Постмодернистский роман.

Недавно читал сборник статей Константина Леонтьева, «реакционного публициста» конца девятнадцатого века (не путать с телевизионным говоруном первого канала J). «Восток, Россия и славянство», кажется, назывался.

Некоторые идеи Леонтьева выглядят причудливо (например, возражения против железных дорог, освобождения крестьян или обучения их грамоте), хотя данному автору нельзя отказать в своеобразной логике. Как говаривал Леонтьев: «Россию надо подморозить, дабы она не сгнила». Что ж, это и было проделано Советской властью. Теперь вот все оттаиваем…

Впрочем, разбором идей этого интересного, хотя и неоднозначного мыслителя здесь мы заниматься не будем.

А вот что важно для нашей статьи – так это леонтьевские рассуждения о славянском вопросе. По этому поводу наговорено многое. Но суть дела в том, что, как в свое время писал Лев Гумилев, славянское единство народов превратилось в реликтовое понятие еще тысячу лет назад – после христианизации. Западные славяне тогда приняли католичество, восточные – православие. Тем самым они оказались разорванными между двумя недружественными цивилизациями. Не надо, думаю, распространятся о русско-польских отношениях, особенно в свете последних эпизодов.

Но были еще южные славяне: православные сербы, болгары, македонцы. По мнению Гумилева, они не входили в Великорусский (или евразийский) суперэтнос, а являлись частью византийского мира.

Серьезных отношений с южными славянами Русь не поддерживала по объективным причинам (буфер в лице обширного Венгерского королевства и валахских княжеств, монгольское завоевание, польская экспансию в Украину…). Спорадический интерес к Балканам возник лишь в 17 – 18 веке, после возникновения в России великой державы, ведущей активную экспансионистскую политику, в том числе и на юге.

В девятнадцатом веке, после крайнего ослабления Османской империи туда дошли и победоносные русские войска. Сама же Россия, точнее, ее образованные слои погрузилась в период духовного поиска (который и привел страну к текущему положению). В качестве одного из проектов было выдвинуто славянофильство (литераторы Аксаков, Хомяков и др.).

Славянофильские идеи, хотя и никогда не превращались в официальную доктрину, все же проникали в «общество» и власть. Ибо в условиях навязчивой идеи захватить «Царьград и проливы» (то есть Стамбул и берега Мраморного моря) важно было заручиться поддержкой южных славян. Химере «Царьграда» отдавали дань и Достоевский, и сам Константин Леонтьев.

В принципе, такой союз, при общем противнике – Турции, был вполне объективен. Но в нашей жизни и отдельные люди, и целые народы руководствуются, прежде всего, эгоистическими интересами. Так происходит даже в «хороших семьях», что уж говорить об этносах, которые друг о друге почти ничего не знают.

Леонтьев отлично показывает всю степень взаимного недоверия. Болгары конкурировали с сербами за право стать объединителями южного славянства. И те, и другие не доверяли православным грекам. А среди последних шла острая конкуренция между стамбульскими фанариотами (потомками византийской аристократии), озабоченными возрождением Византии и афинскими интеллигентами, смотревшими в сторону Франции.

Симпатии «византийца» Леонтьева, кстати, были на стороне фанариотов. Однако турецкие реформаторы вырезали последних, в ответ на погромы турков в Морее (Пелопонесс), произведенные, по трагической иронии судьбы, афинскими греками (такими же реформаторами).

Наконец многие среди южных славян недоверчиво относились к «русскому империалистическому фактору» (не совсем основательно).

Дальше процесс пошел известно как. В 1913 году была война болгар против всех своих соседей, которую они, естественно, проиграли. Сербия (превратившаяся позднее в Югославию) стала ориентироваться на Францию, Болгария – на Германию. Обе войны эти две ведущие страны провели в разных лагерях.

Однако, в процессе Второй мировой войны в Югославии и Болгарии набрало силу коммунистическое движение, которое, при поддержке Сталина пришло к власти. Болгария стала ближайшим союзником СССР (а «болгарские слоны – лучшими друзьями советских»). Но югославский вождь Тито поссорился со Сталиным из-за его бесцеремонного вмешательства в дела суверенного государства и стал проводить «политику нейтралитета» (поощряемую Европейским Союзом и НАТО).

Отчасти благодаря западным кредитам Югославия превратилась в благополучнейшую страну мира, сочетающую социалистические гарантии (пенсии, бесплатное здравоохранение и образование, отсутствие безработицы) со многими капиталистическими свободами (высокие зарплаты, право ездить по миру, конвертируемость местной валюты, даже «авангардное искусство»). Реформы в Югославии очень отличались от их гайдаровско-ельцинских «аналогов» (в России также произошло сочетание черт обеих систем – советского политическое бесправия и социал-дарвинизма).

 Увы – все хорошее рано или поздно заканчивается (надеюсь, что и плохое также). В экономике к концу семидесятых годов начались сбои (часть глобального процесса). Надо было отдавать долги и набежавшие проценты. Раз не стало денег – обострились межнациональные противоречия. Далее топорная политика властей, развал, гражданская война и вмешательство США и НАТО.

Сербия оказалась в жутком положении изгоя. Российское руководство, несмотря на всю просербскую фразеологию (всего лишь дань общественным настроениям) регулярно сдавало ее интересы. Но, главное, страны Запада, на которые ориентировались сербы с конца девятнадцатого века превратили их в парий. В качестве компенсации, они, правда, раскручивали некоторых талантливых сербских интеллигентов (среди которых был и Милорад Павич).

Являясь по форме типичным постмодернистским романом, который, как пишется в предисловии, можно читать чуть ли не с любого места, «Хазарский словарь» Милорада Павича (лучшая его книга, наряду с "Пейзаж нарисованный чаем") структурно разделен на три части - «книги»: J

Красную книгу (христианские источники о хазарском вопросе);

Зеленую книгу (исламские источники о хазарском вопросе);

Желтую книгу (еврейские источники о хазарском вопросе);

И некоторые приложения.

Такое структурирование призвано решить ряд сложных авторских задач. Ибо сюжетный стержень романа – выбор веры хазарами.

Для жителей России данная тема должна представлять крайний интерес. Ведь вся фиксированная история нашей страны имеет в основе великий миф о выборе веры князем Владимиром.

Разумеется, данная летописная притча представляет именно символический миф, поскольку и о православии, и об исламе, и об иудаизме в Киеве того времени знали очень хорошо, представителей всех трех религий здесь было много. Не говоря о том, что бабка Владимира, великая княгиня Ольга была ревностная христианка.

Хазары интересны тем, что они также оказались в процессе выбора одной из трех религий. Только колебались они гораздо дольше.

Представители хазарской элиты побывали в разное время и иудеями, и православными и мусульманами. А затем их пути разошлись между собой, как разошелся путь элиты этой страны и ее народа.

Реальная история такова. Обитатели Нижней Волги хазары приняли, в качестве династии каганов бежавших с Востока представителей великого тюркского рода Ашина. Под их руководством Хазария превратилась в мощное государство, которое долго воевало с арабским халифатом.

В первой половине восьмого века нашей эры, когда войска халифа Мервана стояли на Средней Волге, хазарский каган вынужденно принял ислам. Вскоре, однако, мусульманский проповедник был коварно убит. А в халифате началась жестокая гражданская война, так что арабы не могли вмешаться в происходящее.

Затем среди представителей правящей династии началась успешная пропаганда иудаизма. Хазарский каганат превратился в важнейший узел международных торгово-финансовых операций девятого века. Но тогда же началась его борьба с Русью за гегемонию в Восточной Европе. «Как ныне сбирается Вещий Олег отмстить неразумным хазарам…». Борьба эта закончилась походом князя Святослава и разгромом хазарских городов Итиля и Саркела.

Государство хазаров перестало существовать. Население распалось на различные религиозные общины. По мнению Льва Гумилева («Древняя Русь и Великая Степь») православные хазары получили наименование «бродники». Их атаман Плоскиня был проводником монголо-татарских войск во время битвы при Калке.

В тринадцатом веке при хане Берке часть хазарского населения приняла ислам и получила название астраханских татар. Однако православные бродники были достаточно многочисленны. Когда же с территории Средней Руси на юг бежали вольные люди, тяготившиеся жесткой властью московских князей и их бояр, бродники давали им «политическое убежище». Так родилось казачество.

Вот каждая из трех книг и излагает сюжет о выборе веры хазарами со своей точки зрения. Типично постмодернистский «стереоскопический» подход.

Но роман Павича представляет собой замечательное произведение, поскольку не ограничен только этим. Ибо любая выдающаяся книга, картина и пр. рождается на стыке нескольких идей и смыслов.

Другими сюжетообразующими элементами «Хазарского словаря» являются концепция Адама Кадмона и идея реинкарнации.

Адам Кадмон в мистической традиции иудаизма представляет собой Идею человека (в платоновском смысле). То есть все люди – что были, есть и будут являются его отражениями, а он – их всеобщая совокупность.

Данный образ присутствует и в древнеперсидском зороастризме (возможно, там-то он и появился впервые). Первочеловек Гайомарт был погублен силами зла и, в особенности – блудницей Джех. Что, в связи с насаждаемым по всему «цивилизованному миру» культом великой блудницы весьма символично.

В центре повествования – три героя – христианин, мусульманин, иудей. Это те самые проповедники веры, что представали перед хазарским каганом. И погублены они были демонами – чертом, шайтаном и демоницей Лилит.

Образ Лилит (помнится, в России выпускался под этим названием глянцевый журнал для женщин) уходит корнями в мифологию Шумера. Еще великий герой Гильгамеш убил демоницу Лилит, сидевшую в ветвях дерева.

Гибель проповедников по ложному навету – первый временной срез (девятый век нашей эры). Второй – приходится на семнадцатый век, период большой войны Священной римской империи и Турции.

Проповедники возродились, вновь в качестве представителей своих религий. Их имена: Бранкович – воинственный князь, Масуди – искатель истины и Коэн – еретик из гетто. Они не помнят прошлого, но смутные отголоски направляют их. Задачу свою они видят в составлении Книги снов. Ибо, согласно их идее, составив полную книгу сновидений, можно возродить великого Адама. То есть подразумевается некий аналог Страшного суда и установления царства справедливости.

А демоны этому всячески мешают. В финале они уничтожают Книгу снов, а герои погибают в бою между турками и христианами. Но некий малозаметный переписчик, прислуживавший из страха одному из демонов - черту Никону Севасту и презираемый им, тайно от своего господина переписал все тексты и спас тем самым священную мудрость.

Третий временной срез – двадцатый век. Проповедники снова возродились. Теперь они (в духе времени) ученые филологи. Они встречаются на симпозиуме в Каире. Туда же и прибывают демоны.

Финал – христианин и мусульманин убиты демонами, в преступлении обвинили иудейку (в духе модных идей двадцатого века Самуэль Коэн переродился в женском облике). Но Книга снов спасена, а значит – история будет продолжена.

«Хазарский словарь» весьма поучительная книга. В ней имеются страницы, посвященные печальной судьбе хазарского народа, потерявшего себя и старающегося забыть самое имя свое, собственную историю (так она горька). Но Павич подразумевает под ним сербов, и, в более широком смысле – православных, задавленных жерновами истории и ставших жертвами более удачливых соседей. Для жителей России эти аналогии очень красноречивы.