Единство нации

Германия. Берлин. 1936 год. Поздний вечер. На узком тротуаре нос к носу встретились командир батальона штурмовиков SA (Sturmabteilung) гау (дивизии) Берлин-Бранденбург штурмбаннфюрер (sturmbannführer) Краузе и командир дружины союза красных фронтовиков RFB (Roter Frontkämpferbund) гау (дивизии) Берлин-Бранденбург камерадшафтсфюрер (kameradschaftsführer) Мюллер.

Если смотреть со стороны, то можно было предположить, что встретились два командира из одной армии. Одинаковая форма. Гимнастёрки. Хромовые сапоги. Портупеи. Разница в головных уборах. У одного кепи с большим козырьком, у второго фуражка маоцзедуновского типа. А так, близнецы-братья, у одного ни отца, ни матери, у другого – ни стыда, ни совести. Вроде бы все одной нации, а тянут в разные стороны.

Встреча была не из приятных. Как два льва на узкой тропе. Краузе держался за рукоятку именного кинжала SA, а Мюллер теребил резную рукоятку фронтового парабеллума в кармане галифе.

Молчание и противостояние затягивалось. Либо прольётся кровь, либо кто-то должен сделать первый шаг для разрядки обстановки.

Первый шаг сделал Краузе. Он отпустил рукоятку кинжала, вскинул руку в римском приветствии и крикнул: «Хайль Гитлер!». Мюллер нехотя достал правую руку из кармана галифе, громко сказал: «Рот фронт!», при этом молодцевато приподнял правое предплечье до уровня головы с ладонью, сжатой в кулак, пальцами в сторону приветствуемого.

Первый шаг был сделан. Со стороны SA. Шаг получил ответочку. Следующий шаг за RFB.

- Камрад, поздравляю с убедительной победой на Олимпийских играх, - сказал Мюллер.

- Спасибо, камрад, - сказал Краузе. – Под руководством нашего фюрера мы заняли первое место в медальном зачёте и завоевали восемьдесят девять медалей.

- Эти медали не ваш фюрер завоёвывал, - сказал Мюллер, - а весь германский народ. Золотые боксёры Вилли Кайзер и Херберт Рунге вообще беспартийные спортсмены.

- Ничего, - сказал Краузе, - после Олимпиады они с удовольствием примут спортивные ордена из рук фюрера германской нации и станут полноправными членами национал-социалистической рабочей партии Германии (НСДАП). Они все из рабочей среды и потенциально являются членами нашей партии. А вы что можете им предложить?

- Когда мы придём к власти, - сказал Мюллер, - мы им дадим в управление весь мир. Вставай, проклятьем заклеймённый, весь мир голодных и рабов…

- Ты только танцы здесь не устрой, - засмеялся Краузе. – А как тебе Гизела Мауэрмайер? Стройненькая женщина, а бросила диск на золотое расстояние в сорок восемь метров и тридцать один сантиметр?

- Я бы ей вдул, - сказал Мюллер.

- Я тоже, - сказал Краузе. – Знаешь что, камрад, пойдём в гаштет и пропустим по стаканчику за спортивные успехи.

- Пойдём, - сказал Мюллер, - наши успехи нужно обмыть. Спорт вне политики. Как это говорят? О, спорт – ты мир. Когда идут Олимпийские игры, пушки молчат.

- Точно, - согласился Краузе, - пушки продолжат стрелять сразу после того, как задуют Олимпийский огонь.

В гаштете настороженно отнеслись к приходу двух постоянных врагов. Там были сторонники и противники того и этого, ни никто открыто не выказал своего отношения к двум командирам противостоящих гау. Мало ли что, вдруг они объединились либо на гитлеровской, либо на тельмановской платформе, и что бы ты не сказал, все будет не в унисон. Огребёшь по полной. У них даже правосудие одинаковое – по любому поводу в концлагерь.

Свободное пространство около их столика позволяло свободно поговорить о том и о сём, и никто не донесёт о содержании разговора.

Первый тост был за спорт. За золото в лёгкой атлетике, греблю на байдарках и каноэ, вело и конном спорте, спортивной гимнастике, гандболе, водном поло…

- Слушай, камрад, - сказал Краузе, - чего вы раскалываете Германию? Поддержите нашего фюрера, и мы завоюем весь мир.

- Как мы будем поддерживать его, - сказал Мюллер, - вы смотрите очень узко и не видите ничего дальше своего носа. Вы хотите в одиночку воевать со всем миром. А мы держим связь со Сталиным в России. И в день «Ч», когда Сталин ударит по Европе, мы с другой стороны прижмём всех и будет единый мир…

- Под командованием Сталина? – усмехнулся Краузе.

- Не суть важно, - сказал Мюллер. – С ним мы потом разберёмся. Главное – взять власть в свои руки, а потом «весь мир насилья мы разрушим, кто был ничем, тот станет всем».

Вокруг спорящих вился густой табачный дым, плыли далёкие лица, а с настенной картины на них внимательно смотрели три медведя, написанные русским художником Шишкиным.

Когда над Берлином взошла полная луна, из гаштета вывалились в обнимку два пьяных человека в полувоенной форме, распевающих известную всему миру песню:

Deutschland, Deutschland über alles,

über alles in der Welt,

wenn es stets zu Schutz und Trutze

brüderlich zusammenhält.

На земле всего превыше

Лишь Германия одна,

Что к защите и победам

Кровным братством скреплена.