(Начало здесь) Итак, в двадцать два года от любовной неудачи, от родительской опеки, от долгов и ненавистной работы Аполлон Григорьев бежит в Санкт-Петербург, надеясь найти работу, связанную с литературой, и забыть несчастную любовь.
Но избалованный родителями, которые не утруждали единственного сына никакими обязанностями, кроме как будить их по утрам игрой на фортепиано, Аполлон Григорьев вырос совершенно не приспособленным к жизни.
Вспоминая незадолго до смерти свою скитальческую жизнь, он писал, что отрочества, как такового, у него не было, а юность началась слишком поздно, да и юностью-то и не была вовсе, а так – что-то среднее между отрочеством и юностью: голова забита книжной мудростью, а сердце живет мечтательностью.
Красивый, нежный душой и восторженный романтик, столкнувшись с настоящей жизнью, очень быстро понял, что это место не для него, не для его голубой мечты, что он вовсе не борец ни за своё счастье, ни за счастье других.
Он ждал чуда, верил, что Великий Банкир, как он называл Бога, всё устроит, что жизнь сложится сама собой, что, в конце концов, кто-нибудь или что-нибудь заставят его действовать и на него свалится счастье. Спустя десять лет, полушутя-полусерьезно, он напишет:
И сам я молод был и верил в Благодать,
Но наконец устал и веровать, и ждать,
И если жду теперь от Господа спасенья,
Так разве в виде лишь огромного именья…
Гоголевский Петербург, куда он сбежал, стремясь стать независимым и самостоятельным, встретил его холодно, взаимной любви не получилось. Полная противоположность доброй, купеческой Москве, пропитанной русским духом и щедростью, северная столица с ее серыми каменными джунглями оказалась для московского юноши чужой.
Чиновничий рационалистический дух, чопорность и устремленность на запад, мир тухлого запаха только на время захватил молодого поэта. Три года, проведённые Аполлоном Григорьевым в недрах этой холодной государственной машины, наполненной водевилями, лживой благовоспитанностью и пошлостью, почти отучили его от теплоты и сердечности, от непосредственности и искренности.
В миражном Петербурге, сменив десяток литературных журналов, промаявшись на разных чиновничьих должностях, он прошел все круги ада, испытав себя мистикой и масонством, аскетизмом и развратом, пьянством и молитвами и вернулся в Первопрестольную вымотавшимся и уставшим. На прощание, громко хлопнув дверью, он напишет почти нецензурное:
Прощай, холодный и бесстрастный,
Великолепный град рабов,
Казарм, борделей и дворцов,
С твоею ночью гнойно-ясной,
С твоей холодностью ужасной
К ударам палок и кнутов,
С твоею подлой царской службой,
С твоим тщеславьем мелочным,
С твоей чиновнической жопой,
Которой славны, например,
И Калайдович, и Лакьер,
С твоей претензией - с Европой
Идти и в уровень стоять...
Будь проклят ты, еб-на мать!
Позднее, сравнивая Петербург и Москву, первый он назовёт головой России, второй – её сердцем. Сам человек сердца, Аполлон Григорьев всегда стремился к сердечности, теплоте и искренности. Москва, хоть и будила в нём не самые лучшие воспоминания, всё-таки была ему близкой и родной. Читать далее
![]()
Это интересно
0
|
|||
Последние откомментированные темы: