Как предотвратить или отановить любую войну (culture.people.stopanywar) : Рассылка : Subscribe.Ru

Подписаться Бесплатная новостная рассылка Подписчиков 2 RSS

← Апрель 2004 →
	1	2	3	4
5	6	7	8	9	10	11
12	13	14	15	16	17	18
19	20	21	22	23	24	25
26	27	28	29	30

За последние 60 дней ни разу не выходила

Открыта: 13-08-2003

Автор

Forrester

Статистика

2 подписчиков
0 за неделю

← Все выпуски →

Как предотвратить или отановить любую войну

Информационный Канал Subscribe.Ru

ВЫПУСК № 13 Предисловие от ведущего рассылки. Уважаемые подписчики! Рассылка «Как предотвратить или остановить любую войну» планируется в количестве около 45 выпусков. Если Вы подписались на неё только что, и это первый её выпуск, полученный Вами, убедительнейшая просьба скачать из Архива рассылки все её прошлые выпуски, начиная с первого, и не прекращать подписку до получения последнего выпуска, так как в противном случае я не ручаюсь, что информация, полученная Вами, будет адекватно понята и принесёт Вам пользу. Самое главное в этой рассылке – воспринять материалы всех выпусков в их единстве, не вырывая отдельные выпуски из общего контекста. Поэтому, ещё раз прошу: прочитайте, пожалуйста, ВСЕ выпуски с первого до последнего. С уважением, Forrester Не расстраивайся, говоря: «До свидания». Необходимо попрощаться до того, как вы можете встретиться вновь. А новая встреча, после коротких мгновений, или многих жизней, обязательно будет, если вы настоящие друзья. На следующий день, когда солнце стояло в зените, а желающих покататься еще не было, он остановился у крыла моего самолета. «Помнишь, что ты сказал, узнав о моих проблемах, ну, что никто не хочет слушать, сколько бы чудес я не совершил?» «Нет». «А ты помнишь тот день, Ричард?» «Да, день я помню. Внезапно, ты показался мне таким одиноким. Но я не помню, что тогда сказал». «Ты сказал, если я завишу от того, волнует ли людей то, что я говорю, то мое счастье зависит от первого встречного, а не от меня самого. Я пришел сюда, чтобы узнать очень простую истину: «Не важно, говорю я или нет». Я выбрал эту жизнь, чтобы рассказать людям, как устроен этот мир, но с тем же успехом я мог выбрать эту жизнь, чтобы вовсе ничего не говорить. Абсолюту не надо, чтобы я рассказывал всем о том, как устроен мир». «Это и так ясно, Дон. Я мог бы тебе об этом сказать давным-давно». «Ну, спасибо большое. Я нашел то, ради чего прожил эту жизнь, я закончил работу всей жизни, а он говорит: «Это и так ясно, Дон». Он смеялся, но в то же время, он был печален, и тогда я не знал отчего. 19 Твое невежество измеряется тем, насколько глубоко ты веришь в несправедливость и человеческие трагедии. То, что гусеница называет Концом света, Мастер назовет бабочкой. Слова, которые я прочитал в «Справочнике Мессии» накануне, были единственным предупреждением. День проходил как обычно. Я стоял на верхнем крыле моего «Флита», заливая бензин в бак, и с удовольствием поглядывал на небольшую толпу желающих прокатиться. Его самолет после посадки подрулил к ним и остановился, подняв своим широким винтом небольшой ураган. Но в следующую секунду раздался легкий хлопок, будто лопнула шина, и тут толпа сорвались с места и побежала. Шины на «Трэвэл Эйр» были в полной сохранности, мотор, как и за секунду до этого, тихонько урчал на холостых оборотах, но в матерчатой обшивке фюзеляжа у пилотской кабины зияла большая дыра, Шимоду отбросило к дальней стенке, его голова свесилась вниз, а тело казалось совершенно неподвижным. Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать, что Дональда Шимоду только что застрелили, еще секунду, чтобы бросить канистру, спрыгнуть на землю и рвануть к нему. Все было похоже на киносценарий, на сцену из любительского спектакля - человек с дробовиком в руках, убегающий вместе со всеми - он пробежал так близко от меня, что я легко мог бы дотянуться до него рукой. Теперь я вспоминаю, что мне на него было наплевать. Во мне не было ни ярости, ни удивления, ни ужаса. Главное, надо было как можно быстрее добраться до кабины «Трэвэл Эйр» и поговорить с моим другом. Казалось, что у него в руках взорвалась бомба. Кожаная куртка и рубашка на левом боку были залиты кровью и свисали лохмотьями, видны глубокие раны, словом, алое месиво. Его голова упиралась в правый нижний угол приборного щитка, возле ручки зажигания, и я подумал, что, если бы он пристегивался в полете, его бы так сильно не швырнуло вперед. «Дон, ты в порядке?» Глупее вопроса не придумаешь. Он открыл глаза и улыбнулся. Его лицо было мокрым от крови. «Ричард, как все это выглядит?» Услышав, что он заговорил, я почувствовал огромное облегчение. Если он может говорить, если он может думать, то с ним все будет в порядке. «Слушай, приятель, если бы я не знал, кто ты такой, я бы сказал, что ты влип в историю». Он не шевелился, только чуть-чуть повернул голову, и внезапно я снова испугался, больше его неподвижности, чем этого кровавого месива. «Я не знал, что у тебя есть враги». «У меня нет. Это был... друг. Лучше, чем, если б... какой-нибудь возненавидевший меня бедняга... навлек на себя... всякие беды... убив меня». Сиденье и стенки кабины были сплошь залиты кровью - придется немало потрудиться, чтобы снова отмыть «Трэвэл Эйр», хоть сам самолет практически не был поврежден. «Должно ли так было случиться, Дон?» «Нет...» - тихо сказал он, едва дыша. «Но я думаю... мне нравится драма...» «Ладно, давай быстрее! Исцеляйся! Судя по размерам толы, нам сегодня придется много полетать!» Но пока я подбадривал его шутками, несмотря на все свои знания и все свое понимание реальности, мой друг Дональд Шимода упал на ручку зажигания и умер. В моей голове будто с грохотом что-то взорвалось, мир покачнулся, я соскользнул с крыла и упал в траву, залитую кровью. «Справочник Мессии» вывалился из кармана и раскрылся, ветер заиграл его страницами. Я поднял его не глядя. Неужели этим все и кончается?! - думал я, и все, что говорит Мастер, лишь красивые слова, которые не могут спасти его, когда на фермерском поле на него бросается какой-то жалкий бешеный пес. Мне пришлось прочитать трижды, прежде чем я смог поверить, что на этой странице было напечатано: Все в этой книге может оказаться ошибкой. конец Эпилог Когда пришла осень, я был уже на юге, улетел туда с теплыми ветрами. Подходящих полей там мало, но толпы с каждым днем становились все больше. Желающих прокатиться на биплане и раньше хватало, а в эти дни люди все чаще оставались поговорить со мной, посидеть у костра. Время от времени кто-нибудь, кто не был так уж сильно болен, вдруг заявлял, что от нашего разговора ему становилось лучше, и на следующий день люди начинали странно на меня посматривать и из любопытства придвигались поближе. Не раз я улетал на рассвете. Никаких чудес не случалось, хотя мой «Флит» стал летать лучше, чем прежде и расходовать меньше бензина. Масло больше не подтекало, а мошкара уже не разбивалась о пропеллер и лобовое стекло. Несомненно, это от того, что похолодало, или эти крошки поумнели и заранее улетали с моей дороги. Однако, одна река времени для меня остановилась в тот летний полдень, когда застрелили Шимоду. Подобного конца этой истории я не понимал и не мог в него поверить; это засело у меня в голове, и я тысячу раз переживал все заново, надеясь, что исход может каким-то образом измениться. Но он не менялся. Чему же я должен был научиться в тот день? Однажды поздно вечером, в конце октября, когда я, испугавшись толпы, улетел из какого-то городка в штате Миссиссипи, мне на глаза попалась крошечная пустая площадка, которой едва хватило, чтобы посадить мой «Флит»... Еще раз перед тем как заснуть, я принялся заново вспоминать ту последнюю секунду нашей встречи - почему он умер? Для этого не было причин. Если то, что он говорил, правда... Теперь уж не с кем было поговорить, как бывало прежде, не у кого учиться, не на кого напасть и завязать словесную дуэль, не об кого оттачивать мой новый светлый ум. Самому с собой? Можно, но с Шимодой это было в два раза интересней, он учил меня, постоянно выбивая меня из равновесия своими приемами духовного каратэ. Думая об этом, я уснул и увидел сон. Он стоял на коленях, спиной ко мне, зашивая дыру в боку «Трэвэл Эйр», там, куда пришелся заряд дроби. На зеленой траве луга у его колена лежал рулон специальной авиаткани мари «А», стояла банка с авиалаком. Я знал, что сплю, но я также знал, что все это происходит на самом деле. «ДОН!» Он медленно встал и повернулся ко мне, улыбнувшись при виде моего лица, на котором смешались печаль и радость. «Здорово, приятель», - сказал он. Слезы застили мне глаза. Смерти нет, смерти вообще нет, и передо мной стоял мой друг. «Дональд!... Ты жив! Чем ты тут занимаешься?» Я подбежал и обнял его, он был настоящим. Я чувствовал под пальцами кожу его летной куртки, слышал, как от моих объятий трещат его кости. «Здорово», - повторил он. «Надеюсь, ты не возражаешь, если я залатаю эту дырку». Я был так рад его видеть, что ничего невозможного для меня просто не было. «При помощи заплатки и лака?» - удивился я. «Ты собираешься пришить заплатку...? Надо делать иначе, ты должен увидеть это место совершенно целым, представить, что все уже сделано...» Говоря это, я заслонил ладонью кровавую дыру с рваными краями, а когда убрал руку - дыра исчезла. Перед нами стоял самолет, сверкавший на солнце как зеркало, без единого шва на ткани фюзеляжа. «Так вот как ты это делаешь!» - сказал он, в его темных глазах светилась гордость от того, что его не слишком уж блестящий ченик наконец-то научился творить реальность силой воображения. Сам же я своим способностям не удивился; во сне, именно так и надо было поступить. У крыла его самолета горел костер, над которым висела сковородка. «Ты что-то готовишь, Дон! Слушай, я никогда не видел, чтобы ты готовил. Что там у тебя на завтрак?» «Оладья», - ответил он сдержанно. «Я напоследок решил показать тебе, как их надо жарить». Он разрезал оладью пополам своим перочинным ножом и вручил один кусок мне. Когда я пишу эти строки, я все еще живо ощущаю ее вкус... словно опилки смешали со старым клейстером и разогрели в машинном масте. «Ну как тебе?» - поинтересовался он. «Дон...» «Это страшная месть привидения», - засмеялся он. «Я ее сделал из гипса». Он положил свой кусок на сковородку. «Это, чтобы напомнить тебе - если ты когда-нибудь захочешь пробудить в человеке тягу к знаниям, делай это при помощи твоего понимания мира, а не при помощи твоих оладьей, договорились?» «НЕТ! Дон, любишь меня, так полюби и мои оладьи! Это же хлеб насущный!» «Прекрсно. Но я тебе гарантирую, что если ты осмелишься кого-нибудь накормить твоим хлебом насущным, то первый же такой ужин станет твоей тайной вечерей, со всеми вытекающими последствиями». Мы посмеялсь, потом помолчали, я взглянул на него. «Дон, с тобой все в порядке, да?» «А ты, что же, думал, что я умер? Как не стыдно, Ричард». «И это не сон? Я не забуду, что вижу тебя сейчас?» «Нет. Это сон. Это другое пространство - время, а любое другое пространство-время - это сон для здравомыслящего землянина, каковым тебе остается пребывать еще некоторое время. Но этой встречи ты не забудешь, и это изменит твой образ мыслей и твою жизнь». «А мы еще встретимся? Ты вернешься?» «Не думаю. Я хочу выйти за пределы пространства и времени. По правде говоря, я уже вышел. Но между нами, между тобой и мной, и другими из нашей семьи остается связь: Если ты столкнешься с серьезной проблемой - засни, думая о ней, и, если хочешь, мы встретимся здесь, у моего самолета, и обсудим ее». «Дон...» «Что?» «Но к чему был этот дробовик? Почему это случилось? По-моему, в том, что тебе прострелили сердце из дробовика не было ни славы, ни проявления могущества». Он сел на траву у крыла. «Поскольку я не был всемирно известным Мессией, мне не надо было ничего и никому доказывать. А поскольку необходима тренировка в том, чтобы наш внешний вид не волновал нас... и не печалил», - подчеркнул он последние два слова, - «для тренировки можно разок и истечь кровью. И это меня, к тому же позабавило. Когда умираешь, испытываешь такое чувство, будто в жаркий день ныряешь в глубокое озеро. Вначале шок от обжигающего холода, но боль длится лишь секунду, а затем ты принимаешь свой истинный вид и купаешься в настоящей реальности. Но я проделал это уже столько раз, что даже шока почти не чувствую». Он помолчал, а потом поднялся на ноги. «Лишь очень немногих интересует то, что ты можешь им сказать, но это нормально. Запомни, что об Учителе судят вовсе не по числу его учеников». «Дон, я постараюсь, обещаю тебе. Но сбегу, как только это мне надоест». Самолета никто не касался, однако, неожиданно, его пропеллер завертелся, двигатель чихнул облаком сизого дыма, а затем ровно загудел. «Обещание принято, но...» - он, улыбаясь, смотрел на меня, словно чего-то не мог понять. «Принято, но что? Скажи. Вслух. Скажи мне. Что не так?» «Ты не любишь толпу», - сказал он. «Не люблю, когда она давит на меня. Я люблю поговорить и обменяться идеями, но когда вспоминаю, как они тебе поклонялись, и эта зависимость... Я надеюсь, ты не просишь меня... Считай, что я уже сбежал». «Может быть, я - полный дурак, Ричард, и может быть, я не вижу чего-то очевидного, что прекрасно видно тебе, и если так, то, пожалуйста, подскажи мн, но что плохого в том, чтобы записать это все на бумагу? Разве есть такое правило, которое запрещает Мессии писать то, что с его точки зрения истинно, что забавляет его, что помогает ему творить чудеса? И, может быть, тогда, если людям не понравятся его слова, они смогут просто их сжечь и развеять пепел по ветру, вместо того, чтобы стрелять в него самого. А если понравятся, то они смогут их заново когда-нибудь перечитать, или написать их на дверце холодильника, или воспользоваться идеями, которые им там приглянутся. Что плохого в том, чтобы их записать? Но, может быть, я - просто дурак». «Значит, написать книгу?» «А почему бы и нет?»

http://subscribe.ru/
E-mail: ask@subscribe.ru Отписаться
Убрать рекламу

В избранное