Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
←  Предыдущая тема Все темы Следующая тема →

Меня разбудили птицы и солнце.

На изображении картина Николая Ивановича Козленко - Самая вкусная вода (1952 г.)

* * *

Меня разбудили птицы и солнце.

«Вставай, дитенок, глянь-ка, как рыжее солнышко озорничает: само, без спросу, лезет в окошко…» Так будила меня бабушка.

А сейчас бабушки не было дома, и никого не было дома, и вставать не хотелось.

Моя беспокойная бабка ушла на богомолье. И не куда-нибудь, а в Святые Горы! И не как-нибудь, а пешком! Где твоё Дно, а где Святые Горы - такая даль!.. Да и Горы-то вовсе не святые, а Пушкинские. Мы когда-то там жили, в этом поселке на живописных холмах.

* * *

Эта тема озвучена мной в видео, текст ниже:

Ссылка на видео: https://youtu.be/hCgHnPa8r9c

* * *

Три дня я отговаривала упрямую бабку: доказывала, что в Пушкинских Горах есть одна святыня - могила Пушкина у подножия древнего монастыря. Монастырь тот давным-давно не служит, а единственная Пушкиногорская церквушка нисколько не лучше нашей Дновской. Но бабушка не хотела молиться в местной церкви, - ей не потрафил дновский поп - отец Сергий. «Никакого благолепия: зевласт, буен плотью, что добрый кузнец, и лицом зверообразен - хоть сейчас с кистенем на большую дорогу…»

«Не всё ли равно, какой поп, если вся религия не что иное, как сплошной обман трудящегося народа!» - сказала я. (Точь-в-точь, как наш общепризнанный школьный оратор Мишка Малинин!)

Бабка поглядела на меня с непередаваемым ехидством: «Куда конь с копытом, туда и рак с клешней!.. Что ты понимаешь в святой вере, вольница безотцовская? Вот я покажу тебе, как с родной бабушкой спорить! Не погляжу, что ты почитай уж невеста, да и ухвачу за косы-то!» А что? И ухватит!.. Характер у моей бабки горячий: чуть что - вспыхнет как порох.

Покричала и утихомирилась - уже мирно стала мне доказывать, как в старозаветные времена Святогорский монастырь чудодейственно спасся от нашествия лютых ворогов, оттого, дескать, и прозывается с тех пор святым. Бабка, наверное, имела в виду набег на Псковщину литовского князя Ягайлы или польского короля Стефана Батория. А по-моему, она хитрила. Дело тут было вовсе не в святости Пушкиногорских мест.

Да и не была бабушка так уж крепка в вере: ни одной молитвы, кроме «Отче наш», не знала, молилась от случая к случаю, да и как молилась-то! Переделав все домашние дела, встанет перед образами и, зорко поглядывая через окно на огород, начинает:

«Пресвятая богородица!.. Проклятущая! Всю капусту объела!» (Это она про нашу козу.)

«Никола-угодник, батюшка!.. Чтоб ты сдох, окаянный! Опять изгородь на рога поднял!.. Анафема!» (А это про общественного быка Альбома.)

Не выдержав, я убегала на кухню и кисла там от смеха, а в присутствии бабушки смеяться опасалась - крута была бабка на расправу…

И вот её потянуло в святые места! Я-то знала - не молиться она пошла, а побывать там, где в тридцатых годах работала моя покойная мать, бабушкина единственная дочка. Потом бабка и сама призналась: «Все окрестные деревеньки обойду. Сорок поклонов в Полянах, сорок на Михайловском погосте, сорок в Русаках да сорок на Савкиной горке…» Сорок в Полянах да сорок в Русаках! Небось вспомнила, как в тридцатом году в Русаках в маму мою, агронома, стреляли из обреза и тяжело ранили - полгода в больнице пролежала.

Спорила я, спорила и отступилась: а иди ты хоть в Киево-Печерскую лавру! Но категорически заявила: «С Муссолини не останусь! Хоть продавай». Бабка строго на меня поглядела поверх очков с веревочными дужками: «Какое такое Муссолини? Я вот тебе покажу как бессловесной божьей твари непотребные прозвища давать!» Скажите на милость: «бессловесная божья тварь» коза Махнушка!..

Да это же настоящий фашист с рогами!

Блудлива, бодлива - каждый день неприятности: стащила с веревки и сжевала соседскую праздничную скатерть, залезла в чужой огород, объела в эмтээсовском саду недозрелые мичуринские сливы, а подслеповатому сторожу деду Зиненко пониже спины так поддала, что дед свалился на клубничную грядку… А однажды окаянная Махнушка ушла за речку, в военный городок, и заявилась в ДК на танцы. Подобрала в фойе и съела все окурки, а потом ахнула рогами в огромное зеркало. Ну кто она, как не Муссолини?..

Бабка мне сказала: «Не распускай нюни - управишься. В твои годы я не только жала и молотила, а и пашенку за милую душу пахала. Покрепче её привязывай, глубже кол в землю вгоняй».

Удержишь такую на привязи! Как же…

Бабка ушла налегке: босиком, с холщовой котомкой за спиной. А на моем попечении кроме Муссолини осталась прожорливая свинья Дюшка, полтора десятка кур да огород. Вот тебе, любимая внученька, награда за отличные оценки - отдыхай на каникулах!.. Хорошо хоть Галина с Димкой - мои сестренка и братишка - уехали на всё лето на Шелонь, к бывшему маминому сослуживцу агроному Ивану Яковлевичу. Впрочем, если бы ребята были дома, бабушка, наверное бы, не ушла.

Я со злостью повернулась на другой бок, пряча лицо от горячих солнечных лучей, но уснуть так больше и не смогла. За окнами, в вишеннике, пировали скворцы: свистели, щёлкали, рассыпали по саду разноголосые трели. Раскричались, обжоры!

- Кыш, разбойники! Я вас, оглашенные! Кыш!..

Я невольно улыбнулась: это вечно пьяненький завхоз МТС Егор Петрович, по прозвищу Птичья Смерть, спозаранок гонял скворцов. Голос у завхоза визгливый, въедливый. Я вскочила с кровати, накинула сарафан и высунулась в окошко. Егор Петрович, рыжий, сухонький, проворный, носился по эмтээсовскому саду, размахивая длинным шестом с привязанным на конце пучком соломы.

- Кыш, окаянные! Кыш! Вот я вас!

Волосы у Егора Петровича взъерошены, выгоревшая рубаха надулась на спине парусом, измятые полосатые штаны закатаны до колен, одна нога в новой сандалии, другая босая. Вот он отбросил шест, откуда-то из кустов проворно выхватил старенькое ружье и выпалил дробью в огромную скворечью стаю. «Ай-ай-ай!» - в панике завопили пернатые и вспороли воздух свистом и шелестом сотен маленьких крыльев, черной тучей покружились над садом и снова уселись на прежнее место, густо-нагусто облепив молодые вишнёвые деревца.

Из кустов малинника высунулся утиный нос деда Зиненко. Высунулся и снова проворно скрылся, но Егор Петрович заметил:

- Иди-ка сюда, старый хрен! Тебе говорят аль нет?

Дед бочком выкатился на дорожку, обеими руками стащил с головы картуз времен гражданской войны:

- Здоровеньки булы!

- Ты мне зубы не заговаривай! - вскипел завхоз. - Лучше скажи, за что я тебе плачу жалованье?

- Та хиба ж це вы мени гроши платите? - удивился дед Зиненко. - То ж государство мени годуе…

- А я тебе кто? Не государство? Частная лавочка? Сколько разов тебе приказывать, чтобы ты гонял скворцов?

- А грец ихней маме! - беспечно махнул рукой дед. - Нехай соби чулюкають.

- «Чулюкають!» - с сердцем передразнил Егор Петрович. - Вот всю ягоду на корню заживо и счулюкали! А у меня план, душа с тебя вон!

Оправданий деда я уже не слышала, захлопнула окно - спор был нудный и каждодневный. Егор Петрович по своему обыкновению привирал: никакого плана на сбор вишни МТС не получала. План спускали только на сдачу ранней клубники и яблок, но и тут жуликоватый завхоз, по выражению моей бабушки, «охулки на руку не клал» - не одну корзину в день сплавлял налево, дачникам.

Сад при МТС был огромный, и при сборе ягод директор обращался за помощью в школу.

Это была очень приятная работа, к тому же платная: пять копеек за корзину клубники, пятнадцать за чёрную смородину, десять за крыжовник. Но донимал завхоз. Егор Петрович постоянно с нами ссорился - не велел есть ягоды. А как их не есть, когда огромные клубничины сами лезут в рот…

Не ел ягоды только мой одноклассник Мишка Малинин. Он тренировал волю и поглядывал на нас с презрением: «Никакой выдержки! Хоть намордники на них надевай…» Завхоз жаловался на нас директору МТС, а тот говорил нам: «Ешьте, ребята, вволю - сколько влезет. Но прошу, работайте, пожалуйста, проворнее. Ягоды отправляем не куда-нибудь, а больным детям. Вот он, договор с туберкулезным санаторием.» - Ну и хитрец - ягод нам уже не хотелось…

- Барышня Тина! - закричал вдруг Егор Петрович, и я снова открыла окно. Завхоз, умильно улыбаясь, кланялся поясным поклоном: - Как изволили почивать? Не разбудил ли я вас ненароком? Ваша бабушка ещё не возвратились?

- Нет.

- Пусть себе помолятся. Ихняя молитва богу угодна. Да… Святая женщина Мария Григорьевна, что и говорить. Красавица в молодости были. Сам господин становой за них сватался… Да…

Моя бабка - красавица? Низенькая, кургузая, совсем безбровая и нос картошкой… Ох, подхалим! Сейчас будет что-нибудь просить!

- Барышня Тина, нет ли у вас рублёвки? Только до вечера. Вы не извольте сомневаться, я отдам. Ей-богу, отдам. С рассвета дотемна в трудах да расстройствах обретаешься, вот нутро и горит…

Ну что тут делать? Отказать? Где уж там, когда Егор Петрович даже мою разумную бабку при желании обводит вокруг пальца. Как только не на что выпить, бьет без промаха: «Ах, уважаемая Мария Григорьевна, всю ночь ни синь-пороха не заснул… Приснилась мне Анастасия Дмитриевна, царствие ей небесное… И так-то она жалобно меня молит: „Егор Петрович, не давайте моих сироток в обиду!“ Да… Стало быть, её душенька поминки просит. Вот намедни повезу в Дно ягоды, так непременно в церковь забегу, свечечку поставлю…» Бабка заливалась слезами и безотказно выдавала завхозу на косушку, ведь Анастасия Дмитриевна - это моя мать.

Я бросила свернутый трубочкой бумажный рубль в подставленные ковшиком ладони завхоза, но Егор Петрович ушел не сразу.

- Замаялся я, милая барышня. Этакий садище, а проку на волос нет. Бездомовники. Этот бы сад да в руки хозяину…

«Тебе, например…» - зло подумала я.

- Вот как был я в германском плену, - продолжал он, - так нагляделся там на настоящее садоводство. У моего хозяина сад был раза в три меньше, а урожай - батюшки-светы! Бывало, как только вишня отцветет, сейчас же на каждое деревцо марлевый чехол. Да… Да вам маменька, поди, рассказывали… Бывали они в Германии, имели такое счастье. Вот выучитесь и, как маменька, поедете за границу. И непременно в Германию. Да…

Нужна мне твоя Германия, как петуху тросточка! И зачем только моя бабка откровенничает с ним! Нашла с кем… Впрочем, если рассуждать справедливо, то без мелких услуг Егора Петровича бабушке просто не обойтись. В доме нет мужчины. Девятилетний братишка Димка не в счет. А Егор Петрович - всегда пожалуйста: из городь ли подправить, дровишек ли наколоть или огород вспахать, - лишь бы на столе бутылка стояла…

Когда Егор Петрович наконец ушел, явилась соседка - жена директора МТС Нина Арсеньевна:

- Тинка! Ты что дрыхнешь? Курята орут как сумасшедшие. Сейчас же выпусти на улицу!

Нину Арсеньевну сменила другая соседка - Линда Карловна:

- Тинка! Дюшку кормила? Верещит, точно режут её.

«Тинка! Тинка!» Командует каждый, как будто я сама не знаю, кого выпускать, а кого кормить…

Тинка! Тина! Ничего себе имечко… Наградили родители. Тинатина!.. Отвратительное болотное растение, да еще и в квадрате!..

Происхождение моего имени бабушка объяснила просто: отец с матерью в то время были студентами, и я, родившись не вовремя, связала их по рукам и по ногам, как тина. Вот папенька-вельзевул и придумал подходящее случаю имя. Папенька! Я его почти и не помнила, родители разошлись, когда я ещё в школу не ходила. Ну а мама? Неужели ей было безразлично, как назвать своего первенца? Бабушке-то что, она моё имя просто не признает и зовет меня дитёнком и душонком, а когда сердится, величает Марфой Посадницей, вольницей. А мне каково? С самого первого класса ребята дразнят и издеваются, даже частушку сочинили с очень обидной рифмой: «Тинка - скотинка».

Помню, я однажды спросила маму: «Зачем вы меня так назвали? Что я вам сделала?» Она достала с самой верхней полки книгу в красивом кожаном переплете и молча подала мне.

Поднялася Тинатина,
Как звезда на трон взошла,
Все богатства раздарила,
Всё народу раздала…

(Грузинская древняя царевна Тинатина… Ну и ну!..)
«Витязь в тигровой шкуре» меня не утешил, и я твердо решила, что при первой же возможности сменю имя.

- Тинка! Ты еще спишь, скотинка? Айда купаться!

Вот, извольте радоваться: человеку уже целых шестнадцать лет, надо паспорт получать, а его всё ещё дразнят по-уличному. И ведь дразнит не кто-нибудь, а мой закадычный приятель Мишка Малинин.

- Долго ты будешь копаться? Наши уже все на речке. Андрюшкину лодку будем испытывать.

«Наши» - это друзья-восьмиклассники: Андрей Радзиевский, Вовка Медведев, Валя Горшкалева, Нина Иванова и Аня Савинова. Обрадовались, что свалили с плеч экзамены, теперь - вольные казаки. Им-то что - их мамы и бабушки не ходят на богомолье за сто верст. А тут хоть разорвись… Надо накормить кудахтающую, хрюкающую, блеющую ораву; окучить картошку; убрать в доме, - бабушка вот-вот явится, а у меня развал… Всё это я сказала Мишке и идти на речку отказалась. Мишка долго меня уговаривал:

- Мы потом тебе всем гамузом поможем, враз всё переделаем.

- Знаю я вашу помощь. Опять устроите свинячью кавалерию…

Мишка засмеялся и убежал, захватив с собой большую бельевую корзину. Пообещал нарвать Дюшке на корм водорослей. И за то спасибо.

А помощи мне не надо, а то получится, как на днях.

Андрей и Мишка вызвались мне помочь накормить свинью. Свинья мирно чавкала, а Мишка, облокотившись на загородку, вздумал почесать хворостиной ей спину. Дюшке не понравилось такое панибратство: она вскинулась, ткнула Мишку мокрой мордой, запачкав его праздничную рубаху. Разозлившись, Мишка хлестнул свинью прутом прямо по пятачку. Дюшка, взревев дурным голосом, рванулась из-за загородки вон, и я ахнуть не успела, как оказалась верхом на её широкой спине и, как Иванушка-дурачок, задом наперед выехала на улицу.

А виновник происшествия - Мишка - хохотал во всё горло и орал мне вслед: «Ура! Да здравствует свинячья кавалерия!»

Неизвестно, куда бы занесла меня взбесившаяся свинья, если бы вдруг не вздумала снова повернуть к дому. Вездесущий Егор Петрович перед самым рылом Дюшки проворно захлопнул крепкую садовую калитку. Свинья всей тушей ударилась о доски калитки, а я, сделав сальто, полетела в заросли крапивы. Три дня почесывала волдыри. Да еще Нина Арсеньевна вместо сочувствия ехидно сказала: «Сватов пора засылать, а она на свиньях верхом раскатывается…» Черт бы катался на этой самой Дюшке!

За десять дней бабушкиного отсутствия домоводство мне осточертело вот как!

Дюшка норовила выбить из рук ведро с пойлом и свалить меня с ног; Муссолини то и дело срывалась с привязи и шкодничала в чужих огородах; белоснежный петух Губернатор пребольно клевался и царапал шпорами… А огород прямо на глазах зарастал травой: что ни ночь, то новые сорняки. Не обидно бы было, если бы не полола, а то чуть не каждый день ползаешь по грядкам на коленях, а толку никакого.

Одну маленькую грядку, осердясь, я выполола до последней травинки - ничего не оставила - и только потом сообразила: «А что же здесь, собственно, росло?»

«Слушай, зачем же ты вытаскала весь чеснок? - закричал на меня Мишка. - Ведь бабка тебя за это по головке не погладит».

Я испугалась, но Мишка утешил: «Ничего, мы тут морковку посеем. Бабушка не заметит, а если и обнаружит подлог, стой на своем: загадка природы - сеяли лен, уродилась гречка…» Так и сделали.

С хозяйством я обычно возилась до второй половины дня, так как старалась сделать всё как следует, хоть не всегда это выходило. Потом шла купаться, а вечером перешивала мамино белое батистовое платье к школьному балу. Ложилась спать поздно и засыпала как убитая.

Мы жили в коммунальном доме барачного типа.

Сквозь сон я слышала, как кто-то громко плакал и гулко бухал дверями, но проснуться не могла. А утром в окно постучала бабушка. Я обрадовалась и не сразу заметила, что она заплакана и растеряна.

- Спишь, внучка, и ничего не знаешь?

- Нет, знаю. Сегодня школьный бал. Приглашен духовой оркестр.

- Ужо всем нам будет духовой… Не скаль зубы!., Война!

Никак моя бедная бабка в святых местах умом тронулась… Какая война?! С кем война?!

- Германец на нас напал. Ринулся, как хорь на сонных кур… Ох лихо-тошно, что я буду делать с малыми детками?.. - Бабушка заплакала в голос и сердито погрозила пальцем образу Николы-чудотворца:

- Что ж ты выкомариваешь, старый греховодник? Али мало ты слез моих видел?.. Ох, прости меня, господи, не я ропщу, горе мое лютое, неизбывное ропщет…

Она плакала долго, а успокоилась, как всегда, сразу: в последний раз всхлипнула, вытерла мокрое лицо фартуком и сказала, ни к кому не обращаясь:

- Ну что ж? Как всем, так и нам. Бог не выдаст - свинья не съест…

Это был отрывок из начала книги - Чижик - птичка с характером.

Советская проза.

Автор Валентина Чудакова.

ИСТОЧНИК

* * *

 

А дальше вы прочитаете сами, если захотите.

На этом всё, всего хорошего, читайте книги - с ними интересней жить!

Юрий Шатохин, канал Веб Рассказ, Новосибирск.

До свидания.


16.08.2023
Пожаловаться Просмотров: 59  
←  Предыдущая тема Все темы Следующая тема →


Комментарии временно отключены