ПО РАСПРЕДЕЛЕНИЮ
После института распределили техноруком Костопольского райпищекомбината http://i071.radikal.ru/0901/1b/f4f68c18c315.jpg на Ровенщине. Одновременно в университете пробил стажировку в Костопольской районной газете "Ленинский путь". В пищекомбинате, как и надлежит главному инженеру, друзей не завёл, а в газете сдружился с таким же стажёром Васей Чернецом, удивительно чувствующим идеологию партии, и всегда попадающего своими статьями "в струю".( Он затем стал помощником первого секретаря ЦК ЛСМУ Корниенко,
нынешнего первого зам.Министра МВД Украины, а когда окончился комсомольский возраст- нашёл тёплое местечко ректора института культуры, откуда его выпер на пенсию Михаил Пополавский)…
Вот из-за той газеты опять влип в неприятности. В феврале 65-го мы получили фотографию РАТАУ, где был изображен ободранный одноногий солдат на костылях. И надо же было, что 23 февраля как раз истекал срок обязательной публикации этой фотографии. Редактор был в отпуске, номер выпускал зам. Был он человеком довольно рассеянным. Проглядел, что на первой странице, под огромным аншлагом "Слава советской армии" в передовице оставалось свободное место…
Многие из костопольчан еще перед войной эмигрировали в Канаду, но все же поддерживали связь с родичами в Украине. А в 60-е годы уже можно было переписываться и слать посылки. Получать те посылки не очень то и поощряли, а вот отправлять, - пожалуйста. Ведь надо было показать, что советская Украина кормит голодных родичей из диаспоры. Вот и выслал кто-то в Канаду шмат сала, завернутый в ту газету. Там газету обработали, убрали пятна и опубликовали снимок первой страницы. А там фото ободранного инвалида и
как раз под заголовком "Слава советской армии". Опубликовали последнюю страницу, где была статья об изнасиловании молодой почтальонши сынком местного начальника милиции. Опубликовали и мой стих "Шпалы". Стих этот я написал еще в Чернигове. Дело в том, что у бабушки-мамы чудом сохранились фото ее юности. На одном из таких фото были Юрий Коцюбинский, Виталий Примаков и Виктор Подтелков в форме, со шпалами в петлицах. Вот и написал я об этом чудом уцелевшем забытом фото:
Поблекшее фото без даты
Забытое как-то судьбой.
Где ж вы, командармы двадцатых,
Гудящих набатом годов?
На фото усталые лица,
Похожи одно на одно,
И разно лишь шпал в петлицах,
Да боевых орденов.
По этим, по шпалам Россия
Умчалась вперед, сквозь года,
Где ж вы, ее гордость и сила,
Куда вы исчезли? Когда?
Вы шпалы ложили в Сибири
И шпалы ложили на Вас.
Но даже и мертвые были
Вы за советскую Власть!
А те, кто донес на вас подло
Из зависти или злобы –
Им разве было до Родины
И до ее судьбы?
Они то дожили до старости
На лести, доносах и лжи.
Наград и чинов досталось им –
И в этом была их жизнь!
А Ваша жизнь была - Родина,
Летящая к свету в высь!
И пусть Вы земле ее отданы.
Вы живы, а те - мертвы! ".
После публикации прошло больше месяца. Я уже и забыл о том номере, тем более, что на моем пищекомбинате начался сезон переработки клубники и мне стало не до газеты. Но вдруг, в обеденный перерыв, когда я как раз наслаждался дегустацией свежеприготовленной, ещё не охлажденной, "дрогобычской" колбасы, в мой кабинет по- хозяйски, без стука вошел какой-то бритоголовый, комодообразный тип. Он сунул мне под нос красное удостоверение и отвез меня "Волгой" в Ровенское ОУКГБ. Там продержали в коридоре полдня. Затем
лысый полковник вручил мне плацкартный билет до Чернигова на послезавтрашний поезд. Сообщил, что я за день должен оформить расчет, собрать все манатки и катить в свой Чернигов. Об университете мне больше не стоит беспокоиться, если не хочу вместе с университетским дипломом получить счет за незаконное обучение на стационаре в двух вузах…
Оказалось, там, в Канаде после моего стиха поместили биографии членов Политбюро 1965 года. Этот стих, с этими комментариями перепечатали не только все их русскоязычные газеты, но и прочли это по радио "Свобода"…
Сказать по правде, я не очень то и грустил о том Костополе. Всё таки чужой город и хоть были друзья и в городе, и в Ровно, но всё же это была чужбина. Да и потеря университетского диплома не очень-то и волновала.Та стажировка в газете излечила от тяги к журналистике. Ведь из статей редактор безжалостно удалял всю мою «литературщину» и почти по каждому материалу я получал нагоняй за неточность приведения фамилий героев. А попробуй записать точно, если их акцент для меня был непонятен и вечно вместо е писал
то о , то и. В конце-концов стал просить интервьюированых своею рукою записывать в моей записной книжке фамилии. Вернее я записывал материал, затем просил героя прочесть его и подписаться: написать вначале ф.и.о и дальше подпись. Так что перед той перепечаткой в Канаде выговоры за искажение фамилий прекратились…
СНОВА В ЧЕРНИГОВЕ
Прикатил я в прапрадедовский Чернигов. Устроился вначале на экспериментальный семяочистительный завод, укомплектованный новейшим западногерманским оборудованием по сушке и очистке семян. Завод огромный, работа интересная, но добираться в другой конец города больше часа. К тому же приходилось на вторую смену работать до 23:30, а последний автобус уходил в 23:05… Поэтому через год перешел в спиртоводочное объединение. Если на семяочистке было все-таки интересно работать с ультрасовременным оборудованием,
то в спиртоводочном объединении пришлось ездить с проверками по спиртовым и крахмальным заводам и заниматься бумагами, а не делом. Причём те крахмальные и часть спиртовых заводов были завезены с Германии по репатриации в конце 40-х. Что интересного в работе со старьём? Польза была только в новых знакомствах, и новой информации. Так жена главного инженера Ново- Боровичского спиртзавода рассказала, как в 32 году через село в направлении России валом шли-ползли люди, умоляя, дать хоть корочку хлеба. Вначале давали,
потом никого и на порог не пускали. Вечерами по селу ездила подвода и собирали на улицах трупы. Всё, что было в огородах, было съедено, как саранчой, теми голодающими тенями. Выжили в селе только те, кто работал на спиртзаводе и мог питаться свежей зерно-картофельной бардой, остающейся после отгонки спирта из бражки. Так, впервые, в 1966 году, я узнал о голодоморе.
В одной из командировок познакомился с зав.отделом Госнадзора за соблюдением стандартов местной лаборатории Госстандарта СССР. После нескольких совместных командировок, с удовольствием принял приглашение перейти к ним. Вот с тем Госстандартом и связаны лучшие воспоминания юности. Объездил всю область, все бывшие поместья предков, все Шевченковские места! В начале 70-х послали меня с коллегой на 10 дней в командировку в Одессу. Тут как раз началась холера. Помню, зашли мы в столовую самообслуживания. Стоим
в очереди у раздачи. Вдруг человек за 10 перед нами какая-то худющая до черноты девчонка упала на пол и забилась в судорогах. Поднялся страшный крик, и все стали вылетать кто куда. Кто в двери, кто в окна. Я очнулся уже в кустах, обнаружив под собой скулящего от боли коллегу - споткнулись на какой-то дрючок и попадали на него, не то бы драпали до самого моря. Шли мы на следующий день мимо столовой. По-прежнему стоит очередь. Спросили о вчерашнем случае, оказывается, у девчонки был припадок эпилепсии. Одесские
пляжи стали закрывать, причем довольно оригинально. Приходишь, раздеваешься, занимаешь лежак. Обходит женщина с фигурой, как у ледокола и собирает деньги за лежаки. Обилетит всех, поднимается на волнорез и машет кому-то платком. Через пять минут раздается пронзительная сирена, к берегу подплывает несколько катеров, из них высыпают матросы и выгоняют всех с пляжа…
Решаем уехать досрочно - не тут то было - билетов нет! Я вспоминаю все, что учил по микробиологии и иду в ГЧК (городская чрезвычайная комиссия). Предлагаю организовать продажу бочкового сухого вина, которое еще в древности применяли для профилактики холеры. Взамен мне и коллеге дают билет на теплоход "Нахимов" и пропуск в профилакторий для обсервации, после которой нас отправят домой. Я не люблю качки и замкнутого пространства. Отдал билет на красавец теплоход коллеге, а сам пошел в профилакторий. В палате
на 20 человек спят одновременно и женщины, и мужчины. Обсервация затянулась на целый месяц. В море нельзя - только душ. Библиотеки нет, журналов тоже нет. Правда, вокруг полно красивейших девчонок, даже в палате на обеих соседних кроватях спят красотки. Да что за удовольствие, когда ночью вдруг чувствуешь у себя на груди чью-то ручку, чей-то пальчик лезет тебе в рот, ты восторженно открываешь глаза и… видишь в полумраке перемазанную рожицу карапуза, ползущего через все кровати к выходу. Затем всю палату будит
визг его мамаши, обнаружившей пропажу своего чада…
Днем все собирались смотреть, как стройная, длинноногая красавица-грузинка (говорили княжна) громит всех в теннис. Конечно, день-два любоваться той княжной было приятно. Но через неделю все осточертело, а обсервация должна длиться целый месяц…
Чтобы не сдохнуть со скуки, писал реферат о положении с соблюдением стандартов на Черниговщине. Написал. Отослал во ВНИИСП(институт Госстандарта). Прошел месяц. В пансионате никто не запоносил. Обсервация закончилась. Мне выдали билет до Чернигова. Сажусь в поезд. Во всем вагоне, во всем поезде - я один. Только уже в Смеле зашло в купе две девчонки. Проводница сказала, что это первые пассажиры после Одессы. Неудивительно, тогда никто не хотел садиться в одесские поезда. Вон под Прилуками у одного пассажира
из Одессы случился понос, так весь поезд с 400 пассажирами, которые и в глаза не видели той Одессы, проторчал почти месяц на обсервации на том полустанке, съев почти все запасы Прилукской рай больницы и израсходовав почти весь уголь местной электростанции. Правда, мне непонятно было - поезд в 12 вагонов совершенно пустой, зачем же девчонок подселили ко мне, потенциальному холероносителю...
На работе меня уже ждал вызов на экзамены в институт Госстандарта. Начальник побрюзжал, что я безответственно подставил коллегу, засунув его на "Нахимов", где вечно находят подозреваемых на холеру. Неизвестно теперь, когда тот вернется. Все же отпустил - как никак, вызов пришел сверху. Экзамены сдал неплохо, но по конкурсу прошел только на заочное отделение. Вернулся и первым делом стал сдавать кандидатские минимумы. По философии - нет вопросов. Походил год в университет марксизмы-кретинизмы, подружился
на этих курсах с председателем и главбухом облпотребсоюза. Весной, вместе с ними, сдал минимум на "отлично". И преподавал, и возглавлял приёмную комиссию секретарь горкома, к.ф.н. Владимир Шакитько, тот самый, который не дал выгнать меня из комсомола. С кандидатским по английскому языку вышла вообще авантюра. Отходил вместе с председателем облпотребсоюза и главным бухгалтером и на языковые годичные курсы. Экзамен устроили в Киевском технологическом институте пищевой промышленности. Запустили в аудиторию человек
30. Выдали каждому английский текст. За час мы должны были прочесть его, выписать незнакомые слова. Затем всех выперли в коридор. Текст оставался на столах. После этого по три человека, согласно алфавиту, стали вызывать в аудиторию. Вошедший садился на своё место, записывал перевод и с текстом и переводом шёл к членам комиссии. Зачитывал текст, отдавал его им, а затем зачитывал перевод. Те сверяли его с текстом, задавали несколько вопросов и ставили оценку. Мой председатель ОПС и главбух были ребята гоноровые.
Решили, что язык выучили хорошо. Выписали всего с десяток слов и вышли. Я же быстренько переписал текст полностью. Когда нас всех выперли из аудитории, подсчитал, что при таком раскладе меня вызовут не раньше чем через 2 часа. Спрашиваю у студентов, где у них читальный зал. Захожу туда. Зал переполнен. Спрашиваю - Ребята, кто хорошо волокёт в английском и хочет получить "киевский" торт за перевод двух страниц. Сразу подбежало две очкастые девицы и залопотали что-то по-английски, демонстрируя свои знания. Протягиваю
им текст и бегу на Крещатик за тем Киевским тортом. Возвращаюсь с огромным тортищем через час. Девчонки уже скучают. Те две странички они давным-давно уже перевели. Подсаживаюсь к ним, прошу проверить, как я перепишу их перевод и как прочитаю текст. Слушают, подправляют, исправляют. Ещё с час стою в очереди возле дверей аудитории. Захожу вслед за своим председателем и главбухом. Они отвечают первыми. За это время я ещё раз, уже на проштампованном бланке, переписываю перевод. Краем уха слушаю, как заикаются и
мыкают мои коллеги. Наконец они, еле живые, уходят. Сажусь напротив преподавателя и быстренько читаю-тарахчу текст. Преподаватель вначале пытается подправить произношение, затем уже не вмешивается в моё тарахтение, а о чём-то договаривается с красоткой-ассистенткой. После этого я отдаю им текст и бодро зачитываю перевод. Я явно понравился. Задаёт по-английски традиционные вопросы - кто я, чем занимаюсь. Об этих вопросах нас предупредили ещё на курсах, так что я давно зазубрил ответы. На засыпку эта ассистентка
с ногами от шеи спросила по- английски, где это я так отлично изучил язык. Это потом, с теми очкастыми девчонками, я уяснил, что именно она спросила. Тогда же понял только слово "отлично". Ответил, что с меня достаточно "Хорошо". Профессор расхохотался, хлопнув по попке ассистентку, пророкотал, чтобы та поставила в ведомости "хорошо". Я выскочил в коридор к коллегам. Председатель получил двойку, главбух тройку. Хоть философию они и сдали, как и я на "Отлично", но об аспирантуре перестали думать. Английский их
добил…
Сдав кандидатские минимумы в Украине, покатил по тому вызову в Москву сдавать приёмный экзамен по стандартизации. Сдал на «хорошо», но конкурс был сумасшедший и хоть мест в аспирантуре было с десяток, прошёл только в заочную аспирантуру. И , слава Богу – Госстандарт не имел общежития для аспирантов ВНИИСПа и селил их по частным квартирам, оплачивая за квартиру только 50%. Так что с той 100 рублевой стипендии пришлось бы 20 отдавать за квартиру. Прожил я в такой месяц, пока сдавал экзамены и оформлял документы
в аспирантуру. Была она в узёхонькой улочке, неподалеку от Ленинградского проспекта, где находился Госстандарт и ВНИИСП. В двукомнатной квартире жила семья из 3 человек- мать и двое детей – сын и дочь. Правда, детьми их назвать уже трудно- сыну 20, дочери 16. Зарплата у матери была стандартные 125 рублей, дочь ещё училась в школе, а сын заканчивал шофёрские курсы и мечтал заработать на машину и стать Человеком. Люди в его понимании были те, кто имеет машину…
Фактически зарабатывала только мать, вот и сдавали одну комнату из 2-х. Правда, эти комнаты были – не сравнить с моей трёхкомнатной Сыховской коробочкой. Просторная кухня, просторные 2 комнаты по 20 м2 каждая, а главное между кухней и коридором огромный шкаф в стене. Вот тот встроенный шкаф они и превратили в спальню. Расстилали там огромный сенник(набитый ароматным сеном матрас) и укладывались втроём. Жили скудно. Хоть продуктов тогда в Москве было навалом и они были самые дешёвые в Союзе, но кроме костей
и требухи ничего мясного не могли себе позволить. И при этом, если мы с коллегой приходили с занятий до ужина – обязательно приглашали нас. Вот у них в Москве я и попробовал впервые рубцы. Никогда не думал, что из такой требухи можно приготовить такую вкуснятину. Мой коллега был из Ивано-Франковска, так что пробовал их раньше. Объяснил, что главное преимущество рубцов в том, что они на долго дают ощущение сытности. У них в Ивано-Франковске это чуть ли не национальное блюдо. Мало того, в Московских ресторанах
одним из дорогих блюд тогда были «рубцы по-львовски»! В те дни всё свободное время проводил на ВДНХ (для аспирантов и сотрудников ВНИИСП вход был бесплатным) и в Ленинке. Правда, в Ленинке занимался не спец.предметом, а пытался найти литературу о деде Николае Вороном и дяде Марко Вороном. В поисках сведений о них открыл целый пласт приключенческой литературы 20-х годов и прекрасный журнал «Мир приключений». Так что тот месяц пролетел, как один короткий миг.
Вернулся в Чернигов стал работать над темой "Организация проверок соблюдения стандартов по горизонтальному принципу". Что это такое? Приезжаю в район и проверяю не одно запланированное предприятие, а все пищевые предприятия района. При этом качество продукции проверяю не на предприятии, а в торговой сети. Заодно проверяю и соблюдение правил хранения и реализации продтоваров. Результаты проверки докладываю на расширенном бюро райкома партии и Комитета Народного Контроля. Райком нарушителям раздаёт партийные взыскания,
а Народный Контроль преподносит денежные начеты. Резко возрос эффект проверок, а я стал известнейшей личностью среди заводчан. Этим привлек внимание второго секретаря обкома партии Федорины. Он стал регулярно вызывать меня, поручая внеочередные, заказные, проверки предприятий пищевой промышленности области. Вот такая заказная проверка и положила конец моей карьере в Госстандарте.
Поехал я в Щорский район. Проверил торговлю, пищевые предприятия. И тут райкомовцы попросили меня спасти район от самодура - председателя Турьянского колхоза "им.17-летия Советской власти" - Алексея Мязя. Он построил в своем колхозе консервный завод, но кроме мясных и овощных консервов, стал выпускать и крепчайшую 56° сливовицу в трёхлитровых банках по 2.50 руб. за банку. Сразу сел товарооборот всего района. Люди перестали покупать пол-литровую "казёнку" по 2.48, а накинулись на эту сливовицу, которую
он продавал в своём колхозном магазине в райцентре. Как не просило его начальство прекратить такой разбой, только смеялся: "Мой продукт - моя цена!"
Поехал я в эту Турью. Прекрасное село. Новенькая кирпичная школа, новенькая двухэтажная больница, уютненький детский садик с яслями. Таким и в райцентре позавидуют. Если и попадётся старая изба с камышовой крышей, то рядом хозяин уже строит кирпичный дом! Остановился, как и положено, у Мязя. Жил он в избушке, из толстенных дубовых колод, построенной собственными руками. Крыша была из камыша. Попробовал подъесть его, неужели у такого хозяина не хватило средств на металлическую кровлю? Посмотрел, как на идиота
- камышовая крыша зимой даёт тепло, а летом прохладу и чистый, свежий воздух целый год. Это молодёжь гонится за красотой и металлом. Он живёт, как предки…
Жил он тогда сам. Сам и готовил. До сих пор вспоминаю его вкуснейший борщ с фасолью, яблоками и черносливом… Но прибыл я к нему с определённым заданием - спасти район от самодура. К тому же были и внутренние причины. Он был когда-то знаком лично с самим Петровским, в председатели попал из "25 тысячников". То есть, был Недругом моего Рода, моим личным недругом. Да и меня он откровенно третировал. Идёт какая-нибудь старушенция навстречу - остановит, расспросит о нуждах, запишет всё в свою записную книжку,
а в конторе прикажет бригадирам сделать всё нужное. А то, что я ему говорю, - пропускает мимо ушей. Я у него застрял как раз на 8 марта. Тогда этот день ещё не был праздником. Но вечером, на торжественном собрании, он лично каждой женщине вручил букет благоухающей сирени и конверт с деньгами. Он вообще давал указания бригадирам каждой женщине, кроме натуроплаты, на трудодень выписывать не менее 3 рублей. Конечно, по нынешним меркам он святой. Но в те времена таких председателей было много, и я с удовольствием
выполнил заказ райкома. Доказал, что расфасовка алкогольных напитков в 3-литровые банки стандартом не предусмотрена, следовательно, производство сливовицы должно быть прекращено до установки линии расфасовки в бутылки. Кроме того, при предыдущей проверке, на Менском холодильнике я обнаружил свинину из Донецка, замороженную 3 года назад (срок хранения 18 месяцев). Наложил запрет на реализацию, направив к ним ОблСэС. И вдруг, эту свинину обнаруживаю в холодильниках консервного заводика Мязя! Он к ней добавляет
травы и делает вкуснейшие консервы. Вкуснейшие то вкуснейшие, но окислившийся за 3 года свиной жир канцерогенен! Наложил я запрет и на мясные консервы. С чистой совестью я доложил на расширенном совещании Райкома партии и Комитета Народного контроля о результатах проверки соблюдения стандартов в районе и грубейших нарушениях на Турьянском консервном заводе. Конечно, доложил и об огрехах на местных пищекомбинате, хлебозаводе и межрайбазе. Те руководители отделались выговорами с денежными начётами. Мязя постановили
снять с Председателей колхоза. Удовлетворенный местью "25-тысячнику" я вернулся во Львов. Не долго я радовался. Тогдашний первый секретарь обкома Чернигова Михаил Борисенко был крестьянином с деда прадеда и в обиду свои лучшие кадры не давал. На бюро обкома приняли решение обновить состав Щорского райкома. Все гонители Мязя лишились мест, даже председатель Комитета Народного Контроля, формально не починяющийся партии. Федорине было рекомендовано забыть о моём существовании. Меня же до сих пор мучит совесть из-за
того Мязя. У нас во Львове создалось Черниговское братство. И парочка человек из того братства родом из Щорского района. Оба знают легендарного Мязя. Как он всех женщин на 8 марта поздравлял букетом сирени, вырощенной в колхозных парниках, как для них построил ясли и детскую больницу, которой и в райцентре нету. После той отставки вначале его, а затем гонителей, он вновь возглавил колхоз по требованию колхозников. До самой смерти на 80-м году жизни, крепко держал хозяйство. А затем пришли «перестройщики».
Эксперимент за экспериментом обрушились на колхоз, превращая хозяйство в экскременты. А затем пришла Незалежность с Кучмой и от колхоза остались только развалины больницы да заколоченные дома крестьян, укативших за лучшей долей на чужбину. И такого Человека я помог убрать, смертельно обидел…
А затем ситуацией воспользовался мой начальник лаборатории Госстандарта, коммунист с 20-ти летним стажем, которого даже по записи не принимал ни Федорина, ни другие первые лица обкома, а это ведь он обязан был им регулярно докладывать о состоянии качества продукции в области. Его, которого обязаны были выслушивать регулярно, не принимали, а я шлялся к Федорине по делу и без дела. Вот когда Борисенко вступился за Мязя, начальник по "Собственному желанию" убрал меня из Госстандарта. Конечно, я до того заявления
"по собственному желанию", договорился о переходе на должность ст. товароведа по качеству оптово- розничной конторы облпотребсоюза. Как никак, председатель и главбух были моими друзьями. Я быстро ухитрился поставить в зависимость от себя, а не от начальства, почти всех поставщиков продтоваров (я ведь работал и внештатным экспертом) и товароведов районных баз. Благодаря этому меня, потерявшее калым начальство, с удовольствием отпустило поступать в аспирантуру…
