Мировые центробанки очередной раз проходят фазу смены руководства, что сопровождается пестрой картиной борьбы интересов и влияний. В частности, обострилась борьба концепций ЦБ, с которой связана вся история этого института. При этом концепция, не слишком лояльная к интересам политиков, работает, как правило, эффективнее.

СЕРГЕЙ МИНАЕВ

Власть на местах

Мировые центробанки дружно меняют руководство. Дональд Трамп решил не продлевать полномочия Джанет Йеллен на посту главы ФРС, ее заменит Джером Пауэлл, который будет занимать это кресло и после следующих президентских выборов. В апреле 2018 года решится вопрос, останется ли Харухито Курода главой Банка Японии. Ожидается, что скоро уйдет в отставку руководитель Народного банка Китая Чжоу Сяочуань, который занимает этот пост уже 15 лет.

Грядут изменения и в ЕЦБ. Так, в мае 2018 года истекают восьмилетние полномочия вице-президента португальца Витора Конштансиу. В ближайшие два года новые лица появятся еще на трех позициях в исполнительном совете ЕЦБ. В том числе на посту главы ЕЦБ, на котором сейчас трудится Марио Драги.

Как водится в таких случаях, обострилась традиционная конкуренция между странами. Испания считает, что ей давно пора получить какой-нибудь ключевой пост в ЕЦБ, и претендует на кресло вице-президента. Если ее желание удовлетворят, на место уходящего Марио Драги нужно будет посадить кого-то из Северной Европы, чтобы сохранить баланс интересов (но вряд ли это будет представитель Германии, которая имеет склонность выступать против ЕЦБ и евро).

Замена Джанет Йеллен на Джерома Пауэлла отражает тенденции во взаимоотношениях мировых ЦБ и центральных властей. Йеллен стала доктором экономики в Йельском университете в 1971 году. Затем пять лет была доцентом Гарвардского университета — удивительный факт, ведь эти академические учреждения добрых чувств друг к другу, мягко говоря, не испытывают (непримиримая вражда Гарварда и Йеля — едва ли не главный смысл студенческой жизни в этих знаменитых американских университетах).

В 1977–1979 годах Джанет Йеллен работала экономистом в совете управляющих ФРС, после чего преподавала в Лондонской школе экономики и в Калифорнийском университете в Беркли. В 1995 году она стала членом совета управляющих ФРС, а в 1997-м — главой Комитета экономических советников президента США. С 2004 по 2010 год Йеллен возглавляла Федеральный резервный банк Сан-Франциско, а потом четыре года была вице-председателем совета управляющих ФРС, пока президент Барак Обама не назначил ее председателем. Джанет Йеллен написала множество научных трудов, особое внимание уделяя теме борьбы с безработицей. Изначально было понятно, что, имея за плечами такую академическую карьеру и такой опыт работы в ФРС, Йеллен вряд ли станет руководствоваться на новом посту желаниями и интересами политиков.

Джером Пауэлл получил степень бакалавра политических наук в 1971 году в Принстонском университете. Он служил заместителем министра финансов при президенте Джордже Буше-старшем, а до того поработал юристом и инвестиционным банкиром в Нью-Йорке. Прежде чем стать в 2012 году членом совета управляющих ФРС, Пауэлл был приглашенным исследователем в вашингтонском Центре двухпартийной политики.

Ясно, что Джером Пауэлл в большей степени склонен учитывать мнения политиков, прежде всего назначившего его Дональда Трампа. Например, Трамп — сторонник одновременного снижения доходов и увеличения расходов, причем не обращает особого внимания на большой бюджетный дефицит и опасность инфляции. И Пауэлл, в отличие от Йеллен, может решить не торопиться c повышением процентной ставки ФРС просто потому, что в свое время Трамп высказывался против.

Здесь стоит упомянуть, что, когда в 1993 году Джордж Буш-старший покидал Белый дом после всего лишь одного президентского срока, он упрекал Алана Гринспена (такого же видного теоретика, как и Йеллен), что тот недостаточно быстро снижал процентную ставку в год выборов. «Я его переназначил, а он меня разочаровал» («I reappointed him, and hе disappointed me»),— горевал президент.

Так или иначе, приметой времени можно считать то, что в ЦБ на смену теоретикам, противодействующим политикам, приходят конформисты, которые, которые скорее склонны с ними сотрудничать. При этом центробанки по ходу глобального финансового кризиса приобрели большую власть просто потому, что политики боролись с последствиями кризиса не слишком энергично.

Именно центробанки обеспечили функционирование мировых кредитных рынков, спасли терпящие бедствие коммерческие банки и вернули доверие на мировой рынок частных и государственных облигаций. ЦБ было предоставлено право банковского регулирования ради сохранения финансовой стабильности.

Естественно, независимость центробанков — вопрос не из простых. Чжоу Сяочуань, например,— весьма влиятельная фигура при проведении экономических реформ, несмотря на то что Народный банк Китая никогда не был независимым в своей денежной политике. А Банк Японии до того, как его главой в 2013 году был назначен Харухико Курода (при явной поддержке премьера Синдзо Абэ), был весьма пассивен в борьбе с дефляцией, которой сильно озабочены власти страны.

То есть этот ЦБ проявлял до поры изрядную степень независимости в ущерб интересам правительства. С другой стороны, независимые центробанки имеют возможность устанавливать процентные ставки по своему усмотрению (повышают процент, когда инфляция ускоряется, и снижают, когда экономике грозит спад) и действуют здесь очень оперативно, что укрепляет доверие к ним населения и бизнеса.

Центры силы

Примером того, в какой мере центробанки могут зависеть от властей, служит история создания ФРС.

Вудро Вильсон, возглавивший США в 1913 году, был президентом нового типа. C начала XIX века приверженцы демократических ценностей в американском обществе считали необходимым ограничить роль государства. Со времен Томаса Джефферсона «большое и сильное правительство» ассоциировалось с тоталитарной властью, с королями и императорами.

Значительное налогообложение, прежде всего подоходный налог, считалось заговором с целью отобрать деньги у честных тружеников и отдать их чиновничьей элите. Предполагалось также, что центральный банк — это механизм, призванный обеспечить привилегии банковской плутократии.

Однако постепенно прогрессивная американская интеллигенция (и значительная часть Демократической партии) изменила свои воззрения — в основном из-за того, что после Гражданской войны заметно усилилась власть большого бизнеса. Новая концепция основывалась на овладевшем умами представлении о государственном секторе (хороший, надо расширять) и частном (плохой, надо регулировать).

Федеральное правительство наделяется широкими полномочиями вмешиваться в экономику и является защитником простых людей от эксцессов власти корпораций. Сильному государству необходимо увеличивать свои доходы. Следовательно, подоходный налог, особенно прогрессивный, крайне желателен. Заметим, что в то время прогрессивная мысль и в других странах подавала государство как рыцаря в сияющих доспехах, который приходит на выручку бедным и слабым.

Именно Вильсон стал реализовывать в Америке концепцию сильного доброго правительства. Он добился принятия 16-й поправки к Конституции, позволившей ввести общефедеральный подоходный налог, и приступил к формированию администрации, ключевой фигурой в которой стал министр финансов. На этот пост был назначен Уильям Макаду, руководитель предвыборной кампании Вильсона, впоследствии женившийся на одной из его дочерей.

Еще одно примечательное назначение — Джозефус Дэниелс, газетчик, выполнявший в президентской кампании функции пресс-секретаря, стал военно-морским министром. Дэниелс проявил себя не менее умелым администратором, чем Макаду. Именно он предложил на позицию своего заместителя молодого Франклина Рузвельта. Вильсон охотно согласился («Капитально!» — сказал он Дэниелсу), тем самым положив начало одной из самых блестящих политических карьер в американской истории.

Воспользовавшись общественными настроениями, согласно которым сильному государству требуется центральный банк, Вильсон добился создания ЦБ в виде Федеральной резервной системы. И с подачи Уильяма Макаду назначил ее главой Чарльза Хэмлина, бостонского юриста, бывшего заместителем министра финансов с 1893 по 1897-й и в 1913–1914 годах. Хэмлин, которого современники считали приятелем президента, продемонстрировал отличные способности к дипломатии, занявшись в новом учреждении выстраиванием баланса между различными политическими силами. А также проявил готовность подчинить ФРС правительству. Собственно, заседания совета управляющих ФРС при Хэмлине вел Макаду, и ФРС уступила Минфину право принимать решения относительно денежной политики.

Уильям Макаду, который был последовательным сторонником повсеместного увеличения роли государства, часто называют величайшим американским министром финансов со времен Александра Гамильтона. Он, в частности, сыграл большую роль в расследовании, проведенном комитетом Палаты представителей Конгресса по банкам и денежной политике. Показания по этому делу давал в том числе Джон Пирпонт Mорган.

Расследование показало, что группа нью-йоркских банков контролировала 341 место в советах директоров 112 корпораций с общим капиталом $2 млрд. Морган, однако, заверил комитет, что дело не в объеме богатства, а в доверии: «Человек, которому я не верю, не получит кредит, даже если он имеет все деньги христианского мира».

Любопытно, что Вудро Вильсон не считал Уильяма Макаду достойным поста президента — Макаду, по его мнению, был слишком властолюбив. Президенту вторил Чарльз Хэмлин: «Макаду — самый эгоистичный человек из всех, кого я когда-либо встречал».

Новый курс

Специфические отношения сложились с ФРС у упомянутого Франклина Рузвельта. Символом политики, проводимой в начале его президентства, был техасец Джесси Джонс. Раньше он строил небоскребы в Хьюстоне, руководил Американским Красным Крестом во время Первой мировой войны. Рузвельт назначил Джонса очередным руководителем госорганизации с труднопереводимым названием Reconstruction Finance Corporation (RFC) — она была создана еще в 1932-м при президенте Герберте Гувере в качестве дополнения к ФРС, которая, опасаясь инфляции, не желала расширять кредитование экономики.

Джесси Джонс считал банковское кредитование главным механизмом восстановления экономики. При Гувере RFC выдала крупным банкам $2 млрд, но те потратили их на собственные нужды, вместо того чтобы инвестировать в экономику. Поэтому по совету Джонса президент Рузвельт, приступивший к реализации «Нового курса», принялся массово закрывать банки. Впрочем, потом почти все их открыли.

5 сентября 1933 года Джесси Джонс, выступая на конгрессе Американской банковской ассоциации в Чикаго, посоветовал банкирам: «Возьмите правительство в партнеры в предоставлении кредитов стране, которая так в них нуждается». А на торжественном ужине заявил: «Половина присутствующих здесь неплатежеспособны. Помните, что единственный путь к восстановлению платежеспособности лежит через Вашингтон».

О Джесси Джонсе говорили, что он — «первый финансовый пират, который понял, что главные возможности теперь связаны с госслужбой». В конце концов он стал министром торговли и занял еще десятки государственных должностей. Ни один человек до него не имел в демократическом государстве такой бюрократической власти.

Можно сказать, что фигура Джонса была символом госкапитализма, который при Рузвельте расцвел пышным цветом на почве, подготовленной Гувером. Стоит упомянуть, что Франклин Рузвельт, стремившийся вернуть доверие к государству и возродить в стране общественный оптимизм, уже через месяц после вступления в должность президента сделал сильный ход: в полночь 6 апреля 1933 года алкоголь вновь обрел в США легальный статус.

Его собственные экономические решения были непоследовательными. Рузвельт повышал одни госрасходы и снижал другие. К примеру, он сократил пенсии инвалидам войны с $40 до $20.

Любимой идеей президента в рамках борьбы с Великой депрессией были госзакупки золота. Он был убежден, что повышение стоимости золота (и снижение курса доллара) поможет фермерам через увеличение цен на их продукцию. В октябре 1933 года генпрокурор США вынес решение, что правительство может покупать золото. Стали традицией завтраки под неофициальным названием «установление цены на золото» — они проходили в президентской спальне с участием Джесси Джонса и Генри Моргентау, который получил пост министра финансов. Рузвельт очень гордился тем, что золото в США получилось дороже, чем в Британии и во Франции.

А еще президент гордился тем, что его называли непредсказуемым. Он говаривал: «Никогда не позволяйте правой руке знать, что делает левая». Генри Моргентау как-то спросил: «А я какая рука?» Рузвельт ответил: «Вы моя правая рука, а левую я держу под столом».

Юджина Блэка, главу ФРС, доставшегося в наследство от Гувера, президент Рузвельт невзлюбил, поскольку тот противился его намерению отдать золотой запас, который контролировала ФРС, в ведение Министерства финансов. В 1934 году президент поставил руководить ФРС Маринера Экклза, который до этого был заместителем Генри Моргентау и считался одним из авторов «Нового курса». Однажды во время слушаний в Конгрессе, когда Экклз разглагольствовал о благотворной роли государства в экономике вообще и в деятельности ФРС в частности, член Республиканской партии Джесси Самнер громко заметила: «Да вы, похоже, просто любите социализм!»