Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Овсянико-Куликовский Дмитрий Николаевич


 

Овсянико-Куликовский Дмитрий Николаевич

— историк культуры и критик. Родился в помещичьей семье Таврической губернии в 1853 г., учился в симферопольской гимназии и новороссийском университете. Пробыв 5 лет за границей, защитил в московском университете pro venia legendi этюд: "Разбор ведийского мифа о соколе, принесшем цветок Сомы" (М., 1882) и стал приват-доцентом в новороссийском университете. В 1885 г. защитил в Харькове диссертацию на магистра: "Опыт изучения вакхических культов индоевропейской древности. Часть 1. Культ божества Soma в древней Индии в эпоху вед" (Одесса, 1884). В 1887 г. защитил в новороссийском университете диссертацию на степень доктора "К истории культа огня у индусов в эпоху вед" (Одесса, 1887; излож. по франц. в "Revue de l'histoire des religions", 1889, под загл. "Les trois feux sacrés du Rig-Veda"). В том же году назначен профессором в казанский университет; в 1888 г. переведен в харьковский университет, где преподает сравнительную грамматику индоевропейских языков и санскрит. Состоит редактором "Записок Императорского Харьковского Университета". Кроме названных выше, О.-Куликовскому принадлежат еще следующие труды: "К вопросу о "быке" в религиозных представлениях древнего Востока" (Одесса, 1885), "Ведийские этюды. Indra-viçvacarsani" ("Журн. Мин. Нар. Пр.", 1891, № 3), "Религия индусов в эпоху вед" ("Вестник Европы", 1892, апрель-май), "Ведийские этюды. Сыны Адити" ("Ж. М. Н. Пр.", 1892, № 12), "Зачатки философского сознания у древних индусов" ("Русское Богатство", 1884), "Очерки истории мысли" ("Вопросы Философии и Психологии", 1889 и 1890), "Лингвистика, как наука" ("Русская Мысль", 1888), "Потебня, как языковед-мыслитель" ("Киев. Старина", 1893), "Язык и искусство" (СПб., 1895, брошюра), "Очерки науки о языке" ("Русс. Мысль", 1896, декабрь), "Из синтаксических наблюдений. К вопросу об употреблении индикатива в ведийском санскрите" (сборник "Хαριστηρια", изданный в честь профессора О. Е. Корша, Москва, 1896), "Синтаксические наблюдения. К вопросу о составном сказуемом" (печатается в "Журнале Мин. Народного Просвещения") "Культурные пионеры" ("Слово", 1878 и 1880), "Самоубийцы и Нирвана" ("Слово", 1880), "Провинциальная печать" ("Слово", 1831), "Секта людей божиих" ("Слово", 1880), "Тургенев и Толстой" ("Сев. Вестник", 1894 —97). Статьи о Тургеневе изданы отдельно: "Этюды о творчестве И. С. Тургенева" (Харьков, 1896). Книга о творчестве И. С. Тургенева, прекрасно написанная, стоящая на эволюционной точке зрения, является одной из первых попыток в нашей литературе научной критики. Лучшие ее страницы посвящены оценке тургеневского пессимизма, выразившегося в "Довольно". В брошюре о языке и искусстве О.-Куликовский делает попытку популяризировать современные общие положения лингвистики об участии языка в подготовке понятий, о значении и роли в языке художественного образа и внешней формы. Обширная статья об А. А. Потебне, как языковеде-мыслителе, представляет талантливую популяризацию и свод основных положений знаменитого ученого. Филологические труды А. А. Потебни, по содержанию и изложению, принадлежат к числу книг, трудно читаемых и мало доступных; ясное и систематическое изложение основных их положений в передаче О.-Куликовским делает его брошюру весьма полезной.

Н. Сумцов.

{Брокгауз}

-------------------

Овсянико-Куликовский, Дмитрий Николаевич

[1853—1920] — видный русский литературовед и санскритолог. Род. в семье крупного таврического помещика. Высшее образование получил в Петербургском, а потом в Новоросс. университетах. По окончании Новороссийского университета работал в Петербурге у известного санскритолога, проф. И. П. Минаева, при помощи которого близко познакомился с лингвистическими теориями В. Гумбольдта, Штейнталя, Лацаруса, Макса Мюллера, Лазаря Гейера и др.

В 1877 О.-К. был оставлен при Новороссийском университете и командирован за границу для приготовления к кафедре сравнительного языкознания и санскрита. Молодому О.-К. было свойственно увлечение социалистическими идеями — в 1877 в Женеве конспиративно, без указания автора, была издана его брошюра "Записки южно-русского социалиста". Вращаясь в среде лиц, боровшихся за возрождение Украины ("Громада"), затем в среде эмигрантов (Драгоманова, Лопатина, Чайковского и др.), а в предреволюционный период — в левокадетских, а иногда и легальномарксистских кругах, Овсянико-Куликовский никогда не был активным участником той или другой партии.

Защитив в 1887 докторскую диссертацию "К истории культа огня у индусов в эпоху Вед", О.-К. получил место профессора в Казанском университете, откуда через год перевелся профессором в Харьков. Здесь и развернулась научно-литературная деятельность О.-К. периода 1885—1905. К началу '90-х гг. О.-К. начал применять так называемый психологический метод, разработанный на основе принципов Потебни, преимущественно к художественной литературе и проблемам теории и психологии художественного творчества.

Ко второй половине 80-х гг. в О.-К. не осталось и следа от той оппозиционной настроенности, которая делала его врагом метафизики и так называемого "искусства для искусства". Подобного рода "нигилизм" стал ему казаться не более как "догматическим", а то и просто "обывательским" мышлением... Увлечение же народническими и социалистическими идеями и даже столь пленявшим его культом "науки" и в частности социологии в духе строгого позитивизма представлялось ему увлечением "шаблонными идеями", "истинами", принятыми на веру. "Очарованный" метафизическими идеями "Бесконечного" и "Вечного", культом личности и "внутренней свободы" в эклектическом соединении с дарвиновской теорией эволюции, О.-К. стал наиболее выдающимся у нас представителем того течения, которое известно как "психологизм" или "панпсихологизм" и которое было призвано служить "научно-эмпирическим" фактором в борьбе прежде всего с остатками "нигилизма" и "утилитаризма" революционного народничества, но в то же время и с вульгарно-идеалистической реакционной схоластикой университетской науки. Под влиянием механически - психологического течения в связи с особой классификацией науки О.-К. начал рассматривать все идеологические надстройки (науку, искусство, право и т. д.) как комплексы явлений, которые существуют только в переживаниях отдельных людей, как субъективные проявления вечно развивающегося так наз. "объективного духа" (отнюдь не в гегелевском смысле), наконец как продукты чисто индивидуальной "душевной деятельности", приходя к таким построениям в общих вопросах познания, которые вполне аналогичны концепции философа Э. Маха и его последователей.

Наука определяется О.-К. как "познание и разработка идеи бесконечного в его космических формах", а искусство — как дающее нам то же самое в формах "человеческого выpажения". Но в таком понимании эта вездесущая идея вечности и бесконечности приобретает значение какой-то новой позитивной "сущности вещей". Для ее познания оказывается необходимым и достаточным "превращать факты — в явления" нашего субъективного сознания (наука) и в частности факты жизни — в так наз. "законо-образную" действительность (искусство). Иначе говоря, в искусстве и науке мы познаем не внешний мир, существующий вне нас и независимо от нашего субъективного сознания, а лишь продукты нашей индивидуальной "душевной деятельности" (Кант, Гумбольдт, Потебня, Мах, Бергсон).

С половинь: 90-х гг. О.-К. работает преимущественно в области русской литературы. В 1896 появляются "Этюды о творчестве И. С. Тургенева", где впервые нашла применение методология литературоведа-психолога. После этой книги вскоре выходит ряд таких же монографий и статей о других классиках русской литературы: "Гоголь", "Пушкин", "Лев Толстой как художник" [1899], "Лермонтов" [1914], "Грибоедов", "Этюды о творчестве Чехова" и т. д. Анализируя психологию немногих из созданных данным писателем образов-характеров, в которых О.-К. усматривает постановку наиболее значительных "общечеловеческих" проблем и так наз. "вечных вопросов", он стремится раскрыть особенность натуры, характера, склада ума и даже темперамента поэта-художника. Если в некоторых случаях он и касается идеологических вопросов, то исключительно в целях уяснения миросозерцания и общей лит-ой направленности самого писателя, притом опять-таки исключительно для лучшей обрисовки склада его ума и самой натуры. Из огромного и многообразного художественного наследия Тургенева, Гоголя, Пушкина, Толстого и т. д. О.-К. произвольно выделяет лишь те моменты, которые могут быть использованы как конкретный литературный материал для построения психологии и теории художественного творчества. Напр. самые понятия о стиле и жанрах этих писателей у О.-К. начисто отсутствуют. В психологически-углубленных анализах "общественно-психологических типов" поместно-дворянской и разночинной интеллигенции (Чацкий, Базаров, Каратаев и др.) нетрудно вскрыть субъективизм научных построений Овсянико-Куликовского. Все эти очерки представляют собой общественно-психологические характеристики действующих персонажей, анализ художественного процесса творчества на конкретном материале и главным образом попытки реконструировать "творческую личность" поэта.

Его анализ произведений художественной литературы представляет собой, с одной стороны, раскрытие того строя чувств и мыслей, для апперцепции которого может служить данный образ, а с другой — восполнение той творческой работы, которую производил сам автор и посильным соучастником которой выступает и критик своими "пояснительными примечаниями" к живописи художника и психологическим комментарием. Так напр., анализируя "Дворянское гнездо", О.-К. стремится раскрыть те сокровенные пружины души Лизы, "игру ее тайных и таинственных движений", в которых он ищет объяснения этого образа, попутно вскрывая те художественные приемы (напр. взаимоотношения Лемма, Лаврецкого и Лизы), при помощи которых Тургенев достигает своей цели. Ключ к пониманию образа Лизы О.-К. ищет не в условиях социальной действительности 40—50-х гг., изображенной Тургеневым с позиций дворянского либерализма, а в личных особенностях натуры Лизы, в каком-то особом ее религиозном призвании, которое уподобляется призванию в искусстве, науке и т. д. Анализируя образ Базарова, О.-К. не в состоянии объяснить его как классовое явление, как попытку Тургенева изобразить классово чуждый ему образ революционера-разночинца. Наоборот, "наперекор этой бренности явлений" О.-К. рассматривает Базарова как обобщающий образ, в котором "ищет воплотиться... нечто общее, человеческое, важное для познания и понимания той или другой стороны духа". В образе Базарова, как оказывается, обнаруживается характерная черта всей этой эпохи, лучшим выразителем которой является Тургенев, — крайнее развитие личности "в направлении эгоистическом и отсутствие гармонии между личностью и обществом", — эпохи, когда на почве индивидуализма "возвеличение личности, ее апофеоз шли рядом с ее крушением, ее ничтожеством". С надклассовой, общечеловеческой точки зрения ведется анализ и в других монографиях — о Гоголе, Пушкине, Лермонтове, Гейне. Ближе к социологизму Овсянико-Куликовский в своей монографии о Толстом и некоторых статьях последнего периода его деятельности. Наряду с классификацией образов Толстого по национальному признаку применяется уже и классовый принцип и социально-психологический анализ субъективных и объективных элементов в его творчестве, основные особенности которого О.-К. выводит из его барской психологии. Однако и здесь социологизм О.-К. остается абстрактным, изучающим не класс, а среду (в этом отношении бесспорное влияние оказало на него учение Тэна).

Основной порок научно-литературных работ О.-К. как литературоведа, психолога и литературного критика лежит в субъективно-идеалистических основах его методологии.

Главное значение обширного научного наследия О.-К. обнаруживается не в области истории литературы, подлинные задачи которой были ему глубоко чужды, не в области лит-ой критики, т. к. научно изучать напр. произведения последних десятилетий и особенно современные он считал и методологически и фактически невозможным, наконец даже не в области исследования специальных вопросов теории поэзии и прозы, для которой он так много поработал, но которая фактически превращалась у него в психологию поэзии и прозы. Подлинное и действительно крупное значение О.-К., критические очерки которого получили всеобщее распространение, заключается в том, что, базируясь на учении Потебни, он ввел проблемы теории литературы, в которой еще полностью царили схоластически-идеалистические теории (до О.-К. не только идеи Веселовского, но и Потебни оставались за семью замками), в широкий научный и школьный обиход. О.-К. много сделал и в плане постановки проблем психологии творчества (см. "Вопросы теории и психологии творчества"). Работы О.-К. ввели в оборот целый ряд новых лит-ых теорий и рабочих гипотез. Такова проблема "понимания" как творческого акта, теория "наблюдательного" и "экспериментального" искусства, проблема реализма в искусстве, теория лирики как творчества ритмов в отличие от драмы и эпоса как образной поэзии и т. д. Разумеется следует при этом помнить, что, поставив эти проблемы, О.-К. оказался не в состоянии их верно решить, и работы его могут быть марксизмом использованы только частично и с сугубой осторожностью.

Существенные методические дефекты в работах О.-К. непосредственно вытекают из того положения, что анализ процесса творчества Овсянико-Куликовский из объекта самостоятельной отрасли знания превращает в особый метод истории и теории литературы и лит-ой критики. Такое смешение объектов, задач и методов смежных дисциплин делает работы О.-К. недиференцированными, эклектичными и пред лицом нашей современности неполноценными, несмотря на то, что они заключают в себе много интересных и любопытных высказываний по основным вопросам, связанным как с творчеством наших классиков, так и с теорией поэзии и прозы. Психология художественного творчества как особая дисциплина сможет успешно разрешить чрезвычайно сложные и трудные задачи, стоящие перед нами, только при том непременном условии, если она всецело будет базироваться на марксистско-ленинской методологии и классовом анализе художественных явлений (см. "Творчество").

Библиография: I. Сочинения, 9 тт., СПб, 1907—1911; То же, издание 2ге, И. Овсянико-Куликовский, СПб, 1912—1914 (отд. томы выдержали по 5 изд.); Собр. сочин., Гиз, М., 1923—1924 [т. І — Н. В. Гоголь; т. II — И. С. Тургенев; т. III — Л. Н. Толстой; т. IV — А. С. Пушкин; том V — Герцен, Белинский, Добролюбов, Михайловский, Короленко, Чехов, Горький, Андреев; т. VI — Статьи по теории поэзии, по психологии творчества, о религии индусов в эпоху Вед и др.; тт. VII — IX — История русской интеллигенции (три части); Воспоминания, изд. "Время", П., 1923.

II. Горнфельд А., Экспериментальное искусство, "Русское богатство", 1904, I; Райнов Т., "Психология творчества" Д. Н. Овсянико-Куликовского, "Вопросы теории и психологии творчества", т. V, Харьков, 1914; Плотников И., Психологическая школа в языкознании и методика русского языка, Курск, 1919 (см. гл. X — О.-К., его труды по языкознанию и теории поэзии; гл. XI — О.-К. как критик; гл. XII — Методологические статьи О.-К.; гл. XIII — Значение трудов О.-К. для методики русского языка); Кутателадзе П., Схемы и критические статьи акад. Овсянико-Куликовского (разбор трудов по истории русской литературы), "Филологические записки", 1917, I; Горнфельд А., Д. Н. Овсянико-Куликовский и современная литературная критика (Речь), "Начала", 1922, № 2 (и в книге его: Боевые отклики на мирные темы, Ленинград, 1924); Казанович Е., Д. Н. Овсянико-Куликовский на Бестужевских курсах (Воспоминания и впечатления курсистки) (Речь), там же, 1922, № 2.

III. Словарь членов Общества любителей российской словесности при Московском университете, М., 1911; Владиславлев И. В., Русские писатели, изд. 4-е, М. — Л., 1924.

Л. Якобсон.

{Лит. энц.}


В избранное