Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Ворчалки об истории или "Ab hoc et ab hac"

Подписаться Бесплатная «Золотая» новостная рассылка . Подписчиков 3.082 RSS
←   Март 2014   →
 1
 2
 3
 4
 5
 6
 7
 8
 9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31


За последние 60 дней ни разу не выходила


Сайт рассылки: http://www.abhoc.com
Открыта: 01-02-2000

Автор
Виталий Киселев (Старый Ворчун)

Статистика

3.082 подписчиков
0 за неделю
←   Все выпуски   →

Ворчалки об истории или "Ab hoc et ab hac"


Owls

Ворчалки об истории,
или Ab hoc et ab hac
Вып. 749

от 09.03.2014 г.

Если из истории убрать всю ложь,
то это совсем не значит, что останется одна только правда -
в результате может вообще ничего не остаться.
Станислав Ежи Лец

Мараи Шандор: великий венгерский писатель, не известный в России. Часть II

8 января 1945 г.

"Вечером к нам пришёл русский майор с большой свитой: все в дублёных тулупах, хороших сапогах, меховых рукавицах. Майор прилично говорит по-немецки. Они были в соседней усадьбе, там их угощали обедом; они узнали, что здесь живёт писатель, вот и заехали посмотреть на редкого зверя. Визит был хотя и недолгим, но весьма содержательным. Майор стоял в середине комнаты, в кругу своих офицеров, со стеком в руке, с биноклем на груди, похожий на полководца, как их изображают в школьных учебниках.
"Это вы – писатель?" -
спросил он, разглядывая меня. И сделал знак одному из офицеров, чтобы тот меня сфотографировал. На столе стояла пишущая машинка с листом рукописи. Твёрдо, но вежливо, он спросил, над чем я сейчас работаю. Я ответил, что в такой момент не могу заниматься чистой литературой, что пишу в основном дневник, как писал и прежде, в мирное время и в годы войны. Он кивнул, выражая полное согласие с этим, и поинтересовался, всё ли я записываю в дневник, что вижу вокруг. Нет, не всё, ответил я, только то, что считаю важным.
"Тогда запишите", -
сказал он серьёзно и строго, -
"что сегодня у вас был русский офицер, и он вас не тронул. Ещё запишите, что офицер этот видел в Ясной поляне дом Льва Толстого, который солдаты вашей страны полностью разрушили. Запишете?"
– спросил он сурово.
Я обещал, что, разумеется, всё запишу.
(Момент, чтобы вступать в спор с русским офицером, был явно неподходящим. Поэтому я не сказал ему, что предыдущей ночью русские солдаты вломились в дом Морица Жигмонда (1879-1942), разграбили его, грязными сапогами ходили по рукописям, рассыпанным по полу... Такова война.)"
Интересный человек, этот Мараи Шандор! Сравнивает УНИЧТОЖЕНИЕ Ясной Поляны, музея-усадьбы Льва Толстого, писателя, имя которого было известно всему миру, с грабежом квартиры покойного Морица Жигмонда. Оккупанты ЗНАЛИ, над чьей памятью они глумятся, а советские солдаты и не подозревали о существовании писателя Морица Жигмонда. Да и кто за пределами Венгрии знал о существовании такого писателя, кроме венгров-эмигрантов?
Вернёмся, однако, к дневникам Мараи.
"Немного погодя прибежала из соседней усадьбы горничная и рассказала, что те же русские офицеры у них пообедали, после обеда поцеловали хозяйке руку, вежливо попрощались и ушли, а с дороги прислали обратно шофёра, вооружённого автоматом, и тот потребовал, чтобы хозяин немедленно отдал ему золотые часы с браслетом. Потерпевший, который во время обеда, ни о чём не подозревая, посматривал на свои часы, позже, испуганно озираясь, подтвердил эту новость.
"Но тогда зачем они жене руку целовали?" -
обескураженно повторял он".
"Мы стали подозревать, что в русских есть что-то странное.
Они ребячливы, иногда – сумасбродны, иногда – раздражены и печальны; но всегда – непредсказуемы. Есть в русских что-то “другое”, непонятное человеку, выросшему на Западе.
Что же это за “другое”? Может быть, “советское”, свойственное новому, искусственно выведенному существу, которое видит мир под другим углом? Или просто “русское”, что живёт в душе у этих людей, которые отнюдь не впервые в своей истории, но впервые, пожалуй, так мощно и в таком количестве вышли из своего евразийского дома и отправились, слегка неуверенно, с опаской, но в то же время с огромным любопытством открывать для себя мир?.. Не знаю...
Размышляя об этих людях, о режиме, который их воспитал, я не раз спрашивал себя: что же всё-таки означает их появление? Всего лишь конец некоего периода в истории культуры, периода господства христианско-гуманистического мировосприятия, - или начало чего-то нового?
Чуваши киргизы, русские, вся восточная рать двинулась из Советского Союза в Европу, чтобы защитить свою родину. Кроме того, у Красной Армии есть и иные задачи: обеспечить Советскому Союзу безопасность в дальнейшем и, насколько возможно, насаждать в мире советский строй. Такова политическая сущность того, что в течение тех нескольких недель превращалось в реальность у нас на глазах. Но есть ли, сверх того, некий высший смысл у Советов?"
"Будапештские острословы в те дни говорили:
"Сталин промахнулся, показав русских Европе, и ещё раз промахнулся, показав русским Европу".
Честное слово, в этом что-то есть".

13 февраля 1945 года

"Пала Буда. В пять утра, в мягком свете полной луны, в серебристом призрачном полумраке отправляемся в путь. Уже ходит, пока, правда, лишь до окраины города, старенький, едва живой пригородный поезд.
По городу ты идёшь, словно через раскопки. Многие улицы узнаёшь не сразу: вот эта груда обломков несколько дней назад была шестиэтажным жилым домом. Сейчас – развалины, мусор, прах...
И вот я стою на углу своей улицы, ищу взглядом свой дом. И вижу руины. Во время осады в дом угодило три бомбы и более тридцати гранат. На месте лестничной клетки – путаница разбитых ступеней, искорёженных перил, в которых застряли обломки мебели. Кое-как взбираюсь на второй этаж и там, среди пыльного мусора, на месте бывшей моей квартиры, нахожу свой цилиндр и французский фарфоровый подсвечник. Тут же валяются фотографии, среди них – та, что висела над моим письменным столом: Горький у Льва Толстого в Ясной Поляне. Снимок этот я уношу с собой.
Большую часть моих книг, словно в бумагодробилке, превращена взрывной волной в кашу. И всё же среди обломков я вижу книгу с неповреждённой обложкой. Поднимаю, читаю название: “Уход за домашней собакой”. Сунув её в карман, выбираюсь на улицу, чувствуя отчего-то странное облегчение".
В Ноябре 1946 года Мараи с группой венгерских деятелей искусства выехал в Швейцарию, где их группа начала стремительно рассеиваться. Мараи из Швейцарии переехал в Италию, а затем добрался и до Парижа.

Париж, 10 февраля 1947 года

"Под вечер зашёл в кафе “Дом”, сел за столик на террасе, заказал бокал вина и купил у мальчишки вечернюю газету. И стал читать новости на первой странице. А читать было что.
Вечерний выпуск парижской бульварной газетки под огромными заголовками сообщал: в этот день, 10 февраля 1947 года, в одном из помпезных залов Министерства иностранных дел Франции подписаны документы, которые называются мирными договорами, но для Венгрии, Финляндии, Болгарии, Румынии и Италии носят директивный характер. Меня, естественно, особенно интересовал договор, касающийся Венгрии, его я начал читать в первую очередь. Мой родной город, прекрасная, благородная Кашша [Кошице], снова перешёл к чехам. Фельвидек, не спросив венгерского населения, вопреки воле этого населения, отдали на растерзание чешскому и словацкому мини-империализму. Эрдей, венгерский Фельвидек и Дельвидек снова оторваны от тысячелетнего государства. Сумму контрибуции определили для Венгрии в 300 миллионов долларов: 200 – Советскому Союзу и по 50 – Чехословакии и Югославии.
В этот вечер я должен был решать, возвращаться ли в Будапешт?
Что ждёт меня дома, в Венгрии? Урезанная, истекающая кровью страна. Русская военная оккупация. А что ждёт меня здесь, если я не вернусь? Ведь Европа для западного человека – совсем не то, что для нас. Моя личная судьба, возможно, сложится хорошо, но это нисколько не меняет того факта, что здесь я всегда буду чужаком, которого терпят, пускай, и не подают виду..."
Фельвидек – венгерское название Словакии, входившей в состав Венгерского королевства до 1918 года и с 1938 по 1945 годы; буквально – Верхний (Северный) край.
Эрдей – венгерское название Трансильвании.
Дельвидек – южные части Венгрии, отошедшие после 1945 года к Югославии и Румынии; буквально – Южный Край.
"Где моё настоящее место? На выжженном изолгавшемся Западе? Или долг мой – вернуться домой? В то, что Родина меня ждёт, я не очень-то верю. Но бывают в жизни моменты, когда мы слышим некий немой зов. Это был один из таких моментов: я чувствую, что должен вернуться туда, где мне трудно найти “роль”, “призвание” для себя, но где есть нечто, что составляет единственный смысл моей жизни: венгерский язык.
Ибо меня, и молодого, и поседевшего, пережившего две мировые войны, больше ничто по-настоящему не волнует. Только он – венгерский язык, и его высшая ипостась – венгерская литература. Язык, который среди миллиардов жителей Земли понимают всего-навсего десять миллионов, и кроме них – никто. И замкнутая в этом языке литература, которая, несмотря на героические усилия поколений, так и не смогла предстать перед миром в подлинной своей сути. Мой хлеб, моё лакомство, мой рабочий инструмент, моя печаль, моё счастье – венгерский язык. Пользуясь им, я могу сказать:
"Чёрт, куда делся опять мой рожок для ботинок?"
И могу, пользуясь ста двадцатью тысячами венгерских слов, выразить то, чем я живу. И лишь на этом языке я могу умолчать о том, о чём не хочу говорить.
Я оглядел террасу кафе и постучал рюмкой по столику, подзывая официанта: мне нужно было немедленно расплатиться и отправляться в путь.
Когда уходит поезд на Восток?"
"Чуть не бегом я вернулся к себе, но очень скоро мне представилась возможность с изумлением обнаружить, как мало всё-таки мы, современники, готовы встретить то, что на нас надвигается.
В конце концов, если ты собираешься ехать на остров Суматру и поселиться там, то раздобудешь сначала историю острова. Внимательно прочитаешь её, возьмёшь карту, изучишь географию, климат Суматры.
Если ты вынужден жить при режиме. Который грозится создать коммунизм, то разумней всего познакомиться с главными принципами коммунистической тактики. Есть книжка “История ВКП(б)” (Москва, Издательство иностранной литературы), которая с подозрительной откровенностью объясняет, чего хотят коммунисты. Удивительно, как мало людей в Будапеште прочли эту книгу; а ведь продавали её совсем недорого: помнится, всего за 3 форинта. Написана она для простых людей, ясно, доходчиво. Вроде учебника агрономии для крестьян.
Книга эта точно указывает, когда следует покончить с крупным капиталом и вообще с частной собственностью, затем – со школами, с кулаками и с теми, кто прячет своё несогласие под религиозными убеждениями. Потом – как и когда избавиться от так называемых “попутчиков”. Коммунистическая тактика учит, что тех, кто не является коммунистом, но с какой-нибудь стороны полезен режиму, нужно скомпрометировать, то есть, пользуясь соблазном и посулами, швырнуть им хорошую должность, парочку наград, а потом использовать, пока в них есть необходимость. Или их нужно запугать, покорить, присоединить к стаду послушных, услужливых мамелюков, беспрекословно подчиняющихся властям.
(“Мамелюк” – слово турецкое, его значение: купленный слуга.) Если же человек заартачится, он будет обречён на общественную смерть, на жалкое существование. Или вынужден будет стать добровольным изгнанником. А если его не удалось ни купить, ни припугнуть, ни поставить вне общества, ни вытолкнуть в эмиграцию – что ж, его остаётся уничтожить физически. Такова инструкция".
Мараи Шандор: великий венгерский писатель, не известный в России. Часть I
(Окончание следует)
Дорогие читатели! Старый Ворчун постарается ответить на все присланные письма.
Труды Старого Ворчуна:
WWW.ABHOC.COM ,
на котором собраны все выпуски рассылок "Ворчалки об истории" и "Исторические анекдоты", а также
Сонник по Фрейду
© Виталий Киселев (Старый Ворчун), 2014
abhoc@abhoc.com
В избранное