В мире животных

Когда на обеде в тарелку старпома, наполненную борщом, принесенным с береговой столовой, от подволока кают-компании свалились сразу четыре таракана, он не стал, как обычно вылавливать рыжеусых нарушителей субординации и спокойно продолжать обед, а положив ложку и поиграв желваками, прошипел.
- Так, все... это же п...ц, какой-то... Помощника командира, интенданта...ну и начхима ко мне в каюту! Сейчас же! Обед, ко мне в каюту! И в тарелке с крышкой! А если я там, хоть одно насекомое обнаружу... самих все жрать заставлю!
И унесся в пятый отсек, чуть ли, не сшибая всех встречных...
На корабле присутствуют как правило, четыре вида живых существ. Люди, тараканы, крысы и коты. Иногда еще встречаются канарейки в живом уголке кают-компании и рыбки в аквариуме там же. Ими в обязательно порядке наполняют зону отдыха, при постройке корабля и после средних ремонтов. Но, если на корабле нет ответственных, или просто увлеченных этой живностью людей, то уже через пару лет, аквариум превращается в непроглядное болото, а канарейки тихо и не чирикая уходят в мир иной. Удивительно и то, что на кораблях где есть тараканы, практически нет крыс, а если грызуны каким-то образом, проникают в прочный корпус, минуя крысотбойники на швартовных концах или зашхерившись куда-то при погрузке продуктов, то в скором времени популяция тараканов сходит на нет и исчезает. Хотя были и исключения. На нашем, насквозь тараканьем корабле, на верхней палубе, где-то за сухой провизионкой, напротив душа личного состава, обитала одна единственная крыса. Старая, сле пая и даже облысевшая, которая никого не боялась и которой, видимо было уже все равно, кто живет рядом. Все звали ее Машкой, не трогали, и даже подкармливали, отчего она людей совсем не боялась и едва передвигаясь от старости, в любое время суток выползала на подносимое угощение.
Про людей тоже все понятно. Их в какие условия не засунь, живут и будут жить. А вот отдельным и независимым видом живых существ на борту, как и в береговой жизни являются коты. Мышей они не ловят по причине их отсутствия. Тараканы котам по барабану. С крысами они живут вместе в одном прочном корпусе, сохраняя негласный вооруженный нейтралитет и не обижая друг друга. У нас было два кота. Шпигат и Клапан. Шпигат, был принесен на лодку в зрелом возрасте, и кличку заслужил тем, что как воспитанный представитель славного рода кошачьих, ходил по большой и малой нужде только в шпигаты трюма жилого 5-Бис отсека, в котором по большей части обитал, спал и стоял на безразмерном котловом довольствии. Клапан был принесен на корабль еще мелким хныкающим котенком, который не в пример Шпигату, путешествовал по всему кораблю, знал его, как мне кажется, лучше любого военнослужащего и часто обнаруживался в таких местах, что дух захватывало. Лично вытаскивал его из насосной левого борта реакторного отсека, где его величество изволило почивать на одном из агрегатов, обняв притащенный с собой кусок баночного сыра. При этом, Клапан до ужаса боялся открытого пространства и один раз разодрал в клочья ватник матросу, который попытался вынести его в рубку «подышать» воздухом. Так, что, существовали коты на корабле в своей собственной вселенной, наполненной теплом, едой и сотней обожающих их хозяев.
С крысами было посложнее. Грызуны, они и в подводной лодке грызуны. И частенько грызут не то, что следует. Особенно эти пасюки, почему-то любили штурманские комплексы, а конкретно, цветную изоляцию на проводах, внутри приборов. И не раз, и не два, аппаратура штурманов отказывалась работать в море, и при поиске неисправностей, в каком-нибудь щитке находилась висящая на красненьком или синеньком проводе, тушка убитой током крысы, не сдержавшей голодного порыва. Крыс пытались ловить и уничтожать, травили, но безуспешно. Помню всего один крестовый поход против грызунов, завершившийся почти триумфально. Тогда мы стояли в Оленьей губе привязанные к пирсу, в боевом дежурстве, и к нам был прикомандирован старпом с другого корабля. Жил старпом в Оленьей, в пяти минутах ходьбы от пирсов и частенько оставался на борту старшим, давая возможность командиру чаще бывать дома. Вот так в один из дней, старпом неосторожно оставил в кармане шинели семечки, и собир аясь утром домой, узрел, что ночью, пока он спал, нахальный крысак, пробурился насквозь, через плотно завешанный вещами шкафчик к семечкам, изуродовав по пути китель, брюки, рубашку и саму шинель. Старпом, вынужденный возвращаться домой, в откровенном рванье, психанул не на шутку, и на следующее дежурство принес с собой на корабль таксу. Самую обыкновенную таксу по имени Тоби. Удивительно игривый и совершенно не злой Тоби, выпущенный старпомом в пятый отсек, сразу начал выяснять обстановку в отсеке, что-то вынюхивать и залазить во все щели, веселя своим поведением весь народ. А перед отбоем, старпом попросил вахту, на Тоби внимания не обращать, но держать переборки между пятого отсека между 5-Бис и 4-м отсеком закрытыми, открывая только на время вентиляции. А утром, перед дверью в каюту старпома, сидел, ожидая похвалы и виляя хвостом довольный донельзя Тоби, а перед ним лежала горка из девяти крупных и задушенных крыс. Вот тут-то, многие, и я в том числе, и поняли, почему та ксу считают охотничьей собакой. За месяц дежурства в Оленьей, весельчак Тоби, практически очистил 5 и 5-бис отсек, отловив и приговорив к высшей мере, порядка шести десятков взрослых грызунов, не считая множества мелких и неразумных крысят. И когда пришло время, прикомандированному старпому, покинуть борт нашего крейсера, сожалел весь экипаж, у которого в каютах перестало пропадать печенье и прочие вкусности к чаю. К слову говоря, Тоби не завершил геноцид грызунов, и через несколько месяцев, в автономке, в висящем рядом с курилкой сложенном плоту, совершенно случайно обнаружили крысиный детский сад, с несколькими десятками полуслепых пасюков, немедленно утопленных в обрезе.
Но на нашем головном крейсере славного проекта 667БДР, было царство тараканов. Я бы даже сказал, империя рыжеусых прусаков. И столицей этой империи, естественно был жилой 5-бис отсек, с его провизионками, камбузом, теплом и сотней обитающих в нем членов экипажа. Тараканы были везде. Забивались в портфели и складки шинели, отправляясь таким образом в путешествие по квартирам офицеров и мичманов и основывая там колонии, забирались в сахарницы и прилипали задницами в немытые чашки из-под чая, а уж если ты забывал на столе в каюте, недоеденный бутерброд, то они облепляли его, как неандертальцы убитого мамонта. Вторым крупным анклавом тараканьего царства был третий отсек, с его многолюдным центральным постом, многочисленными рубками, вечно влажным трюмом и нашим подвальным пультом ГЭУ. Не знаю, как в других выгородках, но на последней боевой службе, тараканы так достали всех, что, вспомнив заветы бывалых, мы с самых первых дней похода соорудили им ловушку . Рыжеусые, как наркоманы со стажем, более всего любили сладкое, соленое и пахнущее. На дно пустой трехлитровой банки, мы насыпали останки тараньки, голову, косточки, чешую и прочий несъедобных мусор. Горлышко банки обмазали техническим вазелином и задвинули ее куда подальше под столешницу, между аппаратуры. И очарованные запахом воблы, тараканы стекались к этой банке, чуть ли не со всего отсека, ныряли в нее, без всякой надежды выбраться обратно на волю. За неполные 90 суток, мы выбросили три таких банки, плотно утрамбованные телами рыжеусых наркоманов, что на мой взгляд, никак не уменьшило их количество. В остальных отсеках, тараканы тоже присутствовали, но в ракетных отсеках с постоянно поддерживаемым микроклиматом, им было неуютно, в корме было тепло и влажно, но голодно и плотность их населения была не такая уж и внушительная. Зато в реакторном отсеке обитали тараканы-мутанты. Точнее альбиносы. Немного. Почему жизнь рядом с ядерным реактором превратила рыжих пруссаков в белесо-сероватых, я не знаю, но выглядели они довольно необычно, хотя и были таких же размеров, как и их не облученные братья.
Крейсер доживал свои последние дни в качестве боевой единицы флота, эксплуатировался в хвост и в гриву, а все прекрасно понимали, что вывод его в отстой не за горами. Ну и как-то само-собой, привыкнув к этой мысли, народ стал менее рачительно относиться к корабельному хозяйству, да и долгое безделье у пирса расхолаживало и не располагало к позитивной деятельности. Офицеры носили на вахту пищу из дома, матросы из числа вахты по ночам жарили картошку на камбузе, где-то в трюмах вечно подтекало, где-то парило, и насекомые расплодились неимоверно...
Обсуждение крестового похода на тараканов проходило в центральном посту и не за закрытыми дверями. В прениях участвовали все присутствующие, включая вахтенного центрального поста матроса Вохрамеева, который припомнил, что еще в учебке, применяли какие-то специальные дымовые шашки. Интендант подтвердил, что такие существуют, но старпом идею отклонил сразу и категорически. Потом пошли разные фантастические предложения, которые закончились привычным и даже банальным решением. Будем уничтожать насекомых локально. Только в 5-Бис отсеке. Интендант козырнул и убыл куда-то на берег выписывать и получать дихлофос, который присутствовал на складах и выдавался исключительно для казарменных нужд. Через два дня, в пятницу на послеобеденном построении, как раз перед выходными, интендант материализовался на пирсе с мешком, в котором громыхали целых сорок флаконов с аэрозолью «Дихлофос». Командир, которому тараканье раздолье, тоже не нравилось, акцию благос ловил и самоустранился до понедельника, а всей вахте, остававшейся на корабле с пятницы на субботу, была дана команда временно переселиться в ракетные отсеки и на боевые посты.
И только один человек, из всего экипажа, был не очень доволен происходящим. Капитан-лейтенант Хлебов Александр. Месяца два назад, едва мы приняли корабль, Хлебов ушел от жены. Честно говоря, кто от кого ушел, было не очень ясно, но семейная ячейка распалась официально, и Саша, как честный и правильный мужчина, оставил свою служебную квартиру жене и сыну, а сам временно поселился на корабле. Ему обещали дать какую-нибудь однокомнатную клетушку в старом фонде, но обещанного, сами знаете, сколько ждут. И пока он жил на корабле, как говориться, в тепле и уюте и в родной каюте, с горячей водой и сауной на расстоянии вытянутой руки. Единственный минус такой корабельной жизни, был в том, что камбуз на борту не работал, матросы питались в береговой столовой, пищу на борт, привозили только для стоящей вахты, в ограниченном количестве и собственное котловое довольствие лежало исключительно на самом Хлебове. Офицер он был неприхотливый, скажем даже несколько аскетичный и обходился немногим. Быстро научился варить картошку в мундире и яйца в чайнике, продукты хранил в холодильнике кают-компании и почти каждый вечер дезинфицировал полость рта салом с большим количеством чеснока, запах которого, растекался по соседним отсекам невзирая на закрытые переборочные люки. Тараканье сообщество, остро реагирующее на запахи, возлюбило Сашкину каюту неимоверно, что, к удивлению, всех, его почти не нервировало. Капитан-лейтенант Хлебов, относился к этому невозмутимо, и стойко переносил тяготы и лишения воинской службы. Где только возможно, заклеил все щели скотчем, тщательно стряхивал одеяло и простыни перед тем как лечь спать, и по возможности, старался держать пищу в герметичных емкостях, что правда, не всегда получалось. На эти выходные, Сашка планировал банный день, совмещенный с глобальной стиркой, и известие, что в ночь, с пятницы на субботу в отсеке будут травить тараканов воспринял болезненно. Но, приказ есть приказ, и офицер покинул б орт корабля, договорившись с кем-то из знакомых, перекантоваться до вечера субботы в гостях. К этому времени, по всем его расчетам, запах химии должен был выветриться.
В 21.00. После ужина и отработки вахтой первичных мероприятий с проверкой прочного корпуса на герметичность, старпом, для этих целей, специально прибывший на корабль, построил подвахтенную смену в центральном посту.
- Бойцы!
Шестеро матросов, интендант и насильно привлеченные к этому мероприятию помощник дежурного по кораблю мичман Рылкин и дежурный по ГЭУ, капитан-лейтенант Артеменков, уныло смотрели на воодушевленного старпома.
- Бойцы- повторил старпом.
- Сейчас все вешают на шеи идашки, приготовленные комдивом три и следуем в 5-й Бис отсек. Там я раздам ключи второго комплекта от всех кают и помещений. По команде центрального поста, задраиваем переборки с шестым и пятым отсеком. Делитесь на четыре группы. Артеменков, берешь с собой Рылкина и обрабатываешь офицерскую палубу. Остальные по двое в трюм, нижняя палуба и верхняя палуба. Амбулаторию не открывать. Включаетесь в аппараты, и тщательно опрыскиваете все возможные места гнездования насекомых. На все, про все, полчаса. Затем покидаете отсек в сторону носа. Задача понятна.
Все вразнобой закивали головами.
- Разбираем идашки и в пятый!
Артеменков, до этого вечера, только краем уха слышавший какие-то слухи о предстоящей акции возмездия, был страшно недоволен. Планы на спокойное дежурство по ГЭУ, предполагали под собой неторопливый отдых в каюте, чтение, чайные посиделки с дежурным по БЧ-2 и крепкий здоровый сон, перед предстоящими выходными. И теперь включенный в аппарат с мгновенно запотевшими стеклами, взмокший и злой офицер, вооруженный «Дихлофосом», брел от каюты в каюту, впрыскивая в каждую, добрую половину баллончика. Открыв каюту Хлебова, Артеменков, мстительно ухмыльнулся под маской. Сам он жил в соседней каюте, через которую проходила одна из троп тараканьей миграции в сторону логова бесквартирного офицера, отчего общая стенка с его каютой, по углам вечно была забита прусаками-паломниками, пытающимися проникнуть в хлебосольное место.
Злорадно улыбаясь, Артеменко, открыл сахарницу и набрав ложкой песок, аккуратно вывел им на откинутой крышке секретера, крупными печатными буквами, слова «Привет Саша!». Полюбовался, сквозь запотевшую маску содеянным и начал обильно орошать аэрозолью каюту, не пожалев на нее, целый флакон...
Через полчаса, группа специального назначения, вывалилась из отсека, распространяя за собой убойные ароматы инсектицида. В короткой торжественной речи, старпом, вместе с опоздавшим, но все же прибывшим помощником командира, поздравили участников акции и отправили куда-подальше с глаз, ибо смердели все химией неимоверно. До самого утра, Артеменко, проторчал на Пульте ГЭУ, в мундире и брюках, а его РБ полоскалось на ветру в районе ракетной палубы, выветривая из себя злой дух бытовой химии.
Через пару часов, пришло время вентиляции. Отсек предварительно продули в атмосферу, но скверный дух, все-же начал расползаться по кораблю, и отсек снова задраили до следующего раза. А утром, запустили по полной и через полчаса первые ходоки пошли осматривать палубы и каюты. Смердело химией здорово, но уже терпимо, лишь немного слезились глаза. Коридоры всех палуб были завалены еще шевелившимися тараканами, и старпом, покинувший корабль на ночь и вернувшийся к подъему флага, сразу объявил большую приборку. Насекомых выносили ведрами. Их было безумное количество, и они почему-то так стремились умереть на открытом пространстве, отчего через пять минут на только что убранный линолеум палубы, с подволока успевало свалиться еще пара сотен едва перебиравших лапками вредителей. Продолжалась приборка часа три, почти до обеда. И только от офицерских кают, в этот раз, старпом ключи не дал, справедливо полагая, что попрыскать отраву и запереть дверь- это одно, а вот копошиться в вещах офицеров- это совсем другое.
Хлебов, менявший Артеменкова на вахте, на борт прибыл гораздо раньше положенного времени, явно соскучившийся по своей уютной берлоге и с портфелем набитым провизией. И так случилось, что в момент, когда Александр, отпер замок своей двери и распахнул ее, рядом находился и Артеменков, закончивший вылизывать свою каюту, и дежурный по кораблю, заскочивший в отсек и даже старпом, проверявший сделанную приборку. И после того, как Хлебов открыл каюту, глазам их предстала воистину эпическая картина гибели тараканьего мира.
Пруссаки легионами шли умирать в те места, где им было хорошо. А хорошо им было исключительно в каюте капитана-лейтенанта Хлебова, пропахшей едой, с крошками по углам, с завернутой в газету воблой, опрометчиво оставленной в мусорном ведре сальной кожицей, засохшим хлебом и рассыпанными баранками на полке. Полумертвые насекомые покрывали все, палубу, койки, книжные полки, секретер. В раковине умывальника шевелилась не успевшая околеть тараканья масса размером с добрый грейпфрут, а синее одеяло, казалось черным из-за покрывавших его хитиновых спинок. И апофеозом всего этого безобразия, была шевелящаяся, почти трехмерная, надпись: «Привет Саша!», возвышавшаяся над крышкой секретера на добрые пару сантиметров и подрагивающая от конвульсий умирающих пруссаков. Надо отдать должное, но присутствие духа Хлебов не утерял, да и отнесся, в отличие от впавших в ступор офицеров, к ситуации философски.
- Ну...займусь приборкой...
И каким-то чутьем определив, кто автор инсталляции с надписью, повернув голову к Артеменкову, добавил.
- И ты подключайся, писатель...
Артеменков, впечатленный картиной этой газовой камеры, молча кивнул и без всяких возражений отправился искать голяк с совком.
В итоге, из злополучной каюты, вымели ровно два ведра тел павших пруссаков, и еще до следующего дня, тараканы, правда уже в гораздо меньшем количестве, продолжали планировать откуда-то сверху по всему отсеку, вынуждая вахтенных, каждые пару часов, чертыхаясь подметать палубы. Запах выветривался несколько дней, в течении которых спать в отсеке было не очень комфортно, но уже терпимо. Через две недели, корабль, поскрипев и покашляв изношенной материальной частью, выполз в один из последний своих выходов в море. Тараканья популяция к этому времени не восстановилась, и старпом с удовлетворением отметил, что за весь небольшой выход, не одно насекомое не свалился никому в тарелку, и даже в каюте Хлебова, на оставленной тарелке с недоеденным тефтелями, не наблюдалось ни одного таракана. А потом крейсер навсегда встал у пирса и начал остывать, в буквальном смысле этого слова. Выгрузили оружие. Медленно начало уходило тепло из активных зон реакторо в. Все меньше и меньше жужжали приборы в отсеках. Навсегда охладели плиты на камбузе, сократился экипаж и опустели каюты. Пропала, казавшаяся бессмертной старая крыса Машка. Провизионные камеры превратились в мрачные пустующие выгородки и новое поколение неистребимых, казалось, насекомых, в конце концов, тоже начало понемногу вымирать, не в силах выжить без человека, самого выносливого существа на корабле...