Часть II

Мы попытаемся в кратком очерке изложить истинную историю борьбы, начавшейся с проповеди Лютера против индульгенций и окончившейся через сто тридцать лет Вестфальским миром [19].

Победа протестантизма в северных областях Европы была скорой и решительной. Для наций тевтонской крови власть пап была засилием иностранцев, прежде всего из Италии, людей, чуждых по языку, обычаям и духовному складу. Широкая юрисдикция церковных судов Рима воспринималась как рабская зависимость. Взимаемые из отдаленной столицы под тысячью предлогов деньги одновременно и унижали, и разоряли. Сами порядки папского двора вызывали у честных и набожных людей лишь презрительное отвращение. Новое богословие распространялось с небывалой доселе быстротой. Все слои общества, люди всех темпераментов и склонностей присоединялись к реформаторам. Здесь были и государи, спешившие присвоить себе права пап, и вельможи, с жадной завистью смотревшие на богатство монастырей, и патриоты, не переносившие чужеземную власть, и просто благочестивые люди, оскорбленные пороками Церкви, и ищущие истину ученые, и, наконец, легковесные умы, привлекаемые любыми новшествами. Среди северных наций только ирландцы сохранили верность старой религии. Это, по всей вероятности, объясняется тем, что национальное чувство, которое в более счастливых странах было направлено против Рима, здесь отвращалось прежде всего от Англии. За пятьдесят лет, прошедших с того дня, когда Лютер публично сжег буллу папы Льва X в Виттенберге, протестантизм достиг величайшего влияния, которое, однако, было им вскоре потеряно и уже никогда не возвратилось. Сотни людей, помнивших брата Мартина благочестивым католиком, дожили до победы его религиозной революции в половине государств Европы: Англии, Шотландии, Дании, Швеции, Ливонии, Пруссии, Саксонии, Гессене, Вюртемберге, Палатинате [20] , нескольких кантонах Швейцарии, Северных Нидерландах. Во всех других странах по сю сторону Альп протестантизм, как тогда казалось, был уже на пороге своего триумфа.

       Но пока вся сия громадная деятельность проходила в Северной Европе, на Юге начиналась революция совершенно иного рода. Дух Италии и Испании весьма отличался от немецкого или английского. Точно так же, как национальные чувства германских народов побуждали их освободиться от итальянского преобладания, так и итальянцы стремились противостоять любым переменам, которые могли бы лишить их страну почестей и преимуществ, связанных со столицею Вселенской Церкви. Ведь именно в Италии тратились те самые деньги, от сбора которых претерпевали такие тяготы другие страны. Ради украшения Италии была доведена до столь скандальных крайностей продажа индульгенций, послужившая толчком к выступлению Лютера. Сами итальянцы отличались одновременно и большим благочестием, и в то же время неуважением к религии, однако и то, и другое лишь в редких случаях переходило в протестантизм. Наиболее религиозные среди них хотели улучшения нравственности и церковных правил, но отнюдь не перемены догматов, а тем паче — раскола. Неверующие же просто игнорировали сущность христианства, безо всякой к нему ненависти. Они были связаны с ним только как художники или государственные деятели, для которых издревле установившиеся формы предпочтительнее всех других. Именно так Плиний и Траян относились к языческому культу. Дух Савонаролы или Макиавелли не имел ничего общего с духом протестантов Севера.

       Испания также была по отношению к Католической Церкви в совершенно ином положении, чем германские народы. Италия входила в испано-германскую империю Карла V, и римская курия во многих случаях служила для него лишь удобным инструментом. Поэтому, в противоположность государям далекого Севера, у него не было корыстных причин нападать на папство. Более того, именно испанский король настаивал на тех мерах, которые побудили короля английского прервать все отношения с Римом [21]. Чувства самих испанцев совпадали с интересами испанской короны. Кастильцы отличались страстной привязанностью к вере своих предков. Ведь с этой верой были неразрывно связаны не только все установления, но сама независимость и слава их отечества. Лишь через восемьсот лет после разгрома последнего готского короля на берегах Хереса [22] Фердинанд и Изабелла победоносно вошли в Гренаду. И все эти века испанцы вели ожесточенную борьбу с неверными. Если крестовые походы были лишь эпизодом в истории других наций, то само существование Испании представляло собой один нескончаемый крестовый поход. Изгнав мусульман у себя, в Старом Свете, она начала искоренять язычников на земле Америки. Ее сыны с благословения папы плавали по неизведанным морям и под крестоносным знаменем бесстрашно вторгались в великие царства. С боевым кличем “Св. Яков и Испания!” бросались они на стократно сильнейшего врага, а после битвы любые зверства оправдывались тем, что побежденные — это нехристи, не получившие святого крещения. Корысть порождала рвение, а рвение освящало корысть. Одинаково усердно и готовили прозелитов, и отыскивали золотые копи. В тот самый год, когда доведенные до отчаяния поборами Рима саксонцы сбросили его иго, испанцы с папского благословения завладели царством и сокровищами Монтесумы. И если в Северной Европе католицизм связывался с грабежом и угнетением, то испанцам он принес свободу, власть, богатство и славу.

       Поэтому нет ничего удивительного, что великий взрыв протестантизма в одной части христианского мира породил не менее яростный подъем католического фанатизма в другой. С равной энергией одновременно происходили две реформации — реформация вероучения на Севере и реформация обычаев и порядков на Юге. При жизни всего одного поколения изменился сам дух Римской Церкви. Повсюду, от залов Ватикана до глухих убежищ отшельников в Апеннинах, ощущалось великое возрождение. Все учреждения, издревле предназначенные для распространения и защиты веры, были очищены от скверны и вновь приготовлены для деятельной жизни. Повсюду старые религиозные сообщества перестраивались и к ним добавлялись все новые и новые. Уже через год после смерти Льва Х совершенно преобразовался Орден камальдулов [23] . Капуцины [24] восстановили старый устав Св. Франциска, полуночную молитву и обет молчания. Барнабиты [25] и общество Сомаска [26] посвятили себя помощи бедным и их образованию. Еще более важной была деятельность театинцев [27]. Они предвосхитили наших первых методистов, стремясь исправить пороки и недостатки приходского духовенства. Римская Церковь оказалась мудрее Англиканской и поддерживала их. Члены нового братства проповедовали при большом стечении народа в полях и на улицах, молились у постели больных и причащали умирающих. Первым среди них по рвению и благочестию был Джан Пьетро Караффа, впоследствии папа Павел IV. Oн принял в свой венецианский монастырь одного испанского дворянина, который ходил за больными, одевался в лохмотья, морил себя постами чуть не до смерти и зачастую, выйдя на улицы и взобравшись где-нибудь на камень, старался привлечь внимание прохожих к своей проповеди, которую произносил на странной смеси кастильского и тосканского наречий. Театинцы принадлежали к одному из самых ревностных и аскетических монашеских орденов, но для сего вдохновенного неофита даже их устав казался слишком свободным. В молодости он был прямо-таки копией сервантесовского героя. Все образование юного гидальго сводилось к чтению рыцарских романов, и он наяву грезил о спасенных принцессах и победах над неверными. Но посреди видений воинской славы и удачливой любви тяжелая рана приковала его к постели, и он на всю жизнь остался калекой, не имея силы держать в руке меч и ловкости, потребной на рыцарских турнирах. Не оставалось надежды и на милости прекрасных дам. Тогда в уме его возникло новое видение, может быть, на взгляд англичанина, и непонятное, но совершенно естественное для испанского рыцарства, которое всегда было тесно связано с религией. Он все-таки останется воином, но теперь уже странствующим рыцарем Невесты Христовой, и поразит Великого Красного Дракона. Он будет защитником Дамы, облаченной в солнечное сияние. Беспокойный дух привел его в сирийскую пустыню и в храм Гроба Господня. Оттуда он возвратился к себе, на самый край Запада, и поражал испанские монастыри и университеты Франции своим покаянием и постом. То же воспаленное воображение, доносившее до него гром нездешних битв и соблазнявшее чарами нездешних принцесс, населило теперь его одиночество сонмом святых и ангелов. Пресвятая Дева сходила с небес, чтобы говорить с ним. Он лицом к лицу видел самого Спасителя. Трудно сдержать снисходительную улыбку, когда узнаешь, что во время мессы он видел, как происходит пресуществление, а на ступенях церкви Св. Доминика плакал от радости и восхищения, узрев Св. Троицу в ее единстве. Таким был Игнатий Лойола, который сыграл во время великой католической реакции ту же роль, что и Лютер в великом протестантском движении.

       Недовольный порядками у театинцев, восторженный испанец обратил свои взоры к Риму. Почти нищий, никому не известный, без покровителей, приехал он в этот город, где ныне в память о его великих заслугах перед Церковью воздвигнуты два величественных храма с богатейшими росписями и многоцветными мраморами, где увековечен его образ в скульптуре из литого серебра и где перед алтарем в драгоценной раке покоятся его останки. Безграничное рвение этого человека преодолевало все преграды. Благодаря ему возник Орден иезуитов, который явился концентрированным воплощением католического духа, и история этого Ордена есть история великой католической реакции. Иезуиты сразу же овладели всеми твердынями общественного мнения — кафедрой, печатным станком, исповедальней и академиями. Где бы иезуит ни выступал с проповедью, там храм не вмещал всех пришедших. Имя иезуита на титульном листе обеспечивало успех книги. Властители, аристократы и красавицы поверяли иезуитам тайны своей жизни. У их ног воспитывались юноши из высшего и среднего сословий, переходя от самых зачаточных знаний в классы риторики и философии. Еще совсем недавно отождествлявшиеся с безбожием или ересью, литература и наука стали теперь союзниками правоверия. Подчинив себе Южную Европу, сей великий Орден продолжал и продолжал свои завоевания. Ничто не останавливало иезуитов — ни пустыни и океаны, ни глад и мор, ни даже виселицы и пыточные застенки. Они являлись во всех странах и под любым обличьем — ученых, врачей, купцов; при враждебном им шведском дворе, в старинном чеширском поместье и в жалких ирландских хижинах. Они учили, спорили, утешали, завладевая сердцами юных, возвышая дух робких и поднося распятие к губам умирающих. Не меньшею их заботою были заговоры против тронов и самой жизни государей-отступников, равно как и зловредные слухи, гражданские войны и политические убийства. Преданные одной только Церкви, они с одинаковой готовностью взывали ради нее и к чувству верности, и к извечному желанию свободы. Один и тот же иезуит мог внушать, смотря по тому, с кем он говорил — подданным Филиппа или подданным Елизаветы [28], — и беспрекословное послушание, и самые крайние идеи независимости; и право монарха на дурное правление, и право любого человека вонзить кинжал в сердце злого короля. Одни считали иезуитов крайне строгими, другие же — весьма снисходительными духовными наставниками. И все они были правы. Глубоко верующие с почтением выслушивали высокую и святую мораль иезуита. Но и беззаботный кавалер, только что проткнувший шпагой своего соперника, и беззаботная красотка, уже давно забывшая супружеский обет, все они находили в нем понимающего, хорошо воспитанного человека, который умеет прощать мелкие прегрешения светских людей. В зависимости от нрава грешника духовник был или строг, или снисходителен. Главная его цель состояла в том, чтобы никто не оказался вне Церкви. Раз уж так устроено, что существуют дурные люди, пусть они будут лучше плохими католиками, чем хорошими протестантами. И если человеку суждено сделаться наемным убийцей, развратником или карточным игроком, это не причина, чтобы он стал еще и еретиком.

       Старый Свет оказался тесен для этой необычайной деятельности. Иезуиты заполонили все страны, ставшие доступными после великих географических открытий предыдущего века. Они проникали и в рудники Перу, и на рабовладельческие рынки Африки, и на Острова Пряностей, и к китайским звездочетам. Они с успехом подвизались там, куда ни корысть, ни любознательность не приводили еще европейцев, и проповедовали на языках, из которых до тех пор не было известно ни единого слова.

       Дух, столь ярко проявившийся в этом Ордене, вдохновлял весь католический мир. Очистился даже Ватикан, позоривший накануне Реформации само христианское имя и запятнавший себя предательствами, убийствами и кровосмешением. Даже и лучшие члены Римской Курии совершенно не годились в духовные пастыри. Это были люди, которые, подобно Льву X, вместе с латынью эпохи Августа усвоили ее безбожные и глумливые идеи. Их дни проходили словно в размягчающем сне чувственного и умственного сладострастия. Они почитали чуть ли не главным делом своей жизни изысканные блюда, отборные вина, прелестных женщин, охотничьих лошадей, собак и соколов, вновь найденные древние рукописи, сонеты на сладчайшем тосканском диалекте, непристойность коих ограничивалась лишь чувством изящного, наконец , медали работы Бенвенуто или фрески Рафаэля. Литература и изящные искусства, несомненно, многим обязаны этим изысканным сибаритам. Но когда в Европе началось великое брожение умов, когда низвергалась одна доктрина за другой, а нация за нацией прекращали церковное общение с преемниками Св. Петра, стало очевидным, что нельзя доверять Церковь тем вождям, которые прилежнее всего изучают образцы языческой культуры. Мы не говорим уже о том, что их сильно подозревали в тайном высмеивании ими же совершаемых обрядов. К правлению церковными делами явились совершенно новые люди, по духу своему походившие на Дунстана и Бекета. Римские первосвященники стали воплощать в себе аскетизм первых сирийских анахоретов [29]. Павел IV принес с собой в Ватикан страстное рвение театинского монаха. Пий IV день и ночь носил под своими роскошными одеяниями власяницу простого отшельника, ходил босым по улицам во главе процессий и даже среди самых неотложных занятий находил время для уединенной молитвы. Он часто сетовал на то, что его обязанности неблагоприятны для святости, и, поучая духовных чад примерами смирения и благотворительности, в то же время с упорством и горячностью Гильдебрандта [30] поддерживал авторитет своей власти и неукоснительность учения Церкви. Григорий XIII не только следовал за Пием в строгих добродетелях их священного призвания, но старался даже превзойти его. Каким был пастырь, таким было и стадо. Перемену католического духа можно проследить во всех жанрах литературы и искусства, стоит лишь сравнить поэмы Тассо и Ариосто или архитектуру времен Сикста V и Льва Х.

       Католическая Церковь опиралась не только на свое нравственное влияние, но и на меч светской власти. Инквизиция была наделена новыми полномочиями и воспылала новым рвением. Стоило хоть где-нибудь проявиться протестантизму или даже тени его, сразу же употреблялись столь сокрушительные меры, что устоять против них могли лишь немногие избранные души. Каждый заподозренный в ереси, независимо от его положения и репутации, отчетливо сознавал, что он должен или очиститься перед грозным трибуналом, или умереть на костре. С такой же неукоснительной жестокостью преследовали и еретические книги. Сочинения, имевшиеся когда-то чуть ли не в каждом доме, уничтожались так ревностно, что теперь их уже не найти даже в самых богатых библиотеках. К примеру, написанная на тосканском диалекте книга “О пользе Смерти Христовой” много раз переиздавалась, и ее охотно читали по всей Италии. Однако инквизиторы усмотрели в ней лютеранское учение об оправдании только верою. Она была запрещена и исчезла столь же безнадежно, как и вторая декада Тита Ливия 31.

20 Палатинат — историческое название Пфальца, княжества на юго-западе Германии, курфюрст которого Фридрих V во время Реформации возглавлял Протестантскую Унию германских князей.

21 В 1527 г. Генрих VIII решил развестись со своей первой женой Екатериной Арагонской, но папа Климент VII отказался дать разрешение на развод. В 1533 г. власть папы в Англии была уничтожена, а король объявил себя верховным главой английской церкви.

22 Имеется в виду сражение при южноиспанском городе Херес-де-ла-Фронтера, где арабы разгромили войско вестготского короля Родериха (711), после чего овладели почти всем Пиренейским полуостровом.

23 Камальдулы — монашеский орден, основанный в начале ХI в. Назван по имени пустынной местности в Апеннинских горах. Монахи этого ордена вели отшельнический и аскетический образ жизни.

24 Капуцины — монашеский орден, основанный как ответвление ордена францисканцев (1525) и как самостоятельный орден в 1619 г. Сыграл большую роль в контрреформации.

25 Барнабиты (варнавиты) — монашеский орден, возникший в Ломбардии в начале XVI в. Получил свое название от монастыря Св. Bарнавы в Милане.

26 Общество Сомаска — монашеский орден, основанный в 1531 г. для христианского просвещения бедных и помощи сиротам. Назван по имени города в окрестностях Бергамо.

27 Театинцы (киетинцы) — монашеский орден, основанный в Риме кардиналом Караффой, епископом Теате (Киети) в 1524 г. Устав ордена требовал от монахов аскетизма и апостольской простоты.

28 Имеются в виду испанский король Филипп II и английская королева Елизавета I.

29 Сирийские анахореты — т.е. удалившиеся от мира отшельники, пустынники, люди, чуждающиеся всякого общения. В сирийской пустыне отшельничество возникло в IV в.

30 Гильдебрандт — фамилия папы Григория VII.