Официальный опекун

Очутившись в приемной, Инна попыталась проскользнуть мимо секретарши, но жесткое: «Вы куда?» остановило ее у дверей кабинета.

– Меня директор вызвала.

– Она занята. У нее посетитель. Посидите. Подождите, – расставила секретарь ударения.

«Ну вот, зря бежала». Еще больше Инну расстроило вынужденное прекращение беседы с Витей. Ну ладно. Можно отдышаться и подумать о том, как строить дальнейший разговор с мальчиком. То, что он говорит правду о побоях отцом, Инна уже не сомневалась. Но надо найти причину такого воспитания. Не психически же больной этот человек. Хотя, всякое бывает. Эх, увидеть бы этого родителя! Тут мимо Инны и секретаря в кабинет директора прошмыгнула какая-то серая мышка с неподъемным ворохом бумаг.

– А это бухгалтер, – опережая вопрос, ответила секретарь, – им всегда без очереди. Трудяги наши, – не без иронии добавила хранительница входа к директору.

Инна сидела напротив директорской двери. На двери красовалась табличка, довольно странно оформленная для государственного учреждения. Сама табличка, и надпись «ДИРЕКТОР», были сделаны в типографии, а вот ФИО директора, «Ежова Наталья Иннокентьевна», было напечатано на принтере. Листок с ФИО был неаккуратно отрезан и криво вставлен. «Странно. Неужели нельзя было заказать табличку со своим ФИО? Безвкусно и глупо. Ей самой не противно?». Сама директор такой мелочи не замечала. А вот фамилия ей очень подходила. И не только из-за прически.

Надо сказать, что новая директор, не в пример ушедшей на пенсию, но все еще работающей в структурах департамента социального развития, была целеустремленной и уверенной в себе личностью. Можно сказать, что самоуверенной. Хотя, в современном мире это считается очень ценным качеством, т. е. идти напролом к поставленной цели. Иначе говоря, по головам. И не важно, в какой ты сфере работаешь. И кто может от этого пострадать. В воспитании современных управленцев отсутствуют понятия сентиментальность, человечность, и другие, выходящие за пределы должностных инструкций. К сожалению, в послесоветские времена функции управленцев стали брать на себя женщины. Почему к сожалению женщины? Потому что, по собственному признанию этих особ уже непонятно пола: «Я не женщина. Я – баба с яйцами». И не важно, сколько ей лет, и насколько она красива. После этой мысли, поселившейся в ее миленькой головке, она уже не женщина. Оно руководитель, чиновник, директор. Оно заходит в учреждение строевым шагом. Она не здоровается нигде, кроме своего кабинета. Оно игнорирует в сотрудниках людей. Только вперед, это не люди – это штатные единицы, понапрасну проедающие бюджет учреждения. Уверенность в существовании «яиц» к ним приходит не сразу, не с рождения. Это чувство вырабатывается месяцами, годами, на тренингах определенной тематики. Например, «Я могу!», «Я сам себя сделаю» и другие, коих в наше смутное время превеликое множество. И обязательно, без этого никак, заочно получено второе высшее образование по любимой специальности всех руководителей – психология. Для чего? Ну как же, чтобы при любом удобном случае упомянуть, насколько она хорошо разбирается в психологии человеческих душ, и дать кому-то очень ценный совет. А можно пойти еще дальше. Можно (конечно не из альтруистических соображений), взять, как говорят подобные психологи, человека «на терапию», то есть слушать все наболевшие однообразные излияния чужой души, и говорить в ответ, и советовать только то, что она хочет услышать. Если так «помогать» нужным людям, то можно очень значительно помочь и себе. И постепенно растет уверенность в своих силах. Появляется ощущение всемогущества. Она сделала сама себя. Она стала такой, какая есть, только благодаря себе. Она недосыпала, не доедала. Не имела нормальных отношений с мужчинами. Да, у нее есть ребенок. Но это раньше он занимал много времени. Это раньше она находила утешение в играх с ним, спешила домой или в садик. А сейчас он уже большой, и не мешает. У нее есть цель. Четкая, к которой она идет, и обязательно придет. Она начинает заниматься личностным ростом. И, вырастив себя над другими, она начинает видеть мир совсем по-другому. И, то ли от постоянных медитаций, то ли от врожденной глупости и узости восприятия и понимания мира, человек начинает считать, что у него появляются сверхспособности. И именно на уровне руководителя начинают проявляться эти свойства. Они искренне верят в силу своего слова. Как письменного, так и устного. И, буквально в первые недели правления, их ждет разочарование. И, когда самоуверенное руководительницо, неожиданно для себя, узнает, что подчиненные как курили на территории, так и курят, по кабинету несется вихрь праведного гнева: «Как? Я же издала ПРИКАЗ!!!». Или же: «Я обязую их работать так, как мне надо, и они будут работать. Никуда они не денутся». А сотрудники деваются. Особенно, вновь пришедшие, услышав, что власть в детдоме поменялась, и ринувшиеся в поле перемен. О том, что для нее должность директора детского дома всего лишь неприятная, но очень необходимая ступенька в карьерной лестнице, слухи ходили еще до ее назначения. А после того, как услышали ее речи, и увидели ее дела, сомнения в мотивах прихода в детский дом улетучились. Дело в том, что и сотрудники, и воспитанники были избалованы вниманием бывшего директора. Она ко всем, независимо от возраста и должности, относилась по-матерински. Она приходила в выходные на работу, она отказывалась от отпусков. Она сама ездила с детьми, особенно с воспитанницами-подростками, по магазинам, выбирать одежду. К ней в любой момент мог забежать воспитанник и попросить одолжить ручку, которую естественно возвращать не собирался. Она разрешала все конфликты в учреждении, на любом уровне. Она всех понимала и прощала. Давала советы и заступалась. И статистика у нее в отчетах всегда была положительной. Дети, привыкшие к такому обращению, при первых же попытках общения с новой директрисой натолкнулись на стену холодных эмоций чиновника среднего звена. Те вопросы и проблемы, независимо от их размера и важности, которые решала прежний директор при обращении к ней, неожиданно легли на плечи воспитателей, привыкших перекладывать ответственность на прежнего директора.

«Давайте без лирики!» – ежедневная, коронная фраза нового директора. В жаргоне управленцев есть синоним этого слова – «философия». Фраза обычно звучит приблизительно так: «Давайте без философии!» или же «Это все философия!». И обязательно, с пренебрежительной интонацией. Что означает «лирика» для сотрудника, вызванного на «ковер» по любой, может даже незначительной причине? Видимо, что надо отвечать в очень сжатой и понятной для мозга директора, форме. Директор постоянно занята, и у нее нет времени на подробности. И поэтому каждый зашедший в кабинет повелителя с целью разорвать мозг директора, прерывался этой фразой после тридцати секунд монолога. А все потому, что люди считали, и не без оснований, что директор не семи пядей во лбу, и не может знать тонкости во всех сферах. И чтобы проблема, с которой посетитель мог просидеть в приемной до нескольких часов, была правильно понята директором, или же оправдания за какое-либо происшествие, сыграли бы роль адвоката, сотрудники начинали использовать «лирические отступления». Слишком много, по мнению руководителя. Она пришла руководить, а не выслушивать всякий неполноценный бред. А сотрудникам было тяжело перестроить свой мозг на новый лад. Ведь предыдущая директор слушала их лирику, и не перебивала.

Одним из ценнейших качеств руководителя должна быть безоговорочная преданность вышестоящему начальству. Да еще, если оно относится благосклонно, и помогает на каждом шагу. Поэтому практически все, независимо от логичности и здравого смысла, указания и приказы великопоставленных исполняются директором быстро, и точно в срок. Если надо собрать определенное количество детей в летний лагерь, а их среди адекватных и контролирующих свое поведение нет должного количества, – поедут первые попавшиеся. Даже если они состоят на учете у психиатра, и недавно находились на лечении. И не важно, что сопровождающие их не спят ночами, боясь, что детишки сойдут с поезда раньше времени прямо на ходу, или перебьют стекла в вагоне. Или же, будут их собирать по всему черноморскому побережью ночью, освещая себе дорогу светом экрана телефона. Главное – план, а какой ценой он будет выполнен, директора вышестоящие не спросят. Именно поэтому, вопреки всему, можно принимать в детский дом детей, нуждающихся в проживании в специализированных заведениях. Не страшно, что воспитатели превращаются в надсмотрщиков, так как с такими детьми заниматься особо нечем, а только следить за соблюдением режима и вовремя давать таблетки. Если директор будет думать обо всех, ей ничего не останется для себя. Незаменимых нет. Уволился, значит, не справляется. Найдется другой. Если сотрудник работает, значит можно выжать из него все соки. У работников не может быть личной жизни, поэтому они свободно могут задержаться на работе на час-два, выйти бесплатно в выходные и праздники. И пусть они все дружно ненавидят директора. Ей это знакомо, и не важно. Зато рейтинг директора в глазах благодетелей растет, как на дрожжах.

Для руководителей бюджетных организаций работники делятся на две категории: на тех, кто работает, и на тех, с кем можно заработать. Да. Заработать. Ведь за сэкономленные средства положены премии. Первые, простые работяги, работают с детьми и для детей. Получают свою, назначенную государством, заработную плату, и борются между собой за копеечные премии. Вторые же, приближенные, премии получают стабильно, и работают исключительно на директора. В связи с чем, имеют определенные привилегии в работе. Например, использование автотранспорта. Они никогда не поедут за свой счет по делам учреждения. Или обеспечение канцелярией, которую простым смертным часто приходиться покупать самим, для составления отчетности. Приближенных можно увидеть в любой структуре. В первую очередь, это бухгалтерия и экономисты. Больше сэкономят, чаще неправильно начислят зарплату, отпускные, больше пойдет на премии. Также отдел кадров, с не вовремя посчитанным стажем, и соответствующими надбавками. И, конечно, юристы, с правильно составленными договорами поставки с кем надо, и на определенную сумму, а также, оказывающие правовую помощь в сложных ситуациях.

Вытерпев около недели наплыва посетителей из числа воспитанников и видя, что воспитатели перенаправляют детей, по старой привычке, в ее кабинет, директор собрала заведующих отделениями, и четко им объяснила, кто и что должен делать. Вот некоторые тезисы из ее программной речи о новых методах работы в подчиненном ей учреждении:

1. За воспитанников полностью отвечает дежурный воспитатель. И не надо перекладывать ответственность за принятие решения ни на заведующего, ни, тем более, на директора.

2. Не надо ко мне отсылать детей для решения спорных вопросов. Для этого у воспитателя есть заведующий и психологи. Я ведь не перекладываю на вас свои обязанности.

3. Я занимаюсь административной работой, а воспитатели – воспитанием. Каждый – своей.

После таких расстановок весь воспитательский состав повесил носы. Ничего хорошего такая позиция не предвещала. А куда деваться? Часть сотрудников была переведена из закрывшегося детского учреждения, выполнявшего похожие функции. Часть были старожилами этого детского дома практически с момента его открытия.

– Вы ко мне? – прозвучал голос откуда-то издалека.

От неожиданности Инна, глубоко погруженная в анализ беседы с Витей, выронила записную книжку.

– Да. Мне сказали, что вы искали меня. – Инна пыталась по взгляду директора понять, зачем она ей так скоро понадобилась.

– Да я хотела… – начала директор. Но тонюсенький голосок за спиной настойчиво прервал ее:

– Извините. Но нам срочно надо отвезти документы в банк. Подпишете?

– Да, конечно, – милостиво, и с дежурной улыбкой, ответила директор худенькой бухгалтерше. – А вы, – обращаясь уже к Инне, – сразу за ней.

Через полминуты Инна сидела на жестком и неудобном стуле в кабинете директора. «Наверное, сама специально мебель такую подбирала, чтобы не засиживались», – подумалось Инне. И это была правильная мысль. Новая директор, первым делом после вступления в должность, поменялась с заместителем кабинетами, который был хоть и меньше, но менее проходной. И сделала косметический ремонт, т. е. перекрасила стены и закупила новую мебель. Темную, строгую и массивную. Точно под стиль руководителя.

– Ну как вам у нас? Вы уже составили впечатление о сотрудниках, детях? – заискивающие, и фальшиво по-дружески начала директор. – Выкладывайте. Мы же с вами коллеги. Я тоже имею диплом психолога.

Инна, не имея ни достаточного жизненного опыта в общении с начальством, и не зная правил подковерных игр, но привыкшая говорить правдиво и открыто, начала без тени смущения свою речь:

– Да, я пообщалась с некоторыми воспитанниками. К сожалению, я не застала пока всех детей, с которыми я буду заниматься. Кто в школе, кто гуляет. А про некоторых воспитатели ничего не смогли сказать.

– В смысле? – удивилась директор.

– Ну, кто где находится, и когда придет.

– А, – успокоилась официальный опекун. – А по сути, что можете сказать? Не затягивайте. Мне через десять минут надо уехать.

– Самое главное, как мне показалось, то, что дети жалуются на вас.

– Что, прямо вот так, незнакомому человеку, которого впервые увидели, и сразу нажаловались? Интересно, чем вы их обаяли? Ну, и на что пожаловались?

– Говорят, что вы не здороваетесь. Они вам: «Здрасте!», а вы мимо проходите и даже не смотрите на них.

– Это да. Есть у меня такое. Можно попробовать исправить. Что еще?

– Говорят, что другая директор разговаривала с ними.

– Да знаю я. Приходили ко мне толпой. Упрекали меня, что я с ними не общаюсь. Откуда у меня времени столько? Мне надо их обувать, одевать, кормить, платить сотрудникам зарплату. И много чего еще. Я их выслушала и к воспитателям отправила. Каждый должен своим делом заниматься.

– А еще они нецензурно выражаются в ваш адрес. – Инна сильно вжалась в стул под резко изменившимся взглядом директора.

– Кто? Фамилии? Неблагодарные! – Вскочив с большого кожаного кресла, директор забегала по кабинету, размахивая руками и извергая фонтаны гнева. – Столько людей на них работает, а они… Совести у них нет. Живут здесь на всем готовом. И еда, и одежда, и развлечения. Простые дети такого не видят.

Остановившись напротив Инны, и вдавив ее в стул своим проникающим в нейроны мозга взглядом, руководительница спросила голосом профессионального гэпэушника, четко разделяя слова по слогам:

– Вы мне скажете, кто так говорил? И почему воспитатели их не остановили?

Вжавшись в стул и попытавшись спрятаться в самой себе, Инна сквозь пелену неожиданно нахлынувшего ужаса все – таки смогла промямлить:

– Воспитатель сразу же велела им замолчать. Пристыдила их. А они все равно.

– Ладно. Проехали. – Директор резко отошла от Инны и немного успокоившись, погрузилась в свое кресло в легкой задумчивости.

Несмотря на Инну, которая постепенно приходила в себя и вытирала платочком выступившую на лбу испарину, директор решила, что пора заканчивать аудиенцию. Слишком много времени и душевных сил она потратила на эту выскочку.

– У вас что-то еще?

Инна, вернувшись в сознание, и перестав покрываться красными пятна, такими свойственными чувствительным натурам, решила идти до конца. Она чувствовала, что теперь ее не скоро призовут, а творить добро необходимо здесь и сейчас.

– Я тут набросала свои предложения и пожелания детей. Если вам интересно, могу прочитать, – голос звучал робко, да и время приема наверно вышло. Лицо директора было уже не такое светлое и приветливое, как в начале беседы. Инна стала надеяться, что директор перенесет продолжение беседы. Что-то уж очень сильно ее расстроили слова Инны.

– Ну, давайте. Только быстренько.

Отступать было поздно.

– Вам надо повысить свой авторитет у детей. Надо их чем-то удивить, привлечь их внимание. Показать, что вам они не безразличны. Они же дети, – тут Инна поняла, что последняя фраза была лишней.

– У меня есть дети. И я знаю, что такое воспитание. Авторитет, говорите. Надо подумать. – Директор вновь стала сверлить глазами. – Да, именно такой вас мне охарактеризовали. Прямой и…

– Я что-то не так сказала? – невежливо перебила Инна. И вновь покраснела, что с ней случалось очень редко.

– Мне пора. Продолжим наш разговор позже. Все, можете идти. – Директор недвусмысленно достала из сумочки помаду.

Инна не знала, что принято говорить в такой ситуации, и решила уйти по-английски. В голове Инны творился кавардак. Надо срочно уединиться в своем кабинете, сделать передышку и все обдумать. Пройдя мимо секретаря с протянутым листком бумаги, и не ответив на вопрос-просьбу: «Вы не в сторону бухгалтерии?», Инна, не контролируя своего тела, очутилась в кабинете. Неподъемное тело было погружено на продавленный, видимо давно списанный и подобранный для дополнения скудного интерьера кабинета, диван. Просидев в прострации около десяти минут, Инна обнаружила чайник. «Срочно сладкого чая, а то опять побегу покупать сигареты». Инна уже не в первый раз пыталась бросить курить. В этот раз она решила не брать эту «вредную привычку» с собой в новую жизнь. В конце концов, она – психолог, и способна преодолеть стресс другими, менее вредными, способами. Проглоченные чай и печеньки наполнили мозг глюкозой, и вернули Инну к жизни. Да, так она никогда не попадала. Что там экзамены в институте, что лекция мамы о вреде курения длиною в вечность, по сравнению с сегодняшним днем. И он еще не закончился. Только время обеда подошло. В голове крутились вопросы: «Откуда моя начальница знает мой сотовый?» и «Кто меня уже охарактеризовал?». На первый вопрос ответ нашелся быстро. Инна сама диктовала номер своего телефона в отделе кадров. «Быстро соображает моя начальница. Но почему напрямую у меня не спросить?». По поводу второго вопроса, после долгого обдумывания, все пути сходились опять же на ней. «Да. Заведеньице. Но выбора особо нет. Без опыта работы меня никуда больше не возьмут. Кроме школы. А там еще хуже».