Виртуально Я

Публикации авторов самиздата. Новости, обсуждения, комментарии

Всех с первым днем весны.

Содержание выпуска.

1. Иван Гладких. Юбилейное хокку.
2. Надежда Камзулина. Тоска...
3. Николай Зубец. Звонок прокурору.
4. Николай Тимохин. Снова школа снится мне и класс...
5. Николай Манацков. Никель Мурманский.
6. Макс Роуд. Монологи машины 4. Опель Кадет Е
7. Николай Углов. Весна.

Иван Гладких. Юбилейное хокку.

Тает на солнце

Мой тридцать первый февраль.

Весело. Грустно.

Надежда Камзулина. Тоска...

Рояль в кустах... Играет где-то...

Сирень склоняется от ветра,

Переполняет дух свобода,

Ах, как изменчива природа!

Там спит за горизонтом лето

В лучах сферического спектра.

И тут вступает клавесин...

Я на распутье, я один...

Бреду по горизонту где-то...

Ни откровений, ни обид,

В толпе я словно сталактит.

Тоска... Безликий исполин,

Моя пустынная планета.

И затихает клавесин...

Как душен мир немых картин!

Я потерялся в мире этом,

Блуждая в зеркалах витрин,

Я задыхаюсь без причин...

Зачем терзаешь ты поэта?

Прошу, играй мне клавесин.

Николай Зубец. Звонок прокурору.

«Вами прокурор интересуется», – сообщил мне по телефону редактор районной газеты, где иногда я помещал свои рассказы. Не так в рассказах что-то или вообще? Дел никаких пока что не имел с прокуратурой. Редактор добавляет: «Он телефон для вас оставил – обязательно позвоните». Я записал, звонить не торопился. Да, прокурор района… Однако…

В рассказах вроде ничего такого. Да безобидные они, всё больше про колхозы, гоняли по которым. Не я гонял ведь, а меня! Но про них почему-то охотнее пишется. Молодость там! Там просторы и воля. Да, гоняли, но всё-таки – воля! Без надоевшего начальства, без особых забот, без семейных каких-то заданий. Но самое главное – молодость. Почему же ещё – мне скажите – воевавшие любят войну вспоминать?

Вспоминаю, пишу. Вот, посевная в Синих Липягах. Названье каково! В воронежских краях оно ещё и нарицательное для всякой глухомани. Село, в самом деле, от трасс в стороне, но не маленькое – целых два там колхоза тогда, раньше было аж три, говорят. Нас человек десять – научные сотрудники из университета, которых партийная власть сумела забрить в трактористы. Старшим был Николай – статный бородач, любитель попеть под гитару и весельчак. С ним везде хорошо – бывают искристые люди. Самый младший – кавказец Артур – лаборант, он ещё первокурсник юрфака, вечерник. Маленький, щупленький. Меня в первый день удивил – спросил, как я, научный сотрудник, поехал в старой, несолидной куртке. Пожурил вроде. Сам был одет в дорогую кожаную – сразу видно, что впервые в механизаторах.

Трактористов не хватало, нас запрягли по графику, который, наверно, и на каторге не снился никому: 12 часов работы, 6 часов отдыха и снова так, и снова. Один парнишка утомился так, что ночью в общаге вскочил с криком страшным, всех разбудив, и дёргал кровать за грядушку, вроде как тракторные рычаги – ему приснилось, что свалится вот-вот в овраг. Да, многие поля там окаймляются оврагами, опасно ночами работать. Но, как везде, суровость строгих норм, хоть и направленных на высшие, благие цели, должна уравновешиваться чем-то. Здесь – тем, что нет почти контроля, мы вскоре поняли.

Нас разобщили сразу, развели по сменам, только выход на работу каждый сам не пропустить старался. Но я заметил, что неопытный Артурчик почти всё время отирается в общаге или в своей нарядной куртке ходит по селу.

– Когда тебе на смену? – спрашиваю.

– А у меня выходной.

Какой к чёрту выходной? Мы толком и поспать не можем. Он с председателем договорился. Ну, ладно – умеет, значит. Так на тракторе его и не видел.

Колхозная власть отчиталась, конечно, что весь парк тракторов задействован полностью. Для них – это самое главное. Но польза этой каторги невелика была. Мы – загнанные лошади. Минуты нет по-настоящему вглядеться в красоту вокруг. Гектары, рычаги, не опоздать на смену! Вот, я весь день с 8 и до 8 тружусь, отдыхаю до 2 ночи, и сонным снова вкалывать аж до 2-х дня! Но нет фактически контроля никакого – только в мехотряде при получении трактора. Ну, новое поле ещё покажут. Вот, чувствую, засну. Подъеду к лесочку и сплю до утра в грохочущем тракторе.

Просыпаюсь на рассвете в кабине монстра гусеничного, смотрю – солярка на исходе, а мне ещё пахать, пахать. Плуг отцепил и погнал налегке на заправку, очень резво погнал, чтобы сон улетучился. Уже почти у мехотряда как подпрыгнул тяжёлый трактор на большущем ухабе! Мне понравилось. Ведь, вообще-то, я мотоциклист, любил на Яве всякие аттракционы. Порхающий трактор! Развернулся и с обратной стороны на этот ухаб ещё посильней разогнался – мощный кайф! Пару раз покаскадировал – душу отвёл. В безлюдном отряде заливаю солярку, откуда-то подходит сторож, интересуется, чего это я там крутился и рыкал мотором. Регулировал, – говорю, – двигатель. Недоверчиво смотрит, да и бог с ним. А вечером перед новой сменой на минуточку в клуб заскочил. Разок потанцевать успел! Вижу, вывешивается стенгазета, у неё молодёжь местная сгрудилась. Во весь лист нарисован трактор с ангельскими крылышками, растущими из гусениц, а в тексте моя фамилия врезается в глаза. Оперативно работают пропагандисты, только, вот, в поле кроме наших почти никого!

Между прочим, именно там, в Липягах этих Синих, впервые пришлись по душе мне частушки. Раньше слыхивал их в исполненье старух нарумяненных. А залихватские частушки так мощно пробирают именно, когда их молодые красивые девчата задорно и провокационно с пританцовкой выдают! Но некогда девчатами заняться. Лишь наш красавец бригадир смог изловчиться при этой каторге и даже спать в общагу не всегда являлся.

И вот, вспахали всё, прокультивировали, а сев уже без нас ведут. Расчёт. Не разбогатеть, конечно, но мы и не рассчитывали очень. Заминка – в кассе нет наличности, мы ждём. Собрали рюкзаки, сидим в правлении. Нет среди нас уж юного Артура – он ничего не заработал, даже должен за еду остался, но с помощью дипломатичного нашего бригадира как-то всё урегулировал, ждать ему нечего.

Вот, всё – ушёл и последний автобус. И ровно в этот час колхозному экономисту приходит мысль, что деньги можно и занять у продавщицы в магазине – все там прекрасно знают всех. Потом уже понял, что это был, скорей всего, отлаженный манёвр увеличения дохода торговой точки. Действительно, ещё не вечер, нам делать нечего, получены деньжата – какая мысль сама собой приходит в голову сплочённой группе мужиков? Клич брошен, скинулись.

А раз мы не уехали по их вине, должны нас покормить? Столовая и не закрылась почему-то. Конечно, просим соорудить прощальный ужин в общаге прямо. В одном же здании, да и начальство общее. Они упёрлись – мы знаем, дескать, чем это всё кончается.

– Чем же?

– А вы не понимаете? Наверняка уже бутылок нанесли.

– Ну, выпьем немножко… Вкалывали ведь у вас.

– Мы это знаем, проходили – побьёте всю посуду, всё, извините, заблюёте и изгадите. Мы и постельное бельё уже забрали – спите на матрасах.

Протест! К нам было хоть однажды замечанье? Мы ж культурные люди. Кто тут безобразничал у вас? Это, наверно, были всякие алкаши с заводов. А мы из у-ни-вер-си-те-та! Из самого научного центра всего Центрального Черноземья! Мы – научные сотрудники! Мы, если и выпьем, то чуть-чуть совсем, из уваженья просто к Синим Липягам, уж мы себя вести умеем. Как можете нас сравнивать со всякой пьянью! И на голых матрасах спать не собираемся! Будем жаловаться в обком партии, как обращаются с механизаторами из государственного университета!

Они посовещались и всё же накрывают длинный стол нам прямо в нашей комнате. Тут, несомненно, роль сыграло и обаянье бригадира – он просто завораживал колхозных дам. Белую скатерть приносят и вилки кладут какие-то другие по всем банкетным правилам, расставляют бокалы. Постели застелили заново. Явили уваженье к культурным людям.

Торжественность! Бригадир держит речь. Ребята тосты изрекают. Но вот, Николай извиняется, что должен покинуть нас – девушку вспомнил. И очень патетично власть мне передаёт. Отдал бразды правления застольем!

Вообще, я пьянки никогда не затевал, а чаще даже не участвовал. Но здесь, в разгар мероприятья, так неожиданно для самого себя, как будто бы под управленьем высшей неодолимой силы, стал действовать согласно ситуации. Оглядел ряды полупустых бутылок и заявил:

– Есть предложение, уважаемые коллеги, – по трояку собрать!

О, как же не люблю я коллективные поборы! Но здесь я лично обличён! Кто возразит? Засуетились все, и добровольцы вызвались сходить. Как же легко подбить народ на скверные дела! Особенно легко, когда ты – хоть какая власть. Уже не вспомнить тостов, тем более речей, хотя они касались, несомненно, достойных мировых проблем, но только помню я, как чаще всё вставал, слегка уже качаясь, и заявлял, что снова поступило предложенье. Вот парадокс колхозный и, может быть, всеобщий – в делах сомнительных неясные, туманные команды как раз приводят к чётким и конкретным воплощеньям.

Но тут закрылся почему-то магазин, нас это просто возмутило. А за столом уже немало неведомо откуда взявшихся друзей из местных, которые дом продавщицы знают. Прекрасно как, что все кругом друзья!

Меня вдруг посетила и мудрая идея – распорядился всем денег на автобус отсчитать и отложить отдельно. Вот только тут себя и похвалю! Финансы таяли.

Потом и продавщица перестала дверь нашим открывать. Но верные товарищи, которых видели впервые в жизни, любезно вызвались найти нам самогон.

Вот, дальше помню плохо. Куда-то мы ходили. Потом мне рассказали, что была и драка. Кого-то из воронежцев обидели на танцах, мы там порядок сразу навели, но, хоть убей, не помню ничего, хотя, как говорят, и там руководил.

Проснулся, хватаюсь за часы – минут пятнадцать остаётся до автобуса. Кричу: «Подъём!» Как получилось, что лежу одетым на кровати бригадира, причём своими кирзачами прямо на подушке белоснежной?! Ребята спят, кто на полу, кто под кроватью. А Николая нет. Что с головой? Как будто я кружусь на карусели! Ору, толкаю всех. Загажен пол, наполовину скатерть съехала. Под ногами осколки посуды, еда затоптана, катаются бутылки. Бррррр!

Ребята повскакали. Хватаем рюкзаки и мчим к автобусу. Навстречу Николай – его рюкзак, конечно, захватили. Общагу так и бросили открытой.

Я думаю, что долго не забудут в Синих Липягах ребят научных! Но жалоб после не было – мы, видимо, не очень далеко ушли от общей массы.

Увы, не довелось нам оценить всю прелесть этих мест. Коварные овраги в свете фар засели только в памяти. Потом уже слыхал, что липягами называют красивые лесочки на пригорках, которые издалека на фоне горизонта синеют нежно в дымке. Что делать, придётся съездить – посмотреть!

Вы спросите, а что же с прокурором. Откладывал долго непонятный звонок. Районный прокурор, как оказалось, прочитал в газете парочку рассказов и… вспомнил ту поездку! Да, в Липяги! И лично пожелал дать отзыв!

Тот самый маленький Артурчик в куртке кожаной! Юрфак окончил, приглашает в гости. Уж он-то что запомнил в Синих Липягах? Однако… Ещё повесткой вызвал бы!

Николай Тимохин. Снова школа снится мне и класс...

Снова школа снится мне и класс.

Как стою я с мелом у доски.

Смотрят на меня десятки глаз -

Ни одной нет поднятой руки!

Надо мне успеть до перемены

Объяснить всем новое заданье.

Чтоб узнали дети знаний цену,

А потом и тайны мирозданья.

В школе не работаю уже.

От того так грустно на душе.

Помню я, что каждый ученик

С уваженьем звал меня - «Ник Ник».

Николай Манацков. Никель Мурманский.

Где зимой бесконечные ночи,

В заполярной седой стороне,

Затерялся посёлок рабочий,

Что так часто мне снится во сне.

Приютился у самой границы

Среди сопок, сияний и вьюг -

Мне пора бы туда возвратиться

Замыкая свой жизненный круг.

Всё отчётливей слышатся клики

Сквозь года, сквозь метель и пургу

Это снова зовёт меня Никель -

Городок, что забыть не могу.

Это снова зовёт меня Никель -

В край, который забыть не смогу.

Я надеюсь однажды приехать

И по улицам тихим пройтись,

Вот и школа, как главная веха

На пути, называемом жизнь.

Отложить бы дела и до срока

Хоть на миг возвратиться домой,

В город детства, родной и далёкий

И навеки единственный мой.

Всё мне снятся знакомые лики,

Тех, кто там, на другом берегу,

И как прежде зовёт меня Никель

Городок, что забыть не могу.

Ты как прежде зовёшь меня Никель

В край, который забыть не смогу.

Макс Роуд. Монологи машины 4. Опель Кадет Е

Опель был бы худшей машиной, если бы не Форд.

Продай Опель — купи машину!

Каждая машина однажды станет Опелем.

Опель не теряет масло — он метит территорию.

Не было бы Опелей — не появились бы автосервисы.

Если тихо-тихо сидеть в Опеле, то можно услышать, как он гниет.

Как вам нравятся подобные перлы, господа?! А знаете, кто в основном сочиняет и повторяет подобное? Неужели владельцы Mercedes-Benz, BMW, Volvo, Cadillac, Land Rover? Или вы думаете, что так говорят обладатели и почитатели прочих марок? А вот и нет! В основном эти слова повторяют те, кому никогда не хватит денег на новый Opel, или сами наши владельцы, которые имеют право подшутить над своим любимцем. Конечно, вне всякого сомнения, из любого правила есть исключения, но на то они и исключения, что единичны и не шибко важны.

Ну вот, а теперь, когда с первым вопросом немножко разобрались, позвольте наконец-то представиться: Опель Кадет Е. Я первый из всего нашего благородного семейства, который удостоился высокого звания «Автомобиль года». Произошло это в 1985 году, то есть через 87 лет после начала производства автомобилей под маркой OPEL, и на двадцатый год после учреждения вышеозначенного конкурса. Я выиграл у всех остальных претендентов за явным преимуществом, а всего моих братьев и сестёр было сделано 3 миллиона 780 тысяч штук и очень долгое время я был самым востребованным автомобилем Старого Света. А в целом, я — одна из самых массовых моделей в мире.

Кстати, знаете ли вы, что является главным критерием при выборе автомобиля на звание «Автомобиль года»? Нет, вовсе не марка, размер или внешний вид. Главное — это сочетание практичности, современности и цены. Основной потребитель должен иметь возможность купить понравившуюся машину, а не смотреть на неё с завистью. Я ещё раз повторюсь, что у любого правила встречаются исключения, но не суть важно - не придирайтесь, «большеголовые» диванные умники с худым кошельком.

А теперь позвольте похвалиться ещё одни своим достижением. Я единственный автомобиль, который (если не считать совсем отдельных уникумов, вроде FIAT 124 или VW Beetle), продержался на конвейере более 30 лет. Да-да, всем известная Daewoo Nexia - моя прямая реинкарнация, а значит, ещё более полумиллиона машин к моему славному семейству. Кстати, и сама Нексия это рестайлинг Daewoo Racer, а Racer – это вообще я сам в чистом виде, без примесей. Разве может плохая машина добиться подобного? То-то! Потребитель собственным кошельком решает, кто навеки встаёт на постамент, а кто тихо уходит в небытие, и даже гордое звание «Автомобиль года» не всегда имеет значение. NSU Ro, Simca 1307, Talbot Horizon — лучший тому пример. Их никто не знает и не помнит, а я, даже спустя 30 лет, ещё вовсю гоняю по дорогам не только Европы, но и всего мира. Также с хитрой улыбкой подскажу, что Volkswagen Golf - мой одноклассник, великолепный и достойный конкурент, получил премию лишь через семь лет после меня!

Смотрите, какой я красавец: 3- и 5 — дверный универсал, 3- и 5 дверный хэтчбэк, 4-дверный седан, кабриолет и даже фургон! Представляете?! На моей базе делали стильный кабриолет и утилитарный фургон! Вот так-то! Двигатели бензиновые и дизельные, карбюраторные и инжекторные, мощность от 55 до 150 л.с, КПП — механика или автомат, а уж про багажник седана в 550 литров и великолепную подвеску вообще не стоит говорить. Меня покупали в подарок девушкам, чтобы они ездили по дорогам французской Ривьеры и, одновременно, суровые альпийские фермеры, чтобы возить на рынок овощи. Вот это называется истинная народная популярность!

Да, были и пробелы, но у кого их не бывает?! Невысокая коррозийная стойкость кузова, небогатый салон и простые детали отделки, отсутствие гидроусилителя. Ну так, господа, вы не бизнес-люкс-седан покупаете! Каждому своё, как говорится. Да и вообще, смотря с чем и как сравнивать. Потребитель проголосовал кошельком, а время рассудило — тут уже спорить не о чем. Я — не великая, но сверхудачная машина. Небольшая, но удобная и вместительная. Некрасивая, но очень симпатичная и запоминающаяся. Надежная, недорогая и технологичная. А самое главное — всегда очень и очень любимая своими владельцами.

Николай Углов. Весна.

Наступила красная весна, обдала теплом землю, растопила последние остатки снега, набухла верба, зачернела, зажирела земля. Сразу за изгородью нашего огорода находились залитые водой кочки – место обитания бесчисленных лягушек. Хор лягушек не давал покоя ни днём, ни ночью. По ночам чуткая мать ворочалась, просыпалась, ворчала и ругалась до тех пор, пока недовольный отчим вставал, если не был пьяным, и уходил усмирять разбушевавшиеся свадебные трели лягушечьего племени. Да надолго ли? Чуть захрапел отчим - лягушки с ещё большей силой начинали радоваться своему болоту и благодатной жизни. Бывало, сядешь на изгородь, возьмёшь рогатку и начинаешь целиться в резвящихся лягушек. Густая крупная икра плавает между кочками, а сами лягушки прыгают в тёплой воде. Надуют два белых пузыря на голове, и начинается концерт! Благодать, условия идеальные! Комаров, мошки, всяких насекомых полно. Вот только мы отравляли жизнь лягушкам своим прицельным огнём! Соревнуемся - у кого больше убитых. Счёт идёт на десятки, сотни. Вдоль забора плавают в воде кверху пузом бедные лягушки, а уж дальше, насколько хватает глаз, непуганые лягушки на кочках, наверное, и не подозревают о существовании человека. Да и кому их пугать? Разве пройдёшь весной по болоту – воды по пояс…

Сидим как – то с братом около дороги у тына и постреливаем по лягушкам. Глядь, подходит деревенский хулиган Колька Пасён с двустволкой. Он каким – то нелегальным путём достал в прошлом году ружьё. Колька больше браконьерничал, паскудил, да бил кошек и собак по деревне. Мы недоверчиво косимся на него, помня прошлогоднюю историю со скворцами, когда он стрельнул в наш скворечник. Но Колька настроен миролюбиво, присел рядом, закурил махру, заговаривает с нами:

- У Косарей стрелял в гусей, да не попал. Дурак! Надо было подкрасться поближе, а я издалека. Метров сто пятьдесят было… Но натешился вволю. Убил ястреба, сороку, ворону, бурундука, скворца. Стрелял по журавлям, да высоко летели.

- Зачем они тебе, Колька? Бьёшь без разбора всякую живность. Жалко всё же.

- Вы уж молчите, жалельщики! Вон сколько лягушни набили! Они же тоже жить хотели.

- Да лягушки матери не дают ночью спать. Она устаёт очень на работе. Сама просила их бить! Да и лягушек не жалко. Их тысячи вокруг!...

Уже вечереет. Прекрасный весенний денёк заканчивается курлыканием пролетающих высоко над деревней журавлей. Пахнет талой водой, прошлогодней травой, а мокрый оживший лес невдалеке будоражит душу своей таинственностью. Вдруг Пасён замолкает на полуслове, вскакивает и вскидывает ружьё. Прямо над нами низко идёт парочка уток – селезень и кряква. Колька бахает из двух стволов, восторженно кричит:

- Ишь, как поперхнулась! Сейчас упадёт!

Но утки, и впрямь резко вильнув в сторону, продолжают забирать всё выше и выше, не думая падать. Пасён огорчённо плюёт в землю, матюкается, перезаряжает ружьё и с досады дуплетом ахает в болото - в кричащую весёлую лягушку, разнося её вдребезги. Я захохотал, не могу сдержать себя и, не думая о последствиях, передразниваю Пасёна:

- Ишь, как поперхнулась! Сейчас упадёт! До свидания, утка!

Пасён накидывается на меня и зло бьёт подзатыльника…

У колодца на целине мы сделали три огромные грядки под огурцы. Теперь навоза было достаточно. Натаскали его, ещё не перегнившего, и сделали высокие, более полуметра, грядки. Сделали лунки в грядках, наносили чёрной земли, посадили семена, поливали ежедневно, укрывали дерюгой от заморозков. Огурцы получились на славу! Целое лето ели их, насолили их с капустой несколько бочек. Да и картошка хорошо уродилась в этом году. А всё навоз!...

Четвёртый класс окончил с похвальной грамотой – на одни пятёрки!

Выпускной день. Из чёрной тарелки репродуктора на столбе (только что в деревню провели свет и радио) доносились весёлые песни. Было радостно на душе и немножко грустно – прощались с интернатскими ребятами. Кто уходил на лето в другие деревни, а кто и навсегда. Заиграл патефон. Некоторые взрослые начали танцевать, а мы с учителями пошли гурьбой гулять за деревню. Рвали черёмуху и букеты цветов. Все девчонки были в венках, а моей зазнобе - Нинке Суворовой он особенно шёл к её лицу. Чудесный памятный день! Мы шли по зелёной траве, взявшись за руки, и пели песню «Каким ты был, таким ты и остался». Недавно прошёл фильм «Кубанские казаки». Все просто влюбились в его героев, он очень понравился всем, а песни сразу разучили наизусть.

У матери в больнице ежедневно встречались с детьми других сотрудников и ещё больше подружились. Мы любили играть на скотном дворе, в конюшне, где трудолюбивые ласточки вили десятки гнёзд, а также на чердаке больницы. Заберёмся по высокой лестнице. Под тесовой крышей полумрак, душно, между стропилами и балками паутина, под ногами хрустит зола, шлак. Играем в прятки, пугаем визжащих девчонок тем, что якобы видели выглядывающего из – за труб дымоходов домового….

Медсестра Леми очень тосковала по своей Эстонии и не раз вслух, никого не боясь, говорила:

- Проклятый Сталин! За что он мучает меня и тысячи таких же эстонцев? За что он терзает мою маленькую Родину? Всё мало ему земли! Полмира отхватил! А что толку? Люди живут хуже скотов. Я, видно, не дождусь освобождения. Разве это жизнь?...

Уже поздней осенью по больнице пронёсся слух – повесилась Леми! Мы с ужасом наблюдали, как с чердака больницы по лестнице завхоз Пастухов с Хасаном и дядей Ваней спускали на верёвках тело эстонки.

Больше мы на чердаке больницы не играли, боясь покойной Леми…