«Песнь двадцать третья Погребение Патрокла. Игры» Гомер «Илиада»

школа драматического искусства

п/р анатолия васильева

П р е м ь е р а                                                                 «Песнь двадцать третья Погребение Патрокла. Игры» Гомер «Илиада»

Спектакль Анатолия Васильева                                                     Песни хора Владимира Мартынова.        Коллективное сочинение 1996 – 2004 гг.

6, 8, 10, 12, 15 декабря           в 20:00

·          Глеб Ситковский

Слово и тело

Анатолий Васильев показал открытую репетицию "Илиады"

·          Алексей Филиппов

Гомер и ушу

Анатолий Васильев показал прогон своего спектакля "Гомер. Илиада’’

·          Глеб Ситковский

Когда б Гомер услышал наши игры…

Анатолий Васильев поставил "Песнь двадцать третью"

·          Александр Соколянский

Ахейские мужи

Анатолий Васильев поставил XXIII песнь «Илиады»

·          Роман Должанский

Игры с погребением

"Илиада" в театре Анатолия Васильева

Только для друзей театра!!!

8 декабря – 2 года со дня выхода нашей рассылки.

Мы дарим 10 приглашений на спектакль.

Позвоните нам по тел. (095)923-70-25, представьтесь подписчиком рассылки и получите приглашение на 2 лица на лучший спектакль сезона.

С наилучшими пожеланиями,

Ваша Елена Морозова.

Время новостей, 29 июля 2002 года

Глеб Ситковский

Слово и тело

Анатолий Васильев показал открытую репетицию "Илиады"

Начальный звук спектакля - дробь множества босых пяток на блестящей поверхности паркета. Словно табун лошадей вомчался. «Илиада» - спектакль многонаселенный: семеро героев гордого вида и кроме этого хор, еще добрых два десятка человек. На актерах вовсе не театральные наряды, а спортивные кимоно в разных вариациях черного и белого. Будто ты и не в театр попал, а на тренировку в спортзал.

«Илиада» выросла из простого тренинга, и понадобилось для этого лет семь, не меньше. Гомеровский эпос казался поначалу лишь наиболее подходящим материалом для васильевских экспериментов по сопряжению звучащего слова и вкрадчивых движений восточных единоборств. Минималистская музыка Владимира Мартынова зазвучала в «Илиаде» всего год назад - тогда-то тренинг стал потихоньку слагаться в спектакль.

Особую манеру произнесения стихов в «Школе драматического искусства» сам Васильев называет «твердой интонацией» - когда каждое слово с усилием вгоняется актером в воздух, будто гвоздь, по самую шляпку. Так поступал Васильев и с Пушкиным, и с Мольером, но тверже, чем в «Илиаде», слово у него еще не звучало.  Произнесение каждого звука требует от актера больших физических усилий, да и актерами этих людей называть совестно - скорее уж они резчики по слову, что ли. Наверное, так бы звучал Гомеров гекзаметр, если декламировать его, сидя на спине гнедого жеребца, несущегося в галопе по полю боя.

Известия, 27 июля 2002 года

Алексей Филиппов

Гомер и ушу

Анатолий Васильев показал прогон своего спектакля "Гомер. Илиада’’

В 23-й песне речь идет о гибели и погребении Патрокла. Ушу, на котором строится спектакль, придает действию ритм, а временами и вакхическое неистовство: формальные комплексы китайской борьбы превращаются в варварскую пляску. Васильев занимается тем, что его интересует, - он пытается прорваться к древним, архаическим корням театральности.
Движения и медитативные упражнения ушу соединены с васильевскими экспериментами в области сценической речи и имитирующей античные мелодии музыкой . Сюжета здесь нет: понять, о чем поют ритмически преобразующие свою речь актеры, невозможно, слово растворилось в звуке - но он, то монотонный, то взрывающийся диким визгом, завораживает. Васильев не рассказывает историю, он пытается подчинить аудиторию своей, воплощенной в спектакле воле.

Газета, 9 апреля 2004 года

Глеб Ситковский

Когда б Гомер услышал наши игры…

Анатолий Васильев поставил "Песнь двадцать третью"

Стайка босоногих людей, высыпавшая перед нами и торжественно рассевшаяся напротив друг друга на сияющей поверхности паркета, не сразу решится нарушить молчание и поколебать воздух. Но, наконец, острый блестящий меч со свистом прочертит воздух, а затем примерно с такой же силой, как от удара оружием, пространство начнут рассекать звуки человеческой речи.

 Слова вывалены перед нами щедрой россыпью, но они не движутся от начала спектакля к его концу, а как бы застыли, словно окаменевший поток лавы. В какой-то момент начинаешь твердо верить: время остановлено, и это сделали на наших глазах те гордые сверхчеловеки, те мифологические герои, которые сейчас соревнуются перед нами в силе и ловкости.

Торжественно воссев в центре зала и приготовившись зажечь погребальный костер, они прикажут: «Воздвигнитесь, ветры!». Не знаю, как это удается сделать Васильеву, но толща воздуха, повисшая в зале, ощущается совершенно физически, а дистиллированные люди, пересекающие пространство, кажутся очищенными от всего человеческого и чуть ли не прозрачными.

Коллективный разум, числящийся автором этого спектакля, выбрал из всей 23-й главы такую строку, чтобы вынести ее на программку в качестве эпиграфа: 'И вскочил Ахиллес, пораженный виденьем,/И руками всплеснул, и печальный так говорил он:/'Боги! Так подлинно есть и в Аидовом доме подземном/Дух человека и образ, но он совершенно бесплотный!'. Персонажи спектакля бьются перед нами на мечах, угрожающе воздымают вверх копья, натягивают тугие луки и сходятся врукопашную, затевая игры в память о Патрокле, но кажется, что они не более телесны, чем гомеровы слова, наполняющие воздух.

Нынешний плач по Патроклу, которому столь самозабвенно отдаются васильевские ученики, не может не напомнить о «Плаче Иеремии», осуществленном в «Школе драматического искусства» в начале 90-х с участием все того же Владимира Мартынова. В той афише, помнится, приводилось высказывание кого-то из святых отцов: «Плач сугуб: делает и хранит». Плач по Патроклу оказался для Васильева не менее сугуб. Плач, в отличие от повествования, обращен не к зрителю, не к собеседнику, - он просто наполняет воздух, устремляясь ввысь вместе с дымом от погребального костра Патрокла. Тот, кто захочет посетить 'Песнь двадцать третью', отреагирует на спектакль одним из способов: или раздражится, почувствовав свою ненужность и избыточность в этом действе, или, смирившись, удовольствует свое сердце горестным плачем.

Александр Соколянский

Ахейские мужи

Анатолий Васильев поставил XXIII песнь «Илиады»

Идея соединить гекзаметры с восточными боевыми искусствами лишь на первый взгляд кажется экстравагантной: эти вещи замечательно соответствуют друг другу. Дело даже не в том, что это самые первые, древнейшие способы работы человека над собою; важно то, что в обоих случаях сначала целью является только победа. Красота возникает побочно, между делом. Тот, кто победил рукою или словом, после боя придает красоте новое, самостоятельное значение: мой мертвый товарищ -- как прекрасно он сражался! Честная битва (каковых сейчас почти не бывает) и плач над погибшими -- мать и отец эстетики. По крайней мере так понимают дело в театре Васильева, исследующем и демонстрирующем мощь слова. Звучание гекзаметров в «Школе драматического искусства» столь же мало похоже на декламацию, сколь взрыв на журчание. Здесь каждое слово -- выпад, бросок, удар. Слово несется с ошеломляющей и грозной ясностью, вонзается в слушателя: «Радуйся, храбрый Патрокл! и в Аидовом радуйся доме!», -- тут нет ни одного ударения, которое было бы менее важно, чем прочие. Судьба целого высказывания (отношения к происходящему, намерений на будущее) сложится сама собою -- она не может не сложиться, когда властные, величественные слова встречаются друг с другом.

Коммерсант, 16 апреля 2004 года

Роман Должанский

Игры с погребением

"Илиада" в театре Анатолия Васильева

 Удивительным образом сам способ существования людей на сцене уверяет в абсолютной серьезности и обоснованности всего сделанного. Раз это так, значит, именно так и должно быть. В конце концов, в "Илиаде" есть моменты такой гармоничной визуальной красоты, вроде предфинального медитативного кружения хора, что рацио со всеми его театроведческими заботами отступает. В конце концов, есть уникально красивые и величественные хоры композитора Владимира Мартынова (единственное имя, названное в программе), во время которых забываешь и про театр, и про время, и про смысл. Ведь центральное событие и суть песни – плач, коллективное переживание утраты, совместное облегчение.

Дело в том, что Анатолию Васильеву сегодня неинтересна личность со всеми ее комплексами и драмами. Он исследуют саму природу театра. Про этот род искусства часто с пренебрежением говорят, что он суть сотрясение воздуха, поскольку не оставляет после себя никакого следа. Защитники театра обычно на это пафосно протестуют. Господин Васильев, человек с репутацией подвижника и мученика театра, парадоксальным образом оказывается трезвее и прагматичнее других. Он сознательно занимается "сотрясением воздуха" – именно насыщение и преобразование театрального эфира (в пределах одного зала) кажется главным художественным результатом действа на Сретенке. Порекомендуешь ли "Илиаду" тем, кто хочет в кои-то веки нескучно провести вечер после работы? Вряд ли. Но для присяжных театралов "Школа" может служить центром реабилитации. Таких мест больше одного и не нужно, но без этого, единственного, театр был бы гораздо вреднее.

Адрес театра: ст. м. "Сухаревская", ул. Сретенка, 19. Тел.: (095) 923-70-25, 923-62-04.
Мы работаем ежедневно с 12 до 15 и с 16 до 20 часов.
E-mail: teatr_vasilyeva@mail.ru
Новости театра "Школа драматического искусства" Анатолия ВАСИЛЬЕВА: http://subscribe.ru/catalog/culture.theatre.sda

 Художественный директор театра АНАТОЛИЙ ВАСИЛЬЕВ