Нетрадиционный взгляд на традиционную историю аспирантские годы
МОИ АСПИРАНТУРЫ
Помня опыт с заочной аспирантурой, подал в 1974 году документы сразу в аспирантуры при трех институтах - Московского кооперативного, Киевского и Львовского торгово-экономических. Благо экзамены в них были в разное время. Благодаря тому, что я еще во ВНИИСПе сдал два кандидатских минимума, мне нужно было сдать экзамен только по спецпредмету. Первыми экзамены были в Москве. Принимал экзамены профессор Николаев. Я ведь больше 5 лет занимался проверками качества продтоваров в области, да и в облпотребсоюзе занимался
качеством, так что сцепился с ним по вопросу изменения жиров при хранении консервов. Хоть я и доказал свою правоту, но он за наглое поведение влепил мне тройку и я не прошёл по конкурсу. В Киеве экзамены принимали сразу 3 профессора: Колесник, Мицык и Коробова. Спрашивали основательно, так что больше четвёрки набрать не смог и прошел заочно. Во Львове экзамен принимали зав.кафедрой продтоваров профессор Траян и доцент Зыкин. Это ведь был уже третий экзамен по одному и тому же предмету. Так что легко сдал на
отлично и прошел на стационар.
Ясно, что выбрал Львов. Теперь предстояло выбрать научного руководителя. Во Львове с докторами наук тогда было туго.А ведь в Киеве у меня экзамен принимал бывший львовянин, доктор биологических наук Владимир Мицык. Еду к нему и говорю, что прошел не только у них, а и во Львове и что хочу иметь его руководителем. Его протеже как раз пролетел аспирантуру, получив по спец. предмету тройку, как и еще парочка претендентов. Но те не могли знать, что я освобождаю место. Да и в ректорате об этом не имели понятия.
Так что ему теперь можно было продвинуть своего претендента. Поняв это, Мицык с удовольствием согласился на руководство и продвинул на мое место своего человека (тот давно уже профессор, возглавляет кафедру). Шеф предложил мне взять тему "Сравнительные исследования кулинарных жиров и маргаринов". Сказать по правде, что такое товароведение, я и сейчас толком не знаю, возиться с этими аминокислотными анализаторами, со всей этой хроматографией и магнитным резонансом не люблю. Те исследования я свел к разработке
новых видов маргаринов и технологии их производства. Технология получения маргарина, разработанная ещё Козиным( за что он до конца жизни по личному распоряжению Микояна был на полном государственном обеспечении, до этого Гитлер так поступил со своими изобретателями маргарина), мне показалась слишком сложной.
Долго не мудрствуя, придумал эрзац-масло, которое теперь продается в Украине как "Финнея" или "Рама". А делать этот эрзац очень легко. Доступно любому фермеру. Молоко, как и обычно, нагреваем и обезжириваем на сепараторе. Сливки убираем. Сразу же свежий обрат перемешиваем с расплавленной композицией дезодорированных жиров. Композиция должна иметь температуры плавления в том же интервале, что и коровье масло (32-36°С). Я составлял композицию из дезодорированного костного, свиного и говяжьего жиров, которыми
тогда были забиты все холодильники Союза. Теперь, когда с животными жирами напряжёнка, можно брать гидрожиры. Главное, чтобы у их смеси был интервал плавления, как и у масла и перемешивались они с обратом сразу же после сепарирования. Перемешивать смесь жиров с обратом (обезжиренное молоко) можно простым пропусканием самого на себя содержимого емкости через молоконасос. Отделившиеся от молочного жира жировые оболочки налипают на гидрожир и придают ему свойства молочного. Полученные искусственные сливки обрабатываем
по технологии кисло-сливочного масла. Для полной маскировки к эрзац-маслу добавляем до 20% натурального масла из сливок, полученных из молока, обрат которого использовали для эрзац-сливок…
То эрзац-масло положило начало конфликта с азиатским землячеством нашего общежития. В нашей аспирантуре 70% аспирантов составляли узбеки, туркмены и киргизы. На моём курсе среди аспирантов я был единственным славянином. Вон на фото наш курс –киргиз, узбек, я и азербайджанец, девчонки – немка и еврейка. http://i035.radikal.ru/0901/36/a5577d24d92e.jpg У нас православие давно уже отошло в забвение. Азиаты же строго придерживались требований Шариата, и не дай бог было угостить их свининой. Аспиранты, как и
студенты, живут одним котлом. Нам - их плов, им - моё масло. Но вот к одному из них приехал отец. Накрыли восточный стол. За чаем он стал расспрашивать, как я делаю такое вкусное масло. Разъясняю, что беру легкоплавкую фракцию говяжьего жира (удовлетворённо-похвально чмокает губами), добавляю дезодорированного костного жира (почмокивание, хоть и не такое одобрительное, продолжается) и верхнюю фракцию свиного жира. Кусок хлеба с эрзац-маслом выпадает из рук аксакала. Он мчит в туалет и пробует извергнуть всё
поглощённое. Гости-азиаты разбегаются, как мыши. Они не только осквернили себя свининой, но и осквернили старшего! С тех пор двери в комнаты азиатов для меня стали закрыты. Правда, я не очень-то и скучал. Из Чернигова я вывез не только драгоценные книги с автографами Ахматовой, Бальмонта, Маяковского, Надсона, но и почти сотню коллекционных бутылок с настойками и ликёрами, собранных за годы работы в спиртоводочном объединении. Мне в ректорате предложили заняться со студентами общественной деятельностью. Я устроил
у себя Литерклуб. Мы выпускали еженедельную стеннушку, вели передачи на общежитейском радио. Ну и, конечно, дегустировали мои напитки. Коронным считался бокал цветика- семицветика из ликёров, ликёрных вин, шампанского и зубровки. Выпьешь бокал - и всё плывет, и лыка не вяжешь. Берёшь соломинку и следующий бокал пьёшь уже снизу, в обратном порядке - и трезвый как стёклышко, а на душе так светло и легко. Почему-то разозлённые азиаты утверждали, что мой Литерклуб идёт от слова "Литр" водок…
Той общественной деятельностью прозанимался лишь с год. Дело в том, что моя тема по маслу не пошла дальше изготовления опытных образцов. Слишком дорогими оказались анализы, которые позволили бы отличить это масло от натурального, к тому же делать мой эрзац можно было только на маслозаводах, а они подведомственны Минмясомолпрому, а не Главку "Союзжирмасло", занимающемуся маргарином. Повздыхал шеф, что я целый год потратил напрасно, и предложил тему по ветчинным консервам. Тему того аспиранта-заочника, который
занял мое место (его призвали в армию). Правда, предупредил, что тема сложная, но зато по ней отрицательный результат - все равно результат! Я должен был констатировать, что наши ветчинные консервы и технологии их производства уступают зарубежным (надо же было как-то обосновать планируемую покупку у компании Круппа ветчинно-консервных линий). Ветчинные консервы тогда делали только в Риге, Таллинне, Москве и на Львовском мясокомбинате. Делали по польской технологии, хотя и разработал ее у нас в тридцатые годы
Львовский предприниматель - еврей Зигмунд Руккер. Во время войны он бежал в Америку и организовал там производство ветчинных консервов. Стал благодаря этому миллиардером. После войны помог наладить производство ветчинных консервов в Польше, построив там за свой счет с десяток заводов…
Во Львове же гестапо, а затем СмерШ (смерть шпионам), расстреляли всех мастеров и рабочих, работавших с руккеровскими ветчинными консервами (среди них раскрыли группу агентов Интелледж Сервис). Из-за этого в 60-е годы мы освоили производство ветчинных консервов уже с братской помощью поляков. Во Львове специфическое отношение местного населения, в большинстве своем переселенного в ходе операции " Висла" из Польши, к нам, "москалям" - восточноукраинцам. Русскоязычных здесь зовут "жидами". У них секреты выпытывают,
а им ничего своего не раскрывают. Технологию я мог узнавать только по литературным источникам. Мало того, когда я в отделение посола поместил на длительное созревание окорока, местные "патриоты" засунули туда же рубцы. Рубцы - это желудки ВРХ, продукт с огромной бактериальной обсемененностью. Когда я это обнаружил, чуть не заплакал - на новую партию окороков денег мне никто не выделит. А это моё мясо уже вот-вот завоняется. О четырнадцати дневном созревании не может быть и речи!
Чтобы ускорить созревание, нарезал окорока на куски по форме банки и хорошенько отмассировал в фаршемешалке. Массирование отбивает-смягчает мышечную ткань и вбивает рассол в центральные слои мяса, ускоряя таким образом созревание. Чтобы консервы не испортились, решил применить рижскую технологию тиндализации (повторный нагрев до 100° С с выдержкой в промежутках при 27-30°С). Прихожу на следующий день после пастеризации, а вместо теплой термостатной, мои консервы засунули в холодильник, и температура в центре
банки уже -1,5°С. Пока я бегал к директору, их перевезли в термостатную. Добился, чтобы с самого утра их пастеризовали. Примчался первым трамваем. Засунули банки в автоклав. Пропастеризовали. С перепугу, чтобы ускорить процесс, первые 20 минут прогрева веду не при 100°, как это предусмотрено Рижской технологией, а при 116°С. Сразу после охлаждения водой обнаружил и выбросил пару вздувшихся банок. Сказал, чтобы направляли банки в охлаждаемое помещение, где всегда хранятся ветчинные консервы, и ушел спокойно домой.
Прихожу через неделю, чтобы отобрать образцы для исследований. Ищем в складе ветчинных консервов - нет моих банок. Иду в отдел сбыта, спрашиваю, как они могли отпустить мои, немаркированные консервы?! Говорят: "Успокойтесь! В ветчинном складе не было места, и мы их поместили вместе с мясными консервами". У меня начинается истерика, ведь ветчинные консервы хранятся при температуре не выше 5°С, а обычные мясные консервы перед закладкой на длительное хранение, неделю выдерживают при 30-36°С. Ясно, что пастеризованные
консервы должны взбомбить (вздуться)! Меня обвинят в срыве дорогого эксперимента, и на этом моя аспирантура закончится!
Встречаю по пути в термостатную технолога Танечку, которая также считалась "жидовкой". Она только что проверяла консервы, несет пару вздувшихся банок. Говорю: "Представляешь, эти рогули загнали в термостатную мои пастеризованные консервы, там, наверное, уже все провонялось!" "Да нет, - говорит - стоят твои банки, ни одна даже не вздулась. Ты, наверное, по ошибке их стерилизовал".
Удивленный, иду в термостатную. Действительно, стоят мои баночки, хоть бы одна вздулась! Отбираю образцы, несу их к нам в институт и отдаю кафедральному "микробу". Прошу провести полный анализ. Покрутил он вначале носом, мол, полно работы. Все же взял, попросив меня потерпеть трое суток. Через трое суток я был у него. "Не морочь мне голову! Я нашел единичные клетки, да и те не дают роста на питательной среде. К чему было устраивать такую возню, если консервы стерильные!" "Да не стерилизовал я их, они пастеризованные,
я притащу еще, повтори, пожалуйста, анализы!"
Повторные анализы вновь показали промышленную стерильность консервов. Стал думать, в чём же дело, что я такое изобрёл. Потом пришло в голову, что делал-то я однокусковые консервы. Когда мясо одним куском, то поверхность сильно загрязнена микробами, а чем дальше вглубь, тем их меньше. Когда я по ним жахнул температурой стерилизации 116о С, то микробы на поверхности были убиты. Чем ближе к центру, тем меньше микробов и меньше температура нагрева. Там мясо осталось нежно-упругим, как и положено пастеризованному.
Поехал с образцами и результатами анализов к шефу в Киев. Рассказал, как все было. Как поместили рядом с партией зараженный материал. Как засунули консервы перед повторной пастеризацией вместо термостатной в холодильник. Как готовые консервы вместо холодильника всунули в термостатную… Он только смеется: "Хто ж тебе вынен, шо не засвоив украинську мову, от теперь и майся". "Да засвоил я ее, - отвечаю,- на том же уровне, что и Вы! Вы ведь сами там работали и знаете их! Они просто боятся, что я раскрою их
секреты и хотят меня выжить. Помогите найти другое место для эксперимента!".
Шефа, действительно, самого когда-то выжили со Львова, так что он подумал-подумал, а затем говорит: "Где-то через месяц я буду у Министра мясомолпрома Володи Юхименко. Мы с ним когда-то вместе учились. Ты купи красивый дипломат, наполни его своими лучшими, а мясокомбинатовскими худшими образцами. Я всё отдам Володе, он сравнит их и, я уверен, поможет нам найти новое место".
Вернулся я во Львов. На Ученом совете попробовали те консервы и выделили деньги на новую партию. Шеф укорял меня, что в моей ветчине не очень-то с ароматом, и посоветовал добавить специй. Сделал я три вида ветчинных консервов. Для скорости посол вёл в фаршемешалке, а вместо специй, которых на заводе мне так и не дали, выклянчил у "микроба" экстракты карпатских трав, которые он собирал. Сделал консервы. Для однокусковых применил тот режим субстерилизации с прогревом при 116°С и дальнейшей обработкой в режиме
пастеризации. Многокусковые консервы пастеризовал по обычному режиму, но при тиндализации выдерживал не при 20-25°С, а при -1…-20С, чтобы споры охладились. При нагреве в них проникнет вода, и при повторной пастеризации споры станут вегетативными клетками и при температуре вше 630С погибнут.
После выдержки в термостатной поменял часть банок на мясокомбинатовские с красивыми этикетками и, наполнив ими дипломат, отвез его шефу. Тот отнес их Министру.
И опять казус. Поехал министр в командировку, а мой дипломат забыл в кабинете у отопительной батареи. Приезжает через две недели, открывает дипломат, а там самые красивые банки вздулись, вот-вот взорвутся. Звонит шефу, тот вызывает меня. И вот оба мы идем на расправу. Министр взбешен. Подсовывает шефу открытый дипломат и ехидно подначивает: "Ты что тезка, хотел отомстить мне за институтских девчонок?". Тот мямлит: "Да это же пастеризованные консервы, их нельзя хранить выше 5°С!" Потом до него доходит, что
взбомбили консервы только в этикетках и со стандартною маркировкой, а из тех, на которых выбиты № 1, 2, 3, ни одна не взбомбила. Тут уже он начинает вычитывать однокашнику.- "Если ты поленился защититься, то не ори на доктора наук, разберись вначале, что у тебя взбомбило! Наши банки целехоньки! Взбомбил львовский ширпотреб! Министр опасливо стал вынимать те бомбажные банки и читать маркировку: "Шинка особлива", "Шинка деликатесна", "Шинка рублена" Львовский мясокомбинат Минмясомолпром Украины. Хранить не более
6 месяцев при 0-5°С.
Позвал референта. Тот выкинул заводские банки, а нам в задней комнате накрыли стол. Юхименко заставил нас первыми продегустировать те мои консервы. После нас попробовал и сам. Понравились и так понравились, что он позвонил приятелю в Союзный Главк и попросил помочь мне провести эксперимент на "закрытых" предприятиях. Мне разрешили работать на экспериментальном заводе ВНИИМП (тогда там выпускали консервы для космонавтов) и на Раменском предприятии Кремлевского райпотребсоюза, где обкатывали украденные на
Западе технологии и доставленное оттуда контрабандой оборудование. Где-то с полгода оформлялись все необходимые допуски, наконец, я переехал в Москву, где поселился в комнатушке аспирантского общежития кооперативного института в Перловке.
Тут аспирантский состав такой же, как и в Львове. В основном азиаты. http://i068.radikal.ru/0901/d4/55a56ea9e6d4.jpg (Можете сравнить фотографии аспирантов ЛТЭИ и МКИ) Помня прошлые ошибки, никогда не угощал их свининой. Ветчина делается исключительно из свинины, но я ведь делал и пастеризованную говядину, пользующуюся у них заслуженным успехом. Ещё бы, её ведь делали для Кремля! Так что стал у них любимчиком. Так как я украинец, а не русский, то был избран главой нерусской меньшины. Что это за меньшина,
если из 12 аспирантов только Володя Маяковский из Караганды, стоит крайний справа да Ира Лазаренко из Алма-Аты были русскими (можете убедиться по фото, я сижу в белом свитере)!
Мои ветчинные консервы проложили дорогу и в Мясомолочный институт. Познакомился с Европейскими светилами – Соколовым, Большаковым, Роговым…
Доцент Геночка Казюлин из Мясомолочного института познакомил меня с фанатиком плёнок профессором Гулем. Тот дал термоусадочные плёнки, позволяющие и при жёсткой тепловой обработке получать сочные мясные консервы. Я при закладке в банку обволакивал мясо термоусадочной плёнкой. При тепловой обработке она сжималась и вгоняла весь выделяющийся мясной сок обратно в мясо. Теперь мои консервы получались не только стерильными, но и сочно-упругими.
Благодаря тем консервам я даже подрался с Володей Высоцким. Было это так. Гена Казюлин жил когда-то с ним в одном доме на Арбате. Раз, когда я у них на кафедре испытывал консервы, он и сказал, что если я притащу ящик консервов, а Витька Сомов с ВНИИ спиртовой промышленности притащит ящик коньяков, он может устроить аспирантскую пирушку с Высоцким. Я как раз выпустил где-то около сотни банок экспериментальной ветчины разных видов, так что выписал их для исследований в мясомолочном. Витька Сомов постарался с
коньяками. Гена связался с Высоцким и вот мы все в институтской общаге на Кузьминках. Я привёл с собой свою Перловскую Любовь чешку Зденку Галанову. http://s61.radikal.ru/i171/0901/e4/9eb87d9e86ff.jpg Была она сверхсимпатичная, с необычайными фиолетовыми глазами, фигуркой, как у Зойки, правда, рост у неё был 1.50 и я рядом с ней мог себя чувствовать настоящим мужчиной-богатырём. Хотя она уже пристойно разговаривала по-русски (она была студентка МКИ из Чехословакии) но не всё понимала и Володины песни с блатным
сленгом до неё не доходили.
Все восторгаются Володиным хрипением, а она требует разъяснений. Надо сказать, что она и меня теми требованиями доставала. Как-то я послал ей в Брно телеграмму: «Словно в жаркий день дождя, ждал я писем от тебя. Видно, ветер-суховей от тебя унёс ответ». Приехав, Зденичка потребовала объяснить, кто такой ветер-суховей и зачем он унёс ответ. И вообще, разве она виновата , что у нас так международная почта работает! И это из-за обычных слов. Что же говорить о блатном сленге! Володя терпел-терпел, а потом потребовал,
чтобы убрали эту лилипутку. Тут уже я в ответ завопил, что не с его ростом называть кого-то лилипутами и не с таким голосом петь. Высоцкий оскорбился за голос и заехал мне по уху. Вообще-то, это могло очень плохо кончиться. Ведь за ящик ветчин ребята-шпионы из моего предприятия научили меня кое- каким ненормативным приёмам. Слава Богу, Геночкины друзья повисли на мне. Володька сразу остыл и уже мирно сказал, что никому не позволит издеваться над своим голосом. Не он виноват, что утратил тенор( действительно,
мне посчастливилось смотреть один из его ранних фильмов, где он пел прекрасным тенором). Зденка всё же распсиховалась и заставила нас уйти с той вечеринки, так и не послушав уже не блатных, а лирических Володиных песен…
МОЁ ПРЕСТУПЛЕНИЕ
Сделал я и в ЭККЗ ВНИИМП, и на Раменском свои консервы. Исследовали их во ВНИИМПе и МТИММПе. Дали положительные отзывы. Но вот беда - техническую документацию на них имел право подписывать только министр Мясомолпрома СССР Николай Антонов. Ясно, что его подпись шла после виз ВНИИМПа и всех управлений и главков СЭС, Минторга и Минмясолмолпрома. Больше года я потратил на те визы. Времени и нервов ушло больше, чем на весь эксперимент и писание диссертации. Наконец, со всеми визами захожу к Антонову. Он полистал
проекты стандартов и инструкций, глянул на визы и величественно поставил свою подпись. Затем, как-то по-отечески, поглядел на меня и задал сакраментальный вопрос: "Слушай, мальчик, что-то твою морду я во ВНИИМПе не запомнил, ты что, с филиала? Так я и в вашем ё…м Киеве всех знаю. Что, от начальства прячешься?" Я не нашел ничего лучшего, как промямлить, что я никогда ни в УкрНИИММП, ни во ВНИИМПе не работал, а пока еще учусь в кооперативном институте. Видели бы вы, что сделалось с Антоновым! По лицу поплыли красно-бурые
пятна, глаза налились кровью, он приподнялся, держась за спинку стула, будто собираясь обрушить его на мою бедную голову, и завопил: "Мать твою перемать, какой идиот пустил тебя ко мне!? Тысячный коллектив института уже почти десяток лет пробует сделать эти чертовы консервы, а тут является колхозник (Министр спутал потребкооперацию с сельхозкооперацией) и подсовывает мне на подпись документацию, мол, он наизобретал этих консервов!" На крик прибежал референт. Антонов порвал в мелкие клочья все подписанные им
документы, приказал референту вытолкать меня взашей из Министерства и обзвонить всех подписантов с требованием объяснить, знали ли они, что подписывали. Меня же было велено больше и на порог не пускать…
В полной прострации я поехал в Киев и все рассказал шефу. Он успокоил, что я аспирант не антоновского ВНИИМПа, а кооперативного института, и мне для защиты та техническая документация не так уж и обязательна. Достаточно нескольких публикаций и авторских свидетельств на изобретение. Поинтересовался, где я думаю работать после распределения. С этим у меня как раз проблемы не было. На Раменском в очередной раз, после бомбажа партии консервов (реализовывались они исключительно в Кремле), уволили главного инженера
и главного технолога и мне предложили пока поработать и.о. главного инженера-технолога. Подали заявку в Главк, чтобы Центросоюз распределил меня на эту должность после аспирантуры. Постепенно вхожу в работу главного инженера –технолога. В январе 1978 в Москве проходит Конгресс научных работников мясомолочной промышленности. Мой приятель-аспирант с кафедры продтоваров МКИ, который занимался мясом, не мог говорить ни на одном иностранном языке. Меня же кагебисты с Раменского предприятия за пару ящиков ветчинных
консервов устроили на их ускоренные курсы английского в их институте психологии. Через пару месяцев я не только свободно читал, но и болтал по- английски. Вообще-то странные были эти курсы. Находились они неподалеку от метро "Химки". В тёмной комнате на экране выскакивают слова, произносятся по-английски и тут же бормочется перевод. Скорость всё повышается. Постепенно выскакивают уже не слова, а целые фразы, целые предложения, целые страницы. Я уже перестаю читать, а схватываю всю страницу. Перед занятиями пичкают
какой-то дрянью. После окончания курсов я свободно болтал с оксфордским акцентом и мог толстенную книгу усвоить за считанные минуты. Увы, был и отрицательный момент. После окончания курсов меня предупредили, что я на всю жизнь невыездной. Я закодирован. Если поеду в романоязычную страну, со мною случится инсульт. Хотите- верьте, хотите - нет, но когда я в 1991 году был в Литве, у меня страшно болела голова, а в глазах лопались капилляры. Через 14 лет лопались! Хоть и говорили там не только по-литовски, но и
по-русски! Сильны были кадры у кагебистов!
Приятель за пару банок, отдал мне свой пригласительный билет. Его научный руководитель проф.Йозеф Заяс познакомил меня на конгрессе с зам. директора югославского института мяса доктором Джьорджьевичем и редакторами чешского журнала "Потравинаж" и польского "Господарка мясна". Рассказал я им о том своем визите к Антонову и тех воплях. Сочувственно кивали головами, а затем предложили дать им оставшиеся экземпляры документации. Джьорджевич обещал помочь с внедрением, а редактора - с публикациями. Я совсем
забыл, что давал подписку не вступать в контакты с иностранцами без согласования с КГБ. Пообещал я им на следующий день принести материалы. Принёс. Дал каждому по экземпляру Увезли они их с собой. Выполнили они свои обещания. Все выполнили.
Но из-за тех публикаций и внедрения назначение в Раменское не состоялось, а я вообще чуть не загремел сменным технологом на Семипалатинский мясокомбинат. Где-то через полгода, в рабочее время, два амбала вытащили меня из кабинета, втиснули в черную "Волгу" и на бешеной скорости отвезли в голубенький домик приемной КГБ СССР на Кузнецком мосту. Оттуда, через подземный переход, протащили в обшарпанное (под общежитие) здание на противоположной стороне улицы. Там забросили в кабинет одного из любимейших моих писателей
- Семена Кузьмича Цвигуна, одновременно первого заместителя Андропова по внешней разведке и куратора Раменского предприятия. А причиной "вызова" оказалось перехваченное письмо Джьрджьевича, в котором он извещал, что они используют элементы моих разработок в своей новой технологии производства ветчинных консервов. За это мне положен авторский гонорар в сумме $28000. Спрашивал, переслать ли мне деньги через ВААП, выдать динарами при визите в Югославию или положить на мое конто в Загребском отделении швейцарского
банка.
Цвигун положил передо мной мою же расписку, в которой я обязался не контактировать с иностранцами без санкции соответствующих органов, и обязательство строго хранить государственную тайну и секреты производства. Он не орал, как Антонов, но после его тихих разъяснений "сути моих преступлений" меня привезли назад в полуобморочном состоянии. Самое лучшее, что меня ждало, это должность вечного сменного технолога на Семипалатинском мясокомбинате, без права выезда. Пока же меня выперли из общежития МКИ и из ведомственной
квартиры в Раменском. Слава Богу, хоть Геночка Казюлин помог устроиться зайцем у аспирантов МТИММПа. Во Львове меня уволили, а нового места работы, кроме Семипалатинска, не намечалось.
К счастью, мой двоюродный брат работал в референтуре Александрова (тогдашний первый помощник Брежнева). Он смог меня, беспартийного, записать на прием к секретарю ЦК по кадрам Черненко, который от ЦК курировал наше предприятие. На приеме я рассказал все, как было. И с визитом к Антонову. И с передачей представителям соц. лагеря отвергнутых документов.
Что бы там ни болтала нынешняя пресса о Черненко, но Константин Устинович выслушал меня внимательно и сочувственно. Вместо записанных 5 минут слушал добрых полчаса. Выслушав, приказал присутствующему помощнику решить вопрос без идиотизма. Через неделю после того посещения, по требованию Прокуратуры СССР, Центросоюз приказал ректору ЛТЭИ аннулировать приказ о моем увольнении и распределить меня на работу в институте.
