Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Союз начинающих писателей. Новости сайта www.clipro-f.com Выпуск от 05.11.05.


Информационный Канал Subscribe.Ru

Здравствуйте, дорогие друзья!

 

Предлагаю Вам очередное обновление. Сегодня у нас публикуются только новые авторы, произведений от которых мы ранее не получали. Итак, в разделе "Проза" читайте драматическую повесть Павла Павлова "Джоконда", рассказ Александра Алашкина "Хроники одной депрессии" и занимательный сборник рассказов Николая Лобуря. Один из рассказов Николая Лобуря публикуется в этой рассылке полностью.

Не забывайте также, что я по-прежнему жду от Вас новых работ. А узнать об обновлениях на сайте Вы сможете подписавшись на нашу рассылку.

Адрес для связи: oklipov@clipro-f.com

 

Павел Павлов

Джоконда

Знаю я, надо всегда подходить к тебе осторожно,

Плачешь ты или молчишь, - ведь склад твой душевный так тонок,

Что появленье внезапное, голоса звук вызывают

Ужас: ты вздрогнешь, ручонки вскинешь над головою

Глазки в испуге широко раскроются, и промелькнёт в них

Искра смятения…Бережно, мягко в общенье с тобою

Надо вступать, говорить негромко слова утешенья.

                                                                         1

        Прежде чем отправиться в парикмахерскую Джоконда решила сходить в лес.

           -     Не выдумывай, зайчик – строго сказала ей мать. –  Через час двадцать минут ему нужно идти, он сам знает куда.

           -      Да, - отозвалась Джоконда, - но у него есть целый час и двадцать минут.

          Когда она хлопнула дверью, голубоглазая женщина шмыгнула носом, развернулась и её белые руки, с широко расставленными пальцами, нависли над плитой. Теперь, когда шум от сборов дочери утих, потрескивание масла и урчание мясного жаркого на дне сковороды в своём щекотливом звучании стали отчётливее и объемнее, и пар, приятно сводящий руки, показался женщине влажнее и мягче, хотя она и быстро признала, что он мог быть таким с самого начала, но заведённый с утра “зайчик” всё никак не давал ей это почувствовать, своей беготнёй и выкриками будто глумясь над подобными попытками, игриво разделив всю первую часть работы на механически тупое движение ножа и такое же размещение нарезанного на сковороде, и теперь не зная как совладать с нахлынувшим чувством восторга, как максимально использовать представившиеся ей возможности и, наконец, как правильно компенсировать отобранные экстатические минуты, голубоглазая женщина начала энергично вращать кистями и выбрасывать вперёд пальцы после их быстрого перебирания. Она обрадовалась, что тело так быстро уловило порыв души и словно по какому-то толчку стало незамедлительно претворять в одном концентрированном действии хаотично блуждающие энергетические потоки, таким образом собирая их в одно целое и давая ему выход. Тут же она ответила себе почему тело выбрало именно такое движение, заметив в скорости чередования пальцев попытку двигаться в ритм кишащим на сковороде пузырькам; возбуждённые они сами возбуждали её и она уже предугадывала как через считанные мгновения начнёт трястись её голова и затем тряска распространится на остальные части и быть может в непременном ускорении крови она, наконец, испытает то, что давно уже не испытывала. Для неё такой безрассудный внешний произвол, такое подчинение некой первобытной силе, над которой, во что она верила, имела крепкую власть, являлось облегчением, но на своей начальной стадии, переживаемой в эту минуту, ещё недостаточной для низвержения того груза, что накопился за трудовую неделю. Самоотдача, полная и откровенная – вот что могло приблизить её к желанному удовлетворению и поэтому она дала левой руке взять лопатку и вальяжно передвинуть ею шуршащие мясные кусочки, а другой начать медленно раскручиваться колесом, и через несколько таких вращений, словно с запозданием вспомнив, осторожно, точно держа хрустальную вазу, она подняла бедро правой ноги и расслаблено поболтав икрами, будто что-то с них стрясая, плавно опустила. Блюдо из жареного мяса, лука и картофельных ломтиков, приготовление которого откладывалось несколько недель, теперь представлялось женщине не только удивительным лакомством, способным одним своим видом избавить от тягостного настроения, но и прекрасным средством пробуждающим тело, с воодушевлением отзывающимся на беспрерывную “музыку” вытапливающегося масла и обыкновенный поварской жест рассматривающее как первый штрих в каком-нибудь ритмическом рисунке. И лишь одно не давало ему перейти из медитационного волнения в тот пылкий конвульсивный танец, что в кульминации своей предполагает то настоящее облегчение, после которого следующая неделя уже не представлялась бы его владелице серьёзным испытанием, не хватало только того, кто смог бы заговорить с ним тем же естественным языком, который, как и всё, что долго томится взаперти, чувствовал сейчас превосходство над всеми остальными языками, беспредельные возможности и жажду выговорится. Не было того, кто мог бы раскачать его, может быть немного грубо и развязанно, но вдыхая свежую струю и в своём живом контакте взывая к воплощениям фантазию, придавая ей характер важной необходимости и помогая искренне радоваться её игривой находке. Одним словом не было силы, способной даже, в некотором смысле, принудить к достижению высшей чувственности, несмотря на то, что оно, тело уже увеличило скорость получившихся фигур, закономерно начиная переживать узость кухонного пространства. Ему оставалось снова обманывать себя, что одинокий монолог в пустоту также может освободить, снять напряжение, боль и способствовать откровению, которое могло и не быть оригинальным и неожиданным, но безусловно полезным для уверенности в том, что огонь чувств ещё жив и затухающий на пять невыносимых дней на шестой он способен вспыхнуть богатым пламенем и так приятно оздоровляя обжечь внутренние органы.

         Быстрые расширения и сокращения грудной клетки, не поочередное выбрасывание ног назад и вперёд, виляние тазом, столкновение локтей, неточно попадающих в ладони рук, кривляющееся лицо – вот что могла видеть женщина, будь перед ней зеркало, которое, впрочем, она поспешила бы разбить, как разбила цветную тарелку, что лежала на столе, в край которого она всадила измазанный нож, когда на край её затёкшего от лука глаза попал солнечный блик, резкая пронзающая искра на мутном от жира лезвии. Рукоятка ножа ещё вибрировала, когда она потянулась непослушной рукой до сковородки, показавшейся ей непомерно разросшейся и через запотевшее стекло которой она разглядела не мясо, а что-то отвратительное, мерзкое, похожее на тучные фекалии, пузырящиеся в своём добросовестном обжаривании. Но та же самая сила, что направила руку перевернуть сковороду, в самый последний момент отвела её, а точнее отбросила, словно та ошпарилась и тут же онемела; вторая рука, уже было потянувшаяся доделать начатое, также была выведена из строя, - запястьем она упала на плиту. Позволить себе делать всё, не думая о последствиях, не придавая ничему значения, не зная о ценности вещей, - на это пошло её немолодое тело, чтобы вспомнить, что есть – радость безумия, однако более стремясь к другой радости, той, которая приходит после, когда истомлённое тело сползает на пол и заглушая мир своей отдышкой несколько минут живёт только одним ощущением, ощущением жизни, её пульсации и непрерывности, ощущением присутствия себя в ней, своим вдыханием в неё и вдыханием её в себя. Лежащая на полу она улыбалась, вспоминая о том обвинении в полноте, которое не давало ей покоя до сего момента и под давлением которого она несколько озлобленно и механически стругала ножом, боясь что вот-вот черканет себе по пальцу и не отвечая дочери почему так сильно бьёт по резальной доске. Если бы она сейчас была здесь я бы её расцеловала, подумала женщина, приподнявшись на руки и повернув взгляд на сковороду. Прочитать полностью...

 

Александр Алашкин

Хроники одной депрессии

День рождения.

Март-апрель 2005 года

Эта неделя отличалась от всех остальных недель, старательно вычёркиваемых мной из моей жизни тем, что посередине неё был мой День Рождения. Для меня это означало, прежде всего, то, что придётся устраивать какую-то вечеринку, идти в ресторан или просто делать праздничный ужин дома. Всё это меня не просто напрягало – практически вгоняло в тоску. Надо отметить, что День Рождения жены мы отпраздновали в японском ресторанчике, и его я перенёс достаточно нормально, но после этого, я успел посетить психотерапевтическую группу, после которой состояние моё заметно ухудшилось, кроме того, как обычно уехала Катя – мой психотерапевт. Понедельник, вторник – были, в сущности, обычными днями, коих в моей жизни сотни – утром подъём, попытки встать с кровати, преодолевая слабость во всём теле, ощущение того, что голова сейчас взорвётся от страха, а сердце, сердце выпрыгнет из груди и ускачет от меня в поисках тела, в котором над ним не будут так издеваться. Потом поход на работу – тоже ничего нового. Сначала пешком до маршрутки, потом на маршрутке на работу, а на работе уткнувшись в компьютер, ожидание того, когда закончится ещё один день, наступит вечер и мне станет несколько лучше, когда тревога уйдёт и останется лишь легкая тоска по ещё одному выброшенному из моей жизни дню. Да, иногда в течение дня, обычно фоновая тревожность начинала резко усиливаться, словно пытаясь сыграть ведущую роль в постановке под названием «Моя говёная жизнь». Но ко всему этому я уже привык, за последний год. Год, в котором ко мне вернулось самое худшее, что было в моей жизни – депрессия.

В общем, эти вторник и понедельник теряются в общей череде вторников-понедельников-сред-четвергов моей безумной жизненной пляски за тем исключением, что во вторник вечером неожиданно позвонила Катя и предложила в среду (в сам День Рождения) придти к ней. Я тогда с радостью согласился, потому что это давало мне хоть какой-то, пусть и гипотетический шанс провести ДР более- менее сносно.

            Надо сказать, что последнее время у нас с женой появилась чудная традиция – дарить друг другу подарки в ночь накануне праздника, как в Новый Год. Для меня это лучше тем, что вечер (даже скорее ночь) – это то время, когда болезнь ненадолго отпускает меня и даёт почувствовать хоть какую-то, пусть даже и микроскопическую радость от жизни, и поэтому, получая подарок вечером, я действительно могу ему искренне радоваться. Вот и в этот раз, мы не стали изменять традиции, и она вручила мне красивую коробку (о содержимом которого я знал задолго до Дня Рождения, но это совсем другая история) практически сразу после того, как на часах появились цифры 00:00 30 марта. В коробке, как я и знал, находился КПК, наладонный компьютер, который я действительно хотел и которому был действительно рад. Добавив символизма в праздник тортом и шампанским, мы легли спать, хотя я долго не мог уснуть – всё играл в мою новую игрушку.

            Пока не настала среда.

С утра я пошёл к Кате, где мы в очередной раз пытались разобраться в причинах того, почему я не могу принимать таблетки, почему каждый раз, когда я думаю о «ТАБЛЕТКАХ» меня охватывает дикий ужас и всё вокруг меняет цвета – становится невыносимо ярким, как будто я не просто подумал о таблетках, я принял какой-то сильный наркотик. На игрушках мы с ней пытались проиграть мою жизнь, что бы понять, что именно меня привело к такому восприятию фармакологических изделий. Психотерапевт упорно клонила к тому, что дело в моей матери, в её отношениях к таблеткам, в том, что из-за того, что она несколько раз пыталась покончить с собой именно принимая большую дозу снотворного у меня сформировалось такое мировоззрение. Тогда я внимательно её слушал и кивал, хотя внутри меня не оставляло ощущение, что всё это бред и что мы занимаемся совершенно не тем. Но все мои возражения на тот момент, к сожалению, свелись к следующему разговору. Прочитать полностью...

 

Николай Лобурь

Ивона

Сегодня я совершил убийство!

А когда-то всё было хорошо, я любил свою жену Аню, очень любил, мы никогда не ссорились, дарили друг другу разные подарки по поводу и без повода, лобзались с ней везде и постоянно…

Да-с, идеальная парочка была. А теперь меня верно посадят в тюрьму, но это меня не пугает уже. КАКОГО ЧОРТА!!! Нету в этой жизни для меня уже смысла. А всё она виновата жена, она разбила мою любовь...

Анечку обуял дикий инстинкт ревности, она шла наповоду у каждой своей отвратительной мысли. Но конечно кое - кто смог бы её понять, ведь я действительно был влюблён.

А объектом моей поистине не земной страсти стала Ивона. Да мне надоела счастливая любовь с Анечкой, мне необходимо было страдание, недоступность и постоянное удовольствие от самоистязания и горечи. И наверно, поэтому я постепенно влюбился в гипсовый бюст, да, да в гипсовый бюст девушки размером с чайник, на мраморном основании которого было выбито имя IVONA!

Сначала это была тайна, только когда мне удавалось побыть дома одному, я наслаждался этой бесподобной красотой девушки в крестьянском платке завязанным у неё на затылке, с загадочным, просто дьявольски загадочным выражением лица! Никакой к чертям Джаконды, всё чушь! ИВОНА!

Я не могу сказать, что хотел развестись с женой, что я разлюбил её, это было не то. Я терял покой день ото дня, видел сны только об Ивоне, посвящал ей стихи, мечтал продаться сатане, только б хоть раз увидеть её во плоти! Но Ивона не менялась, не менялось и лицо её, что выводило и мучило меня. Наверно именно этого и желал я, этого у меня не было никогда, раньше всё было слишком хорошо, это был некий мазохизм, я получал наслаждение от своих страданий.

Анечка вскоре начала меня подозревать, высказывать свои подозрения, своё недовольство моим странным поведением и отстранённостью. Тем самым она развязала мне руки, и я уже ничего не скрывал, ни от неё, ни от друзей и знакомых которые тут же стали навязывать мне какого-то знакомого психиатра. Анечка тоже кричала, что я одержим, что я помешанный и больной, но я улыбался, мне нужна была только Ивона, хотя  впрочем, земная любовь мне тоже не мешала и жена моя Анечка была неким заземлением.

И так уже полгода мы жили втроём, приходя с работы, я садился за стол, разговаривал со статуэткой, смотрел, писал ей оды, потом ложился спать, месяц назад Анечка перестала спать со мной, но ведь это всего лишь похоть, мне снились хорошие сны.

Но сегодня Ивоны не стало.

Сегодня вечером Анечка закатила мне обыденный скандал, она обвиняла меня, кидалась в меня вещами и всяким дерьмом, в конце концов, когда она выдохлась и рыдая, прислонилась к подоконнику, я подошёл к ней с Ивоной в руках – Посмотри на неё, только взгляни, неужели так трудно меня понять?- Пытался я вразумить её, и я еще, что-то лепетал, когда она медленно подняла свои заплаканные глаза и потянула ручонки к Ивоне, взяла её у меня, долго смотрела в её глаза, затем вдруг с криком - СУКА!- ударила меня Ивоной в лоб.

В глазах моих загорелись искры, я упал, очнувшись, увидел, что весь в крови, но это ерунда по всей комнате валялись осколки Ивоны, её не воскресить теперь, я был взбешён, я был как мать, у которой убили детей. Анечка сидела в противоположном углу и выдавливала истерический смешок, вроде – Кхе, кхе, кхе…

Я встал на четвереньки и пополз к ней, я схватил её за горло, я вспоминал как она держала за шею Ивону, этот гипсовый бюст на мраморном основании, ведь в этом мёртвом гипсе была вся моя жизнь, а теперь я ничтожество и к тому же убил свою жену.

Но мне не жаль Анечку, она виновата не меньше меня! Эти страдания и эта обречённость больше не доставляют мне удовольствия. Думаешь мне уже пора? Может быть в аду я увижу Ивону?

Что смотришь Анечка? Закрой глаза. Прочитать другие рассказы Николая Лобуря...

 

Удачи Вам и творческого процветания!


Subscribe.Ru
Поддержка подписчиков
Другие рассылки этой тематики
Другие рассылки этого автора
Подписан адрес:
Код этой рассылки: culture.news.snp
Архив рассылки
Отписаться
Вспомнить пароль

В избранное