Полтгамия. Миф придуманный для мужчин.
Стремление ко множеству одновременных сексуальных связей изучают
и генетики, и социологи, и психологи. Больше всего эта проблема
волнует тех, чьи партнеры любят развлечься на стороне, сохраняя
при этом "духовную верность" своим возлюбленным. (06 декабря)
Французкий шарм
Наверное, правы французы, называя кулинарию искусством, а
своих знаменитых поваров - поэтами. Стоит дать блюду
красивое название и вы уже не на кухне, а... на Елисейских
полях. Но важно не только звучное наименвание, но и вкус -
тонкий, изысканный. Так что вдохновения вам и прятного аппетита!!! (06 декабря)
Женщины о женщинах
Наверное, не зря мы иногда говорим, что с мужчинами общаться намного
приятнее, чем с женщинами. Ведь даже лучшая подруга порой способна довести
до белого каления. Да что там подруга! Сотрудницы, родственницы,
приятельницы, свекровь, наконец... И хотя каждая из них в "искусстве"
вывести из себя по-своему неповторима, социологи определили двенадцать ситуаций,
которые больше всего нас раздражают в других женщинах. (06 декабря)
Я - есть!
I
"Она выскочила откуда-то из темноты прямо под колеса моего лимузина.
Нет, вру. Лимузина у меня тогда еще не было. Была черная "Волга",
предоставленная руководством города - громоздкое чудовище с потертыми
кожаными сидениями. Сейчас таких уже нет. Сзади мы прекрасно
уместились вчетвером; я, моя дочь (ей тогда было тринадцать)
и милая парочка геев из подтанцовки. Это я точно помню.
А вот название города забыла. Их в моей жизни было много. Слишком
много, чтобы запоминать названия. Как. впрочем, стишком много
было и вот таких провинциальных глупышек, готовых кинуться под
колеса моей машины.
Но почему я запомнила именно ее? Этот кадр прочно запечатлелся
в мозгу - в пятне пляшущего света, прямо посреди дороги, стоит
она: черные брючки "под кожу" из дешевого плотного атласа, такой
же топ на тонких бретельках, несусветного качества и вида деревянные
босоножки "стукалки" производства местного столяра. И белая папка, судорожно
зажатая в руке. Нет, не папка. Это были просто листки бумаги,
которые она выронила от неожиданности, испугавшись визга тормозов.
Листки разлетелись во все стороны, и один из них порывом ветра
занесло в приоткрытое окно машины. Мне даже показалось, что она
сделала это нарочно - осыпала машину своими листками. Артдиректор
Володя, сидевший впереди, машинально схватил бумаженцию и, смеясь,
сунул мне в руки:
- Смотри, очередная сумасшедшая признается тебе в любви!
Водитель засигналил. И девчонка, как перепутанная кошка, метнулась
к обочине, Краем глаза я успела заметить, как она собирает свои
листки с асфальта...
Проехали! Я безумно устала от концерта, от протискивания сквозь
кричащую толпу поклонников, от неуютного гостиничного номера.
И от дурманящего запаха букетов,ежедневно устилавших пол машины.
Ноги - на розах! В этом что-то есть... Я машинально заглянула в протянутый листок:
"... Муза, музыка, великомученица, защити! Силы дай не свернуть с моего пути, Тез тебя я мертва, как зимою трава Как без тела безжизненна голова...
И чуть дальше:
"Снова бывшей потехой дворов перед вами стою я одна"
Понятно! Снова - тексты. Бесконечное число
рифмованных строк. Молодое дарование! Я свернула из бумажки самолетик
и выпустила в окно вдогонку остальным листкам. Бред. Полный бред.
А сколько еще будет этих листков с нотами и текстами! И этих потных
от волнения рук, что вместе с букетом так и норовят всучить тебе
свою "нетленку"!
Странно, что ее я почему-то запомнила - в узких брючках в такую-то жарищу!
Что за прихоти подсознания? И странно, что именно сейчас, когда
очередная ночь навалилась на грудь, словно лохматый черный ньюфаундленд,
память выдала именно этот кадр хроники. Тогда я была... Как это
у Пушкина? "Онегин, я тогда моложе и лучше, кажется, была..."
Я и сейчас еще молода. Нет, не так:
без этого неумолимого "еще"! Я молода. Я полна сил. Я любима.
(Тут, пожалуй, стоило бы посмеяться...) Но нет, я действительно
любима. Ею - публикой. Как это там было?
"...Снова бывшей потехой дворов перед вами стою одна..." "Потехой
дворов"...
Как же, помню! Это когда тебе, нескладной отличнице
и умнице, идущей с нотной папкой, вслед орут дворовые мальчишки:
"Эй, певица'" и бросают в спину, прямо в белый ситчик нового сарафана,
переспелый помидор. А сколько их было потом, этих "помидорных
ран", этих бурых и черных пятен на оперении? Пока я сама не стала
злой, идущей только вперед. Вперед и вверх.
Она бы так не смогла, эта провинциалочка. Иначе бы кинулась под
колеса, остановила бы эту чертову "правительственную" громадинл',
застучала бы мне в стекло - нагло и самоуверенно. Заорала бы
во все горло: "Я - есть!"
И - кто знает? - может быть, я бы взяла ее с собой. Вытряхнула
бы из этого паршивого городишки, как из пыльного мешка. Нет,
ей это слабо! На такое была способна только я. Когда мне твердили
на каждом углу: "Ты - ничто", я всем телом, всем своим существом
пробивала любые окна и рычала, стиснув зубы от боли: "Я - есть!"
А тебя нет. Где ты сейчас, девчонка в брючках "под кожу"? Ау!
Остепенилась. Обзавелась семьей. Варишь борщи. Или
лепишь вареники. Сто вареников за вечер! А всего-то нужно было
заорать эту до боли простую фразу: "Я - есть!"
Я понимаю, как это трудно. Ведь потом ее приходилось бы доказывать
всю жизнь. Прости... Ты, наверное, очень бы удивилась, узнав,
что через такую прорву лет я вспомнила именно тебя..."
II
"Я выскочила прямо под колеса ее черного лимузина. Этот
момент я запомнила на всю жизнь. Три дня ее пребывания в нашем
городке были чудом, праздником, лучом света в чулане.
Так бывает: один луч, пробившийся сквозь дыру в крыше,
наполняет темный чулан золотом танцующих в нем пылинок. Миллион
раз я наблюдала это золотое кружение микроскопических частиц,
врячась под самой крышей нашей старенькой трехэтажки.
Три дня в свите ее столичных поклонников, уже с утра обкуренных
какой-то гадостью и накачанных дешевым бочковым пивом, которое
продавалось у нас на каждом углу, я простояла под балконом ее
гостиничного номера. И мне не было стыдно.
Нет, безумной фанаткой я, пожалуй, не была. Я вообще
не понимала, как можно, забыв обо всем, бегать за заезжей знаменитостью.
"Не сотвори себе кумира!" - было моим девизом еще тогда, в семнадцать.
Но ее приезд в душный и размытый от жары городок был сродни грозе
в начале мая. Среди бесконечной серости прыгающих по сцене марионеток
она была единственной, кто смог бы понять...
В семнадцать мы ищем понимания почти также неистово,
как и любви. Но если любовь может случиться с первым
встречным и, возможно, совершенно не подходящим тебе мальчишкой,
то понимание - дело святое. Его нужно искать где-то там,
в заоблачной выси, у архангела Гавриила или же
"духа Наполеона", вызываемого при гадании. Остальные - не в счет.
Достать билет на концерт было нереально. Только избранные, вроде
нашего редактора, имели заветный клочок бумаги с точной датой,
временем и местом в ряду. Этот клочок, курьер многотиражки, собственноручно
принесла из филармонии и положила на стол начальству, едва не задыхаясь
от невозможности иметь точно такой же, синюшного, цвета, билетик.
:
"Никогда ничего не проси у сильных мира сего..." - сдерживала
я себя цитатой из Булгакова. Вторую ее часть - "Сами предложат..."
- страшно было даже вспоминать. Но истинность этих слов я поняла,
когда в закуток за шкафом,
где я обычно сидела, во второй половине дня заглянул сам Сан Саныч
и вдруг сказал, протягивая мне билет:
- Мне это ни к чему, а ты - молодая, сходи, развейся!
...Вечером я надела свой лучший наряд - шикарные атласные брючки
и моднейшие босоножки на огромной деревянной платформе (кстати,
я сама раскаленным гвоздем выжгла на них замысловатые вензеля
и покрыла мебельным лаком, чтобы были не хуже: "фирмы". Я собрала
все свои бессмертные творения на случай, если удастся как-то
передать их.
В 46-м ряду спорткомлекса я не сидела. Ну уж дудки! Я примостилась
на полу под самой сценой, в кругу все тех же
обкуренных молодчиков, ее фанов, и милиция нас не трогала.
Ведь фаны ездили за ней повсюду, трогать их не имело смысла.
Как она пела! Вся моя коротенькая жизнь летела в пропасть вслед
ее хрипловатому голосу.
Потом была сутолока, водоворот, столпотворение. Снаряды букетов
летели ей прямо в голову. Она еле забралась в машину, которую
я про себя окрестила "лимузином". Она забаррикадировалась в ней,
как в аквариуме. И я поняла: это конец. Я больше никогда ее не
увижу. И никогда ничего не смогу сказать...
Машина отъехала, за ней помчались люди. Я метиулась через парк
и выскочила как раз на повороте. Ну и что? Яркое пятно света
от фар ослепило. Я вдруг поняла, как глупо выгляжу в этих дурацких
брючках - взъерошенная, с пылающими щеками, с диким желанием
заявить о себе не только ей, но и всему миру С глупым, глупым
желанием семнадцати лет!
Листки выпали из рук. Ужас! Я ринулась собирать их по придорожным
кустам. И поняла: меня нет. Я - ничто. Просто восторженная провинциальная
дура. Праздник юности закончился.
На следующий день я, как обычно, вышла на работу в свой закуток
за шкафом. А перед тем сходила в парикмахерскую и обстриглась.
Очень коротко. И очень некрасиво..."
* * * * *
В гостинице холодно. Хорошо, что я выбрала номер с небольшой
кухонькой, где можно приготовить кофе. Без банки хорошего кофе
я вообще никуда не выезжаю. Я закутываюсь потеплее в кашемировый
плед и ложусь на диван в обнимку с телефоном. Я набираю ее номер.
Сначала - ей. После - всем остальным. На десятом сигнале она снимает трубку.
Я представляюсь и уточняю место и время встречи которая у нее
так же запланирована продюсером, как и у меня. Эдакая обоюдная
"обязаловка".
- О чем же вы хотите поговорить? - бесцветным голосом вопрошает
она. - Я уже столько всего вашему брату понарассказывала, аж
самой тошно...
- О жизни и смерти, - цитирую я пастернаковскук фразу, сказанную
им некогда "вождю всех времен и народов". - А еще о том, как
однажды я выскочила под колеса вашей машины...
Я уже знаю, что "их" нужно брать "на арапа", авось пройдет...
Впрочем, если не пройдет, значит, так и будет. Пробьемся к другим,
более сговорчивым. Не привыкать.
Пауза затягивается. И вдруг она спрашивает;
- А ты умеешь лепить вареники, детка?
- Нет! - честно отвечаю я.
- Тогда приходи, я тебя научу! - смеется она, называе адрес и,
прежде чем положить трубку, вдруг произносит:
- "Муза, музыка, великомученица, защити, силы дай н свернуть с
моего пути..." Кажется, так?..
* * * * *
Я знаю: ничего в жизни не бывает "просто так". Дождь проливается
там, где его очень ждут. А над каждой головой даже в маленьких
и пыльных городишках - сияет своя звезда. Иногда ее почти не видно
за толстым оконным стеклом. Но это ничего. Стекло можно разбить.
И вдохнуть воздух полной грудью. Даже если это будет один-единственный
глоток на всю последующую жизнь. Важно тольк сделать этот глоток
и на выдохе сказать самой себе: "Я есть!"