Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Мировая мифология.

  Все выпуски  

Мировая мифология. 'Олень на льду'.


Дмитрий Галковский.

 

"Олень на льду".

 

Юзер [info]ixl_ru спрашивает:

«А кто вам наиболее симпатичен из командующих первой мировой войны до февраля? И, может быть, из белых? Кто, по-вашему, может быть образцом для подражания?»

Вопрос задан в контексте обсуждения Маннергейма как представителя русской аристократии.

Аристократ это десятиборец, то есть человек, почти профессионально способный заниматься самыми разными видами деятельности. При этом он должен обладать деньгами, властью, да ещё быть совершенным физически. Это конечно идеал, но идеал, успешно и настойчиво воплощаемый в жизнь, по крайней мере, в 16, 17, 18 и 19 веке.

Такие люди производят устрашающее впечатление. Голубоглазый двухметровый блондин, знающий четыре языка, играющий на скрипке, мастер спорта по боксу, лётчик, обладатель многомиллионного состояния и к тому же генерал или министр - это уже не человек, а кентавр.

Но это «кентавристость» и губит аристократию. Аристократия хрупка. Хромая утка - куда ни шло, как-нибудь перебьётся. Хромой кентавр - это олень на льду, подранок, которого надо забивать дрекольем.

Потому что животная суть аристократизма это элитный производитель. Для этого аристократию и держат. Если аристократ говорит, что его немножко побили, немножко отняли деньги и немножко выкинули на мороз, то он лишается самой сути своего существования.

Пока русские дворяне а России господствовали, они заслуживали всяческого уважения, и, может быть, справедливо внушали благоговейный ужас. Но как только они навернулись в 1917, они превратились В ПОСМЕШИЩЕ, и никаких идеалов там нет и быть не может. При всех примерах личного мужества и трагической судьбы это не пример для подражания. Можно подражать хромому гению, но нельзя подражать производителю с перебитой коленной чашечкой. Он дефектен.

Князья Трубецкие это мощный аристократический клан, но о Трубецких нельзя судить по знаменитым братьям-дуракам, которые думали, что они философы. Это дегенераты. Те самые джентльмены, которые умеют играть на саксофоне, но на саксофоне играют. Если аристократ что-то начинает делать всерьёз кроме политического и военного господства, он перестаёт быть аристократом и превращается в интеллектуала. Интеллектуалы не нуждаются в таких конкурентах, и интеллектуалы, как всякие специализированные существа, гораздо умнее других в своей области. Интеллектуалы нуждаются в аристократах или по мере развития общества терпят их, если аристократия является господствующим слоем и способна оказывать хилым лобастикам культурное покровительство.

Кроме того, нельзя забывать, что любой чужой класс является классом враждебным. В лучшем случае его можно только терпеть. Для других классов аристократическая легенда и аристократическое бытие это «нечестная игра». Нет ничего смешнее, чем социальное кривляние и придуривание. (К сожалению в современной России очень распространённое явление.) Я, например, по происхождению, воспитанию и привычкам мещанин, и бессмысленно мне изображать из себя пролетария или графа. С пролетарием понятно, но я также никогда не научусь хорошо одеваться, никогда не смогу чувствовать себя в своей тарелке на светском рауте, играть по крупному на скачках или собирать коллекцию майсенского фарфора. Поэтому мне остаётся только расслабиться и получить удовольствие из того положения, которое я занимаю, и одновременно объявить всех богатых, красивых, но не таких умных как я идиотами. Конечно, сделать это следует без ненужных эксцессов, иначе всё будет выглядеть как аутсайдерская конкуренция.

Набоков мне дорог не как сын камергера, а как человек начавший играть на саксофоне тогда, когда перестал быть аристократом и стал изгоем. В этом есть жизненная сила и благородство. Благородства в кутеповых, которыми большевики как чурками топили пароходы, я не вижу. Чемпион пришёл и стал рассказывать как он не получил медаль, как его дисквалифицировали, как его затирают-обижают. Это типовой разговор уместный для одинокого гения, вроде Ницше, но не для Шараповой, которая мячик об стенку бьёт и интересна тем, что бьёт его ловко и всегда попадает ракеткой в нужный момент: чпоки-чпок, чпоки-чпок. Зарёванные трубецкие со сломанными ракетками нам не нужны. Они комичны.

- Кто таков?

- Я полковник лейб-гвардии гусарского полка, участник гражданской войны.

- Хорошо. Войну выиграли?

- Нет. Временно таксистом в Париже.

- Ах ПРОИГРАЛИ... Так кому ты нужен, «проигравший полковник». Иди и утопись. Или сиди в Париже, как мышь, штоб тебя слышно не было. Дуди в клизму, «таксист».

Если же говорить не об «образцах», а просто о выполнивших свой долг, то это все офицеры и генералы, все высшие чиновники и профессоры-академики, которые сразу после февральской революции стали увольняться с работы, подвергаться травле, тюремному заключению, побоям, а потом, всё чаще и убийствам, в том числе бессудным. Имена этих людей замалчиваются, но они составляли 90%, их уничтожили в первую голову. Февральские деятели большей частью оказались в эмиграции. Погибло их один из ста. А замалчиваемой скотинки только за первые годы погибло процентов 50. И добили их в СССР первыми. Это и есть русская элита.

Можно «реабилитировать» и ряд февральских деятелей, которые в той или иной степени осознали ошибку и попытались остановить начавшийся распад. В смысле по человечески понять, на что-то посмотреть сквозь пальцы. Тогда этих врангелей-кутеповых можно условно принять в «основной состав». Но будут они там насчитывать несколько процентов от силы.


В избранное