Виртуально Я

Публикации авторов самиздата. Новости, обсуждения, комментарии

Содержание выпуска.

1. Геннадий Ботряков. Плохая замена
2. Диана Лунит. Две белые розы
3. Марина Галкина. Город пахнет весной
4. Дмитрий Шнайдер. Если вдруг мне придётся уйти
5. Виктор Шамонин. Как рак с лисой соревновались
6. Джонни Псих. Красавица Леночка: Психические войны, или Кто в халате, тот и психиатр
7. Григорий Подольский. Курортный роман

Геннадий Ботряков. Плохая замена

Утром намеченного дня для перекочёвки с базового лагеря на реке Аныяк-Тооргу-Оос-Хем на выкидной, через высокий перевал на реку Соруг, мне, никогда не жаловавшемуся на отсутствие аппетита, по совершенно непонятным причинам принимать пищу не хотелось вовсе, поэтому за завтраком я ограничился кружкой чая. Караваном из пяти ведомых за уздечку навьюченных лошадей мы вышли в путь. Мне досталось вести капризного мерина, которого в честь какой-то знаменитости Дототской партии, а может и всей Красноярской геолого-съёмочной экспедиции, звали Евгением Ивановичем Коваленко. Иногда он принимался отчаянно лениться, и тогда мне приходилось тянуть его изо всех сил. На плечах я нёс рюкзачок с двумя радиометрами, – эти высокоточные приборы нельзя перевозить во вьюке, поскольку лошадь может ударить его в узком месте о дерево или упасть.

Насколько может быть реальной подобная ситуация, мы убедились сразу после выхода в маршрут. Ещё не скрылся из виду дымок от костра в нашем лагере, - на две недели там остался дежурить один из рабочих, могучий бородатый парень Вася Никитюк, - как идущая передо мной обычно смирная кобыла Белая, которую, возможно, укусила какая-то муха, вдруг вырвалась из рук ведущей её нашей поварихи Лариски, и, развернувшись на узкой тропе, бросилась прямо на меня.

Увидев перед собой обезумевшее животное, ни секунды не раздумывая, я рыбкой прыгнул в стоящий рядом с тропой усыпанный крупными ягодами куст жимолости, - я ведь не “русская женщина”, которая, как всем известно, “коня на скаку остановит…” Сделать именно это своим истошным криком: "Держи её!!" посоветовал мне кто-то из каравана.

Едва не сбив со всех четырех его копыт плетущегося за мной Евгения Ивановича, не разбирая дороги, и почти сразу потеряв вьюк, Белая ускакала в тайгу. Только через полчаса, верхом на ней, уже пришедшей в себя, вернулся к нам посланный на поиски лошади Миша Бирюков, молодой художник из Красноярска, приехавший в Саяны за этюдами, и работающий по совместительству маршрутным рабочим-радиометристом, и, как выяснилось только что, укротителем ужаленных лошадей.

Тронулись дальше. Минуло обеденное время, но остановка не была предусмотрена, - нужно было засветло придти на место выкидного лагеря, куда накануне уже слетал вертолёт с двумя “пионерами” и частью груза на борту. Солнце начало клониться к гористому горизонту, когда я почувствовал, что проголодался.

У спортсменов-стайеров, особенно у лыжников, есть такое понятие: «заголодать на дистанции», когда кажется, что силы полностью иссякли, и если не съесть какого-нибудь легко усвояемого продукта - кусочка шоколадки, лимона, обсыпанного сахаром, или не выпить сладкого морсу или чаю, - то можно полностью остановиться или даже упасть обессиленным. Чтобы не наступало такое крайне нежелательное состояние, спортсмены берут с собой на дистанцию употребляемые по мере необходимости сладости, бутылочки с калорийными напитками. Кроме того, на правильно организованных соревнованиях устанавливаются пункты питания, где можно чем-нибудь подкрепиться.

К такому повороту событий я совершенно не был готов, - карманы мои были пусты, а пункты питания, разумеется, не попадались. Благо ещё, что вдоль тропы то и дело попадалась черемша, которую я жевал, срывая на ходу, - останавливаться было нельзя, ведь тогда на меня навалился бы широкогрудый Коваленко, а сзади, буквально наступая ему на задние копыта, шёл с лошадью другой проводник.

Вот, наконец, и привал. Увы, вьюки были надёжно увязаны, и открывать их никто не собирался. Конечно, можно было попросить кормления, вот только не хотелось проявлять свою слабость, тем более в присутствии девушек. Среди них - дочка геолога Глеба Гавриловича, шестнадцатилетняя Оленька Семёнова. Когда она смеялась, на щеках у неё образовывались очаровательные ямочки. Нравилась она мне, хотя для меня, двадцатилетнего, она, как тогда казалось, была уж слишком юной.

Нужно было также остерегаться насмешек, пусть и беззлобных, нашей золотоглазой поварихи Лариски, моей ровесницы, избравшей меня в качестве объекта всяческой критики. Внешними параметрами и своим нравом она напоминала мне суматошную героиню Лидии Румянцевой из фильма “Девчата”. Однажды, резвясь, я выдохнул в её тоже золотистые волосы струю сигаретного дыма, и едва устоял на ногах, получив от неё сокрушительный удар в подбородок. Потом мы, конечно, быстро помирились, но, опасаясь за своё здоровье, больше я ничего такого себе не позволял.

Но всё же пуще огня боялся я геофизика Лиду Глазырину, обеспечивающую проведение обязательных при геологической съемке радиометрических исследований. Она закончила недавно геологоразведочный техникум, поэтому я звал её “Молодым Специалистом”, - так она сама представилась, - или просто “Специалистом”, а она мне сразу и бесповоротно присвоила псевдоним “Студент”. Лида была всего на год старше, но в отношениях со мной взяла покровительственный тон. Устно и письменно в вывешиваемой на толстой лиственнице “настенной” газете она высмеивала мои многочисленные недостатки или похождения, в общем, всячески меня рекламировала. Когда она уж очень сильно наезжала, я делал вид, что сержусь, и угрожал, что из-за неё брошу петь по ночам у костра, где собиралась вся молодёжь нашего отряда - человек восемь. Фанатка туризма и ночных песнопений, она делала вид, что пугалась этих моих санкций и на время прекращала свои нападки.

В конце сезона, собрав все свои эпиграммы и добавив новый, богато иллюстрированный карикатурами материал, Лида выдала целую поэму, которую назвала “Любимому Студенту”, хотя о любви в ней ни слова не было. Чтобы не быть голословным, приведу из неё отрывок. В открытой печати он публикуется впервые и без разрешения автора, - Лида, прости, если что не так!

…Наш начальник Сергей Палыч / Про студентов сказал так: / “Я считаю, что студенты –/ Злейший внутреннейший враг!” / Что он не даром так сказал, / Студент на деле доказал.../…Камералка, камералка, -/ Сплошь сидячая пора. / У Студента хитрый планчик / Есть в наличии с утра: / Он сегодня, как обычно, / За столом уж не шумит./ И “Давай еще добавки!”, -/ Студент тоже не кричит./ После завтрака: “Спасибо”,-/ Поварихе он шепнул, / И тихонько, незаметно / Вдоль начальства прошмыгнул, / Сквозь кусты ползком продрался -/ На поляне распластался. / Солнце грудь ему печёт, / А Студент лежит, поёт: / “Я от повара ушёл, / От Демьяновых ушёл, / И от Глебушки ушёл, / И не просто ушёл, а ушёл и ушёл!”./ На беду, мимо Студента / Миша с “азимута” шел: / “Зря так весело поёшь, -/ От меня ты не уйдёшь!”./ И слегка его помяв, / Прихватил на лесосплав. /... Все Студентовы грешки / Можно долго вспоминать, / Вообще ж таких студентов / Надо просто убивать. / И, сравнивая поколенья, / Вспомнив молодость в момент, / Скажем мы, на Гену глядя: / “Нет, не тот пошел студент! / Есть, конечно, кое-что, / Но не то, не то, не то!”.

Вот и “вся любовь”, - убивать надо таких “любимых студентов”! Бесхитростным, в общем-то, этим стихам требуются комментарии. Ходить «по азимуту» на сленге нашего отряда означало то же самое, что и “до вiтру” на малороссийской «мове». Упомянутым же в поэме лесосплавом мы занимались по причине полного истощения топливных ресурсов в окрестностях лагеря, наступившего к середине сезона, ведь всё приходилось готовить на открытом огне. Много дров сжигалось при выпечке хлеба в изготовленной из двухсотлитровой бочки с вырезанным дном импровизированной печи. Немало топлива требовали установленные в палатках печки, - их приходилось растапливать даже в середине лета, - и баня на речной косе.

Баня представляла собой сложенную из крупной гальки «печь», которую нужно было топить целый день. Вечером над ней натягивали старую палатку, - баня готова, извольте париться! Из неё, как из преисподней, мы прыгали прямо в глубокий тихий омут. Хоть и принято говорить, что именно в таких омутах черти водятся, но сразу после невыносимого жара он казался раем.

Наши ночные посиделки с песнями у костра, когда я своим то ли баритоном, то ли тенором долго не давал спать нашим начальникам, тоже сопровождались сжиганием большого количества дров, поэтому, чтобы пополнить их запасы, с топорами и пилами мы шли вверх по берегу, рубили там сухостой, вязали из бревен плоты и верхом на них сплавлялись вниз, что стало любимым занятием для нас, ищущих приключений. Это был тот самый редкий случай, когда полезное весьма удачно сочеталось с приятным.

Должен признаться, что за основу в приведённом выше отрывке поэмы был взят вполне реальный факт, пустяковый, в общем-то, но раздутый Лидой до размеров служебного преступления. В один из редких погожих дней, назначенный камеральным, когда обрабатывается собранный в маршрутах материал, я решил немного понежиться под лучами скупого саянского солнца, ведь в маршрутные и в выходные по причине дождливой погоды дни было не до загорания. За этим приятным занятием меня и застали врасплох супруги Демьяновы – наш начальник Сергей Павлович и его жена, тоже геолог, Галина Петровна, а не Миша вовсе.

Никаких санкций по этому поводу не было, никто меня, разумеется, не мял, но Лида вцепилась в этот сюжет мёртвой поэтической хваткой и присочинила от себя кое-какие детали. Любопытно, что в поэме она выступает представителем другого поколения, полагая, что её оставшаяся в воспоминаниях молодость далеко позади. Понятно, впрочем, что это всего лишь литературный приём, потому что на пожилую тётку она никак не тянула, – брюки у неё были украшены погребальными крестами, черепами с костями: “не влезай,- дескать,- убью!”

Я представил себе, как Лида изображает меня выпрашивающим на коленях какую-нибудь еду, и предпочел умолчать о том, что от голода едва стою на ногах и готов корову съесть, или лошадь, - к слову сказать, я давно “точил зубы” на ленивого Евгения Ивановича. Решив продолжить вегетарианство, в поисках черемши отошёл в сторонку от отдыхающих товарищей и почти сразу напал на заросшую диким луком полянку. Кто видел фильм “Мертвый сезон”, тот наверняка вспомнит хронику, в которой подопытные люди, - на них нацисты ставили свои бесчеловечные эксперименты по их зомбированию, - охапками ели обыкновенную траву. Оказавшись на луковой полянке, совершенно добровольно так же поступил и ваш покорный слуга.

Хочу в этом месте заметить, что лук и черемша, – плохая замена шашлыку и даже корочке хлеба в ситуации, когда голод вцепляется мертвой хваткой, делая чужими руки и ноги, оставляя для человека одну возможность – бессильно лежать. На это я пойти не мог, не хотел давать Лиде нового материала, - без моей помощи она и так находила его в достатке. Собрав волю в кулак, не проронив ни единой жалобы, я пошёл вместе со всеми и всё-таки дошёл до лагеря. Будь я североамериканцем, то после того, как мой подопечный Евгений Иванович был разгружен, разнуздан и отпущен пастись, рухнув на траву, из последних сил, наверное, воскликнул бы: “I have done it! - Я сделал это!” Потом у костра я установил личный рекорд, не побитый по сей день – в один присест выпил восемь стандартных эмалированных кружек чая.

Диана Лунит. Две белые розы

Она королевой законной была,

Он — тайным её фаворитом,

Нельзя передать вам, как было её

Горячее сердце разбито!

Готовое выскочить из груди

Оно, словно буря стонало,

Её лишь желанье любовь сохранить

Его в бренном теле держало.

Свиданья он ей назначал по ночам,

Их тёмное небо скрывало,

Луна, прячась в ветках, их тайную страсть

Увидеть другим не давала.

Её волновала его красота,

Пленил его голос прекрасный,

И звёзды лишь ярче горели, когда

Они признавались так страстно

Друг другу в высокой заветной любви,

И должен был быть бесконечным

Среди проплывающих звёзд и Луны

Влюблённых двоих шёпот нежный.

Однажды рискнула она заявить

Стране всей: "Он очень мне нужен,

Его больше всех, господа, я люблю,

Хочу, чтобы он стал мне мужем".

Был сослан несчастный в страну, где война

Жестокая шла, был виною

В том заговор страшный, но клялся он ей:

"Всегда моё сердце с тобою".

Когда он в сраженье кровавом погиб,

Она эту весть получила,

Себе она в сердце железный кинжал

Со стоном глубоким вонзила.

Как прежде, сейчас для кого-то горят

Ночной порой ярче всё звёзды,

И рядом друг с другом заснули в саду

Под ними две белые розы.

Марина Галкина. Город пахнет весной

Город пахнет весной, отражается солнце в зрачках,

Для меня не осталось уже непрочитанных книжек.

Небо – ультрамарин в клочковатых смешных облачках,

И по лужам шагаю теперь я бессовестно рыжей!

Мне недавно казалось, что больше не будет стихов,

Но пишу, хоть боялась, что вдруг без тебя онемею.

Береги там себя, избегая простуд, сквозняков,

Не укладывай стрелку за сто, одевайся теплее.

Город пахнет весной, а глаза изменяют свой цвет,

По секрету скажу: у меня так случается часто.

И спасибо, что был, за тепло, за подаренный свет.

Ты дыши,

А ещё

Будь,

Пожалуйста,

Счастлив!

Дмитрий Шнайдер. Если вдруг мне придётся уйти

Если вдруг мне придётся уйти,

Не печалься, мой преданный друг.

Не пытайся по жизни нести

Тяжкий груз неизбежных разлук –

Не горюй, не страдай, не жалей!

Вспоминай обо мне иногда!

Только рюмку до края налей

И за наши с тобою года,

За всё то что пришлось пережить

Нам с тобой на нелёгком пути,

За открытия и миражи

Просто выпей и дальше иди!

Если я вдруг внезапно умру,

Помаши на прощанье рукой

И продолжи спокойно свой труд,

Словно мы не расстались с тобой.

Ни к чему по ушедшим печаль.

Мы когда-нибудь встретимся вновь.

Расставаться конечно же жаль.

Но остынет горячая кровь

И уйдёт неизбежно душа,

Только чтобы вернуться опять.

И не надо ей в этом мешать –

Горевать и жалеть и страдать.

Виктор Шамонин. Как рак с лисой соревновались

Ранним солнечным деньком,

Шла лиса густым леском;

Шубкой огненной искрит,

По траве хвостом шуршит,

Взором трогает простор,

Тешет песней чудной бор,

Всех букашек и зверей,

Тут и речка перед ней.

Прилегла лиса на бок,

Льёт словечки на песок:

- Ох, какая скукотень,

Неужель пройдёт так день?!

Чем бы мне себя занять,

Эту скуку разогнать?

Вдруг лиса застыла вмиг,

Разнесла вдоль речки крик;

На песке пред нею рак,

Тащит клешни он, кой-как!

Глазки лисоньки зажглись,

Мысли в кучку собрались:

"Не придётся мне грустить,

Можно весело пожить!

Этот миленький рачок,

Сразу видно, дурачок!

В этом вся их рачья суть,

Рака просто обмануть! -

Села лисонька пред ним. -

На тебя мы поглядим

И прикинем, что к чему,

Радость сердцу моему"!

И лиса, без всяких поз,

Задаёт ему вопрос:

- Ты куда, дружище, прёшь,

Сил совсем не бережёшь?

Осадил рачок лису:

- Ты ещё пусти слезу!

Ишь, в заботу подалась,

Ведь не лисья эта масть!

Так что, милая, уймись,

Предо мною не рядись!

Ни к чему лисе разлад,

Ей дороже результат:

"Ах ты, хлюпенький чудак,

Огрызаться-то, мастак!

Нужно править этот грех,

Подниму тебя на смех"!

И лиса заводит речь,

Перед ним готова лечь:

- Пререкаться мне с тобой,

Ни к чему, мой дорогой!

Вижу, братец, ты храбрец,

Да язык твой - холодец!

Докажи, что сказан вздор,

Согласись со мной на спор?!

Выдал рак лисе ответ:

- Твою хитрость знает свет!

Ты поёшь, как соловей,

Только после слёзы лей,

Но без всяких дураков,

Я с тобой на спор готов!

Стала вдруг лиса плясать,

Взглядом рака ублажать:

- Дельный, право, разговор,

Будет прост меж нами спор!

У горы, любезный друг,

Есть забавный камень-круг,

По прямой мы побежим,

Спор у камня разрешим;

Коль я первой буду там,

Станешь ты слугой мне сам,

Стану я тебя служить,

Коль мне там второю быть!

Рак в глаза ей заглянул,

В лисьей хитрости тонул:

"Ох, и бестия, кума,

Проиграешь ты сама!

Я на вид, конечно, прост,

Но мне нравится твой... хвост"!

Встали рак с лисою в старт,

У лисы кипит азарт:

"Верно, думала, дурак,

Быть слугою хочет рак"!

Той секунды не прошло,

Ветром лисоньку снесло,

Без оглядки лесом прёт,

Только треск в лесу идёт;

Чрез кусты и бурелом,

Ей преграды - нипочём!

Оказался рак так прост,

Он лисе вцепился в... хвост;

Хорошо ему бежать,

Просто Божья благодать,

И лисичке бег в услад,

Коль известен весь расклад.

Вот уж камень перед ней,

У лисы полно идей:

- Рака всё-таки дождусь

И тогда с ним разберусь,

Своего не упущу,

Дельце дурню отыщу! -

Стала вдаль она глядеть,

В нетерпении кипеть. -

Где ж слуга плетётся мой,

Может, рак сбежал домой?!

Только не был дурнем рак,

Слез с хвоста он кое-как,

Путь нелёгкий одолел,

На вершине камня млел,

Чрез минуту двинул речь,

Стал лису словечком жечь:

- Я устал тебя здесь ждать,

Ты б могла шустрей бежать?!

Спорить больше не берись,

Лучше бегать поучись!

Не поверила лиса:

"Это, что за чудеса?!

Быть такого не должно,

Что за странное кино?!

Как же первым прибыл рак? -

И опять вопрос: - Ну, как"?!

Не найдёт лиса ответ,

Стал немил ей белый свет,

Та тоска прильнула к ней,

Гладит рученькой своей.

Да вот рак не знал каприз,

Сделал кумушке сюрприз!

Он в карету вложил труд,

На лису надел хомут,

В ту карету утром сел,

Ей негромко повелел:

- Ну, лиса, давай вези,

Да нигде не тормози!

Ты хотела умной слыть,

Так теперь тому и быть;

Посмешай в лесу зверей,

Работёнкою своей!

И с лисы слетела спесь,

Рака возит год уж весь,

Не смывает с шубки пот,

Дни и ночи, напролёт!

Посему, есть в сказке смысл

И к тому ведётся мысль.

Ям ты, друг, таких не рой,

Будь всегда самим собой,

Но коль влез в такую страсть,

Можешь в яму сам упасть.

Вон, лиса, за свой же спор,

Возит рака до сих пор!

Джонни Псих. Красавица Леночка: Психические войны, или Кто в халате, тот и психиатр

Дорогие читатели! Предлагаемая вашему вниманию работа, продолжающая серию «Красавица Леночка», является экспериментальной сразу в нескольких смыслах. Основу изложения составляют размышления и реминисценции главного героя по имени Джонни, жаждущего поделиться с широкой общественностью своими соображениями о причинах зла в людях и взаимоотношениях между ними. Однако публика встречает творческий порыв героя без особого восторга: его произведения называют «бредом», а самого сочинителя клеймят «неадекватом». И тогда Джонни решает поставить опыт: он регистрируется на крупном специализированном сайте, где представляется экспертом в области психологии, получившим элитное профессиональное образование. Теперь пользователи того ресурса воспринимают его как авторитетного специалиста, у которого они жаждут получить консультацию по поводу своих душевных проблем и трудностей в личной жизни. Такое восприятие вдохновляет героя, непривычного к столь почтительному отношению со стороны других людей. Однако первоначальная его эйфория быстро сменяется печальными раздумьями о том, как твой статус, «успешность» и прочие атрибуты социального ранга оказываются куда важнее в восприятии тебя окружающими, чем ты сам и то, что ты имеешь им сообщить.

А потом... героя самого «накрывает» в реальной жизни. И, как обычно, его незавидной ситуацией спешат воспользоваться не только психопаты, обладающие изумительным чутьём на людей, у которых по жизни серьёзные проблемы, но и прочие типы, склонные к деструктивному поведению. На основании анализа происходящего вокруг и своего собственного опыта Джонни приходит к выводу, что он сам и окружающие его люди живут в больном обществе. Один из центральных симптомов этой патологии – якобы «естественное» стремление людей к доминированию над себе подобными, а также неоправданная, не делающая людей более счастливыми, эскалация собственного потребления за счёт других. Но, как бы ни было выгодно некоторым насаждение подобной идеологии джунглей, в действительности у людей отнюдь не «всё как у зверей», и игнорирование этого обстоятельства ведёт к трагическим последствиям.

При всей специфике данной работы автор остаётся верным традициям всей серии «Красавица Леночка» – писать так, чтобы каждая следующая часть была не менее жёсткой контркультурной жестью, нежели предыдущая, или, как говорят в народе, «маразм крепчал». Всем приятного чтения!

Сам расказ доступен на сайте, так как в рассылку не попал из-за большого объема.

Григорий Подольский. Курортный роман

Наш курортный роман приключился совсем не у моря,

наш короткий роман протекал в небольшом городке,

где сошли на перрон, затаив любопытство во взоре,

теплым вечером вы с легкой сумкой в изящной руке.

Голубое ландо по затертой и грубой брусчатке

мимо серых домов нас везло в предзакатную даль.

Я вдыхал аромат Вашей тонкой французской перчатки,

и коснулся слегка ваших губ, отодвинув вуаль.

Быстро время прошло, дни шальные растаяли вскоре,

и исчезли навек , словно сизый дымок, вдалеке.

Наш короткий роман приключился совсем не у моря,

он случился в приснившемся нам небольшом городке.