ВЫПУСК 240

В. В. ГАЕВСКИЙ
СЛУЧАЙ ИЗ ЖИЗНИ ТРЕЙДЕРА
(почти что автобиографическая повесть)

(литературная редакция – К. С. Царихин)
Продолжение

Я приехал домой и чувствую: со мной что-то не так. Посидел в кресле, посмотрел телевизор. Пробовал начать читать какую-то книгу. Где там… Мысли разбегаются, тут уже не до чтения. Пошел на кухню, выпил водки. Немного – грамм сто пятьдесят. Потом еще маханул грамм сто:

«А что, собственно говоря, я нервничаю? Ну, что такого особенного произошло? Надька доверила мне свой счет. Что здесь страшного? Ну, не знаю я о ней ничего, ну, не знаю я происхождения ее денег, не знаю ее родословную, вообще ничего о ней не знаю. Ну и зачем мне это знать? Мне нужно помнить только об одном: закрыть ее позицию по триста рублей за акцию, вот и все. Возможно, никто и не подозревает о том, что она мне что-то поручила. И, что такого произойдет, если я закрою ее позицию по цене в триста рублей»?

Постепенно я успокоился, но ночью, все равно, спал плохо, так как мне пытались сниться какие-то кошмары. Якобы, я захожу в туалет, и после того, как спустил воду, она через край унитаза начинает заливать всю квартиру. Или вот еще: поднимаюсь к себе домой, а после третьего этажа ступеньки становятся маленькие, и пройти наверх, практически невозможно. Через некоторое время, однако, я уже спал спокойно, и ничто меня не волновало. И, как мне показалось, я понял причину, почему дергался: до этого жизненного момента
таких поручений я еще никогда не выполнял.
Неожиданно звонит Надежда:
– Владимир, я тормознулась на несколько дней, тут возникли кое-какие дела, и я подумала, что тебе надо дать доверенность на вывод денег, вдруг они мне понадобятся, а я буду далеко от Москвы. Поэтому, давай подъезжай через час на Кропоткинскую с паспортом. Мы там это дело быстро оформим.
Я отвечаю:
– Хорошо.
И начинаю быстро одеваться, понимая, что это важно для Надежды. Но еще больше понимаю, скорее на подсознательном уровне, что это еще более важно для меня.
Встречаемся через час. Надежда в легком бежевом костюме с зонтиком в руке и с маленькой сумочкой. Видя меня, быстро подходит. Мы идем по Гоголевскому бульвару. Она говорит:
– Владимир, времени у меня очень мало. Здесь, недалеко есть нотариальная контора. Быстро оформляем доверенность и разбегаемся… Понимаешь, я подумала, что деньги понадобятся, а меня в Москве нет, а Газ может достигнуть цены в триста рублей через неделю… А потом деньги на счете будут болтаться без дела, вот тогда ты их переведешь на счет в один дружественный мне банк, у меня там все схвачено.
Это она говорит на ходу, то прибавляя, то замедляя шаг.
– Вот, пришли, – выдохнула она. – Так, быстро заходим. Кто последний?
Надежда задает этот вопрос пожилой толстой женщине. Та молчит, уставившись в журнал «Караван историй».
– Вы не скажите, кто последний к нотариусу? – повторяет Надежда свой вопрос.
– Ну, я последняя и за мной занимал кто-то, – отвечает толстая тетка.
Надежда тут же, без стука, входит в кабинет.
– Гражданка, куда же вы идете без очереди? – заволновалась толстуха, и попыталась было подняться с кресла.
Когда же она встала, Надежда уже приглашала меня зайти в кабинет. Толстуха пыталась схватить меня за рукав:
– А вы, молодой человек, куда пошли?
Но в дверях показался нотариус – миловидная дама, которая вежливо сказала:
– Гражданка Мельникова и гражданин Шацкий, пройдите пожалуйста, а вы, – обратилась она к негодующей женщине, – пойдете после них.
Процедура оформления документа заняла минут двадцать. Мне была выдана генеральная доверенность на совершение сделок купли-продажи ценных бумаг и вывод денежных средств с Надькиного счета сроком на один год.
– Я думаю, что тебе нужна доверенность на год. На больший срок ее выдавать не надо, – сказала Надежда, глядя в потолок. – За год все образуется.
Затем мы опять быстро пошли в сторону метро «Кропоткинская» и моя ученица торопливо говорила мне следующее:
– Как позицию закроешь, то переведешь деньги в Первый индустриальный коммерческий банк, там у меня счет открыт, но… – в этом месте она резко остановилась и, глядя мне в глаза, медленно произнесла. – Но это ты будешь делать только по моему звонку, понял? Вот реквизиты банка и номер моего счета.
Она передала мне бумажку с рядом написанных цифр:
– На, возьми, не потеряй, а то по телефону неудобно говорить, сто раз надо повторять цифры, а в трубке все пищит и трещит… Ну, все, дорогой, мы пришли. Я буду тебе звонить, а ты мне будешь все докладывать. Давай, пока!
Она чмокнула меня в щеку, быстро перешла улицу и улетела на такси в неизвестном направлении. Почему-то мне стало очень грустно.
Я стал следить за рынком. «Газпром» не падал и не поднимался. Он спокойно торговался в узком коридоре: двести восемьдесят на двести восемьдесят три рубля. Вот вам и вся торговля. Очень часто на фондовом рынке цены акций торчат на одном месте. Начинающие торговцы думают, что цены на бумаги могут только расти. На самом деле цены могут месяцами стоять на одном месте. В этом и заключается одна из сложностей биржевой торговли.
Итак, я слежу за ценой акций «Газпрома» день, другой, третий и вдруг мне приходит в голову мысль «проверить» Надькин счет: я же управляющий, а управляющий должен иногда очень оперативно принимать решения на рынке и действовать. Либо покупать бумаги, либо продавать. И для этого нужно опробовать, как компания выполняет поручение, чтобы устранить возможные заминки заблаговременно.
И вот, в начале июля (а Надьки в Москве уже не было больше десяти дней), я набираю телефонный номер «Боцмана». Автоответчик начал повторять привычную фразу: «Ваш звонок очень важен для нас, дождитесь ответа оператора, либо наберите в тональном режиме…». Потом в трубке раздается приятная музыка в духе «Эммануэль». Минут через пять меня соединяют с брокером:
– Мне господина Рыкова, – говорю я.
– Рыков слушает.
– Мой пароль утес, – я стараюсь изо всех сил говорить спокойно. – Счет сто сорок семь, купите мне в рынок две тысячи акций Газпрома…
Меня прерывают:
– Повторите еще раз ваше кодовое слово.
– Утес.
– Хорошо, я вас слушаю.
– Две тысячи акций Газпрома купите в рынок.
– Так, – отвечает брокер, – покупаем в рынок… Все, готово. Куплено две тысячи акций Газпрома по цене двести восемьдесят рублей двадцать копеек.
– Отлично!
Мое сердце учащенно бьется. Ура! Все великолепно, Надькин счет работает, пароли и явки тоже работают.
Через день я закрываю эту позицию с небольшой прибылью. Настроение улучшается, начинаешь осознавать свою причастность к управлению большими деньгами.
Прошла неделя, прошла другая, а цена «Газпрома» все та же: двести восемьдесят рублей. Иногда чуть выше, иногда чуть ниже. «Газ» болтается в проторговке. Цена никуда не идет. Однако по своему опыту знаю: чем дольше цена стоит в проторговке, тем сильнее будет последующее движение.
Как-то раз я еду в метро на занятие в компанию «Боцман плюс» и раздается звонок по мобильнику. Ничего не слышно, в трубке какой-то треск, но чувствую – звонит Надежда, и я ору на весь вагон:
– Ничего не слышу, еду в метро, перезвоните, пожалуйста, через двадцать минут.
Ровно через двадцать минут звонок. В трубке Надькин голос:
– А сейчас слышишь?
– А сейчас слышу.
– Здравствуйте, Владимир! Как наши дела?
– Здравствуйте, Надежда. Все в порядке, Газ под контролем. Но в последнее время он не растет.
– Стоит? Как всегда, страдает сухостоем? Ладно, действуй по плану. Как поднимется к трестам рублям, сразу закрывайся.
– Это понятно, – отвечаю я.
– Я время от времени буду тебе позванивать, чтобы ты не скучал.
– Когда приедешь в Москву?
– Точно еще не знаю. Но думаю, что не раньше, чем через три месяца. Все, пока.
– Пока, – и тут я уловил в ее голосе нотки какой-то грусти.
Дни летят, проходит неделя за неделей, фондовый рынок просто умер, ничего на нем не происходит. Жена говорит:
– Володь, давай сгоняй с Максимом на юг, пока еще каникулы, пока еще лето не кончилось.
Я ей на автомате отвечаю:
– Хорошо, давай поедем в середине августа.
Она говорит:
– Какой-то ты все-таки странный стал.
Я про себя подумал:

«Да, я сейчас очень странный. Что, я разве должен тебе рассказывать, как мне доверили более трех миллионов долларов? Для того чтобы во время отдыха мы вместе колотились и дергались? Отдохнуть хорошо, но для этого нужно, чтобы Газ рванул вверх к искомой цифре. Там его бы закрыть, а уж потом можно поехать и на юг».

Мне снится сон. Высокая гора. Жарко. Страна вроде Египта, и большое количество людей катят на гору огромный-преогромный шар из чистого золота. Я проснулся. К чему это может быть?
Через день «Газпром» открылся с большим ценовым разрывом вверх и стал торговаться по цене в двести девяносто один рубль. Вот, видимо, к чему был сон – к росту на фондовом рынке. На следующий день «Газпром» дошел до двухсот девяноста семи рублей, а день этот, как сейчас помню, был пятницей, а это означало, что в понедельник, скорее всего, цены будут еще выше. По опыту знаю, что торговцы, не успевшие купить растущие акции в пятницу, в понедельник пытаются наверстать упущенное.
Жена уговаривает меня поехать на дачу. Я соглашаюсь, однако уже в воскресенье я собираюсь уезжать. Жена мне говорит:
– Володя, ты устал. Посмотри, как ты выглядишь. Ты уже не отдыхал целых три года. Что, нельзя поехать домой завтра с утра? И машин будет меньше, и выспишься на свежем воздухе.
Убедила, я остался на даче до понедельника. В голову лезут мысли: «Газ с утра рванет вверх и я не смогу его закрыть, поскольку буду в дороге». Ночью спал плохо, хотя и на свежем воздухе. Ни свет, ни заря, помчался в Москву. То, что я поднялся в шесть часов утра, не помогло – недалеко от МКАДа я застрял в мрачной пробке. На Варшавском шоссе перевернулся трейлер с фруктами и забил всю проезжую часть. Одним словом, в десять часов тридцать минут – это время открытия рынка, я еще в дороге. Набираю по мобильнику номер
брокерской компании «Боцман плюс», а там как всегда: «Ваш звонок очень важен для нас, оставайтесь на линии…». Энергии в телефоне ноль, я начинаю злиться на себя, на жену, на судьбу. Наконец, меня соединяют. Я почти кричу, что это счет сто сорок семь, что пароль такой-то, что договор такой-то, что это Мельникова… Тут происходит обрыв связи. Я снова набираю «боцманский» номер, там опять мне говорят о важности моего звонка, далее музыка из кинофильма «Эммануэль», наконец, я слышу в трубке голос Рыкова:
– Я вас слушаю.
– Какая цена по Газпрому?
Вадим успевает мне ответить:
– Цена триста один рубль.
Я истошно кричу:
– Продайте все в рынок!
Бац, телефон отключается, энергии нет... Однако за то время, что я разговаривал по мобильнику, пробка рассосалась. Наконец-то я въезжаю на МКАД и через пятнадцать минут я уже дома. Сразу включаю компьютер, смотрю цены. «Газпром» торгуется по двести девяносто девять рублей. Ах, черт! В голове пронеслись мысли: «Все провалил, не закрыл Надьку по триста рублей, а ведь такая цена была, вот тебе и отдых на даче, вот тебе и сон на свежем воздухе». Смотрю график движения акций: максимальная цена была триста семь рублей,
а сейчас падает… Что делать? Надька не поймет, как это я проморгал цену в триста семь рублей. Принимаю волевое решение – крыть все, набираю телефон компании «Боцман плюс», говорю пароль и номер договора. На связи Рыков:
– Да слушаю.
– Продайте акции Газпрома в рынок.
– Сколько?
– Пятьдесят тысяч бумаг!
Через минуту Вадим продает весь объем по цене двести девяносто девять рублей. «Хорошо, – думаю я про себя. – Пусть хоть так, чем никак, цена близка к искомой… А то, кто знает, вдруг котировки начнут падать? Но в данном конкретном случае часть бумаг уже продана. Однако что делать дальше? Целый месяц я ждал эту цену, и вот, такой компот... Получается, все пропустил… Пропустил, или еще побьемся»? Сижу перед компьютером в страшной концентрации, боюсь даже дышать и потихоньку шепчу, как колдун: «Ну, давай Газок,
давай, выпрыгни еще раз к цене в триста рублей, ну что тебе стоит»? А цена в это время болтается на уровне двухсот девяноста восьми рублей. Так проходит час, другой, третий… Время тянется очень медленно. Позвонил Костя, мой партнер:
– Как сам?
– Я? Да все нормально. Что думаешь по рынку?
– Думаю, – отвечает Константин, – что будет ход вниз. Газ будет стоить рублей двести девяноста.
«Нормально, утешил, лучше бы и не звонил, – подумал я про себя. – Так, сколько мне еще закрывать? О! Еще двести шестьдесят тысяч акций… Немало». Сбегал на кухню, нарезал колбасы и хлеба, налил чаю, перекусил и опять к экрану монитора. Смотрю внимательно в окно котировок. Вроде, «Газ» опять начал подрастать. Хорошо. «Давай, давай, – думаю про себя. – Еще хоть рублик, твою мать, очень надо, Газок, очень надо». Но «Газ» прилип к цене в двести девяносто девять рублей и пилится на этой отметке уже два часа. К закрытию
рынка цена оставалась та же. За десять минут до закрытия я отвлекся на телефонный звонок, и когда снова взглянул на экран монитора, не поверил своим глазам. Цена по «Газпрому» была триста четыре рубля за акцию. Я сразу вспотел, руки, конечно, затряслись. Сразу набираю телефон «Боцмана», там опять: «Ваш звонок очень важен для нас», потом занято, а время сессии истекает, торги вот-вот закроются. Я так напрягся, что готов был выскочить из своего тела. Страшная гримаса перекосила мое лицо. Наконец, меня соединяют
с брокером, и я не кричу, я просто ору:
– Продать Газ в рынок!!!
Но в этом месте я сам себе задаю вопрос: «А сколько акций продать? Вдруг завтра цена будет выше»? Вадим предельно вежлив:
– Сколько лотов?
– Мельникова, пароль такой-то, договор такой-то, – говорю я в телефонную трубку, тщетно пытаясь совладать со своими эмоциями. – Сто тысяч Газа продать в рынок!
– Хорошо, – отвечает брокер.
И тут в телефоне что-то затрещало, запищало, и связь нарушалась. Я в шоке: «Успели продать или нет? Ну, почему всегда в ответственные моменты происходит всякая фигня»? Опять набираю телефон брокера, сам весь на иголках. «Ваш звонок…». Затрахали, вашу мать, с вашим предисловием.
– Да, Рыков слушает.
– Вадим, это Мельникова, договор…
– Да я понял.
– Вадим, ты понял, что нам надо было продать сто тысяч акций Газпрома?
– Я-то понял, но объем был очень большой, торги уже заканчивались, и ваша заявка прошла частично. Так, сейчас посмотрю… Да, прошло семьдесят две тысячи пятьсот двадцать бумаг по цене триста четыре рубля и пятьдесят копеек.
– Жаль, Вадим.
– Да ладно, не расстраивайтесь, завтра цена наверняка будет выше.
– Ну, хорошо, – говорю я. – Хоть ты успокоил.
Беру калькулятор, начинаю считать. Первый раз я закрыл пятьдесят тысяч акций, второй – семьдесят две тысячи пятьсот двадцать, значит, осталось закрыть еще сто восемьдесят семь тысяч четыреста восемьдесят штук. «Значит, я продал более сорока процентов ее акций, – рассуждаю я про себя. – Хорошо… А что хорошего? Она же сказала закрыть все по триста рублей… А что если завтра цена будет ниже трехсот рублей? Да, открывать позицию тяжело, но и закрывать ее не легче. Ну, да ладно, пора идти спать. Утро вечера мудренее».
Жду завтрашнего дня. Думаю про себя: «Да ведь никто не знает, какое это будет завтра… Можем открыться резко вверх, можем по своей, а можем и резко вниз».
И вот наступает это «завтра». В голове крутятся различные варианты открытия рынка, сплошные фэнтези. Хочется, чтобы рынок открылся со страшной силой вверх, либо, на худой конец, хотя бы по своей. Торговец, у которого большая позиция, мечтает об открытии в свою сторону, но часто его мечтам не суждено сбыться. К сожалению, фондовый рынок двигается по своему сценарию.
Открытие. Смотрю на «Газпром». Ура! Он открывается по триста десять рублей и сорок копеек. В голове проносится мысль: «Ну, Володя, давай, закрывай весь Газ, вот отличная цена для фиксации прибыли». Но, вместо того, чтобы продать все в рынок по текущим ценам я что-то медлю. Перед глазами вращается число 320. «Вот, где надо закрывать весь Надькин объем» – при торговле часто так бывает, когда в голове возникает образ или цифра, которая довлеет над тобой. Что это? Наверное, вмешивается Бог.
Действительно, цена начинает резко уходить вверх. Раз, и торговля идет уже по триста двенадцать рублей. Два, и торги по «Газу» идут по триста четырнадцать, три – и я вижу цену в триста пятнадцать. «Фиксируйся, – какая-то железная спица появляется в голове, – отличная цена, чего тебе еще надо? Чего надо? А где цена в триста двадцать рублей? И, если она будет, то зачем тогда фиксироваться по цене, которая меньше на целых шесть рублей»? Такие-то мысли лезут в голову. Это, кстати говоря, еще одна сложность работы
на фондовом рынке. Мои мысли – мои скакуны.
Время близится к обеду. Открываются рынки Европы. И началось: Европа вроде вверх. Наш рынок притаился, а потом стремительно пошел на повышение. И вот, цена по «Газу» – триста пятнадцать рублей пятьдесят копеек. «Вот так замечательно, вот так славно, интуицию не обманешь» – говорю я сам себе. Пошел на кухню что-нибудь съесть, а в голове свербит мысль: «Буду закрывать Надьку только по триста двадцать рублей. Сколько я ей нарежу дополнительной прибыли… О, не меньше трех с половиной миллионов рублей. Класс! Может,
еще премию какую подкинет».
И вот с такими мыслями я сижу на кухне, пью кофе, намазываю масло на хлеб и вдруг меня что-то толкнуло. Стремительно возвращаюсь к компьютеру. О, матерь Божья! Торги по нашей бумаге идут на уровне триста шесть рублей и цифры в окне заявок стремительно меняются с больших на меньшие. Ах, черт! Быстро набираю телефон «Боцмана». В трубке раздается: «Ваш звонок…» и пошла обычная мура. Наконец, я дозвонился. Говорю быстро и энергично:
– Немедленно продайте в рынок Газ… Да… Сто тысяч … Исполнено? Хорошо. Почем? По триста четыре рубля за акцию? Хорошо.
Да на фондовом рынке такое бывает очень часто – была какая-то цена и вот, уже ее нет! Мечты, мечты, как сладок ваш обман… «Ну, хорошо… Хоть так, – думаю я про себя. – А что же ты, дорогой, не закрыл весь объем, кому ты оставил еще восемьдесят семь тысяч акций»?
А цена по «Газпрому» уже двести девяносто восемь рублей с копейками. Во как! Поторговал, называется. Вечером приезжаю на лекцию в компанию «Феко», смотрю цены. «Газ» закрылся по двести девяносто шесть рублей. Говорю сам себе: «Ну, и что теперь делать? Как себя вести, если котировки упадут еще ниже? Вот олух, придумал себе какую то цену в триста двадцать рублей, и в итоге остался в покупке еще на восемьдесят тысяч акций… Придурок, ну как так можно торговать? Ведь тебе было сказано продать все по триста рублей.
Начал выеживаться и довыеживался».
Потом для меня наступило несколько тяжелых дней. Цена по «Газпрому» все время находилась в ценовом коридоре от двухсот девяноста четырех до двухсот девяноста семи. Мои мысли начали крутиться около этих цифр: «А может, надо закрыть оставшийся объем по этой цене? Ведь от первоначального количества у меня осталось меньше тридцати процентов бумаг... На них я чего-то недоберу, но ведь я продал более ста семидесяти тысяч акций по цене выше трехсот рублей! А, раз так, то у меня есть запас прочности». Я взял калькулятор
и посчитал, что если оставшиеся бумаги продам даже по двести девяносто четыре рубля, то, все равно, я выхожу на искомую сумму в девяносто три миллиона рублей. «Значит, – определил я для себя, – нижний уровень цены по Газпрому, на который я согласен – это двести девяносто четыре рубля». После этих нехитрых вычислений я успокоился и продолжил наблюдения за ценой.
Прошел еще один день. Цена вяло сползла к двухсот девяноста пяти рублям. Я напрягся: «Может, на этом уровне все и закрыть»? Пока думал, цена уже на рубль ниже. Набираю номер «Боцмана»: «Ваш звонок…» и пошло, поехало… Цена еще на рубль ниже… Хватаю калькулятор и быстро считаю, устраивает ли меня цена по двести девяноста три рубля? Вижу, что устраивает. Опять телефон, опять «Боцман», опять «Ваш звонок…» Ура! Дозвонился. На проводе Рыков:
– Пароль?
Отвечаю, и пока идет идентификация моей личности, цена «Газа» уверенно пошла вверх. Я замер и восторженно смотрел, как цена прибавила рублик, затем другой.
– Але, Але... Вы будете, что-нибудь делать? – Вадим меня потерял.
Я молча повесил трубку.
«Конечно, остаток можно закрыть и на этих ценах. Но, ведь хочется большего, – размышлял я. – Чем выше я закрою позицию, тем больше вероятность того, что Надька отметит мой подвиг».
«Газпром» оправдал мои ожидания и потихонечку стал подрастать. Через день его цена была опять триста рублей. Я для себя решил: «Если дернет хоть чуть-чуть вниз, сразу закрою весь объем». Но «Газ» дернул вверх и, притом очень сильно. Сначала мелькнула цена в триста пятнадцать, а в пятницу торговля уже шла по триста двадцать два рубля. Я опять весь синий от внутреннего напряжения: «Ура! Вот она, желанная цена! Давай, закрывай весь объем!» Но я что-то медлю, видимо, жду цену выше.
За два часа до закрытия торгов цена была триста двадцать пять рублей с копейками. Принимаю волевое решение и продаю пятьдесят тысяч акций. Но, закрытие сессии происходит по максимальной цене этого дня – триста тридцать два рубля и десять копеек. «Твою мать, – говорю я сам себе. – Как закроешься, все продолжает расти, как держишь, все падает, да что же это такое»?
А это фондовый рынок, это его сущность. Пленных он не берет, и все время норовит отнять у вас денег. Поэтому трейдеру нужно терпение и концентрация.
В субботу и воскресенье я на даче, но мне что-то не отдыхается: в голове сплошные мысли – как рынок поведет себя в понедельник, как откроется, как будут двигаться цены? Не выдерживаю, и под тем предлогом, что с утра надо идти к стоматологу, вечером в воскресенье срываюсь в Москву, несмотря на уговоры жены побыть на даче до понедельника.
Утром в понедельник, в десять часов тридцать минут по московскому времени я уже перед монитором. Открытие рынка – это очень эмоциональная точка, а если у вас открытая позиция, то эмоции ощущаются особенно сильно, потому что у вас на кон поставлены деньги.
Как я и ожидал, рынок открывается вверх и через час цена оказалась в районе трехсот тридцати восьми рублей. К обеду на этом уровне она начала пилиться, а к вечеру достигла отметки в триста сорок рублей и начала быстро падать. Я и глазом не успел моргнуть, а торговля по «Газу» пошла уже по тремстам двадцати одному рублю. Я закрыл оставшиеся акции в количестве тридцати семи тысяч четырехсот восьмидесяти штук по цене в триста восемнадцать рублей и облегченно вздохнул: «Все, Газ весь закрыт, план выполнен, а местами
даже и перевыполнен. Теперь можно расслабиться».

«Ведь мы с Надькой сделали где-то один миллион долларов, – беру калькулятор, считаю, оказалось всего двадцать миллионов рублей или семьсот шестьдесят шесть тысяч долларов США. – Конечно, за три месяца это неплохо. А как со мной Надька будет рассчитываться? Наверное, всю прибыль разделит на четыре части и одну отдаст мне… Это сколько же получается? Почти сто девяносто тысяч долларов. Уф! Класс. Однако, возможно, она кинет мне еще десять тысяч долларов и скажет: «Ты, Володя, молодец», а двадцать два процента от
прибыли не даст. Так что вылазь ка из автомобиля, размечтался. Жадные они, эти миллионеры. А вот эти два миллиона рублей, сверху заработанные, как с ними быть? Как она меня вознаградит»?

Из моих мыслей по поводу дележа прибыли я ничего не вынес. Поэтому я решил отдохнуть от фондового рынка, а также от суеты и напряжения жизни. На цены не смотрел, гулял по Измайловскому лесу, и так провел несколько дней. Настроение хорошее, погода хорошая. Наступила какая-то безмятежность души и тела.
Я смотрел на природу, наблюдал за людьми, которые гуляли в лесу. Однако через некоторое время мысли снова переключились на деньги Надежды, на наши финансовые отношения, и я опять начал сильно беспокоиться, заплатит она мне деньги или, как в прошлый раз, начнет динамить. Затем я подумал, что Надежды нет в Москве, и что же тут, волноваться, но, после этого на меня налетела новая волна страха и подозрительности. Так прошла неделя, затем другая. За окном август. Жена опять мне говорит:
– Лето уже почти прошло, съездили бы куда-нибудь с Максимом.
Я ей:
– А ты с нами поедешь?
Она:
– Куда поедешь? Мама себя плохо чувствует, и ремонт на даче надо доделывать.
Итак, я решил поехать на Азовское море, в село Мысовое. Мы там уже отдыхали несколько лет подряд, когда с деньгами было совсем плохо. Место хорошее, красивое. Рядом с селом – застывший грязевой вулкан Казантип. Приезжаем, народу полно, жара, все пьют пиво и водку. В общем, отдыхают. Ну и мы с Максимом пытаемся отдыхать, но не очень-то получается. По ночам, вместо того, чтобы спать, приезжий народ с еще большей силой пьет водку и пиво, и слушает на местной дискотеке песни типа «Нас не догонишь». Какой уж тут
сон? Музыка с побережья разрывает ночь, спать жарко. Десятки комаров тоже поют свою песню, а в голове пульсирует мысль: «Под твоим контролем три с половиной миллиона долларов, три с половиной миллиона долларов, три с половинной миллиона… три…». И где-то здесь ты вырубаешься, но спишь очень тревожно, как будто вокруг тебя вьется какая-то субстанция или какая-то энергия, пытаясь тебе что-то передать. Промучился я так дней десять и уже ближе к отъезду, поздно ночью, вышел из нашего домика на двор. Вокруг красота,
роскошное южное небо, мириады звезд. Вега из созвездия Лиры, Альтаир из созвездия Орла, Арктур, Капелла – все они горят, как крупные брильянты, и через весь небосвод мерцает Млечный Путь. Я сделал несколько шагов в сторону туалета и примыкавших к нему сараев, как вдруг заметил какие-то тени у этих строений. Я резко остановился, напрягся и стал всматриваться в темноту. И тут ко мне пошел как будто какой-то воздух, причем довольно густой и плотный. А потом вроде как шепот, или ветер по кустам, и я увидел, как
какая-то тень, напоминающая силуэт женщины, быстро удаляется от меня. Мое сердце бешено забилось, и я покрылся потом. Придя в домик, я лег на кровать. Не спалось. Я лежал с открытыми глазами и размышлял, что это было? То ли явь, то ли сон? К утру я задремал с мыслями о том, что все у меня нормально, «Газ» закрыл хорошо, деньги в семье есть, с Максимом отдыхаем, только вот от Надежды звонка давно нет, ну, да ладно, скоро она позвонит.
Но она не позвонила. Ни через месяц, ни через два. Мы приехали в Москву. Жена плотно занята ремонтом. На даче живут таджики, весь участок завален строительным мусором, а также кирпичом, песком, цементом и деревянным брусом. Караул! Работы нет, лекции не читаем, на фондовом рынке полный застой. Я пытался помочь жене в перестройке дачи, уйти с головой в ремонт – возил со строительного рынка какие-то блоки, паралон, сайдинг и еще всякую лабуду. Но в душе оставалась тревога. Она не проходила ни днем, ни ночью, и
как червь точила меня изнутри в области пупка. Что это такое? Непонятно, но я чувствовал, что это мое состояние как-то связано с Надькой.
Время шло, тревога не прекращалась. И я решил позвонить моей ученице сам. Номер у меня, славу Богу, есть. Набираю – он недоступен, опять набираю – опять недоступен. Она сказала: «Уезжаю на несколько месяцев». Это было в середине июня, а сейчас у нас конец августа. Пора бы ей уже и появиться. И опять тревога, и опять какая-то вибрация, идущая из середины живота.
Где-то в середине сентября поздно вечером я сидел перед телевизором и смотрел последние новости, а там рассказывали про какой-то криминал на территории Англии, про наших граждан, имеющих там недвижимость и про русскую мафию, которая третирует этих граждан. Краем глаза смотрю передачу, параллельно готовлюсь к занятиям. На экране появляется глава Скотленд Ярда, который рассказывает о том, что за последние несколько лет в Великобритании были отмечены случаи убийств россиян, имеющих недвижимость в Соединенном Королевстве,
и что правоохранительные органы страны ведут серьезную работу по этим случаям. Он продолжал говорить, но я его уже не слушал. Через меня прошел поток энергии и перед глазами поплыли красные круги. Было такое ощущение, что меня пробила молния. Я как будто теряю сознание и в это время слышу женский шепот: «Помни, помни обо мне».
В эту ночь я не мог спать. Задремал только под утро. И мне приснился сон, будто бы иду я по лесу, залитому солнцем, по вьющейся тропинке, кругом трава по пояс, деревья, кусты, и будто бы я выхожу к чудесному озеру, а по нему плывет белоснежная яхта с белыми парусами. На яхте никого нет, а на парусах написаны то ли буквы, то ли цифры. Я подхожу к самой воде и читаю: «Помни, помни обо мне, и все у тебя будет хорошо». Просыпаюсь с нормальным настроением и, как будто знаю, что мне надо делать.
Однако время идет, а что делать, я по-прежнему не знаю. Уже конец сентября, а от Надьки ни привета, ни ответа. Ее телефон молчит. У меня под рукой три с половиной миллиона долларов, но эти деньги пока лежат мертвым грузом. Я решил выждать еще месяц, а потом принять меры. Правда, какие меры я буду принимать, я четко себе не представлял.

«Что там Надька говорила, когда уезжала? Что уезжает на несколько месяцев. Несколько, это сколько? Два, три, четыре, пять? Нет, пять это много – почти полгода. Значит три, четыре – это максимум. А сколько у нас прошло? О, уже три с половиной месяца… Ладно, еще немного подожду» – утешал я себя, как будто мое ожидание могло на что-то повлиять».

Мы с Костей продолжали читать лекции по фондовому рынку, даже съездили в командировку в Волгоград. Красивый, теплый город. Правда, несмотря на капиталистический путь развития, который избрала наша страна, Волгоград остался городом прокоммунистическим.
Короче, не успел я оглянуться, а уже начало ноября. Солнечных дней мало, по ночам заморозки, дни короткие, ночи длинные. Автомобиль заводится плохо, да еще и печка не работает. Одним словом, как сказал классик – «Гусей крикливых караван / тянулся к югу / Приближалась довольно скучная пора / Стоял ноябрь уж у двора».
От Надежды ничего! Это становилось даже интересно. А если Надька не появится вообще никогда? Я стал задавать себе вопросы:

«Это как это не появится? Как, как? А, просто – автомобильная катастрофа, сердечный приступ, несчастный случай… Мало ли что? Почему она пропала? Почему ее телефон не отвечает? С тех пор, как она уехала, прошло больше пяти месяцев, а с ее последнего звонка прошло более трех. Что это значит? Если так пойдет дальше, то, как быть»? Для себя решаю, что как-то надо выяснить, что с Надеждой: «Я же знаю, где она жила, но, может, та квартира была съемная. И что мне это дает? Кто я ей? Управляющий? Я знаю ее фамилию,
я знаю ее пароли, ну, и что дальше? А что я вообще о ней знаю, как говорится, по существу? Да, ничего»!

Все эти мысли настолько меня поглотили, что я стал как лунатик. Плохо ел, плохо спал, плохо выглядел, да и лекции о фондовом рынке стал читать тоже плохо. Константин спрашивает: «Что с тобой, устал?» Я ему: «Да, мол, устал». А сам у себя спрашиваю:

«Что же с Надькой»?

Так проходит неделя, другая, уже конец ноября. Вдруг мне на мобильный телефон приходит звонок:
– Мне Владимира, – говорит мужской голос.
– Да, это я.
– Нам надо с вами встретиться по очень важному делу.

Продолжение следует.