Сноб - сокр. от англ. sine nobilitate - так в староанглийской
переписи обозначали городскую чернь.
Карнавал в эпоху Средневековья
Празднества
карнавального типа и связанные с ними смеховые действа или обряды занимали
в жизни средневекового человека огромное место. Кроме карнавалов в собственном
смысле с их многодневными и сложными площадными и уличными действами и
шествиями, справлялись особые праздники дураков ( festa stultorum ) и
праздник осла , существовал особый, освященный традицией вольный пасхальный
смех ( risus paschalis ). Более того, почти каждый церковный праздник
имел свою, тоже освященную традицией, народно-площадную смеховую сторону.
Таковы, например, так называемые храмовые праздники , обычно сопровождаемые
ярмарками с их богатой и разнообразной системой площадных увеселений (с
участием великанов, карликов, уродов, ученых зверей).
Карнавальная
атмосфера господствовала и в дни постановок мистерий и соти. Царила
она также на таких сельскохозяйственных праздниках, как сбор винограда
(vendange), проходивший и в городах. Смех сопровождал обычно и гражданские
и бытовые церемониалы и обряды: шуты и дураки были их неизменными участниками
и пародийно дублировали различные моменты серьезного церемониала (прославления
победителей на турнирах, церемонии передачи ленных прав, посвящений в рыцари
и др.). И бытовые пирушки не обходились без элементов смеховой организации,
например, избрания на время пира королев и королей для смеха ( roi
pour rire ).
Все эти обрядово-зрелищные
формы давали подчеркнуто неофициальный, внецерковный и внегосударственный
аспект мира, человека и человеческих отношений; они как бы строили по ту
сторону всего официального второй мир и вторую жизнь, которым все
средневековые люди были в большей или меньшей степени причастны, в которых
они в определенные сроки жили.
Каковы же специфические особенности карнавалов средневековья
и прежде всего какова их природа?
Прежде всего необходимо отметить, что все карнавальные
формы последовательно внецерковны и внерелигиозны. Они принадлежат к совершенно
иной сфере бытия.
По своему наглядному, конкретно-чувственному характеру
и по наличию сильного игрового элемента они близки к художественно-образным
формам, именно к театрально-зрелищным. Но основное карнавальное ядро этой
культуры вовсе не является чисто художественной театрально-зрелищной формой
и вообще не входит в область искусства. Оно находится на границах искусства
и самой жизни. В сущности, это сама жизнь, но оформленная особым игровым
образом.
В самом деле,
карнавал не знает разделения на исполнителей и зрителей. Он не знает рампы
даже в зачаточной ее форме. Рампа разрушила бы карнавал (как и обратно:
уничтожение рампы разрушило бы театральное зрелище). Карнавал не созерцают,
в нем живут, и живут все, потому что по идее своей он всенароден. Пока
карнавал совершается, ни для кого нет другой жизни, кроме карнавальной.
От него некуда уйти, ибо карнавал не знает пространственных границ. Во
время карнавала можно жить только по его законам, то есть по законам карнавальной
свободы. Карнавал носит вселенский характер, это особое состояние всего
мира, его возрождение и обновление, которому все причастны. Таков карнавал
по своей идее, по своей сущности, которая живо ощущалась всеми его участниками.
Для смеховой
культуры средневековья характерны такие фигуры, как шуты и дураки. Они
были как бы постоянными, закрепленными в обычной (т.е. некарнавальной)
жизни, носителями карнавального начала. Такие шуты и дураки, как, например,
Трибуле при Франциске, вовсе не были актерами, разыгрывавшими на сценической
площадке роли шута и дурака (как позже комические актеры, исполнявшие на
сцене роли Арлекина, Гансвурста и др.). Они оставались шутами и дураками
всегда и повсюду, где бы они ни появлялись в жизни. Как шуты и дураки,
они являются носителями особой жизненной формы, реальной и идеальной одновременно.
Они находятся на границах жизни и искусства (как бы в особой промежуточной
сфере): это не просто чудаки или глупые люди (в бытовом смысле), но это
и не комические актеры.
Официальные
праздники средневековья и церковные и феодально-государственные никуда
не уводили из существующего миропорядка и не создавали никакой второй жизни.
Официальный праздник, в сущности, смотрел только назад, в прошлое и этим
прошлым освящал существующий в настоящем строй. Официальный праздник, иногда
даже вопреки собственной идее, утверждал стабильность, неизменность и вечность
всего существующего миропорядка: существующей иерархии, существующих религиозных,
политических и моральных ценностей, норм, запретов. Праздник был торжеством
уже готовой, победившей, господствующей правды, которая выступала как вечная,
неизменная и непререкаемая правда. Поэтому и тон официального праздника
мог быть только монолитно серьезным, смеховое начало было чуждо его природе.
В противоположность
официальному празднику карнавал торжествовал как бы временное освобождение
от господствующей правды и существующего строя, временную отмену всех иерархических
отношений, привилегий, норм и запретов. Это был подлинный праздник времени,
праздник становления, смен и обновлений. Он был враждебен всякому увековечению,
завершению и концу. Он смотрел в незавершимое будущее.
Особо важное
значение имела отмена во время карнавала всех иерархических отношений.
На официальных праздниках иерархические различия подчеркнуто демонстрировались:
на них полагалось являться во всех регалиях своего звания, чина, заслуг
и занимать место, соответствующее своему рангу. Праздник освящал неравенство.
В противоположность этому на карнавале все считались равными. Человек как
бы перерождался для новых, чисто человеческих отношений.
Это временное
идеально-реальное упразднение иерархических отношений между людьми создавало
на карнавальной площади особый тип общения, невозможный в обычной жизни.
Здесь вырабатываются и особые формы площадной речи и площадного жеста,
откровенные и вольные, не признающие никаких дистанций между общающимися,
свободные от обычных (внекарнавальных) норм этикета и пристойности.
Отметим важную
особенность народно-праздничного смеха: этот смех направлен и на самих
смеющихся. Характер этого праздничного смеха был направлен на высшее. В
нем в существенно переосмысленной форме было еще живо ритуальное осмеяние
божества древнейших смеховых обрядов. Все культовое и ограниченное здесь
отпало, но осталось всечеловеческое, универсальное и утопическое.
Итак, в карнавале
сама жизнь играет, а игра на время становится самой жизнью. В этом специфическая
природа карнавала, особый род его бытия.
Карнавал это вторая жизнь народа, организованная на
начале смеха. Это его праздничная жизнь. Праздничность здесь становилась
формой второй жизни народа, вступавшего временно в утопическое царство
всеобщности, свободы, равенства и изобилия.
Источник: М. Бахтин "Творчество Франсуа Рабле и народная смеховая культура
средневековья и ренессанса "
Нашего полку прибыло!
Вернулся знаменитый император White Tiger (Тигра)
и принес в зубах мемуары о четвертой партии DMA "Анаконда" (партия проходила
по правилам DMA-1). Конечно, мощные челюсти императора немного помяли его
труд, но, уверяю Вас, художественная ценность произведения от этого не
пострадала.