Виртуально Я

Публикации авторов самиздата. Новости, обсуждения, комментарии

Всем приятного времени суток! Надеюсь, что данная подборка вам понравится. Хочу оговориться сразу, что почти все произведения объемные и в объем данной рассылки не умещаются, поэтому если вас зацепило, а конце работы стоят ***, то концовку вы сможете прочитать,если перейдете на авторскую страницу.

Содержание выпуска.

1. Николай Углов. Ведьма.
2. Александр Ханин. Бесприютные Дети.
3. Юрий Тарасенко. История Эстер.
4. Антип Ушкин. Россия тормозит.
5. Николай Углов. "Детство в ГУЛАГе"
6. Марина Грехова.Самостоятельная жизнь.
7. Макс Роуд.Такая война.

Николай Углов. Ведьма.

Это случилось давно… Мы с братом учились в Пихтовской средней школы (я - в восьмом классе, он - в девятом) Новосибирской области и жили на квартире. До областного города – почти 200 километров, и до родного села Вдовино в верховьях речки Шегарки ещё ровно 50. Летом дорог почти не было – вода, грязь, болото и все грузы в верхние сёла Шегарки завозили в основном по зимняку. В районном селе, коим являлась Пихтовка, училось много ребят и девчат из десятка сёл вдоль реки (там были только школы – семилетки). Жить на квартире вчетвером (были ещё два парня с Пономарёвки – Муковкин и Пирогов) в тесной комнатушке с хозяевами (муж, жена) было очень тяжко и неудобно. Никаких письменных столов у нас не было, как сейчас у школьников (писали, читали на корточках, спали все четверо вповалку прямо на полу на телогрейках рядом с хозяйской койкой и т. д.). Мы с нетерпением ждали зимних каникул, чтобы пойти в своё село и насладиться долгожданным отдыхом. Чем ближе Новый год, тем нетерпеливее мы становились – считали дни и часы.

Двенадцать дней отдыха!

Все решили идти пешком домой завтра – 31 декабря. Всё – таки пятьдесят километров, да ещё трудная зимняя дорога, со всех сторон лес, ночью идти опасно! Закончили занятия 30 декабря около двух часов дня. Идём со школы с Костей Чадаевым. Был морозный, солнечный день. Наконец, завтра каникулы! Все наши разговоры и мысли только о доме, о родном Вдовино, о предстоящей встрече с родителями и друзьями. И, конечно же, Костя мечтает о встрече с Веркой Марченко, а я с Нинкой Суворовой. Всю жизнь по - хорошему завидовал Косте и Вере, пронесшими свою детскую любовь через всю жизнь, и ставшими впоследствии мужем и женой…

Идем, счастливые, болтаем. Вдруг Костя говорит:

- А что, Николай? Давай пойдём во Вдовино прямо сейчас? Не будем дожидаться завтрашнего дня. Я попрошу у своих хозяев (они друзья матери) пару хороших лыж - у них есть. И на лыжах мы быстро дойдём до Вдовино. Идёт?

Я, не думая, согласился! Как мы ошиблись! Что мы наделали?

Так вот, забежал домой, бросил сумку с книжками и не стал даже обедать. Крикнул Муковкину:

- Как придёт Шурка из школы, скажи, что я ушёл во Вдовино с Костей Чадаевым!

Муковкин опешил:

- Да ты что, сдурел? Мы даже в Пономарёвку не идём на ночь, а это же на двадцать километров ближе. А вы? Через два часа будет уже темно и похолодает ещё больше. А дорога там во многих местах переметена. Замёрзнуть, заблудиться хотите? И не думайте! Сколько там таких смелых и дурных помёрзло! А волки?

Но я и слышать не хотел. Там, на выезде из Пихтовки, наверное, меня уже ждёт с лыжами Костя. Я не могу подвести его! Кинулся из избы. На крыльцо в одной рубахе вдогонку выскочил Муковкин – в руках полбулки чёрного хлеба:

- На, возьми! Голодный же! Пригодится! Вспомнишь ещё меня! Хоть бы одел что – нибудь под штаны и рубаху из старой одежды! Ведь замёрзнешь же! Вот дурак упрямый! Куда спешишь? Ой, балда! Пропадёте!

Я схватил хлеб и спрятал его за пазуху…

Спасибо, родной товарищ! Этот хлеб спас нас! Без него, точно уж, мы бы не дошли, окоченели. Дай Бог Муковкину долгой жизни…

Встретил на выезде Костю Чадаева. Он только – что подошёл на лыжах. Я быстро привязал к пимам лыжи, и мы резво пошли по накатанной дороге.

Красное солнце уже садилось за дальние ели, мороз начал крепчать. Костя тоже не обедал, с собой захватил небольшой ломоть хлеба, который мы сразу же съели…

***

Александр Ханин. Бесприютные Дети.

…я просыпаюсь рано и не могу снова заснуть и долго лежу без сна в сером тусклом свете, мне зябко и я кутаюсь в спальник, и слышу, как по тенту щелкают капли дождя. Когда мне становится невмоготу так валяться, я напяливаю на себя старую камуфляжную куртку, лежащую в изголовье вместо подушки, нахожу в тамбуре сандалии, обуваюсь и выползаю из палатки. Я стою под ветвями ивы, возле сложенного из камней стола, и, обняв самого себя руками за плечи, покачиваюсь, зеваю, как кашалот и наблюдаю окружающую меня безрадостную картину. На небо страшно смотреть, чернющие дождевые тучи, похожие на клубы дыма летят вдоль побережья, да так быстро, что у меня начинает кружиться голова, зарядами сыпет мелкий дождик, ветви ив раскачиваются и гнутся под порывами ветра. На каменной столешнице стоят наши вчерашние грязные миски полные дождевой воды. Рядом лежит безобразно распухший рулон туалетной бумаги, два свечных огарка растеклись лужицами по камню. В грязи возле стола валяется Петькина тонкостенная кружка из нержавейки.

И тут я замечаю, что со мной рядом кто-то стоит. Я пугаюсь, говорю «ох», оглядываюсь и вижу Хому. Маленький, на полголовы ниже меня и легкий, словно буддийский старичок Хома стоит рядом, нахлобучив капюшон и спрятав руки в карманы коричневой старенькой ветровки.

- Похолодало, - жалуюсь я Хоме, - ночью циклон пришел, как и обещали. А у меня, пока мы вчера на Эчки-Даг лазили, тельняшку украли теплую.

- И еще банку тушенки и подсолнечное масло свистнули, - говорит Хома, - наверное, мимо проходили и взяли, что возле палаток лежало. Голодранцы из Лиськи, не иначе.

Он нагибается и поднимает из лужи Петькину кружку и ставит со стуком на стол донцем вверх.

- Миски с вечера не мытые… Свинство, аж противно… - бормочет под нос Хома.

Нахожу возле ивы пятилитровую пластиковую баклажку с водой и, свинтив крышку, пью из горлышка, стараясь при этом сильно не облиться.

- Дай и мне что ли хлебнуть, - просит Хома, и я передаю приятелю канистру, а сам вижу, как тамбур стоящей неподалеку от нашей с Хомой палатки разъезжается в стороны и из тамбура, согнувшись в три погибели, выбирается Петька. У него помятое со сна, хмурое лицо. Петька улыбается нам с Хомой кривой улыбкой и встает в полный рост, распрямляется, словно складной метр, и идет к столу, как на ходулях, пригибаясь, чтобы не задевать макушкой ивовые ветви. Петька высокий, по мне, так очень высокий – метр девяносто с копейками.

- Может, чай поставим? - спрашивает Петя, подходя ближе и склоняясь, нависая над нами.

- А может, лучше шмотки собрать и сразу пойти в кафе, - говорю я, - не охота мне под дождем с чаем заморачиваться.

***

Юрий Тарасенко. История Эстер.

По мотивам Библейской книги “Есфирь” (свитка “Эстер”)

Часть 1. Мидо-Персидское царство

Древним царством-государством

С вероломством и коварством

Начал править новый царь –

Всемогущий государь.

Страны древнего Востока

Вплоть до Индии далёкой

Были все покорены

И послушны и верны.

У царя Ахашвероша

Было всё: дворец хороший

И отличный блеск всего

От величия его,

И огромнейшее царство,

И несметные богатства,

Много пищи и вина

И красавица жена.

Царь на третий год правленья

Изъявил благоволенье –

Всех князей на пир позвал

И царице приказал,

Чтоб по-царски облачиться,

На приём к царю явиться

И гостей, уж так и быть,

Красотою удивить!

Но жена его на диво

Норовом была строптива.

Настояла на своём,

Не предстала пред царём.

Удручён таким сюжетом,

Царь разгневался при этом,

И пылающим огнём

Загорелась ярость в нём.

Он призвал князей Персидских

И ещё князей Мидийских,

Чтоб серьёзно обсудить,

Как с женою поступить.

И посыпались советы:

Чтоб её призвать к ответу,

Чтоб другие жёны впредь

Не могли бы так посметь

Над мужьями поглумиться

И на вызов не явиться,

Чтоб законы соблюсти

И урок преподнести,

Чтоб такого огорченья

И такого униженья

От царицы не сносить,

Её надо заменить!

И, приняв решенье срочно,

Царь отправил полномочных

Во все области скакать,

Молодых девиц искать,

Привезти их всех в столицу,

Чтобы выбрал он девицу,

Чтоб была царю подстать,

Чтобы ей царицей стать!

***

Антип Ушкин. Россия тормозит.

- - - - - - - - - - - - - «усилия России позволили затормозить

- - - - - - - - - - - - - глобальное потепление планеты» (Путин)

- - - - - - - - - - - - - «ой, мороз, мороз...» (песня)

на мир тепло идёт войною,

оно (как Гитлер) всем грозит!

кто супостата остановит?

кто сатану затормозит?

----

кто даст теплу по гнусной роже,

чтоб искры сыпались из глаз?..

тут двух ответов быть не может,

ответ один: «Россия - даст!»

----

Россия дать отпор умеет

и это все должны учесть,

мир никогда не потеплеет,

пока Россия в мире есть!

----

спасёт убогую планету

Россия от любого зла,

и кто придёт с теплом в мир этот,

тот и погибнет от тепла!

----

таков наш крест, судьба такая:

как только миру враг грозит,

Россия вмиг с печи слезает

и начинает... тормозить

----

Россия вновь затормозила,

вложив в проект глобальный сей

весь газ и дух, всю нефть и силу,

всех раков, щук и лебедей

----

***

Николай Углов. "Детство в ГУЛАГе" гл. №1

Детство в Кисловодске

Дом, в котором я родился, находится на краю города Кисловодска в конце улицы Революции. Он и сейчас носит №116 - просто удивительно! Маленький приземистый домик с подвалом построил бедный казак дед Филипп до революции из камня, который ломал близ горы Кабан и возил на тачке. По этой улице в девятнадцатом году уходили в горы красноармейцы, отступая под напором белоказаков. Голодные, оборванные, злые, с воспалёнными глазами, они медленно шли по улице (раненые на бричках) в сторону горы Кабан, чтобы, перевалив через Юцу, соединиться с нашими в Нальчике. По этой же улице через некоторое время ворвались на конях в город уже весёлые, шумливые, разгорячённые короткой схваткой на Белой речке красноармейцы. И с тех пор улица стала называться именем Революции. Забегая вперёд, скажу, что и в 1942 году по этой улице отступали в горы небольшие части Красной армии, когда им немцы отрезали путь на Минводы.

В предвоенные годы мать работала санитаркой в санатории, а отец здесь же десятником. К санаторию пристраивали большой шестигранный корпус, прозванный в народе «гайкой». Часто приезжал на строительство сам Орджоникидзе (его именем и назвали впоследствии санаторий). Строительство санатория начали 1 апреля 1936г., а первых отдыхающих приняли уже в 1938г. Мать и отец работали много, задерживались, и нашим воспитанием занималась строгая бабушка Капитолина. Мы с братом Шуркой и сестрёнкой Валей целыми днями играли, лезли, куда не следует, дрались и бабушка постоянно разнимала нас, шлёпала, ничего не разрешала трогать, никуда не пускала и т. д. Вечером приходил отец, сажал меня на шею, я ему рассказывал « о проделках бабки», и мы шли в сад (а он у нас был большой), где отец угощал меня чем – нибудь вкусным. В то время в садах у всех росли и прекрасно плодоносили крупные персики, абрикосы, груши, яблоки, вишни, черешня и французские сливы - сейчас и в помине нет такого. Или мелкота, или совсем перестали родиться отменные фрукты. Бабушка Капитолина часто уходила в горы собирать кизяки - сухие коровьи « лепёшки». Коров держали почти в каждом дворе и кизяками тогда топили печи, т. к. дрова и тем более уголь были в страшном дефиците. Летом она собирала в горах всевозможные травы, осенью - шиповник и боярышник. Как только бабушка уходила в горы, отец сразу покупал нам мёд или халву и мы все пировали. Но всё - таки мы все однажды «попались» бабке, она кричала на весь двор на отца и мать:

- Сладкоеды! Ну, вы – то бы, взрослые, постыдились! В доме ни гроша!

Отец и мать побаивались Капитолины и молчали. Баба Капитолина была просто влюблена в горы. Она уходила на весь день и потом часто рассказывала, как хорошо в горах. Там была уйма цветов, перепелов и змей. Она ходила в горах и стучала, шуршала палкой впереди себя, отпугивая змей. Ей постоянно встречались охотники, обвешанные, как пулемётными лентами, десятками перепёлок. Наш сосед Старков косил сено для коровы, бычков и двух ослов на горе Кабан. Он рассказывал:

- Какая красотища в горах! Трава выше пояса, родники, тучи перепелов. Утром начинаю ворошить сено – выползают десятки чёрных и серых гадюк. А в распадках все деревья облеплены коричневыми майскими жуками. Как гроздья винограда! Тряхнёшь дерево – они как град на голову посыпятся!

Практически в каждом саду кисловодчан выращивались вкуснейшие огромные помидоры и маленькие «пупыри - огурцы», которые солили на зиму бочками. А сейчас попробуйте вырастить такие овощи! Крупные обильные фрукты, экологически чистые помидоры, огурцы, великолепные цветы, перепела, змеи, майские жуки - где это сейчас? Нет их, потому что сейчас ужасная экология от незакрытых урановых разработок в районе города Лермонтова, химкомбинатов Невинномысска и Будённовска (нас гробят «кислые дожди»), а также от десятков тысяч автомашин. Колорадский жук, клещи, тля, другие вредители - даже комары появились в Кисловодске! А амброзия и ядовитый барщевник в курортном парке и окрестностях? От них у детей и взрослых бывают ожоги и нарывы! Вся эта гадость от деятельности человека. Мы сгубили природу!

Подолгу и часто у нас бывали в гостях две другие бабушки Оля и Фрося - сёстры Капитолины. Они жили вдвоём в станице Каменномосткой и, кроме нас, у них никого не было. Всегда привозили нам, ребятне, много всяческих гостинцев, подарков. Бабушка Оля привозила всегда дары леса: вкусные шишки, орехи, лесные груши - дички и яблоки. Всё это она собирала в лесах Кабарды. А баба Фрося приезжала всегда румяная, весёлая и с шутками, прибаутками развязывала мешок и выпускала живых, нарядных и красивых петухов и кур. Цветастые крупные петухи, встряхнувшись, начинали громко кукарекать, приводя нас в неописуемый восторг. Постепенно у нас образовалась группа из 15 – 20 птиц, которые проживали в сарайчике, сделанном отцом для них в саду и на которых мы любовались часами. Мать часто просила бабу Капитолину зарезать одного - двух петушков, но скуповатая бабушка всё откладывала это мероприятие. Как – то ночью мы проснулись от стука и крика и выскочили на остеклённую веранду. Баба Капитолина, полураздетая, открыв форточку, стучала по полу кочергой и громко кричала в сад:

- Володя, да проснись же! Воры! Бери ружьё! Стреляй!

Мы все трое детей, дрожа от страха и озноба, тоже барабанили ладошками по стёклам и громко кричали по совету бабушки, зовя отца и мать, хотя прекрасно знали, что они ещё вчера уехали к бабушке Оле и Фросе. В саду орудовали неясные тени, кудахтали куры и басовито «матерились» наши великолепные петухи, исчезая в мешках воров, не обращавших никакого внимания на угрозы бабки Капитолины. Воры, как я теперь понимаю, были местные соседи и прекрасно знали, что никакого ружья у нас нет, а отец уехал. Так мы распрощались с красивыми петушками и долго сожалели и плакали об их судьбе. А бабушка ворчала:

- Проклятые воры! Чтобы они обосрались! Дура я, дура! Лучше бы лапши детям из петушков наварила!

В Кисловодске в то время проживало 35 – 40 тыс. человек, не было практически асфальтированных дорог, не ходили автобусы, не было больших зданий (только несколько санаториев), люди проживали только в частном секторе. Городок был небольшой, уютный, море зелени и цветов, на улицах не было автомобилей, люди ходили пешком, а грузы перевозились на лошадях и осликах. Паровозы, приходящие на железнодорожный вокзал в центре города, разворачивали в обратную сторону вручную по рельсам на большом круге (там, где сейчас привокзальная площадь). В своё время город начинал строиться с горы Пикет, где стояли казаки. Вниз от Пикета начиналась старая часть города, где проживали русские и грузины, а вверху над этой частью города - армяне (сейчас « Армянский посёлок»). Дальше - западнее был район Изрюм (сейчас Бермамыт; жили кабардинцы и карачаевцы), внизу Центр, на въезде - станица Минутка (жили казаки), на востоке Будённовка (жили, так называемые, «опоимцы») и в северо - западной части города Попова Доля (жили, в просторечье, « мужики»).

Сразу же за нашей улицей через гору находилась широкая безлесная долина или балка, которая называлась Свиной (сейчас там кладбище). В этой балке была городская свалка, и всегда там находилось много свиней, ковырявшихся в мусоре. А тогда свиней выращивали практически в каждом дворе. На склонах балки мы с отцом часто корчевали пни на растопку. Лес находился в самом углу балки (его запрещали рубить, но всё равно тайком вырубались все окрестные леса вокруг Кисловодска), где среди скал протекал ручей, а где - то в пещере там жил медведь. Так пугал меня отец, чтобы я не ходил туда. Как – то я стоял на склоне горы (мы забрались высоко в гору под самый лес), наблюдая, как ловко отец корчует пень и вдруг страшный и неожиданный удар в спину опрокинул меня. Я дико заорал от боли и страха, а отец в несколько прыжков был возле меня, поднял, успокоил, и здорово огрел хворостиной чёрного козла, который, оказывается, шёл во главе стада по своей тропинке, на которой я стоял. Мать наша была семнадцатой в семье и единственным выжившим ребёнком (вот какая тогда была смертность среди детей!). Она была очень красивая женщина, но прихрамывала с детства на одну ногу. Несмотря на это, отец её очень любил и дорожил ею. Отец очень любил ходить на парады, демонстрации. В одной руке он держит флаг, в другой меня. Весь светлый, в белой рубахе с высоким воротником, понизу яркой, навыпуск, подпоясанный тесёмкой, белые брюки, парусиновые туфли - он идёт и громко поёт:

- Широка, страна моя родная!…

Я визжу от восторга и счастья, что – то кричу и машу руками, возбуждаюсь до предела и тяну отца, требуя ещё пройти перед трибуной. Вечерами отец, читая газеты, с тревогой говорил о какой – то Германии и войне, но ни мать, ни баба Капитолина не поддерживали разговоров о международных событиях. Но когда приезжали из Георгиевска три отцовых брата - Иван, Пётр и Василий, то разговоров о политике хватало за полночь. Иван, Пётр были такие же высокие, как отец, а дядя Вася был ниже их на полголовы, но также похож на братьев. Все они усаживались в саду за столом, мы забирались к ним на колени и любили слушать их бесконечные споры о международном положении Советской страны.

- Ну, понесло теперь до утра, дипломаты!

- ворчала баба Капитолина, притаскивая в сад огромный самовар. Ничего крепче чая братья никогда не пили. Финляндия, Прибалтика, Бессарабия, Япония, Польша, Западная Белоруссия и Украина, Сталин и Гитлер - я постоянно слышал эти слова. Самый рассудительный и старший из братьев Иван часто говорил:

- Небольшая наша война уже идёт и на Западе и на Востоке. Но это только цветочки. Боюсь, ребятки, и нам придётся воевать. Скорее всего, с Англией. Но и Германия, хоть мы и заключили с ней мирный договор, ненадёжна. Она может и с Англией заключить договор против нас и это будет ужасная война! Впереди Советский Союз ждёт страшное испытание! Дай Бог, нам всё это выдержать и выжить.

Все замолкали, и было страшно от этих слов. Последующие события показали, что Иван был близок к истине.

Отец накупил мне большое количество оловянных солдат, четыре зенитных пушки, по два самолёта, танка и пулемёта. С тех пор военные баталии занимали меня часами.

- Петька, бей из пулемёта! Справа конница! Заходи сзади! Петька, бомбят! Держись! -

- крик стоял в комнате во время сражений. Я мог, выдумывая варианты, часами самозабвенно играть один со своим выдуманным главным напарником - Петькой.

В то время практически не было никаких средств информации (интернета, телевидения, радио, телефонов, а газеты выписывали единицы) и поэтому основным источником новостей был… базар. Там люди обменивались новостями, прислушивались к грамотным и знающим людям, а потом «разносили» всё это по домам. Базар в Кисловодске находился в районе улицы Кольцова, Подгорной. Там сейчас стоит большой дом. На базар приезжали со всех сёл. Торговали скотиной, лошадьми, ослами, свиньями, птицей, зерном, картофелем и овощами. А из соседних аулов приходили парни - карачаевцы наниматься копать огороды, косить сено, выполнять хозработы горожанам. Это был своеобразный рынок труда. Стоят, сидят, лежат на соломе ребята (в основном почти всегда босые), а на бирках на груди и на пятках мелом, углём нарисована цифра – это цена за сотку вскапывания земли, косьбы, сгребания, копнения и т. д. Всё это мне рассказывали бабушки.

***

Марина Грехова.Самостоятельная жизнь.

Они были прекрасной парой. Еще в детстве познакомились и не расставались никогда. Когда выросли и стали на ноги – поженились. Очень любили друг друга, так, что иногда каждому казалось, что он лишь отражение другого. Тогда их, бывало, охватывало странное чувство, что они актеры, которыми играет роль его половинка.

-Я люблю тебя!

-Я люблю тебя!

-Ты – это я!

-Я – это ты!

-Меня нет, есть ты, а я всего лишь твое создание, твое отражение, я – это ты, без тебя я не живу. Я есть только пока есть ты.

Через всю долгую свою жизнь они пронесли такую любовь. Они жили долго и счастливо и умерли в один день.

В момент их смерти Высшая сущность на орбите их мира, довольно потерла щупальца, на концах которых раньше были закреплены»он» и «она». Сущность была удовлетворена: она хорошо сыграла роли этих двух жизней. В момент , когда на Земле их жизнь должна была подойти к логическому концу, сущность позволила шарикам-сознаниям, крепившимся раньше на ее щупальцах и бывших ее продолжениями, оторваться и получить самостоятельную Жизнь.

Он и она уходили бок о бок, неотрывно глядя друг в друга:

-Я люблю тебя!

-Я люблю тебя!

Но впервые они чувствовали себя не половинками, которыми кто-то играет.

Их ждали новые миры и их общий дом, к которому Высшее Я направило влюбленных в посмертии жизни прожитой на Земле.

Макс Роуд.Такая война.

В эти августовские дни 1944 года в воздухе стояла непривычная тишина. Две огромные армии, непрерывно грызшие друг друга в течение многих недель, теперь остановились, чтобы перегруппироваться. Немцы медленно отступали из на запад, а русские, непрерывно терзавшие их всё новыми и новыми ударами, подводили свежие силы. Львовско-Сандомирская операция вот-вот должна была подойти к своей решающей фазе.

Черная ночь казалась спокойной и безмятежной, и экипаж танка Pz VI "Тигр» спал глубоким сном в чреве своей могучей машины. По данным разведки, в непосредственной близости не было русских частей, а значит, опасность невелика. Глубокая маскировка танка, абсолютно незаметного в стоге сена, также добавляла уверенности, и впервые за долгое время они отдыхали относительно спокойно. Командир, оберштурмфюрер Юрген Ройтер, исходя из маловероятности скорого появления противника и важности предстоящей задачи, на этот раз даже не выставил никого в караул. Усталый солдат — плохой солдат, а смерть... от судьбы не уйдёшь. Их батальон отступил, в то время как они остались в качестве заслона, а также для создания впечатления присутствия германских частей на данном плацдарме.

Экипаж далеко не в первый раз находился в подобной ситуации, успешно справляясь с самыми сложными задачами. Трое из них - сам Юрген, механик-водитель Марк Шафер и наводчик Франц Благник, были вместе с 1940 года. Их корпус тогда одним махом прошел всю Францию и Голландию, остановившись только в Дюнкерке. Начав войну на Pz III, они последовательно перешли на Pz IV, и теперь воевали на грозном «Тигре», числясь одним из лучших экипажей в своем батальоне. Только два раза, в самом начале 1942 года, а также летом 43-го, они были подбиты, но оба раза экипаж уцелел, несмотря на потерю машин. И вот теперь эти трое, а также заряжающий Йозеф Баум и стрелок-радист Гюнтер Хубервальд, должны были выполнить нелегкую задачу по мифической обороне дороги, проходящей возле опушки леса, близ которого они и стояли.

Прятаться было не надо, а наоборот, надо постараться навести как больше шума. Батальон узнает, что противник начал наступление и сможет лучше подготовиться. Камуфляж танка в стогу — лишь прикрытие, обеспечивающее на стоянке маскировку от самолётов или других неожиданностей. Если пойдут русские танки, то два-три выстрела ещё можно успеть произвести, но затем неподвижная цель стала бы для них лёгкой добычей. Успех танка в бою — манёвр, а манёвр - это чутьё командира, слаженная работа экипажа и мощь двигателя, дающего возможность быстрой смены позиции. Но это танки, а если по дороге пойдёт пехота или просто моторизованные части... что же, в бою даже против одного «Тигра» им не позавидуешь.

Ранним утром, Марк, проснувшийся первым, первым делом протёр запотевшее стекло своего смотрового прибора и посмотрел наружу: яркое утреннее солнце, уже поднявшееся в абсолютно безоблачном небе, залило своим светом природу, где сейчас ничто не напоминало о жестокой войне. Пустая дорога, лес, за которым приютилась маленькая деревенька, поля вокруг — всё это было видно хорошо и чётко. Движения, что было важнее всего, нигде не наблюдалось.

- Ребята, просыпаемся! - оторвав взгляд от эпископа, Марк не спеша потянулся. - Уже половина шестого!

- У тебя половина шестого? - глубоко зевнув, спросил Гюнтер, сидевший рядом на месте стрелка-радиста.

- Нет, - Марк сделал вид, что не обратил внимания на его шутку. - У всех!

- А у меня как раз нет! - сверху раздался голос Франца. - Не обобщай, друг - мои часы показывают на полдень!

Громкий зал хохота, раздавшегося со всех сторон, показал, что теперь весь экипаж проснулся. Вволю насмеявшись, командир протёр стекла вращающейся смотровой башенки и осмотрелся вокруг.

- Вокруг никого! - сказал он. - Только сзади на горизонте есть пыль.

- Там ведь наши? - спросил Франц.

Юрген кивнул:

- Да. Если до десяти ничего не изменится, то будем оттягиваться назад. Стоять здесь весь день не имеет смысла — это будет означать, что русские просто обошли нас с других сторон. Гюнтер, вызови штандартенфюрера!

***