Последние новости

https://harbin-harbin.livejournal.com/83493.html
2016-02-26 22:18 harbin_harbin

В день Восстания 14 декабря, Николай Михайлович Карамзин в горячке выбежал на Сенатскую площадь в одном парадном камзоле и в башмаках, дабы образумить и остановить. Но кто бы его послушал в эту лютую стужу? Злые дети, бредившие Конституцией и лишь по счастию не размозжившие его седую голову булыжником? Он умер в своей постели, в мае следующего года, так и не оправившись от простуды.

https://harbin-harbin.livejournal.com/83436.html
2016-01-23 20:55 harbin_harbin


Двадцатилетний Николай Бердяев, боявшийся мягкого и ночи, как девственница боится мужеского фаллоса, в экстазе приветствовал марксизм и в дебатах порой «падал лбиной в дрожащие пальцы, стараясь, чтобы язык не упал до грудей» (Андрей Белый). Когда же марксисты Феликс и Вацлав на пальцах расъяснили ему здравый расклад Ильича о том, что такое в России философ и тем паче интеллигент, Бердяев понял, что эти до трёх считать не станут и, если не поспешить на сходни, вместо философского парохода легко могут подать крымскую баржу.
 

https://harbin-harbin.livejournal.com/82993.html
2016-01-20 15:32 harbin_harbin

«Важно, чтобы бабочка была проколота точно в середине груди и правильно расположена на расправилке...» (Инструкция для юных энтомологов).

Скрупулёзно препарируя Николая Васильевича Гоголя, Владимир Набоков, в лекциях перед студентами-славистами, настоятельно советовал: «…если вы хотите узнать что-нибудь о России, если вы жаждете понять, почему продрогшие немцы проиграли свой блиц, если вас интересуют «идеи», «факты» и «тенденции» - не трогайте Гоголя. Каторжная работа по изучению русского языка, необходимая для того, чтобы его прочесть, не оплатится привычной для вас монетой. Не троньте его, не троньте. Ему нечего вам сказать. Не подходите к рельсам. Там высокое напряжение. Доступ закрыт. Избегайте, воздержитесь, не надо…».

https://harbin-harbin.livejournal.com/82943.html
2015-12-27 15:18 harbin_harbin

Узнав, что 70-летний Себастьян Сальгадо, всю жизнь таскавший за собой тяжелейшие чемоданы, наполненные чужими страданиями, отправляется на остров Врангеля, 70-летний Вим Вендерс поехал вместе с ним, чтобы узнать, «что есть бакулюм и русский пуд соли».

Чемоданы
2015-12-20 19:41 harbin_harbin

Марианна и Анастасия Вертинские в детстве были вполне благовоспитанными барышнями, которых выгуливали бонны в Пушкинском сквере. Но однажды papa озаботился тем, что «наших двух сте-е-гв воспитывают, как не советских гражданок». Девочкам немедленно уложили два кожаных немецких чемодана и отправили в пионерский лагерь. Вернулись назад они с единственным фибровым, в котором вместо гамаш, рейтузов, платьев, ботиков и фуфаечек лежали «голубая застиранная майка, на которой было вышито «Коля К.» и черные сатиновые шаровары с надписью «второй отряд». Анастасия Вертинская сказала в своём интервью: «Советская власть вошла в нас с сестрой с полной неотвратимостью. Мы стали полными бандитками».

https://harbin-harbin.livejournal.com/82417.html
2015-12-07 21:09 harbin_harbin

Осенью 1910 года Осип Эмильевич Мандельштам прибыл из Швейцарии в Петербург совершенно как князь Мышкин: в альпийской кепке и потрёпанной крылатке, с одним только бутербродом в руке. Свой чемодан он потерял в Эйдткунене, на немецкой границе_, оставшись без зубной щётки, тетрадки собственных стихов и монографии Анри Бергсона. Георгий Иванов записал тогда: "...существенна была только потеря зубной щётки - и свои стихи, и Бергсона он помнил наизусть..."

Работа над ошибками
2014-04-13 18:39 harbin_harbin
Пелевинский сюжет


Если ГБ (ганджуберсерки) начнут резать орков и взрывать бомбами Кутузова дома в Харькове или Луганске, как это было в Буйнакске, Москве и Волгодонске в конце девяностых, принцу жуликов и воров, которого накрыло пассионарное напряжение, ничего не останется, как играть ва-банк и аннексироватьт восточную часть Уркаины.

Тодоровский и его шинель
2014-01-25 18:56 harbin_harbin

Если бы Тодоровский снимал свои фильмы на Agfa или Kodak, в гардеробе Николая Бурляева[1], без сомнения, однажды появился бы фрак и атласный пояс от Оскара де ла Ренты[2], а сам режиссёр, наконец, повесил бы на плечики свою фронтовую шинель. Но Пётр Ефимович упорно требовал военно-полевую Свему, на которой, как во время Оттепели, плывёт не только звук, но и картинка, приобретая особую, забытую теперь, волнующую ноту. Ну, не мог человек работать на материале врага, хоть и бывшего.

Работа над ошибками
2014-01-12 03:35 harbin_harbin

Однажды, на чеховской даче в Крыму, Иван Бунин и Сергей Рахманинов,  откушав скоромного и накачавшись игристым вином Абрау-Дюрсо, пошли, спотыкаясь и матерясь, на берег моря, присели на канаты, и, вдыхая их дегтярный аромат, говорили о Пушкине, о Лермонтове и Тютчеве, о бабах, о бескорыстной мужской дружбе. Наутро безнадёжно испорченные костюмы пришлось выбросить. С тех самых пор оба весьма придирчиво осматривали место, на которое им предстояло присесть, а в разговорах пытались избегнуть слова «навсегда».

Мои знакомые леди, безумно влюблённые в Серебряный век, искренне полагают, будто писатели и поэты никогда не спали со своими Музами и Прекрасными Дамами.

Спали. Правда, весьма нечасто, используя «редкие, краткие, по-мужски эгоистичные встречи» в обычных и вполне корыстных целях утоления полового голода и разрядки сексуального напряжения. Любовь Менделеева и Александр Блок задолго до Симоны де Бовуар и Жан-Поля Сартра расставили все точки над i в тяжелейших вопросах секса. Только патриархальные взгляды и лицемерное ханжество, царившие в общественной жизни России того времени, не позволили сделать интимную сторону их жизни достоянием социума. Впрочем, за десять лет до смерти, Любовь Дмитриевна, с юности склонная к лёгкому нарциссизму и психоанализу, рассказала о Блоке и о себе с такою исповедальной откровенностью, что всё последующее лорнирование их грязного белья становится малоинтересным. Суть же проблемы обоюдной сексуальной неудовлетворённости стара как мир: «крайне ненормально сложившаяся половая жизнь». Желания и влечения физически и душевно здоровой северянки разбились о неприступный айсберг патологического невротика и безумца. Зная не понаслышке, какой Саша дог и сенбернар, Любовь Дмитриевна носила в душе кровную обиду за то, что он, уже в первый год брака, охладел к её белым и длинным ногам.

Максим Горький, большую часть жизни посвятивший дискредитации русского купечества, написал «Вассу Железнову» в 1910-ом и, переделав её в тридцатые соответственно политическому моменту, заклеймил позором тех, кто был основой мало-мальски разумной жизни в Российской империи. Кровопийцы и распутники, строившие ночлежные дома и народные столовые для неимущих, давно почили в бозе, их потомки догнивали в сибирских лагерях, а Буревестник, испохабив уникальный особняк Рябушинских соответственно своему дурному вкусу, всё ещё помышлял о том, как бы изощреннее пнуть мёртвого льва.

Старец Александр Солженицын, вернувшись в Россию из Америки, проехал поездом от Магадана до Москвы, скоренько пожал руки бывшим зэкам и благостно коснулся гулаговской земли. От Андрея Первозванного отказался, но выпил водки с Ельциным, обнял Лужкова и на телёнке, который когда-то бодался с дубом, аки Иисус Христос, въехал в Троице-Лыково. Давно известно, что нет ничего бездарнее ночных размышлений при полной луне. Задуманная драма, в силу божественного промысла, всегда превращается в комедию.

Дмитрий Быков однажды признался: «Люблю Маяка!» Многие современники последнего дорого бы дали за возможность надеть лайковые перчатки и набить Львовичу морду. Говоря о Гумилёве, он однажды заметил, что, отправившись в Африку, тот не увидел, как экспедиция пересекла экватор, поскольку был занят слоном и Бодлером. На самом деле, Гумилёв сидел на верблюде и читал Ронсара. Обладая развитым периферическим зрением прирождённого разведчика, он, несомненно, различил в дрожащем от жары мареве вывеску «Экватор» и пунктуально рассмотрел развязного ашкера, с которым торговался его проводник: каждого из них он считал пройдохой и мерзавцем.

Вальтер Шелленберг, отправляясь в опасные заграничные командировки, мечтал умереть как солдат, а потому накануне неизменно посещал стоматолога, который вставлял ему зуб с моментально действующим ядом. Кроме того, он никогда не расставался с перстнем, где под голубым кристаллом была скрыта золотая ампула с цианистым калием. Штандартенфюрер искренне полагал, что только неудачники и нищеброды украшают свои автомобили надписями типа: «Sie können mich ruhig überholen, aber an Gott kommen Sie nicht vorbei»*, поэтому, получив приглашение посетить резиденцию Carinhalle, он так и не понял, зачем рейхсмаршал Геринг вышел к нему с маршальским жезлом, в тоге и сандалиях патриция, а во время беседы, задумчиво перебирал драгоценные камни, насыпанные валом в белой хрустальной вазе.
Говорят, что Шелленберг отсидел свои пять лет и вышел на свободу раньше срока, а потом тихо скончался в Турине. Предание весьма сомнительное, но это уже не важно: у тяжёлых и солидных автомобилей нет позументов, плюмажиков и фероньерок.

А. и Б. сидели на трубе. Б., предложив руку и сердце «разборчивой невесте», получил политическое убежище в А. Классическую «дилемму заключённого» А. решал по-своему - за это Федеральная служба налоговой полиции подарила ему именной «Вальтер». Впрочем, вполне возможно, что эту комбинацию придумали в другой федеральной службе. Не бог весть как закручивается сюжет, развязкой которого вполне могут стать предметы вполне тривиальные, в том числе такие, как жёлтый шнур или шёлковый шарф.

Юрий Абрамович Башмет отметил своё шестидесятилетие камерно и кошерно, среди своих, на Триумфальной. Талантливого мальчика поздравил доктор Рошаль. Но пойдите и спросите: чем бы ему помешал ещё один Розенбаум, который тоже играет на этой музыке, помнит за Мейерхольда и в буфете не пьёт на шару как босяк? В канун дня рождения Башмет был у Познера, где, отвечая на вечнозудящий вопрос о еврействе, подумал: «Что ты несёшь, брудель! Альтист Данилов – вот это нонсенс! И потом, на секундочку, Москва не Львов и не Каменец-Подольский, а я не Аркашка Укупник. Чем бы мне в этом городе помешало моё отчество, которое единственное приличествует элитному российскому музыканту? Это, извиняйте, как хорошего танцора спросить за бейцы».

Женщина-зима, Алла Демидова, до сих пор бы играла Медею на Таганке, если бы не скрестила взгляд с диктатором и учителем. Чуть позже она разошлась в интересах и со зрительным залом, а потому пришла к истеричной Муратовой, которая держит актрису в ежовых рукавицах и нервничает по поводу переполненности её головы.

Два Ерофеева. Первый, которого любила Белла Ахмадулина, почитая в нём ангела «никогда не замаравшем крыл души и совести», родился через три недели после мюнхенского сговора, второй, у которого «хуй не болит о России», – не то привиделся Благословенному на чердаке у Мессерера после употребления элитного французского алкоголя, не то выскочил из кармана пижамы во время запоя в доме номер 3 по 5-ой Радиальной. Не суть. Но потом он как-то прижился в Москве, стал русофобствовать, работать в телевизоре, в какой-то левой чекарне через мусарню приобрёл биографию, по которой родился через три дня после Серого и приходится чуть ли ни внучатым племянником Александру Блоку,

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------

* - (нем.) Вы спокойно можете меня обогнать, но мимо Господа не проскочите.

Чемоданы
2013-12-17 19:31 harbin_harbin

Давно известно, что чемодан, упакованный мужчиной, этот непременный атрибут первого шага на Кудыкину гору, плодит непоправимые и трагические ошибки, становясь первопричиной череды событий чудовищной несообразности. И если рассматривать данный предмет как некое подобие хаотичной системе, нельзя исключить вероятности возникновения эффекта бабочки.

Князь Михаил Михайлович Щербатов, говорят, сильно насмешничал над книжкой Александра Николаевича Радищева, полагая, что пажеский труд, как и сочинения Леклерка, являет собою «нелепую смесь несправедливых охулений России», а причины авторских апокалиптических видений с участием дорожного сундука - всего лишь следствие «смрадной болезни», традиционного русского лекарства и сопутствующей ему белой горячки. Близкие изначально списали злобу старца на извечное соперничество, потом на желание учительствовать и поучать, а, в конце концов, на повреждение рассудка.

Максим Горький весьма скептически относился к несессеру Владислава Ходасевича и был искренне привязан к своему переполненному чемодану, в котором трепетно хранил орденок, кремлёвские деньги, Тимошины гпушные сапоги и коробку с пеплом заметок о поездке в Соловки. Со времён босяцкой юности он накрепко запомнил, что именно безделицы и пустяки где-нибудь на сиверах становятся поистине бесценными.

В гастрольном чемодане Фёдора Ивановича Шаляпина даже летом лежали шерстяные гамаши. Кроме того, артист никогда не расставался с томиком Беранже, который он однажды случайно нашёл в обыкновенном сортире. Памятуя о том, что в сумраке российских нужников руку можно отправлять лишь строго по направлению к белому, он не ошибся.

В декабре 1923-го экспедиция Рериха прибыла из Америки в Индию, где Николай Константинович попытался увидеться с Рабиндранатом Тагором. Встреча в Калькутте не состоялась: во-первых, Тагоров там больше чем собак в Оймяконском улусе, во-вторых, Белая Тара подсказала поэту, что кашмирские яхтаны, американские сундуки «Белбер» и многочисленные чемоданы путешественников не вместятся в гостевую комнату, запасы риса в доме на исходе, а тибетский монах, неотступно следующий за Рерихом, не тот, за кого себя выдаёт. И, в-третьих, великий индус не разделял взглядов прибывших на тезис, что Шамбала должна стать советской.

В африканской экспедиции Николай Гумилев пользовался чемоданами конструкции генерал-майора Грум-Гржимайло. Будучи максималистом, он ни разу не пожалел о своём намерении пройти Абиссинию и цивилизовать дикие племена, а также о том, что не взял с собой чемодан-кровать системы поручика Гинтера, полагая, что удобства – это такая ерунда. О ссоре с пьяным чудовищем Модильяни и о дуэли с Максимилианом Волошиным на Черной речке он тоже никогда не жалел. Гумилёв ни секунды не сомневался в том, что если бы последний отправился вместе с ним, то однажды один из них перерезал бы другому горло, а потом скормил бы гиенам.

В 1922 году Марк Шагал спрятал в чемодан и вывез за рубеж город Витебск. С тех самых пор, в туман, силуэты Благовещенской церкви иногда возникают над водами Рейна, Сены и Гудзона.

Известно, что в одном из чемоданов Гитлера лежала потрёпанная книжка Вильгельма Буша, чей чёрный антисемитский юмор Генрих Бёлль однажды назвал национальным бедствием.

Помогая Марине Цветаевой собраться в Елабугу, Борис Пастернак перевязал её чемодан крепкой верёвкой со словами: «Всё выдержит, хоть вешайся».

28 декабря 1925-го, в Англетере, держиморды Лубянки описывали содержимое чёрного кожаного чемодана, который Есенину подарил Горький: ничего особенного не нашли – десяток шёлковых французских галстуков, рукописи, фотография Дуньки ... Яков Блюмкин, молодой любовник революции, нервно глотавший разреженный воздух Гималаев, был бледен как смерть: он отдавал себе отчёт.

Маршал Жуков и Лидия Русланова чемоданов не считали. Они считали составы.

Когда в 1936 году Владимир Набоков прибыл из Берлина в Париж с постепенно «каменевшими и мрачневшими чемоданами», к нему в квартиру явился человек «без национальности», в нос говорящий Бунин с заплечной ветхою котомкой, полной сурового мастерства, и потащил обедать к Корнилову. Набокова в этот день раздражало всё: старосветская манера Ивана Алексеевича заказывать рябчика, «его богатый и нецеломудренный словарь», но более всего он злился из-за «нарочитого подобострастия лакеев» с офицерской выправкой.

За фальшивку, сфабрикованную немецкой разведкой против маршала Тухачевского, Гейдрих запросил три миллиона рублей золотом. Он явно и открыто блефовал. Тем не менее, означенная сумма легла в чемодан посланника ГПУ и была доставлена по назначению. Даже известный циник Вальтер Шелленберг называл этот неправедный куш «иудиными деньгами».

Леонид Ильич Брежнев порой говаривал своей жене: «Ты, Виктория Петровна, как чемодан без ручки: и выбросить жалко, и таскать неудобно...»

Измученный смрадом венецианских каналов, сирокко и музыкой Малера, Лукино Висконти, тем не менее, лично проследил за выбором чемоданов для Сильваны Мангано и Дирка Богарда, наивно полагая, что американцы оценят его наблюдательность в пункте пристрастия европейцев к дорогим и качественным дорожным аксессуарам. Однако в Уорнер бразерз знали, что европейцы в этом вопросе не более чем дилетанты, а настоящие фанатики чемодана живут на Хоккайдо и Хонсю. В кампании во все времена традиционно ценили только одно – хороший чемодан полный денег. Тем не менее, по примеру Владимира Набокова, открестившись от Лолиты в пользу Тадзио, Висконти всё же убедил работодателя, что искусство не вмещается в шляпу.

Чемодан Оскара Шиндлера, найденный в Хильдесхайме в 1999 году, вновь ненадолго взбудоражил немецкую общественность: журналисты назвали его пьяницей, донжуаном и редким выжигой. Без сомнения, с этой жизнью у него сложился великолепный роман.

В день, когда сэр Исайя Берлин отправился на Финляндский вокзал с чемоданами набитыми раритетами обескровленного Ленинграда, в Фонтанном доме поставили часового, а Анне Ахматовой выдали пропуск. Под синим треугольным штампом было прописано: «жилец». Вопросы о том, кто и почему «не жилец» тогда решали в Кремле.

4 декабря 1966 года, в Переделкино, Александр Галич впервые назвал себя сволочью. Через два года - всех остальных. Остальные аплодировали стоя. В июне 1974-го он сидел на чемоданах в своей московской квартире, когда позвонил Александр Дольский с просьбой ссудить ему тридцать рублей.

- Ты не поверишь, Сашенька, полные карманы валюты, в багаже бриллианты и меха, и ни одного советского рубля, - ответил он. - Сам вынужден занимать на такси до аэропорта. Через три года Галич вернулся. Никто так и не смог взять в толк, зачем он тащил в Скандинавию, а потом и в Европу свои чемоданы.

На пути в Париж Булат Окуджава облегчил свой чемодан, оставив в немецком Марбурге часть багажа и полагая забрать его на обратном пути. Но не срослось: в Кёльне он ненароком подхватил копелевский вирус, который довёл его до ручки французского госпиталя, где Владимир Гостюхин растоптал его бедное сердце старшинскими яловыми сапогами. В Москву Окуджава вернулся Иоанном, как решила жена, а не Дорианом, как задумала мама, но на Ваганьково его понесли все те же фраера.

Вечером 25 декабря 1991 года Михаил Горбачёв официально сложил полномочия президента СССР и три раза удивлённо заглянул в пустую чайную чашку, что стояла на его рабочем столе. От досады он тут же хотел поехать к Ельцину, чтобы передать ядерный чемоданчик, но потом передумал и отправил к нему офицеров связи. В этот день рядом с ним не было ангела, как однажды в Железноводске, когда Горбачёв закрыл немецкий вопрос, открыв Бранденбургские ворота.

Когда до Грузии докатилась первая ударная волна Перестройки, в Тбилиси исчезли не только чемоданы, но даже авоськи. Поэтому во Францию Иоселиани приехал налегке. У него было всего несколько франков для покупки газеты, чтобы не замарать приличный двубортный костюм о парижскую мостовую.

Даже немцы поняли, что фибровый чемоданчик Венички, одиноко стоящий на сороковой ступеньке, абсолютно не похож на чемодан, прижатый к сердцу и хранимый ангелами. А вот труды изучения, а также искушенность в экспериментах над извечным русским лекарством, со всеми его Nebenwirkungen, описанными, впрочем «почти без всякой оглядки на Радищева» и других предтеч, вовсе не фунт изюма. Тут уж, извиняйте, без эмпирического опыта поколений и пол-литра - просто никак. Поляки нам ближе, один из них, Пол Павликовски, после смерти Венедикта Ерофеева надолго ушёл в запой, прочувствовав жизнь русского писателя как до «мелочей выстроенную трагедию».

Однажды в Бостоне, на Мортон-Стрит, в квартиру Бродского вошла замужняя дама, присела на свой чемодан, расплакалась и сказала: «Как хотите, Иосиф, а я без вас не могу…» Тогда он взял и уехал в страну, где нет леонардесок, и пристроил свою голову на бронзовый чемодан. От неё и сейчас исходит сияние.

В фанерном чемодане Сергея Довлатова лежали шофёрские перчатки. Всё остальное он выбросил за ненадобностью. Он бы выбросил и перчатки, но подумал, что когда-нибудь купит машину, будет на ней разъезжать по Форрест-Хиллс и при случае подвезёт Бродского, который только тем и занимался, что слонялся по улице в ожидании машины Довлатова.

В чемоданах Питера Гринуэя, разбросанных по всему миру, в беспорядке свалены засохшие яблоки граната, китайский фарфор, старые тряпичные куклы, шёлковые чулки, викторианские парики, наполовину выдавленные тюбики масляной краски, золотые медальоны с прядями женских волос, серебряные ночные горшки, изорванный в клочья британский флаг, окровавленная ночная рубашка Джулии Ормонд. Присвоив имущество Тульса Люпера, Гринуэй однажды заявил, что если не брать в расчёт тюрьму, книгу и живот архитектора, всё сущее можно вместить в 92 чемодана.

У Михаила Шемякина не было чемодана. Как-то не сложилась покупка в междометиях быта. Он улетал с авоськой, в которой лежали сухофрукты, два перочинных ножа и кухонная доска. Чемодан он купил позже, в Париже, во времена вынужденной трезвости, чтобы положить в него японскую чашечку в трещинах, завёрнутую в «Le Figaro» и чёрный пистолет.

Однажды Ингрид Кавен сказала своему мужу: «Ты не представляешь, Райнер, как бы я хотела засыпать и просыпаться рядом с тобой». Фассбиндер открыл чемодан, любовно оглядел двенадцать томов Генриха Клейста и подумал: «Как ты права, Ингрид, но просыпаться я буду только там, где просыпается Ханна...»

Генерал Руцкой собрал одиннадцать чемоданов компромата на Чубайса и компанию, обозвав своих противников проходимцами, ворьём и педерастами, чем знаменовал новый этап в развитии советской политической лексики: раньше в СССР педерастами называли только художников.

«Жить негде... Мы в ловушке под названием Земной шар!» - однажды мрачно пошутил Михаил Жванецкий. Почётный удмурт Жерар Депардье теперь болтается со своим «виттоном» между Саранском, Байконуром и Нешеном, пьёт горькую, тоскует о Родине и до сих пор искренне удивляется тому, что каждый русский называет его cher ami.

С недавнего времени Александр Розенбаум никогда не выезжает из Питера без запасного горла и полбанки вычурности. Мастеровых на Руси почти не осталось, а возить кузнеца в чемодане очень накладно.

Когда Анн Парийо выставила за дверь чемодан Люка Бессона, он поклялся, что никогда не станет стрелять в женщин и детей. С этим чемоданом он пришёл к даме, которая родила ему дочь, потом к Миле Йовович, которая усомнилась в его искренности, а чуть позже к своему кинопродюсеру, которая родила ему троих, ничуть не сомневаясь в том, что Люк, наконец, обрёл не только фамильный гешефт, но и семейное счастье.

Создавая технократическую модель неидеального общества, Виктор Пелевин увлёкся популяризацией уркаинского мата и ассимиляцией германизмов в верхнесибирском. Багажник моторенвагена он теперь называет не иначе как кофферраум. Будучи последовательным критиком русской революции и советской политической системы, он заявил однажды, что «...человек, построивший первые космические корабли и полетевший на них к звёздам ...не мог ничего предъявить им кроме чемодана, полного лагерного говна, тирании и темной нищеты». Пелевин же запустил в интеллектуальное пространство необычную литературную байку, будто французские вампиры-ныряльщики, они же телепузики и медиумы-демонстраторы, отправляются в замок Дракулы в гробах, изготовленных фирмой Louis Vuitton. Менеджеры высшего звена теперь теряются в догадках: этот русский хотел развести контору на баблос или, как блаженный, без задней мысли, выдал новую сигнатуру стратегического развития?

Бэнкси – человек без лица, до сих пор не знает, как поступить с чемоданом фальшивых купюр, где вместо королевы-матери изображена принцесса Диана. Зато он знает, как продать свои принципы, которые ежедневно растут в цене независимо от курсов валют, цены за баррель и происки рейтинговых компаний. Наверняка, парни из MI5 давно бы могли взять Бэнкси за мягкие ткани таза, как это сделал Интерпол в случае с Ассанжем, в чемодане компромата на которого болтается всего лишь один презерватив, но, похоже, эти ребята в восторге от Kissing Policemen.

Говорят, что недавно изобрели чемодан для хранения и перевозки детей, однако на этом долгая и счастливая жизнь изобретения Луи Виттона, похоже, ещё не закончилась. Другое дело, что только в руках женщины он становится рациональным и лишённым вычурности чудом конструктивизма, исключающим любые варианты неблагоприятного развития сюжета. Поскольку, отправляясь в дорогу, она никогда не сходит с тропы.



Рисунок Толи Басина.

Шведский треугольник
2012-02-13 12:30 harbin_harbin

Тарковский хотел выгнать Свена Нюквиста[1] из съемочной группы «Жертвоприношения» - за то что тот запорол сцену пожара, в котором, вместе с дорогостоящими декорациями, сгорел Старый Свет. Продюсеры трагически схватились за головы и вплоть до заката молча бродили вокруг пепелища, лишь иногда опуская руки, чтобы в сердцах хлопнуть себя по карманам.

Тарковский знал: Швеция такая маленькая страна, что выгнать Нюквиста практически некуда. Можно было попробовать выгнать его в Россию, но там уже был Рерберг[2] - потомок шведского бомбардира. А два талантливых оператора вместе, даже в такой огромной стране – это уже социальная проблема и сотни литров Абсолюта на каждую физическую грудь. При этом не было никаких гарантий, что к ним не присоединятся Павел Лебешев, умевший снимать печёнкой, или Юрий Клименко[3], видевший кадр ушами. Можно было отправить Нюквиста на остров, где жил Бергман, но каким образом переместить его с Форё[4] на Форё - Тарковский так и не придумал. К тому же, если бы к молчанию Бергмана прибавилось молчание Нюквиста, автор «Offret» стал бы жертвою безысходности.

Пока Андрей Арсеньевич придумывал сцены апокалипсиса, решая, где будет стоять убийца Улофа Пальме[5], Бергман выгнал с острова демонов катастрофы, страха и ярости. Так что, когда Тарковский вернулся из Стокгольма - надо было начинать всё сначала и тут уж было не до Нюквиста. Он злился, выстраивал рамку большими и указательными пальцами нервных рук, повсюду искал их, а они – просто исчезли, словно там прошел Аввакум[6], а не Бергман. Ларс фон Триер нашел их в Трольхеттане, в 2010-ом. С «Меланхолией» в Каннах вышла довольно темная история[7], но, если развивать эту тему, шведский треугольник чёрным парусом[8] растянется на всю Скандинавию и одним углом упрется в Израиль, а это уже политическая геометрия, к Бергману и Тарковскому отношения не имеющая.

Великий молчальник вовсе не предполагал, что, изгоняя бесов, он нечаянно нарушит все планы русского режиссера. В этом он случайно признался фрекен Нирерёд[9], когда она, зверски голодная, за ужином, прикончила баночку обезжиренного йогурта, приготовленную к визиту Вуди Аллена[10], маленького очкастого еврея, который однажды развел Смерть на партию в кункен. Только об одном демоне Бергман, из ложного стеснения, умолчал, о том, с которым он всегда был заодно. Об этом же хранила молчание Лив Ульман[11].

Чтобы показаться искушенным в работе по обузданию демонов, он шепнул Мари в мохнатое ушко, что хотел отправить Орниаса[12] на остров[13], с которого, в 1963-ем, чету Бергманов выперли благопристойные шведы, но она, вытерев измазанные йогуртом губы, рассмеялась как шлюха и не поверила, как не верил Бергман в искренность Льва Толстого и в его арзамазскую тоску, пока не узнал, что тот был близок с каменотёсом Сютаевым[14].

Мари Нирерёд поняла, что с Бергманом приятно молчать: в его интонациях тишины не было и капли показушного интереса к персоне, модного поведенческого стереотипа, навязанного немцами современной Европе.

Кира Муратова[15], разглядевшая в Ренате Литвиновой органичность и самодостаточность, однажды сказала, что в Бергмане не хватает варварства. Лив Ульман так не считала. Сам Бергман, пытаясь опровергнуть этот тезис, яростно погружался в собственный пейзаж: бродил одинокий по острову, спорил с прибоем, кричал на ворон, преследовал одичавших собак, неделями не брил бороды, не поднимал телефонную трубку, нордически презирал Улофа Пальме, истязал себя физически, не принимая ни пищи, ни водки, вместо распятия повесил на стену ружьё и даже намеревался хватить лезвием по вишневому саду, но вовремя передумал, потому что понял - Швеция такая маленькая страна, что если неосторожно махнуть топором в Готланде, что-нибудь отвалится в Халланде. Неискушенный Ларс фон Триер об этом даже не догадывался и невзначай замахнулся на Вагнера[16].

В отличие от европейских режиссеров-гомосексуалистов, Бергман окружал себя женщинами не для того - чтобы понять, а для того - чтобы объяснить. Противясь традициям и приличиям, он ни разу в жизни не надел вязаной шапочки и длинных шерстяных чулок, но шведский национальный характер, как шило в мешке, всё время предательски выдавал кокетливую простоту его домашнего костюма. Случайные люди, видевшие его трехдневную щетину, неизменно принимали ее за неумелый и нарочитый грим и уж наверняка считали, что кроссовки он надевает прямо на туфли из тонкой блестящей кожи, а под мятыми вельветом скрыт малиновый атласный пояс. Разрешив надеть мини-юбки Лив Ульман и Берит Андерссон, Бергман понял нечто большее о себе, чем о роковой сценарной ошибке в фильме «Страсть».

Андрей Тарковский всю жизнь мечтал сыграть с Ингмаром Бергманом в шахматы и сделать первый ход королевской пешкой. Но, выиграв однажды у Смерти[17], последний дал зарок – никогда более не играть. Даже в кункен – в любимую игру маленького очкастого еврея, чей обезжиренный йогурт, за ужином, съела зверски голодная Мари.

https://harbin-harbin.livejournal.com/76800.html
2011-07-14 23:13 harbin_harbin

Чифирь и Федор Михайлович

 

К чифирю Федор Михайлович пристрастился еще в омском остроге.[1]

Бывало, выпьет за ночь два самовара, уничтожит все запасы, сделанные кухаркой, накурится дешевых папиросок и все пишет, пишет - до умопомрачения... А уж когда случится это самое умопомрачение и невмоготу станет курить - выскочит на мороз, захлебнется метелью, мечется от фонаря к фонарю, но, в конце концов, поймает извозчика и кричит ему, запыхавшись, в ухо: «Свези-ка меня, братец, в Секретный дом[2] к Токаржевскому, держи пять целковых...» Ванька крест нательный целует и матерится от восторга: «Эх, мать-перемать! Экий странный барин! И что за куражи! Другие вон в нумера ездят, в Москву - в Сандуны, в Краснопресненские к Бирюковым, к цыганам да актрисам, а этому вынь да положь, ночь-полночь подавай ему тюрягу! А ведь известно: до заставы доедем, заскочит в кабак, штоф водки выпьет, полового за волосы оттаскает и уж не надо ему никакого: поворачивай, братец, назад...»

Однако слаще всего Федору Михайловичу были споры-разговоры со своими собственными героями. Я, говорит, для вас - все равно, что Бог или царь, как захочу, так и будет, я вас, тварей дрожащих, в порошок сотру, с дерьмом смешаю, запомните вы меня на всю свою недолгую жизнь! Сонечку М. так-таки принудил на панель выйти, и получил, котяра[3], свой дивиденд... Но самое гнусное в этой истории: Лидочка[4] подрастала и вот-вот по стопам Сони отправиться могла, поскольку Федор Михайлович уже нечто этакое бормотал во сне. Ну, а он, если задумал, непременно довел бы бедную девочку до панели, до растления и пикапа[5], сердцем не дрогнув над сиротой.

Родиону Романовичу говорит однажды раздумчиво, внятно и тихо: «Я тебя, пожалуй, некрофилом сделаю и теорийку, какую-никакую, под твоё либидо подведу...»

Родион Романович возмутился, сорвался на истерический крик: «Побойтесь Бога, Федор Михайлович, жестокосердый Вы человек! Вы права не имеете! Я, все-таки, разночинный студент, а не конь в пальто, и матушка моя из дворян! За что Вы мучаете меня! Зачем Вы ездите по злачным местам!? Вот и падучая у Вас неспроста! Вам лечиться надо! Отправились бы лучше в Бад-Эмс, в Висбаден - нервишки укрепить... Даже Краевский[6] Вам отказал! А ведь, казалось бы, родственнее и чернее душ во всем свете не найти! И что за глупое название Вы придумали своему роману - «Пьяненькие»[7]? Неэтично всё это...» А Федор Михайлович зубы свои, желтые от чаю и табаку, оскалил и ядовито ему отвечает: «Молчи, мразь, не то я тебя в каторге сгною! Не семь лет тебе на киче[8] париться - пожизненно! Чтобы ты прочувствовал, гад, идею, чтобы наказание твое было адекватно преступлению, чтобы ты в каторге снова к людям приобщился[9]. И благодари бога, бесценный мой Родя[10], что я тебя на Семеновский плац[11] не вывел в предсмертной рубахе.

Самая главная ошибка твоя... даже не ошибка, а вина следственным экспериментом доказанная, что ты, вошь, взял на себя право судить, казнить и миловать, забыв, кто здесь хозяин. А хозяин здесь я – великий русский писатель, просветитель и гуманист!

Я однажды тоже хотел было башку снести некоему Павлу Петровичу[12], однако, подумав, решил, что и чужими руками можно это дело обтяпать!»

Потом лицо его вдруг искривилось судорогой, дыхание сбилось, и он вскричал в исступлении: «Молчи, не возражай мне, пока я не избил тебя дотла и кожу твою желтую и прыщавую с живого не содрал[13]!» И рукопись в сердцах захлопнул.

Эскизы: Анатолий Басин.






Эскизы - Геннадий Осиик.

https://harbin-harbin.livejournal.com/76454.html
2010-03-14 18:07 harbin_harbin

164. Марчелло Мастроянни

Мама приучила его ежедневно менять трусы.
Бенито Муссолини хотел видеть его атлетом.
Федерико Феллини пристально и по-дружески следил за его весом.
Флора Корабела показала ему холодильник.

Никита Михалков научил его русскому слову «собачка», из-за которого Вилли Монс когда-то лишился головы. Он, конечно, догадывался, что Россия такая страна, где простейшие вещи могут стоить неимоверно дорого, поэтому Италия была ему все-таки ближе.

Диктатора он вспомнил только однажды, но уж как-то совсем неприлично. В приватном разговоре он вдруг горячо воскликнул: «Ho scopato tua madre!» Никто ему не поверил, зная, что Мастроянни никогда не бывал на Кавказе.

Он, в самом деле, поехал в Германию, чтобы сбросить пару лишних килограммов, однако, даже Феллини не догадался, что он всерьез разыскивал, но не нашел тот лагерь, где ему довелось побывать в начале войны.

Холодильник Флоры ему понравился и он подумал: «La Grande Abbuffata! Женюсь! Разве я не итальянец!» В этот же день он, пьяный от еды, хотел написать в её дневнике, просто так, для историков кино: «Если, открывая чужой холодильник, вы почувствовали незнакомые ароматы, это вовсе не значит, что там – воняет...» Но, после обеда забыл, а когда вспомнил, выяснилось, что Флора не ведет дневника.

Réfrigérateur Катрин Денёв был не менее великолепен, но там к вожделению примешались горькое чувство любви и странное чувство стыда, потому что он так и не смог открыть её секретер. Тем не менее, роман с «этой иностранкой», как называла её Флора, длился несколько лет и закончился в пользу Катрин.

Михалков научил бы Мастроянни и другим русским словам, но тайная обида на Феллини, который называл Никиту Сергеевича «маскальцоне», все время охлаждала его педагогические позывы.

Мастроянни часто видел один и тот же сон, будто он солдат, сидящий в окопе под дождем и нет никакой возможности сменить мокрые до нитки трусы. Психоаналитик, профессор Музатти, однажды сказал ему: «Вы, как ребенок, подсознательно желаете вернуться в материнское лоно...»

Однажды ему это все же удалось, Париж отслужил по нему мессу.

https://harbin-harbin.livejournal.com/75900.html
2010-01-10 19:28 harbin_harbin
Вышел на балкон - снег.
Не выкурить ли мне сигарету?
Не пригубить ли вина?
Я вспомнил Pearl Harbor - Жемчужную гавань.

https://harbin-harbin.livejournal.com/74321.html
2009-10-06 18:51 harbin_harbin

162. Тайна Григория Мелехова

Тем, кто приходит во сне...

 

Не за вислый  коршунячий нос и звероватую улыбку, не за мужескую силу и упрямые грубые руки любила Аксинья Григория, а за тайну, которая с недавних пор поселилась в его диких и горячих глазах.

Их встречи на базу становились всё чаще: всё жарче и бесстыднее прижималась она к нему своим ладным, охочим до любви, налитым сахаром телом, всё настойчивее просила, заглядывая в его раскосые глаза: «Почитай, Гриша!»

Он, кобенясь, грубовато отталкивал её, дескать, охолони баба: за какой такой антирес?

Однако, увидев накатившие на ресницы капли обиды, тянул к её лицу ладонь: «Ну, будя-будя, не ярись... Чаво слезьми налилась? Почитаем. Эк тебе пондравилось... » - говорил он беззлобно, лаская её взглядом. А потом бросал на кучу соломы шелепугу, расслабляя скрипучие ремни портупеи, доставал из-за пазухи потрепанную книжку и принимался читать:

«...Я растворяюсь в ней: и душа моя струит, и льёт, и извергает жидкое и обильное семя во влажный теплый податливо призывный покой ее женственности... Теперь бери ее, кто хочет!»[1]

Ему и самому нравилось складывать буквы в слоги, слоги в слова, неведомые и неслыханные прежде. Он старательно запоминал, собирал их, как когда-то в детстве - желтые блестящие айданчики, мучительно пытаясь понять чужую жизнь и странную любовь, разлитую в другом, незнакомом мире.
Вот и в последнюю встречу всё повторилось с точностью до капельки на её носу.

- Ну, до завтра, фэйгелэ моя, - сказал он тихо, утомившись от чтения и улыбаясь по-детски светло.

 - А не обманешь? – всхлипнула разгоряченная, задыхающаяся Аксинья.

- Приду, - насупившись, отмахнулся Григорий, - ежели не война.

https://harbin-harbin.livejournal.com/73824.html
2009-06-18 14:06 harbin_harbin

161. Если бы я был плотником, или Когда придут фашисты...

Если бы я был плотником, не средней руки, а хорошим, от Бога, таким, как Ной или Иосиф, или, как друг мой Вовка, я бы ходил в стареньком синем комбинезоне, а может, в рванине из грубой верблюжьей, с непременным карандашом за ухом и погасшей папиросой в уголке: куда-то поглядывал, что-то прикидывал, чем-то постукивал, прищурив лукавый мастеровой, и обращался бы с дорогим инструментом, как с половой тряпкой. И мои грубые руки были бы прекрасны, и никто не заподозрил бы во мне одинокого тоскующего шатена.

Но однажды, когда, разложив над угольком, Иоанн плеснёт в граненые кристально-чистой холодной, и Пётр наклонит голову к его плечу, и, подняв на уровень глаз, я увижу через запотевшее - смешливую и немного пьяную Магдалину, вдруг придут полковники числом семь в Hugo Boss. И присядут к нашему огоньку, и разделят трапезу, и съедят по восемь порций отменного, и напоют, а cappella: «Die Fahne hoch! Die Reihen fest geschlossen!» А потом, конечно, скажут: «Пора: над всей Испанией безоблачное небо...» И ворвутся в дом, и будут ходить в хромовых блестящих по стеклу дорогих фотографий.

- Ach, wie schön! – скажут они, - Sie haben ein wunderbares Allesschneidegerät!

И что это за сказка – эти чудные ножи японской стали! И какие у Вас прекрасные руки! И начнут рвать на мне и резать плоть, и прикажут Марии: «Не прикасайся к нему!» И какой-нибудь риттеркройцтрегер, похожий на молодого льва и на Марлона Брандо, бросит в костер своего Иоганна Фридриха и моего Веничку.

Они соберут нас, некогда разобщенных - визами и границами, дачами и шезлонгами, суевериями и купюрами, всех вместе - на один большой стадион. И будет день, и будет ночь, и будет время, чтобы отдышаться.

А те, кого полковники не успеют схватить, поодиночке тайно уйдут в леса и в горы, чтобы потом объединиться. Они наденут шапки-ушанки с красными звездочками по два юаня за штуку и серые ватники, прошитые такими суровыми нитками, которые не снились даже стальным чекистам, придумают пароли про славянский шкаф, набьют кисеты самосадом, отпустят бороды и собак, и будут варить конину в походных котлах, жестоко сражаясь почти голыми руками...

Между тем, кто-то из плотников, из тех, что были на стадионе, не выдержит голода и пыток, и согласится. И построит - при помощи топора и фашистских гвоздей. И кто-то из каменщиков, надев белый брезентовый, попробует ногтем сталь мастерка Jung Henkelmann. А у тех, которые жестоко сражались, вдруг кончатся патроны и заклинят автоматы.

И уже близко будет Красная Армия: уже затрубят тревогу фашистские сигнальщики и замашут флагами фашистские махальщики, и забурлят восстания в освежеванной, и откликнутся в сопредельных, где вдруг осознают звериную. И подполковницы, усилив охрану двумя инвалидами, будут истерично радировать полковникам, а те, с закатанными рукавами, станут огрызаться по-солдатски нервно и матерно.

Но не успеет красное закрасить коричневое. Стратегические стрелки движутся по картам крайне медленно. И тогда на поля опустится пепел, и над обугленной и растерзанной - прольется, чистая, как дождь, Sempre libera…

____________________________________________________________


«Die Fahne hoch! Die Reihen fest geschlossen!» (Знамена ввысь, бойцы ряды сомкнули...) - песня Хорста Весселя.

- Ach, wie schön! Sie haben ein wunderbares Allesschneidegerät! - Ах, как чудесно! У Вас прекрасный слайсер!

«...затрубят тревогу фашистские сигнальщики и замашут флагами фашистские махальщики...» - беззастенчиво украдено у  Аркадия Гайдара (Голикова).

Sempre libera - Giuseppe Fortunino Francesco Verdi, La Traviata

Все совпадения с реальными людьми и библейскими персонажами не случайны.

Тема подсказана моим другом marfinca давным давно, но проявилась в потоке сознания
только на днях.

https://harbin-harbin.livejournal.com/73455.html
2009-01-27 13:30 harbin_harbin

Из жизни Василия Колина, человека и артефакта, в диалогах и монологах, придуманных и не совсем

 
Читает календарь: «Завтра, 21 декабря - день зимнего солнцестояния и в астрологии это означает вхождение Солнца в знак Рака...»
Бормочет: «Даст бог, доживем и до летнего...» А потом громче в сторону Галки: «Как думаешь, Солнце мое?»

https://harbin-harbin.livejournal.com/73187.html
2008-12-17 15:30 harbin_harbin

160. Этот безумный мир

 

Мировой кризис: белые начинают и выигрывают, Ротшильды сдали первого офицера. 
Аль-Каида готовит теракт, китайская экспансия на Дальнем Востоке, Юрий Семенович Соломонов вылетел на испытания новой Булавы, Тарантино прикончил Гитлера.

Galkind поссорился с Пугачевой, Лолита разделась, Борис Моисеев никак не найдет нужную интонацию, Ильича несут на Волково, Джексона - в мавзолей, рецепт сгущенного молока безвозвратно утерян.

НАТО сжимает кольцо вокруг России, в Москве – химический снег, в Брюсселе – крем-брюле.
Винцент пошел в школу, Джессика играет Шопена, дочь смотрит вопросительно, старуху трясет Паркинсон. 

Иосиф думает о Марии, Мария думает о судьбе, Роберт Гук рассмотрел каплю собственной спермы.

Первый испанец ступил на берег Новой Гвинеи, стыд Отечества – царевич Алексей на пути в Вену, стрелецкие головы на снегу, красные маки - на Монте-Кассино.

Королева материка, лагеря, Беломор, через крепость - на Черную речку.

Сталинград, Егоров, Кантария, горящий рейхстаг.  Церера блуждает на периферийных орбитах. Живые завидуют мертвым, Петр плачет, Иуда считает, петух не успеет пропеть. Все в ожидании.

И только Мишель Пуакар без конца дымит сигаретой, носит красивые белые трусы, любит Патрисию, пьет молоко, шлет всех к чертям и стирает улыбку большим пальцем правой руки.

https://harbin-harbin.livejournal.com/72506.html
2008-10-28 13:21 harbin_harbin

159. Как Екатерина Алексеевна одним дукатом империю приобрела

 

Иван Великий звонил во все колокола.

 

Петр судорожно подергивал губами, поправляя шляпу с белым пером. Смотрел на подданных дерзко и величественно. Екатерину подбадривал -  то кивком головы, то нежным прикосновением: «Посмотрим, посмотрим, мин херц, кто нам други, а кто – вороги...» Взглянул нервно в вышину: «Что ж ты раззвонился, окаянный! Язык тебе вырвать?»

Александр Данилович Меньшиков изредка лукаво поглядывал на августейшую чету. «Однако не прогадал...» - посмеивался князь. – «Марта-Марта, весеннее имя: одним дукатом – империю приобрела. Чем меньше золотник, тем дороже. Это тебе - не пироги с зайчатиной...»

Виллим Иванович Монс едва сдерживал смех: «Clown! Mein Gott! В красных панталонах и в голубом камзоле! При шпаге и охотничьем ноже! А под шляпой, однако, рога...» Додумать свою мысль он так и не сумел - над Соборной вдруг рыкнул Медведь.

 

https://harbin-harbin.livejournal.com/70611.html
2008-06-05 18:03 harbin_harbin
 

Эльдар Рязанов в молодые годы

 

В молодые годы Эльдар Рязанов любил валять дурака и слоняться без дела по коридорам ВГИКа. Да что там - в молодые, он и сейчас любит: сбежит со съёмочной площадки, хобот вверх задерет, руки – за спину, и - по коридорам, из конца в конец.

В молодые годы Э. Р. любил бутерброды с тунцом.

Благо в институтском буфете этого добра было - завались.

Наберет целую дюжину, из «Правды» кулёк смастерит... и потопал.

Однажды Эльдар Рязанов проходил мимо Сергея Эйзенштейна.

И уже было прошел, на ходу дожевывая, пробормотав своё дежурное «Здрассьте...», но Сергей Михайлович вдруг его догнал и схватил за рукав с кожаной заплатой, и обнял, и сморщился, и прослезился, и сказал: «Вот ты всё ешь, Элик, о душе не думаешь! А я тебе подарок приготовил!» И просто насильно сунул ему в карман рукопись киносценария «Иван Грозный» с дарственной надписью.

Спазмы сдавили рязановское горло: «Так вот что такое катарсис!» – подумал он, избавляясь от аффектов.

И  открыл, и прочел:

«Дорогому Эльдару Александровичу Рязанову – проходимцу, тунеядцу и бездельнику. Профессор С. Эйзенштейн».