Я всегда считал, что жизнь в 50 лет кончается. Поэтому, когда мне исполнилось 50, я испугался. Старость может быть дико страшной. Если вы зайдете в интернет-магазин для людей преклонного возраста, вы увидите специальные приспособления для надевания носков, для удерживания вилки в руках и даже специальные приборы для вытирания попы. Мне, как и миллионам других людей, всегда казалось, что жизнь после 60 – это 30 лет медленной пытки, медленного распада тела, жуткого отношения к вам окружающих.

Арсений Несходимов/Сноб

Я понял, что я геронтофоб. Но, будучи не только геронтофобом, но и заботливым сыном, я позвонил маме. Ей как раз было около 75, и, по всем стереотипным представлениям, ее нужно было спасать от старости и одиночества. «Мама, – говорю, – хочешь, я приеду завтра проявлять заботу?» Она отвечает: «Конечно, приезжай! Только завтра я не могу, завтра я иду с друзьями в театр. Послезавтра тоже не получится: я еду на дачу на шашлык. А в среду мы отмечаем день рождения подруги». Вот так выяснилось, что моя мама в свои 75 живет более насыщенной жизнью, чем я. Тогда я впервые задумался, почему так. Вскоре после этого я приехал в один буддийский монастырь, где довольно часто бываю: я ведь буддист. И там обратил внимание на одного монаха. В свои 90 он без труда выполнял сложнейшие упражнения из йоги, которые даже я, несмотря на весь свой опыт, выполнить не мог. Тогда я заинтересовался, почему одни люди живут яркой и насыщенной жизнью после 60–70 лет, а для других этот возраст — время медленного и мучительного угасания? Это было три с половиной года назад. С тех пор я поговорил с десятками – даже язык не поворачивается произнести это слово – «стариков», написал о них целую книгу. Я понял, что общего у всех, кто живет долго и счастливо. Вопреки распространенному мнению, дело вовсе не в генетике. Все люди, с которыми я встречался, не сговариваясь, даже не будучи знакомыми друг с другом, придерживаются одинаковых подходов к физическим упражнениям, питанию, а главное — одинаково относятся к жизни.

Вот смотрите, есть такая женщина – Хедда Болгар. Она очень успешный психоаналитик, принимает около 25 пациентов в неделю, пишет книжки, занимается йогой, живет одна и не скучает, проводит ужины для психоаналитического сообщества города Лос-Анджелеса, где и живет. Она, в общем, такая классическая американская бизнесвумен. За единственным исключением – ей 103 года! Она получила диплом психоаналитика в 1934 году. Чуть ли не от Юнга. Получается, когда она была в моем нынешнем возрасте, она прожила лишь половину своей жизни. Это означает, что период ее самореализации и расцвета длится не 30 лет, как принято считать у нас в обществе, – он огромный!



Я снимал Хедду, она рассказывала что-то, шутила, у нее фантастический ум, мы часа четыре общались. Она кокетничала – это в свои-то 103 года. «Хедда, – говорю, – какими оздоровительными практиками вы занимаетесь?» И тут она отвечает: «Вы знаете, Владимир, последние 80 лет я мало занимаюсь спортом». Тут я окончательно понял, что ключ к здоровью в этом возрасте не только в физических упражнениях, как принято считать.

Окончательно я уверился, что секрет может быть не только в здоровом образе жизни, после знакомства с Бастером Мартином. Он каждый день выпивал по несколько кружек пива и выкуривал пару десятков сигарет. Вот и на съемку Бастер приехал со своим любимым черным пивом, с долькой апельсина и немедленно попытался соблазнить мою ассистентку, прямо с места. Бастеру, когда мы познакомились, было 104 года.
В 101 год Бастер Мартин пробежал 40-километровый марафон, пританцовывая и выпивая вместо воды пиво.

Жак Фреско сделал научное открытие мирового масштаба в 75 лет: обнаружил в организме конкретные механизмы саморазрушения ДНК, то есть заложенную в каждую клетку программу старения, смерти, тяжелых болезней.



Я, конечно, к Жаку приехал. И у меня было часа три, чтобы его разговорить и найти что-то, что его идентифицирует, для съемки. Спрашиваю: «Жак, что вы любите?» – «Я очень люблю слушать музыку и играть на скрипке». Я говорю: «Очень здорово, давайте поставим ваши любимые пластинки». Он говорит: «Вы знаете, их долго искать, они где-то на чердаке…» Я говорю: «Хорошо, давайте вы сыграете на скрипке?» Он уходит надолго, наконец возвращается с грязным футляром, достает из него совершенно пыльную скрипку и начинает издавать с ее помощью жутчайшие звуки. Я понимаю, что это не то. Мы выходим на улицу, я вижу ржавую газонокосилку, спрашиваю: может быть, Жак любит косить траву? Жак уверяет, что и близко к ней не подходит. Вижу кучу футбольных мячей, штук сорок, спрашиваю, играет ли он в футбол. Жак отвечает, что это внуки. Вижу гамак – Жак говорит, что и его не любит. И вдруг предлагает заехать к нему в офис. Я нехотя соглашаюсь, не понимая, что там может быть интересного.

Мы приезжаем в Принстонский университет, в кабинет Жака, и я вижу компьютеры, книги, фотографии, горы бумаг и понимаю, что вся жизнь Жака проходит здесь, в этой комнате. И сам Жак в офисе преображается и становится похож на такого немного безумного ученого. Я не выдерживаю и спрашиваю, что нужно, чтобы в 84, а Жаку именно столько лет, поддерживать мозг в таком великолепном состоянии. Жак на секунду задумывается: «Да я ничего специального не делаю. Я просто им пользуюсь». Нельзя перестать жить только потому, что вы постарели. Можно постареть потому, что вы перестали жить.

Вообще, первых людей я фотографировал и записывал их истории для себя, это было такое хобби. Только потом кто-то из знакомых увидел подборку и порекомендовал сделать книгу. Кажется, это было после того, как я сфотографировал Нину Антонову. Ей принадлежит гениальная фраза: «Доброжелательные люди живут дольше. У злых людей жизнь короче». И это, в общем, не такая простая фраза, если учитывать, что Нина – патологоанатом с 50-летним стажем.

И к вопросу о хороших людях: мне довелось познакомиться с потрясающим монахом-китайцем – Юань Тяньцзэном. Ему 79 лет, он живет в собственном доме недалеко от Пекина, разводит там кур – не для еды, а просто так. Он не просто не убивает никаких животных, а еще и по возможности подкармливает их. Юань помогает четырем десяткам человек, которые приходят к нему за всякого рода советами. Я жду Юаня на съемку, и вдруг мне звонит его знакомый и объясняет, что Юань приехать не может. Я прошу перезвонить, узнать, в чем дело. И тут выясняется, что он готов сниматься только в одной конкретной праздничной робе. Но он не может в ней приехать, потому что ее съели крысы! Он же никого не убивает и даже не пытается выгнать из дома.

Линн Рут Миллер в 71 год начала карьеру в шоу-бизнесе: стала выступать в жанре stand-up comedy. И добилась довольно большой популярности в Лондоне и Эдинбурге: ее узнают на улицах. И вот я ее снимаю, мы о чем-то говорим. И тут она неожиданно говорит: «В 71 я начала заниматься comedy, но только в 77 пришла наконец к стриптизу. Давайте покажу?» И хотя это был комический стриптиз, она не раздевалась полностью, там есть фотографии, которые я ни за что бы не стал публиковать.



Линн Рут Миллер принадлежит совершенно гениальная фраза: «Я рада, что старею. Многим моим друзьям это не удалось». Я снимал ее у нее же дома, и она отказывалась сниматься, пока я не привез ей салат «Цезарь». То есть в отличие от большинства людей из шоу-бизнеса и несмотря на возраст, она ест все, что хочет! Кстати, как и большинство героев моей книги. Главное – не переедать: вот и весь секрет диеты долгожителя.

Валентин Бадич в 75 танцует шейк, твист, рок-н-ролл, буги-вуги и еще много всего. И я немного нервничал, когда ехал к нему на съемки. Вот представьте себе: я сейчас еду снимать дедушку, который танцует шейк и, скорее всего, нехорошо. А мне надо будет притворяться, что мне это нравится. 



Ужасно неловкая ситуация. Но он танцевал все три часа, что длилась съемка, так фантастически, что к концу с ним танцевали я, мои ассистенты, осветители и даже две случайные модели, заглянувшие в студию!

Тао Пошон-Линч, ей 94, я должен был снимать в Нью-Йорке. Я приехал к ней в студию танцев, там какие-то тетечки лет 50–60 стоят. Видно, что они только что закончили заниматься. Я к одной из них подхожу, говорю, что приехал снимать Тао. Мы разговорились. Я уже понимаю, что сильно опаздываю, спрашиваю: «А где Тао-то можно найти?» И тут тетечка отвечает: «Это я». Она совершенно потрясающая. Она просыпается и три часа занимается утром йогой. Потом у нее ланч, потом она часа два танцует. У нее два партнера: одному 23 года, второму – 24. Она их утанцовывает вусмерть. Я, когда зашел в танцевальный зал, увидел классический фальш-потолок с плитками, одна из которых выбита. «Что, – говорю, – у вас тут случилось?» – «Да вы знаете, – ответил мне администратор, – вчера Тао опять танцевала, подпрыгнула и ногой выбила». Конечно, в 60, а тем более в 90 нельзя жить так же, как в 30 или 40 лет, ни физически, ни социально, это правда. Но самое главное, что я понял, – всегда можно найти альтернативу стереотипным представлениям о возрасте. Никогда не поздно сделать выбор и жить по-другому.