поместье» 9 января 2009 года, в которой нелепо погиб полномочный представитель президента РФ в Госдуме Александр Косопкин – «В процессе освещения спасательной операции стали выясняться пикантные подробности этого трагического события. Оказывается, это был не простой рейс - чиновники летели на охоту. По старой барской традиции, как водится, летели не просто так - взяли новенький вертолет, принадлежащий томскому отряду «Газпромавиа», местного бизнесмена Банных /он не просто бизнесмен, а вице-премьер алтайского правительства/ и прислугу в лице фотографа, по такому случаю привезенного аж из Питера, алтайского гармониста, видимо для подъема настроения, летчиков, включая целого командира летного отряда, и главного охотоведа республики. Полетели они тоже не абы куда, а в заказник и стрелять стали не абы кого, а горных козлов архаров - редчайшее животное, занесенное в Красную книгу, особей которого в мире осталось всего 200 штук. Причем стрелять стали с вертолета».

Естественно, напрашивается цитирование художественных прозрений-обобщений Владимира Сорокина – его метафор путинского режима «День опричника» и «Сахарный Кремль»: «Знает это Марфуша. Знает, что никак не завершат строительство Стены Великой, что мешают враги внешние и внутренние. Что много еще кирпичиков надобно слепить, чтобы счастье всеобщее пришло. Растет, растет Стена Великая, отгораживает Россию от врагов внешних. А внутренних - опричники государевы на куски рвут».

Анархо-капиталист, либертарианец, вольный йомен и каменщик жижист la_rage (ярость) в своём блоге «Капитал и его превращения: бог подаст, но лучше заработать» предлагает назвать описанный Симоном Кордонским строй – «трубо-феодализмом». «Классный термин» - подхватила блоггерша . Вот ещё несколько откликов в Живом Журнале:

griseopallidus:
Не открытие. Вполне себе описание "вотчинного уклада".

la_rage:
Он же оговаривается вначале, что использует как описательную модель. Не открытие, но общее представление верное. Смешно не это. Это для Симона Кордонского роспись вотчинного уклада - летопись дерьма и позора. Для его клиентов писаная им картинка - реклама и инструкция по эксплуатации. А на поверку веселого мало.

Веселого совсем нет. То, что творится – это трагедия, продолжение Русской Катастрофы. А переломить её – сил нет. Неужели свершилось необратимое? Что касается теоретического осмысления случившегося с Россией, особенно на фоне модернизационного рывка ряда стран ранее отсталого Востока и преодоления порочного круга «десубъектизация всех = культ одного» рядом периферийно-компрадорских стран Латинской Америки, ранее социально-близких путинской РФ, то предпочитаю использовать термин «нео-феодализм». Ибо феодализм отличается от модернизма (этот термин охватывает социально-модернизированные - по сравнению с феодализмом - общества, ранее огульно называемые «капиталистическими» или «буржуазными») в том, что при феодализме отсутствует «критическая масса» экономически-самодостаточных и потому политически-субъектных низовых хозяев-собственников. И нынешней России не заказан прорыв к взращиванию такой «критической массы» низовой субъектности по пути, обозначенному Петром Столыпиным и затем ленинским «нэпом» и ныне дэнсяопиновскими «четырьмя модернизациями». Но для этого нужна добрая воля нынешних верхов, что практически исключено (надежды на Дмитрия Медведева, кажется, уже развеялись), или формирование «критической массы» из дюжины сплоченных орговиков-модернизаторов, как это происходило в ныне прорвавшихся странах Востока и Латинской Америки. Разразившийся кризис, кстати, способствует такому организационному сплочению субъектизаторов-прогрессоров.