Приветствую вас, коллеги!

Продолжаем публикации эссе из серии "Чужие уроки". Сегодня - история Уильяма Рандольфа Хёрста, одного из столпов американского бизнеса СМИ.

* * *

Бог – любовь, а смерти нет

«Стойт  закрыл  глаза. "Бог есть любовь, - повторил он, - смерти нет".
Он  ожидал,  что  от  этих  слов  по нутру его опять разольется тепло,
словно  после  глотка  виски.  Но  вместо  этого, точно его разыгрывал
какой-то  зловредный бесенок, он обнаружил, что думает о высохших, как
мертвые  ящерицы,  трупах  монашек  и  о  своем  собственном  трупе, о
Страшном Суде и о геенне».
Олдос Хаксли «Через много лет»

Пролог: Замок

Летом 1995 года,продумывая маршрут автомобильного путешествия  «от океана до океана»,  я спросил своего бизнес-гуру Боба Старера: «Какое самое красивое место в Америке?». «Замок Хёрста! - не раздумывая определил свои эстетические приоритеты легендарный рейдер . – На полпути между Лос-Анджелесом и Сан-Франциско, если ехать по Highway One ».  

Через месяц я стоял  перед дворцовым комплексом, возведенным Уильямом Рандольфом Хёрстом на высоком холме с головокружительным видом на тихоокеанский залив Монтерей , и не верил глазам: все-таки не каждый день удается воочию наблюдать материализацию национального духа: архитектурное чудо и несусветный китч в одном флаконе! В свою  «Америцу» Хёрст свёз всё, что плохо лежало в Старом Свете: куски испанской средневековой церкви, египетских сфинксов, греческие вазы, итальянские гобелены, даже чашу со двора русского императора. Последи безвкусного убранства по склонам Заколдованного холма разгуливали зебры и олени – ну чем не Эдем? Разумеется, всё выдержано в традиционных тонах грандомании:  необъятная территория поместья (более 1000 кв. километров), бассейн Нептуна под открытым небом (полтора миллиона кубометров), три гостевых дома, центральная усадьба (Каса Гранде), 165 комнат, 38 спален, 41 камин, 61 ванная, римская купальня, кинотеатр, две библиотеки, биллиардная, полмиллиона квадратных метров культивированных садов…

Ах уж эти сады! При жизни Хёрста в замке все засохшие от заморозков пальмы в срочном порядке перекрашивали в зеленый цвет -  ничто не должно было напоминать хозяину о бренности существования. А все потому, что больше всего на свете Уильям Рандольф Хёрст боялся смерти. Этрусские вазу, древнеегипетские сфинксы и саркофаги, даже каменная барочная арка 16 века, перенесенная в замок газетного магната из испанского монастыря – всё несет на себе отпечаток отчаянной попытки прорваться в бессмертие.  Уж не знаю, повторял ли Уильям Хёрст заклинание-мантру «Бог – любовь, а смерти нет» при каждом удобном случае, как это делал его непосредственный литературный последыш миллионер Джо Стойт из романа Олдоса Хаксли, но научными экспериментами интересовался точно – особенно успехами пионера трансплантологии доктора Вороноффа на поприще пересадки половых желез макаки.

Ничего не помогло. В 1951 году Уильям Хёрст все-таки умер, правда, в почтенном восьмидесяти восьми летнем возрасте и в окружении пятерых сыновей и любимой женщины – Мэрион Дэйвис.  После смерти он оставил много денег, великолепный замок и непочатый край мифологии. Во всем этом и постараемся разобраться в нашей истории.

Хёрст академический

"Не  многим  американцам,  за исключением некоторых президентов, удалось
оказывать  такое  огромное влияние  -  положительное и отрицательное - на ход
истории на протяжении 50 лет, как Уильяму Рандольфу Хёрсту"
биограф Бен Проктер

Официальная биография Хёрста прямолинейна, содержит множество мифологем и – главное – ничему полезному не учит. Впрочем, без нее нам не обойтись, хотя бы потому, что она задает канву повествования. Итак:

Уильям Рандольф Хёрст родился 29 апреля 1863 года в семье «сенатора-миллионера» и школьной учительницы. На самом деле его отец Джордж Хёрст по происхождению и призванию всегда был и оставался шахтером (по прозвищу «Паренек, с которым разговаривает сама земля»), правда, очень хватким и юрким. В свое время он вовремя подсуетился, выгодно купил долю в трех угольных месторождениях, которые на поверку оказались  крупнейшими в стране. Потом своего не упускал и всё шло по накатанной: новые шахты, новые заводы, новые земельные угодья. Последние пять лет жизни (1886-1891) – кресло сенатора от штата Калифорния. Важный момент: биография отца остались целиком за кадром мировосприятия маленького Уильяма, поскольку виделись они не чаще месяца в году – дела, дела! Зато все свободное время мальчик проводил с мамой Фэби, которая формировала его характер и создавала шкалу приоритетов. Когда Билли исполнилось 10 лет Фэби повезла его кататься по Европе, где у мальчика и зародилось пожизненное навязчивое желание собрать как можно больше памятников живописи и архитектуры и перевести домой в Америку.

Далее – учеба в элитных школах (Сэнт-Пол и Конкорд), Гарвардский университет и первое трудоустройство: газета «San Francisco Examiner». Газету Уильяму подарил отец Джордж, которому, в свою очередь, она досталась случайно – за карточные долги. В издательском процессе сенатор ничего не понимал, да и не очень стремился, однако передавал «Экзаминер» в руки сына с большой неохотой: уж очень шахтер-миллионер надеялся, что Уильям заинтересуется прямым семейным бизнесом. Очевидно, что после европейского турне и Гарварда угледобывающая промышленность не интересовала молодого человека никаким боком, другое дело – журналистика!

Уильям Хёрст преуспел в управлении «San Francisco Examiner» чрезвычайно: закупил новое типографское оборудование, нанял лучшие перья современности – Марка Твена, Амброуза Бирса, Ричарда Хардинга Дэвиса, в разы повысил тираж. В 1895 году окрыленный молодой издатель решился на расширение: перебрался в Нью-Йорк, выкупил чахнущий листок «Morning Journal» и во все тяжкие стал конкурировать с великим и могучим Иосифом Пулитцером, издателем популярнейшей бульварной газеты «New York World». Ситуация пикантная, поскольку Пулитцер не только был ментором и учителем Хёрста в Гарвардском университете, но и новообретенную газету Хёрста «Morning Journal» учреждал брат Иосифа Альберт. Можно представить, как Пулитцеру было обидно!  

Тем не менее, Уильям Хёрст уложил своего учителя на обе лопатки. Считается, что молодой издатель революционировал журналистику, введя в нее такие атрибуты, как кричащие заголовки-баннеры, цветные комиксы, а также полный спектр приемов, которые сегодня ассоциируются с  «желтой прессой»: установка на скандал и эпатаж, использование непроверенных данных, акцент на мистику, мелодраму и псевдонаучные сенсации, а также ярковыраженная «партийность» журналистов, принимающих точку зрения одной из конфликтующих сторон без малейшего намека на объективность. Собственно, само выражение «желтая пресса» возникло из комиксов «Yellow Kid», которые печатались в газете Хёрста.

Кульминация журналистской карьеры Уильяма Хёрста - освещение «New York Morning Journal»  событий народного восстания на Кубе, которое, как принято считать, собственно и привело к американо-испанской войне 1898 года. Хрестоматийно известна телеграмма Хёрста, которую он оправил своему корреспонденту-художнику, утомившемуся ждать в Гаване ярких событий: «Оставайся на месте. Будешь поставлять рисунки, а я поставлю войну». Когда на кубинском рейде подорвался американский линкор «Maine», все солидные издания Нью-Йорка призвали к спокойствию и взвешенности суждений, зато хёрстов «Journal» вышел под аршинным заголовком: «War? Sure!» .

Печатная империя разрасталась – «Evening Journal»,  «Chicago Examiner», «Boston American», журналы «Motor», «Cosmopolitan», «Harper's Bazaar» - однако жизненные приоритеты Хёрста сместились в сторону политики: он стал членом нижней палаты Конгресса, претендовал на кресло мэра, а затем и губернатора штата Нью-Йорк, но провалился на выборах. Хёрст обиделся на высокомерных обитателей  Восточного побережья и вернулся в Калифорнию. В 1919 году приступил к строительству замка в Сан Симеоне, которое длилось 28 лет. В 20-ые энергично внедрялся в набирающую обороты радиоиндустрию и кинопроизводство, практически монополизировал продукцию новостных киножурналов, снял более сотни игровых фильмов и довел свою печатную империю до уровня общенационального фактора пропаганды. Шутка сказать: каждый четвертый житель Америки получал информацию из изданий Хёрста. В 30-ые магнат организовал широкомасштабный поход на Советскую власть и лично товарища Сталина. На фоне Великой Депрессии почти утратил контроль над своей печатной империей. В 40-ые оправился. В 9 часов 50 минут утра 14 августа 1951 года Уильям Рандольф Хёрст мирно почил в бозе, оставив пятерым детям и подруге жизни громадную «Hearst Corporation», до сего дня -  одну из ключевых игроков на идеологическом поле Америки .

Что же мы получили в академическом остатке? Удачливый бизнесмен. Работоспособный. Амбициозный. Пробивной. Не без талантов. Любил красиво пожить, вкусно поесть, поруководить массами и порулить общественным сознанием. Дружил почти со всеми голливудскими знаменитостями. Много и энергично меценатствовал. При всем при этом, на роль «одного из самых влиятельных американцев» первой половины 20 века явно не тянет. Вернее, может, и тянет, но только не по официальной версии. Что ж, взглянем на биографию Хёрста под иным углом.  

Хёрст народный

«-  На  побережье есть один хозяин, у которого земли миллион акров. Он
газеты,  что  ли,  печатает.  –  Миллион  акров?  Что  же  он делает с
миллионом  акров?  – Кто его знает. Владеет ими, больше ничего. Держит
скот.  Повсюду  расставлена  охрана,  никого  не  пускают. Сам ездит в
бронированной  машине.  Я  видел  его  портреты. Жирный такой, квёлый,
глаза  щелочками, остервенелые, а рот как дырка в заднице. Боится, как
бы  не убили. У самого миллион акров, а он смерти боится. – На кой ему
черт  миллион  акров?  Что  он  с  ними будет делать? – Кто его знает.
Наверно, сумасшедший». Джон Стейнбек «Гроздья гнева»

Оборванцы-«оки» из романов Стейнбека были правы в одном: Хёрст в самом деле жутко боялся смерти.   Однако в целом американский народ Уильяма Хёрста любил. Может, не так горячо, как хотелось (иначе не прокатили бы на губернаторских и мэрских выборах!), но вполне осязаемо: тиражи изданий Хёрста в буквальном смысле зашкаливали. Разгадка:  его газеты (как и газеты Иосифа Пулитцера) всегда ориентировались на информационных илотов: лавочников, извозчиков, приказчиков, коммивояжеров, рабочих, грузчиков, слесарей, а также их жен, тещ и бабушек.
На самом деле  в Сан-Франциско, Нью-Йорке, да и всех остальных городах Америки давным-давно выходили респектабельные печатные издания: сухие, уравновешенные, с аналитикой, объективным изложением фактов и непременно высоким духом нравственности и общественной морали. Разумеется, народ такую тягомотину не читал, а потому явно скучал, находя утешение в средневековых романах. Первым проинтуичил  фишку Иосиф Пулитцер & Family – открыл целую пачку незатейливых газет, которые быстро превратились в персональный Клондайк. Через некоторое время в ту же нишу проник Уильям Хёрст, где и обыграл своего учителя. Печатая взахлёб детективно-романтические и слёзно-героические небылицы, он снискал искреннее доверие народе и его благодарность, поскольку первым в истории соединил несоединимое: факты и выдумку. В целом выходил всё тот же популярный на исходе 19 века псевдоисторический роман, но только на современном материале.  

За пределами своих редакций Уильям Хёрст также демонстрировал  похвальный популизм: был ярым сторонником женского суфражизма, перехода на восьмичасовой рабочий день, боролся с монопольным контролем трастов и корпораций над общественным транспортом, водоснабжением, молочной промышленностью и электроэнергией, лоббировал в Конгрессе строительство муниципальных школ и больниц.  Боролся с курением. Вошел в историю как пламенный борец с коноплёй: его грандиозная компания по демонизации марихуаны увенчалась успехом, когда в 1937 году Конгресс наложил официальный запрет на культивирование этого вредного продукта.

Особую народную любовь Уильям Хёрст снискал многичисленными компаниями борьбы с национальными меньшинствами и эмигрантами-нелегалами, которые «бесстыдно крали рабочие места  у честных граждан». Особенно крепко доставалось от газетного магната «ленивым, вечно шмалящим косяки испаносам и мексиканерам».

В целом, если абстрагироваться от претензий к Хёрсту со стороны американских коммунистов за его жгучую ненависть к Советскому Союзу,  можно смело сказать, что народная любовь явилась существенным фактором преуспеяния и роста материального благополучия нашего героя.

Хёрст художественный
«Наверное, так выглядит изнутри сознание сумасшедшего, вернее, идиота,
потому  что  у  сумасшедшего  мысль  движется,  так  сказать, по одной
дорожке.  А  здесь,  никакой  дорожки  нет.  Нет,  ибо  их бесконечное
множество.  Это  ум  гениального идиота. Его прямо распирает от лучших
образцов  мысли  и  слова. Греция, Мексика, ягодицы, распятия, машины,
Георг  IV,  будда  Амида,  наука,  сциентизм,  турецкие бани - все что
хотите. И каждый пункт абсолютно не связан с остальными».
Олдос Хаксли «Через много лет»

С кем у Уильяма Хёрста не сложилось, так это с художественной интеллигенцией. Это при том, что людей искусства Хёрст в принципе любил и даже старался проводить с ними большую часть свободного времени: завсегдатаями гостевых домиков замка Сан Симеон были Чарли Чаплин, Кароль Ломбард, Мэри Пикфорд, Долорес дель Рио. Творческая братия, подобострастная в лицо, жирными мазками писала за глаза великое полотно хёрстовой мифологии, демонизируя магната похлеще марихуаны. Переосмысленный под самыми причудливыми углами образ Уильяма Хёрста украсил не только уже помянутые  творения Джона Стейнбека и Олдоса Хаксли, но и самые обличительные страницы Фрэнсиса Скотта Финцджеральда («Последний магнат») и Джона Дос Пассоса («Большие деньги»).  Главный же удар по королю СМИ нанес молодой режиссер и актер Орсон Уэллс, снявший в 1941 году фильм «Гражданин Кейн».  

Обиднее всего, что Уэллс позаимствовал для своего героя – газетного магната Чарльза Фостера Кейна  - лишь самые поверхностные факты биографии Уильяма Хёрста: желтопрессную войну с Пулитцером, неудачи на выборах губернатора, да монструозного вида замок Ксанаду. На этом более ли менее правдоподобном фоне в кинофильме разыгрывалась драматическая история любви магната Кейна и хористки Сюзен Александр, прототип которой общественность тут же усмотрела в Мэрион Дейвис – актрисе, разделившей с Уильямом Хёрстом последние  26 лет его жизни. Именно эта – несуществующая! - параллель как раз и вывела 78-летнего Хёрста из внутреннего равновесия, заставив разменять спокойную старость на затяжную войну с молодым режиссером.

Отдадим должное: война оказалась бескомпромиссной. С применением самой тяжелой артиллерии всех политических, административных и финансовых связей Уильяма Хёрста. Луис Меер (тот, что «Метро-Голдвин-Меер») собственной персоной возглавил армию голливудских чиновников, которые пытались всеми правдами и неправдами заполучить у киностудии RKO негативы Орсона Уэллса с единственной целью -  уничтожить, сжечь, растворить в кислоте «Гражданина Кейна» - лишь бы не допустить фильм до проката. Сорвалось. Тогда в ход пошли угрозы, вплоть до физической расправы над владельцами кинотеатров в случае, если они согласятся демонстрировать проклятую картину. Сбор компроматов, шантаж, потоки лжи и очернительства в газетах, полицейские придирки. Наконец, кульминация: обвинение Орсона Уэллса в шпионаже и поддержке коммунизма с последовавшим  расследованием ФБР.

Казалось, Уильям Хёрст одержал победу: кинопрокатчики страны единодушно отказались от показа «Гражданина Кейна», из 9 номинаций на Оскар 1942 года фильм получил единственную награду, после чего  на полные 25 лет благополучно лег «на полку» в самой демократической стране мира. И что же? Кончилось всё тем, что кинокритики практически единодушно назвали творение Орсона Уэллса – лучшим фильм в истории мировой кинематографии, а сам Уильям Хёрст навеки  запечатлелся в памяти потомков как «прототип Чарльза Фостера Кейна».

Хёрст как он есть

На финишную прямую нашего исследования мы выходим с четырьмя мифологемами - Уильям Хёрст:

 – отец «желтой прессы»;
- строитель «замка Хёрста»;
- душитель марихуаны и
- прототип фильма «Гражданин Кейн».

Как-то не густо. Боюсь, истории не хватает живительных красок, способных растворить каркас мертвых определений, навешанных общественным мнением на, в общем-то, не такого уж и плохого человека. Попробую несколькими штрихами восстановить справедливость. 

Начнем с того, что замечательный сенатор-шахтер-миллионер Джордж Хёрст, скончавшийся в 1891 году, не оставил своему дорогому сыну практически не цента. Все «заводы и пароходы» перешли в управление матери Уильяма Фэби, от которой «создатель желтой прессы» и неудавшийся губернатор зависел практически до самой ее смерти в 1919 году. Именно тогда в собственность к Уильяму, среди прочего, перешли и бескрайние земельные угодья в горах Санта Люсии, где он принялся сооружать исторический замок.
Безусловно, собственный издательский бизнес Хёрста явился чрезвычайно доходным проектом, однако особо разжиться никогда не получалось. В первую очередь потому, что Хёрст никогда не был правильным бизнесменом. Вот Хэтти Грин была. А Хёрст не был. Все лишние деньги он тут же тратил на произведения искусства, роскошные украшения и одежды для любимых женщин, щедрые балы и вечеринки. Не следует забывать о пятерых сыновьях, которые во всем стремились походить на отца и жили на полную катушку. Дошло до того, что владелец величайшей информационной империи в мире в 30-ые годы был вынужден эмитировать долговые обязательства и выставлять экспонаты своего домашнего музея на продажу в антикварных лавках.

Кропотливому сбережению и накоплению также мешала экспрессивность Хёрста и его неуместная для бизнеса эмоциональность.  Между прочим, Уильям в Гарварде так и не доучился: его от туда с треском и позором выгнали. Знаете за что? За то, что он шутки ради разослал всем своим преподавателям ночные горшки с именной дарственной надписью.

Теперь о новаторстве. Будем справедливы: пальма первенства в почетном деле изобретения «желтой прессы» по праву принадлежит Иосифу Пулитцеру, а не Хёрсту. Чего уж там: Уильям Хёрст практически ничего сам не изобретал, а лишь прилежно заимствовал у своего учителя - и заголовки-баннеры, и комиксы, и программную установку на смешивание реальных фактов с вымыслами. К тому же Хёрст переманил у Пулитцера ВСЕХ лучших художников и журналистов: просто взял и заплатил им больше, вот они и переметнулись  из «World»  в «Journal» со всеми своими творческими заготовками и наработками. От Пулитцера пришел и Ричард Аутколт, автор легендарного «Yellow Kid».

Если в чем и проявилась неповторимая оригинальность нашего героя, так это в безрассудном вмешательстве во внешнеполитические дела на уровне глав государств да принятии решений о заключении мира и ведении войн. Но и тут, полагаю, личная заслуга Хёрста невелика: как и все без исключения выдающиеся люди Америки он был более чем видным и ранговитым масоном. Без столь серьезной поддержки за спиной довольно сложно выпускать газеты с заголовками типа «War? Sure!».

Резюме: Уильям Рандольф Хёрст явно не заслуживает роли демона, которую закрепили за ним представители творческой интеллигенции. Хотя бы потому, что он был подлинным (и таким редким!) гусаром в истории американского предпринимательства.  Что касается гуманизма… Что ж: поместите Хёрста  рядом с Хэтти Грин, и всё сразу станет на свои места!

Эпилог: Замок

Волшебный замок на Заколдованном  холме вместе со всеми бесценными произведениями искусства Уильям Хёрст завещал Калифорнийскому университету. Когда, ученые мужи узнали о ежегодных расходах, необходимых для содержания столь необычного «объекта», они вытерли испарину со лба, поблагодарили родственников и вежливо отказались. Родственники вместе с  руководством «Hearst Corporation» также не пришли в восторг от перспективы взваливать на себя бремя по обслуживанию никому не нужного архитектурного монстра. Парадоксально, но чуть ли не самый дорогой в Америке объект недвижимости (30 миллионов долларов в ценах 50-ых годов) превратился в заложника самого себя: ни продать, ни подарить! Потребовалось шесть лет неимоверных усилий и энергичного политического лоббирования, пока, наконец, штат Калифорнии не соблаговолил принять в безвозмездный дар неподъемную мечту о бессмертии Уильяма Рандольфа Хёрста!

* * *

Мы ждем вас в vCollege! Не упустите свой уникальный шанс получить блестящее образование в самой "горячей" области - финансовом интернет-трейдинге!

Искренне ваш,

Сергей Голубицкий