Айзек Азимов: Человек, который писал еще быстрее.

Мы потеряли его именно тогда, когда более всего нуждались в нем. Он был одним из тех великих, что стояли на пути яростно обрушивающегося на наш мир зла. Он защищал знания от осквернения их суеверием, стремление к взаимопониманию - от тупого фанатизма, милосердие - от жестокости,- наконец, мир от войны. Его голос был грозным оружием в битвах с дураками, орущими о приближении "нового века", и фундаменталистскими фанатиками, угрозы которых стали вдруг куда более страшны, чем далекий рев бумажного коммунистического медведя...
Артур Ч. Кларк

...Его трудолюбие потрясает: он написал почти 500 книг, среди которых научно-популярные и фантастические, детективы и лимерики, исторические исследования и юмор, путеводители по Библии и Шекспиру. Он писал для всех известных видов периодики. Журнал "Fantasy and Science Fiction" ежемесячно публиковал его популяризаторские статьи о новейших достижениях науки в течении 33 лет. Пять лет он вел еженедельную научную колонку для Los Angeles Times Syndycate.

В 1957 году Азимов стал лауреатом Премии Фонда Томаса Альвы Эдисона (Thomas Alva Edison Foundation Award) за книгу "Кирпичики мироздания" ("Building Blocks of the Universe"), посвященную химическим элементам. В 1960 году Ассоциация Американских кардиологов (American Heart Association) удостоила его Премии Говарда Блэксли (Howard W. Blakeslee Award) за книгу о химии крови "Река обетованная" ("The Living River"). За серию книг по химии он получил в 1965 Премию Джеймса Грэйди (James T. Grady Award) от Американского Химического общества (American Chemical Society), а в 1967 году Азимову вручается Вестингаузовская Премия за популяризацию науки Американской Ассоциации поддержки науки (American Association for the Advancement of Science-Westinghouse Science Wrighting Award).

Особенно гордился Азимов наградами за работу в фантастике. В 1963 году он получил свою первую премию "Хьюго" (Hugo Award) "за вклад в фантастику". В 1966 году его трилогия "Основание" ("Foundation") получила "Хьюго" как лучшая фантастическая серия всех времен. Вышедший в 1972 году роман "Сами Боги" ("The Gods Themselves") удостоился и премии "Хьюго", и премии "Небьюла" (Nebula Award), а в 1976 году этот успех повторила его новелла "Двухсотлетний человек" ("The Bicentennial Man"). Роман "Кризис Основания" ("Foundation's Edge"), ознаменовавший его возвращение к крупной форме в НФ в 1982 году, принес ему еще одну премию "Хьюго". В 1987 году ему была вручена еще одна "Небьюла" - на этот раз как Великому Мастеру. Последнюю свою премию - "Хьюго-92" за повесть "Золото" ("Gold"),- он уже не увидел...

Айзек Азимов (Исаак Озимов) родился 2 января 1920 года в России, в Петровичах - местечке, расположенном совсем недалеко от Смоленска и километрах в четырехстах от Москвы. Его родители, Иуда и Анна, эмигрировали в Штаты в 1923 году, привезя с собой Айзека и его младшую сестричку. Семья обосновались в Бруклине, где отец в 1926 году купил кондитерскую лавку. Религиозному воспитанию в семье уделяли довольно мало времени, и Айзек рано стал атеистом - чего он никогда не скрывал и никому не навязывал. В 1928 году отец Азимова добился натурализации, что означало, что Айзек тоже стал гражданином США.

После того, как у Азимовых родился еще один сын, Стэнли, Айзек начал помогать отцу. Он вставал в шесть утра, разносил газеты, а после школы мчался домой и допоздна торчал за прилавком. Стоило ему придти с опозданием из школы или уткнуться в книгу, как отец тут же принимался обвинять его в лени. Привычка к постоянному труду осталась у него на всю жизнь. В своей автобиографии он писал: "Я работал по десять часов семь дней в неделю, все это время я проводил в лавке. Даже когда обстоятельства вынуждали меня отлучиться на пару минут, меня начинал мучить вопрос: господи, а как там в лавке?"

В то время, как его сверстники после школы играли на свежем воздухе и заводили дружбу, Айзек был лишен этого: лавка требовала его присутствия все время. В результате он оставался неискушенным во всем, что касалось общения с людьми - в том числе с девочками,- и так продолжалось довольно долго. Но этот недостаток он тоже преодолел, и позже, будучи гостем на многих конвенциях, весело флиртовал с женщинами - и был при этом столь же блистателен, как и во всем остальном.

Айзек научился читать, когда ему не исполнилось и пяти лет. В семь лет у него был уже формуляр в местной библиотеке. Читал он все и в огромных количествах. Начальную школу он закончил с лучшими результатами, имея лишь одно замечание - за постоянную болтовню на уроках.

Первая встреча с НФ состоялась у Азимова в 1929 году: в лавке на полках появились экземпляры "Amazing Stories". Обложка августовского выпуска (двое ученых, остолбенело взирающие на огненный шар, висящий над экспериментальной установкой - иллюстрация к рассказу Харла Винсента "Barton's Island") его потрясла, но отец не разрешил ему читать журнал, сочтя фантастику неподходящим чтением для сына. Следующая попытка была предпринята с журналом "Science Wonder Stories": Айзек убедил отца, что раз в названии есть слово "наука", то журнал должен быть достаточно содержательным.

В школе Азимов поражал всех своими способностями. Он перескакивал через классы и окончил начальную школу в 11 лет, а основной школьный курс - со всевозможными отличиями в возрасте 15 лет. Большую помощь сослужила ему отличная память: он редко забывал то, что хоть раз прочел. С 1938 года он вел дневник, куда методично записывал события своей жизни, новости, делая особый упор на результаты бейсбольных игр (он фанатически болел за нью-йоркских "Гигантов"). Дневники он вел большую часть своей жизни, что после оказало ему существенную помощь в написании разнообразных предисловий и создании своей двухтомной автобиографии.

Получив среднее образование, Азимов, по желанию родителей, пытался стать медиком. Это оказалось ему не по силам: при виде крови ему становилось плохо. Затем Айзек сделал попытку поступить в самый престижный колледж Колумбийского Университета - Colambia Colledge - но не прошел дальше собеседования, написав в автобиографии о том, что он болтлив, неуравновешен и не умеет производить на людей хорошее впечатление.

Он был принят в юношеский колледж Сет Лоу в Бруклине. Через год этот колледж закрылся и Азимов оказался-таки в Колумбийском Университете - правда, как простой слушатель, а не студент элитного коллежда.

В 1938 году пост главного редактора "Astounding" перешел от Ф. Орлина Тремейна к Джону В. Кэмпбеллу. И этот журнал становится для Айзека любимым журналом НФ. Он принимается частенько писать письма в редакцию. Однажды, когда очередной номер "Astounding" не появляется в обычный день на полке отцовской лавки, обеспокоенный Азимов мчится в редакцию, которая располагалась тогда на Манхеттене. Добравшись туда через два часа, он узнал, что у журнала просто сдвинулся график выпуска. Но прецедент был создан. Когда Азимов закончил свой первый рассказ, "Cosmic Corkscrew", он не стал доверять его почте и отвез в редакцию сам. Кэмпбелл рассказ отверг, но посвятил беседе с очарованным юношей целый час. В это время Кэмпбеллу было 28, и для восемнадцатилетнего Азимова этот человек был живой легендой.

Кэмпбелл отверг и следующий рассказ Азимова, но посоветовал, как его можно улучшить. Спустя годы Азимов сделал попытку поблагодарить его за помощь, но Кэмпбелл отклонил благодарности, заявив, что он давал советы сотням писателей, но многие ли из них стали Азимовыми?

Когда Кэмпбелл отклонил и третий предложенный ему рассказ - а это был рассказ "Затерянные около Весты" ("Marooned Off Vesta"), Азимов отослал рукопись в "Amazing Stories". Рассказ был принят к публикации и Азимов получил свой первый гонорар - чек на 64 доллара. Со времени первой встречи с Кэмпбеллом прошло всего четыре месяца. Теперь Азимов был уже публикующимся автором, хотя ему понадобилось еще целых шесть попыток, прежде чем Кэмпбелл купил у него рассказ (это был "Trends") и напечатал его в июльском номере за 1939 год. В том же номере впервые напечатался Ван Вогт (его "Черный разрушитель" - "Black Destroyer" - занял первое место в читательском голосовании на лучшую вещь номера; повесть К.Л.Мур заняла в этом голосовании второе место; Азимов удовольствовался третьим - при этом он обошел такого общепризнанного мастера, как Нат Шахнер).

Благодаря колонке писем в "Astounding" Азимов открыл для себя существование фэндома. Он принял участие в первом сборище Футурианцев, состоявшемся 18 сентября 1938 года в Бруклине, и отлично провел время за болтовней с Фредом Полом, Доном Уоллхеймом, Джоном Мичелом и другими. Он посещал эти встречи год или чуть больше того. Некоторые из "Футурианцев" увлекались коммунистическими идеями, но Азимов считал себя либералом и чувствовал себя среди них в своей тарелке. Уже тогда он проявил себя недюжинным оратором - скажем, при публичном обсуждении Футурианцами нашумевшей радиопостановки Орсона Уэллса по "Войне миров" Герберта Уэллса. Обсуждение состоялось 13 ноября 1938 года, через две недели после повергшей радиослушателей в панику трансляции репортажа о марсианском нашествии. Точку зрения марсиан представлял Дональд Уоллхейм. Азимов отстаивал интересы землян.

В том же году, но чуть позже, на Первой Всемирной Конвенции, самые политизированные члены группы были из нее исключены. Чуть позже от нее откололся и Азимов - писание рассказов, учеба и работа в лавке занимали все его время. Впрочем, дружба осталась - Фред Пол долго был его агентом для всех изданий, кроме "Astounding". Расставшись с Полом, Азимов больше никогда не связывался ни с агентами, ни с машинистками, ни с секретаршами. Он все делал сам - от распечатывания писем до ответов на телефонные звонки.

Встречи Азимова с Кэмпбеллом, на которых они обсуждали очередные рассказы, продолжанись регулярно. Постепенно он стал с неприятным изумлениям осознавать, что по политическим взглядам Кэмпбелл был "слегка правее Чингисхана". Кэмпбелл не верил в равенство людей - уроженцы Северной Европы, по его мнению, были определенно гораздо "равнее других". Перенося свои взгляды на литературу, он утверждал, что человек непременно должен обставить всяких там инопланетяшек - именно поэтому, кстати, он отклонил рассказ Азимова "Half-breed" ("Полукровка"), позже напечатанный Фредериком Полом в первом же номере его журнала "Astonishing Stories" в феврале 1940 года. В том же "Astonishing" - но уже в апреле - Пол издал еще один рассказ Азимова, "Callistan Menace" ("Угроза с Каллисто"). Это был второй рассказ, написанный Азимовым и отклоненный Кэмпбеллом. В 1938-1940 годах Азимов написал лишь семь рассказов, которые не удалось напечатать и которые позже были уничтожены. После 1940 года Азимов публиковал практически каждую написанную им строчку.

Из-за взглядов Кэмпбелла - или из-за того, что его рассказы, будучи куплены, зачастую переписывались редакторами - Азимов решил вообще обходиться без инопланетян. Это привело, в частности, к появлению "дискриминационной" - полностью и только человеческой - населенной Вселенной в "Основании". Другим следствием было то, что Азимов принялся писать рассказы о роботах: здесь вопросы превосходства человека над кем-то или чем-то были просто неуместны. Первым из этих рассказов был "Robbie" ("Робби"), история о роботе-няньке, ставшем другом маленькой девочки. Кэмпбелл рассказ отверг - в то же самое время у него на столе лежал "Helen O'Loy" ("Хелен О'Лой") Лестера дель Рея. "Amazing" отказался его печатать из-за схожести с рассказом "I, Robot" ("Я, робот") Эандо Биндера. Самому Азимову рассказ очень нравился, и, в конце концов, он был напечатан в сентябрьском номере "Super Science Stories" (этот журнал тоже редактировал Фред Пол) за 1940 год под названием "Strange Playfellow" ("Странная нянька"). Кэмпбелл с энтузиазмом принял и напечатал следующий рассказ о роботах - "Reason" ("Логика").

При следующей встрече, во время обсуждения очередного рассказа о роботах, Кэмпбелл сформулировал то, что стало позже известно как Три Закона Роботехники. Позже Кэмпбелл говорил, что он просто вычленил Законы из того, что Азимов уже написал. Сам же Азимов всегда уступал честь авторства Трех Законов Кэмпбеллу, которому он позже посвятил сборник "I, Robot".

17 марта 1941 года Азимов так и не сумел заставить Кэмпбелла выслушать замысел нового рассказа - у того была своя идея, подсказанная цитатой из Ральфа Улдо Эмерсона: "Если бы звезды появлялись на небе лишь в одну ночь за тысячу лет, как бы истово веровали люди! На многие поколения сохранили бы они память о Граде Божьем..."

- А как ты думаешь,- спросил Кэмпбелл Азимова,- если бы люди действительно видели звезды раз в тысячу лет, что бы в этом случае происходило?

Азимов пожал плечами.

- Да они бы с ума сходили! - заявил Кэмпбелл.- Иди домой и пиши рассказ.

Рассказ получил название "Nightfall" ("Приход ночи"). В 1968 году Ассоциация американских фантастов (Sciencе Fiction Writers of America) определила лучшие произведения, опубликованные до учреждения премии "Небьюла", и в этом списке "Nightfall" занял первое место. Сам же Азимов не считал этот рассказ своим главным достижением - куда выше он ставил рассказы "The Last Question" ("Последний вопрос"), "The Bicentennial Man" ("Двухсотлетний") и "The Ugly Little Boy" ("Уродливый мальчуган").

Встреча Азимова с Кэмпбеллом, состоявшаяся 1 августа 1941 года, была еще более значительной. Добираясь до Манхеттена подземкой, Азимов листал сборник комических опер Гилберта и Салливена и наткнулся на изображение Рядового Уиллиса, стражника из "Иоланты". Стражники... Солдаты... Империи... Римская Империя... Галактическая Империя! Он проштудировал "Закат и падение Римской Империи" Эдварда Гиббона и принялся делать из этого материала сюжет для рассказа.

Кэмпбелл отнесся к идее с еще большим энтузиазмом, чем даже сам Азимов и предложил написать серию рассказов с открытыми концовками о гибели Первой Галактической Империи, последующем периоде феодализма и рождении Второй Империи.

Первый рассказ серии назывался "Foundation" ("Основание"). Рассказ был принят достаточно сдержанно: читательское голосование поставило его лишь четвертым в номере "Astounding", где он был напечатан (хотя и список тогдашних соперников Азимова выглядит как перекличка гигантов: Хайнлайн, Ван Вогт, Бестер). Но уже следующий рассказ "Поводья и седло" ("Bridle and Saddle") взлетел на первое место, и все остальные рассказы и повести серии (за одним незначительным исключением) не опускались ниже второго места.

Слава писателю-фантасту Азимову была обеспечена - а ведь ему было лишь 22 года!

Азимов закончил Колумбийский Университет в 1939 году со степенью бакалавра естественных наук (выпускники Columbia Colledge получали бакалавра гуманитарных наук - для "простого выпускника" Азимова это было недостижимо). Перевод из Сет Лоу сделал его учащимся второго сорта - это сказалось и в том, что и магистерскую диссертацию ему позволили делать лишь после нескольких отказов, да и то с испытательным сроком. Азимов стал магистром в 1941 году и взялся за докторскую диссертацию.

На дворе был 1942 год. Шла война. Однажды вечером Кэмпбелл пригласил его к себе и представил Роберту Хайнлайну, который служил тогда в Нэви Ярд, в Филадельфии. Через несколько дней Азимов получил официальное приглашение от коменданта Нэви Ярд (друга Хайнлайна) с предложением должности младшего химика. Фактически, на военную службу Азимова призвал Хайнлайн. Жалование в Нэви Ярд было вполне приличным и это позволило Азимову 25 июля 1945 года зарегистрировать свой брак с Гертрудой Блюгерман, с которой он познакомился за несколько месяцев до этого.

Немного погодя к Азимову и Хайнлайну в Нэви Ярд присоединился и Спрэг де Камп. В такой кампании работалось совсем неплохо и за время службы Азимов написал несколько рассказов, среди которых были "Большой и маленький" ("The Big and the Little") и "Мертвая рука" ("Dead Hand"), еще два рассказа из цикла "Основание". В 1945 году Кэмпбелл стал настаивать, чтобы Азимов расстроил План Селдона, хотя раньше об этом и речи не было. Азимов написал "Мула" ("The Mule") и получил за него 875 долларов - самый крупный гонорар из всех, что он получал до того.

Работа в Нэви Ярд не могла долго спасать Азимова от регулярной службы и 1 ноября 1945 года, через несколько месяцев после окончания войны, он был призван рядовым. Он служил клерком в подразделении, которое готовило испытания атомной бомбы в Тихом Океане, но был отправлен в Штаты еще до первого взрыва. (Больше Азимов никогда не летал на самолетах - он патологически боялся высоты). Демобилизовался он в июле 1946 года.

Вернувшись в Колумбийский Университет, он продолжил работу над докторской диссертацией по химии. Как аспирант, он вел семинары по своей теме. Во время первого его семинара один из студентов, глядя на уравнения, которыми Азимов исписал всю доску, проворчал, что он не поймет этого никогда. "Чепуха, - сказал Азимов.- Следите за тем, что я говорю, и все будет ясно, как божий день".

Это был первый знак, указывавший, куда поведет его судьба.

Один из первых его вкладов в "публицистику" был напечатан в мартовском номере "Astounding" за 1948 год. Статья называлась "The Endochronic Properties of Resublimated Thiotimoline" ("Эндохронические свойства ресублимированного фиотимолина") и была злой пародией на докторскую диссертацию по химии. Кэмпбелл обещал напечатать ее под псевдонимом, но замотался и забыл. Через несколько месяцев Азимову предстояла защита и он пришел в ужас при мысли, что это прочитают его профессора. Ему же не простят! К его изумлению, статья стала невероятно популярна именно среди ученых-химиков - это был первый его литературный опыт, имевший успех вне круга читателей НФ. Через несколько месяцев, уже на защите, один из профессоров спросил его: "Что вы, мистер Азимов, можете сказать нам об изменении термодинамических характеристик вещества, называемого фиотимолин?" Сраженный Азимов выдавил из себя жалкую улыбку. Через пять минут он стал доктором наук.

1949 год стал для Азимова поворотным во многих отношениях. Он закончил рассказ "...And Now You Don't" ("...а теперь - нет"), последний рассказ серии "Основание", давшийся ему с огромным трудом. Серия успела ему осточертеть, и он дал себе слово больше к ней не возвращаться - это слово он стойко держал 32 года. В апреле он получил извещение, что принят преподавателем биохимии на Медицинскую школу при Бостонском Университете. (Он не изучал до этого биохимию, но в Бостонском Университете никому до этого не было дела). И он подписал контракт с издательством Doubleday на издание своей первой книги - романа "Pebble in the Sky" ("Камешек в небе") - и получил 500 долларов авансом. Это была очень необычная вещь по тем временам - роман выпускался отдельным изданием, не будучи до того "пропущен" через журналы - сокращенный вариант романа, "Grow Old Along With Me" ("Взрослей со мной"), был отвергнут в большинстве редакций.

Пятидесятые годы стали для Азимова поворотными. Он все еще дружил с Кэмпбеллом, но преклонение перед мэтром исчезло. Опубликовав "Дианетику" Л. Рона Хаббарда, Кэмпбелл потерял в глазах Азимова даже остатки былого величия. А с учетом того, что в фантастике появились и новые рынки - "The Magazine of Fantasy and Science Fiction" в конце 1949 и "Galaxy" в октябре 1950 - Азимов не боялся остаться без публикаций, перестав быть "автором Кэмпбелла".

Уолтер Брэдбери, его редактор из "Doubleday", которому невероятно понравился "Камешек в небе", хотел издать еще одну его книгу. Азимов предложил ему "Основание", но Брэдбери рукопись вернул. В "Doubleday" вышли "The Stars, Like Dust" ("Звезды как пыль") и "The Currents of Space" ("Космические течения").

В "Doubleday" хотели издать также подростковую серию фантастики, которая, как они надеялись, могла бы стать основой для телесериала. Азимов, оскорбленный убожеством предыдущих предложений телевизионщиков, боялся связывать свое имя с этим проектом, поэтому Брэдбери предложил ему взять псевдоним. Вспомнив, что Корнелл Вулрич подписывался Уильям Айриш (William Irish, Уильям-Ирландец), Азимов придумал себе кличку Поль Френч (Paul French, Поль-Француз).

Это был первый и единственный случай за всю его долгую карьеру, когда он не использовал свое настоящее имя.

К фантастике Азимова стали проявлять интерес и другие издатели. Бостонская фирма "Little, Brown" предложила ему выпустить книгу. Он послал им "Основание", но рукопись вновь была отклонена. Приняла ее компания "Gnome Press". Азимов сделал сборник рассказов о роботах, и Фред Пол, бывший еще тогда его агентом, предложил рукопись Марти Гринбергу из этой же фирмы (не путать с Мартином Х. Гринбергом, позже составлявшим с Азимовым многочисленные антологии), который и выпустил ее под названием "I, Robot" ("Я, робот").

Гринберг напечатал серию "Основание" в трех томах, попросив Азимова дописать небольшой вводный рассказ для первого из них. Доходы от продажи допечаток этой книги Азимов получал регулярно. Через несколько лет об это узнали в "Doubleday", они перекупили права на серию и выпустили всю трилогию в одном томе. Книга эта стала самой значительной за всю писательскую карьеру Азимова. За прошедшие десятилетия она разошлась и продолжает расходиться миллионными тиражами.

Следующим в ряду его успехов был НФ-детектив. "Космические течения", проданные в "Doubleday", печатались "с продолжением" в "Astounding", и Хорас Голд, редактор "Galaxy", тоже захотел напечатать что-нибудь азимовское "с продолжением". Он предложил написать роман о роботах. Азимов возразил, что он писал о роботах только рассказы. Голд предложил написать о перенаселенном мире, где роботы выполняют всю работу за людей. Азимов посчитал эту картину подавляющей. Голд, зная слабость Азимова к детективам, предложил использовать такую картину мира как декорации, на фоне которых человек и робот распутывают убийство.

Роман "The Caves of Steel" ("Стальные пещеры"), вышедший в 1954 году, стал одним из лучших романов Азимова. Исследователь детективной литературы А. Э. Мерч в своей книге "The Development of the Detective Novel" ("Развитие детективного романа", 1958) писал: "Лишь два автора добились заметного успеха в соединении научной фантастики с детективом: Фредерик Браун [который, собственно, и был известен в основном как автор детективов - С.Б.] и Айзек Азимов. Их работы привлекли внимание читателей на обеих берегах Атлантики и вполне могут породить настоящую моду на подобное смешение жанров".

К концу 1954 года Азимову было уже 34. Он был в зените своей писательской карьеры, опубликовав "Я, Робот", "Основание", "Камешек в небе", "Звезды как пыль", "Космические течения" и "Стальные пещеры".

Но истинное будущее его карьеры открыла "The Chemicals of Life" ("Химия жизни"), научно-популярная книга для подростков. К собственному изумлению, он обнаружил, что писать документальные и популяризаторские книги легче, чем художественную литературу. Это был не первый его опыт такого рода - начав преподавать в Бостонском Университете, он принялся вместе с докторами Уильямом Бойдом и Бернхэмом Уолкером писать учебник "Biochemistry and Human Metabolism" ("Биохимия и метаболизм человека"), вышедший в 1952 году. Азимов считал эту книгу неудачной.

"Химию жизни" он, напротив, считал большим успехом. У популяризаторской публицистики были более широкие возможности публикации - в том числе и в НФ-журналах. Азимов предложил в "Astounding" небольшую статью "Hemoglobin and the Universe" ("Гемоглобин и Вселенная") и Кэмпбелл ее купил. Азимов был невероятно доволен. Он мог уклониться от необходимости писать в профессиональные научные журналы и получил возможность работать для подростковой аудитории. "Однажды придя домой, я признался себе в том, что мне нравится писать публицистику... Не просто со знанием дела, не просто для заработка - но гораздо более того: с удовольствием..."

Продолжали появляться в печати его рассказы (в 1956 году их было особенно много), подростковые романы "Поля Френча". Вышел роман "The Naked Sun" ("Обнаженное солнце") - продолжение "Стальных пещер". Кроме того, он попробовал писать детективы, а "Doubleday" сочла выгодным издать несколько сборников его ранних рассказов. Но Азимов все больше и больше времени посвящал научно-популярным статьям и книгам. Доход от его публикаций существенно превосходил жалование преподавателя.

В 1958 году за язвительное замечание в адрес университетского начальства, Азимов был освобожден от преподавания. Он дрался как лев, чтобы оставить за собой престижное звание профессора-консультанта и победил. Годы спустя, он все еще изредка читал лекции студентам, пользовался славой самого популярного лектора и куда чаще, чем другие преподаватели, удостаивался уважительных аплодисментов аудитории.

Мог ли он жить на то, что получал за литературный труд? Как выяснилось, беспокоиться было не о чем. Он уже достаточно далеко ушел от НФ, чтобы писать для огромнейшего количества изданий. К тому же, популяризаторская публицистика приносила большие деньги, чем фантастика, что объяснялось очень просто: "В фантастике каждый рассказ должен отличаться от всего остального... В публицистике это совсем необязательно. Вы можете написать статью для "Общеобразовательного журнала по химии", расширить ее для "Analog", сократить и упростить для "Мира науки"...

Уходя из Бостонского Университета он заявил бывшему начальству, что обойдется и без них - слава Богу, он один из лучших популяризаторов науки в мире и приложит все силы, чтобы в ближайшее время стать самым лучшим.

Это удалось ему даже быстрее, чем он предполагал.

...В 1958 году Роберт Миллз, редактор "Fantasy and Science Fiction", предложил Азимову вести ежемесячную научную колонку в журнале. Азимов немедленно согласился. Первая статья появилась в ноябрьском номере за 1958 год и все последующие номера - без единого пропуска - выходили с рубрикой Азимова. Всего этих статей было 399. (Журнал планировал посвятить специальный номер публикации четырехсотой статьи Азимова, но тот был слишком слаб, чтобы написать ее...) Представляя читателям журнала колонку Азимова, Миллз впервые назвал его "Good Doctor" - "добрый доктор". Этот титул Азимов гордо носил всю оставшуюся жизнь.

После этого он писал для издательств "Doubleday", "Houghton Mifflin", "Abelard-Shuman", "Basic Books", "Walker", "Random House", "Simon & Schuster" и для множества других. Сначала это были книги о науке - астрономии, химии, физике, биологии, математике и так далее - и большая их часть была ориентирована на детей и подростков, которые хотели бы больше знать об окружающем их мире.

Были и более серьезные книги - такие, как "The Intelligent Man's Guide to Science" ("Путеводитель по науке для интеллигентного человека"), вышедший в 1960 году и переработанный в 1972 в "Asimov's Guide to Science" ("Азимовский путеводитель по науке"), или "Asimov's Biographical Encyclopedia of Science and Technology" ("Азимовская биографическая энциклопедия науки и техники", 1964).

Он занялся историей - особенно античной - и появились "The Greeks" ("Греки", 1966), "The Roman Republic" ("Римская республика", 1967), "The Egyptians" ("Египтяне", 1967), "The Dark Ages" ("Темные Века", 1968) и другие. В 1968 и 1969 "Doubleday" публикует блистательный двухтомный "Asimov's Guide to the Bible" ("Азимовский путеводитель по Библии"), за которым следует не менее блистательный двухтомник, посвященный Шекспиру...

К концу шестидесятых Азимов напечатал первую сотню книг и стал ведущим популяризатором науки в мире. Его отлично принимали в любых аудиториях, он был в отличных отношениях с редакторами журналов и издателями книг, он стал появляться на проходивших на Восточном побережье НФ-конвенциях. Он держался совершенно свободно и естественно, заработав репутацию искрометного юмориста и ловеласа - на конвенциях и вечеринках он не пропускал ни одной возможности пофлиртовать с симпатичной женщиной. Репутацию эту он пустил в дело, выпустив книги "The Sensuous Dirty Old Man" ("Похотливый старикашка", 1971) и "Lecherous Limericks" ("Разнузданные лимерики", 1975).

Теперь он уже был литературным феноменом... и незаурядной личностью. Он был гениален, он был непредсказуемым острословом, он занимался множеством дел и горел ими всеми сразу. Он принял за данность, что читатель просто обязан интересоваться тем же, чем интересуется он - и был недалек от истины. Он писал легко и весело, расщелкивая научные термины и передавая читателю фантастический взгляд на фантастический мир. О нем знала вся страна, и его имя на обложке книги было гарантией того, что тираж не залежится. Некоторые редакторы говорили, что из-за огромного количества названий его книг он начинает конкурировать сам с собой, но они ошибались. Каждая книга Азимова помогала продать другие, так как расширяла его аудиторию.

Он не забросил и НФ, пописывая рассказы и составляя антологии. Он стал первым, кто заговорил от лица фантастики с "внешним миром". Первый том антологии рассказов, лауреатов премии "Хьюго", вышел в 1962 году, и как-то само собой получилось, что его редактором стал Азимов - как, впрочем, это получилось и со всеми остальными томами этой серии. Веселые и личностные вступления к рассказам сделали его чрезвычайно популярным антологистом. Он собрал антологии "Tomorrow's Children" ("Дети завтрашнего дня", 1966) и "Before the Golden Age" ("До Золотого Века", 1974) - последняя стала наиболее важным обзором НФ-рассказов, написанных до 1939 года. Вместе с Мартином Х. Гринбергом (не путать с Марти Гринбергом из "Gnome Press"!) Он начал серию антологий "Asimov Presents the Great SF Stories" ("Азимов представляет великие НФ-рассказы") с тома рассказов 1939 года и довел ее до 1963 года - с 1964 уже выходили ежегодные антологии лучших рассказов года, собранные Доном Уоллхеймом.

Он снова начал писать фантастические романы в 1972 году, издав "The Gods Themselves" ("Сами Боги"). Рассказ, писавшийся для антологии, получился куда длиннее, чем предполагалось. Азимов показал текст редактору в "Doubleday" и тот посоветовал написать роман. А для антологии Азимов написал другой рассказ.

"Сами Боги", по мнению критиков, стал его лучшим НФ-романом - особенно благодаря реалистичнейшему описанию инопланетной цивилизации. Азимов же гораздо больше любил роман "Murder at ABA" ("Убийство в "Эй-Би-Эй", 1976), классический по форме детектив. До его публикации он написал несколько ранних детективов и серию рассказов о "Черных Вдовцах", нью-йоркском клубе, члены которого разгадывают разные головоломные истории. Клуб был списан с "Пауков-Трапдоров", клуба, в котором состоял сам Азимов. Вообще же, из всех книг, им написанных, он больше всего гордился "Азимовской биографической энциклопедией науки и техники" - "потому что ее не мог бы написать никто другой".

Личная его жизнь, увы, была не так успешна. Брак с Гертрудой медленно распадался на протяжении десятилетий. Они расстались в 1970 году и были разведены 16 ноября 1973 года. Развод был болезненным и стоил ему 50 тысяч долларов. В автобиографии он благородно взял вину на себя, написав, что был эгоистичен, занимался только своими писаниями и вряд ли мог считаться хорошим мужем. У Азимовых были двое детей - дочь Робин и сын Дэвид.

30 ноября 1973 года Азимов женится на Дженет Опил Джеппсон, психиатре, с которой он познакомился на Нью-Йоркской Всемирной конвенции 1956 года.

В 1976 году Джоэль Дэвис, издатель детективных журналов "Ellery Queen's Mistery Magazine" и "Alfred Hitchcock's Mystery Magazine", решил основать новый журнал фантастики и, по традиции, назвать его именем какого-нибудь писателя. Единственный, кого он знал достаточно хорошо по рассказам в "Ellery Queen's", был Азимов.

После некоторых сомнений, Азимов, наконец, согласился - но с некоторыми оговорками. Он уже 17 лет писал ежемесячную колонку в "Fantasy and Science Fiction" и прекращать ее не хотел. Он не хотел быть редактором журнала и предложил на этот пост Джорджа Ситера,- тот должен был читать и редактировать все рассказы. Сам Азимов разрешает пользоваться его именем, кроме того, он сам будет писать редакционные статьи и вести колонку писем, а также консультировать при необходимости Ситера. Было также договорено, что если сам Азимов напишет что-то фантастическое, он первым делом предложит это в "Asimov's".

Сотрудничество наладилось. Азимов и Ситер были схожи во взглядах на НФ, а имя Азимова и состав редакции приносят журналу популярность на протяжении вот уже четверти века. На посту редактора Ситера сменили сначала Шона Маккарти, а затем Гарднер Дозуа. Их вкусы и пристрастия были весьма далеки от азимовских, но сам Азимов всегда поддерживал их и защищал от необоснованных нападок. Он отлично понимал, что жизнь не стоит на месте, что жанр должен развиваться, и что с того, если кому-то (даже и ему самому) может чем-то не нравиться объективно хороший рассказ.

Он работал, как каторжный. В 1976 году у него выходит дюжина новых книг. В 1977 намечается еще десяток. Его постоянно приглашают читать лекции, его интервьюируют "People" и "Reader's Digest". Каждую свободную минуту он проводит за пишущей машинкой. 2 января 1977 он отмечает свое 57-летие, а 18 мая попадает в госпиталь: тромб коронарных сосудов... Даже там он работает: пишет первый том своей автобиографии. Заодно он сбрасывает вес, так что к концу июня ЭКГ показывает, что он выздоровел.

В 1979 Медицинская Школа Бостонского Университета присваивает ему степень профессора. В том же году "Doubleday" издает первый том его автобиографии "In Memory Yet Green" ("Пока память зелена") - его двухсотую книгу.

Через некоторое время Азимов обретает прежнюю форму: к концу 1984 он выпускает следующую сотню книг. В 1982 году он снова возвращается к фантастике и пишет "Foundation's Edge" ("Кризис Основания"), продолжение знаменитой серии. В "Doubleday" долго уговаривали его написать фантастический роман и, после того, как он подписал-таки контракт, Пэт ЛоБрутто (Pat LoBrutto), в то время редактор линии НФ, позвонила ему и сказала, что под "фантастикой" "Doubleday" имеет в виду новый роман об Основании. Азимов согласился.

Он перечитал трилогию и был поражен тем, что в его романе почти нет действия, а то, что есть, происходит большей частью "за кадром". Не сознавая того, он достиг мастерства в одном из сложнейших литературных приемов: серии романов, построенных почти исключительно на диалогах.

Азимов попытался сознательно "собезъянничать" свой стиль тридцатилетней давности - к его гордости, у него это получилось. Примитивная "журнальность" прозы ушла, но стиль остался по-прежнему простым и прямолинейным. Книга стала его первым бестселлером - и каким бестселлером! В списке "The New York Times" этот роман продержался 25 недель!

Следом вышли романы "Robots of Dawn" ("Роботы Зари", 1983), начатый еще в 50-е годы, но заброшенный на полпути, "Robots and Empire" ("Роботы и Империя", 1985), "Foundation and Earth" ("Основание и Земля", 1986), "Prelude to Foundation" ("Прелюдия к Основанию", 1988)... Были и другие ("несерийные") книги. Большая часть стала бестселлерами. Азимов достиг положения, когда мог требовать миллионные авансы - впрочем, он делал это редко. Одна из основных причин, по которой он переключился в 60-х годах на публицистику, была финансовая - писать фантастику было менее выгодно. И вот неожиданно фантастика стала давать феноменальную прибыль - от одного романа он получал больше, чем за десяток научно-популярных книг.

Хотя Роберт Хайнлайн и был более популярен среди любителей фантастики - он неизменно лидировал во всех опросах, оставляя Азимова и Кларка на второй и третьей позициях,- Азимов был известен более широкой аудитории. По шутливому соглашению, которое Азимов и Кларк заключили как-то в нью-йоркском такси, Кларк должен уверять всех, что Азимов лучший в мире писатель-фантаст, а сам Кларк - второй, а Азимов должен поддерживать мнение, что лучшим в мире фантастом является Кларк, а сам Азимов довольствуется вторым местом. С этим можно спорить, но статус Азимова сомнений больше не вызывает.

Его имя и лицо были настолько хорошо известны, что он первым из писателей появился на телеэкране в рекламных роликах. Своим именем он оказывал поддержку многим начинаниям и проектам. Его не интересовали слава и деньги. Он помогал людям, раздаривая им идеи - как когда-то помог блестящей идеей ему Джон Кэмпбелл. Он надеялся, что его имя поможет начинающим авторам удержаться в струе - и за это время наработать собственный профессионализм.

К концу жизни Азимов в соавторстве с Робертом Силвербергом работал над романами по трем своим самым знаменитым рассказам: "Nightfall" ("Приход ночи"), "Уродливый мальчуган" - этот роман поначалу предполагалось назвать "Child of Time" ("Дитя времени") - и "Двухсотлетний человек" (под названием "The Positronic Man", "Позитронный человек"). Роман "Forward to Foundation" ("Вперед к Основанию"), состоящий из четырех новелл и эпилога появился в 1993 году - действие его разворачивается между событиями романа "Прелюдия к Основанию" и основной трилогией. Весной 1993 вышла и еще одна книга: "I. Asimov" - третий том его автобиографии, который он диктовал в госпитале.

Азимов перенес в 1983 году три операции на почках, а в 1989 году слег на много месяцев с интенсивной сердечной недостаточностью. Полностью оправиться от нее он уже не смог. На одном из редакционных совещаний в "Asimov's" он сказал, что надеется умереть, упав лицом на клавиатуру пишущей машинки. Случая не представилось. Лекарства поддерживали в нем жизнь, но не позволяли работать. Настал день, когда он в последний раз оторвал себя от клавиатуры, и страсть, привязывавшая его к жизни, иссякла.

Он жил, чтобы писать, и когда он не смог больше делать это - он умер.

В одном интервью его спросили: что он будет делать, если узнает, что жить ему осталось шесть месяцев? "Я буду печатать быстрее", ответил он.

Айзек Азимов, один из самых известных в мире писателей и самый известный из писателей-фантастов, скончался 6 апреля 1992 года от сердечной и почечной недостаточности в госпитале Нью-Йоркского Университета. По воле покойного, тело его было кремировано, а пепел - развеян.

Его кончине посвятили первые полосы многие газеты. Через две недели CNN выпустила в эфир ретроспективный обзор его карьеры. До сих пор этого удостаивались только главы государства и кинозвезды. National Public Radio выдало в эфир его интервью 1988 года - с тем, чтобы его собственные слова стали его некрологом.

Добрая часть его автобиографии посвящена тому, как он зарабатывал на жизнь. Вне всякого сомнения, он был Очень Богатым Писателем, но деньги были для него лишь воплощением аплодисментов, он ими практически не пользовался. У него не было яхт, особняков, они были ему не нужны. У него и так было все, что он хотел: пишущая машинка в тихой комнате с зашторенными окнами.

И, пожалуй, самое важное, что можно сказать: о его уходе скорбит не только фантастика.

Скорбит мир.

P. S. В "Locus" пришло множество писем, в которых люди прощались с Азимовым. Там не было писем из России. Наверное, не успели дойти. Но было одно письмо - от доктора Арлана Эндрюса, который в последней строке написал: "Da svedanya, gospodin Asimov".

Что мы можем добавить к этому? Только наш шепот: "Forever"...

Компиляция по материалам:

• "Isaac Asimov" by Frank M. Robinson & C. N. Brown ("Locus", May 1992).
• "Isaac Asimov" by Sam Moskowitz (в кн.: Sam Moskowitz. "Seekers of Tomorrow", New York, Ballantine, 1967).

Материал был написан в 1994 году. Публиковался только в Интернете.
Взят с сайта -=Взгляд из дюзы: обозрение фантастики. Авторский сайт Сергея Бережного=-.

Я - робот.

  Я посмотрел свои заметки, и они мне не понравились. Те три дня, которые я провел на предприятиях фирмы "Ю. С. Роботс", я мог бы с таким же успехом просидеть дома, изучая энциклопедию.
  Как мне сказали, Сьюзен Кэлвин родилась в 1982 году. Значит, теперь ей семьдесят пять. Это известно каждому. Фирме "Ю. С. Роботс энд Мекэникел Мэн Корпорэйшн" тоже семьдесят пять лет. Именно в тот год, когда родилась доктор Кэлвин, Лоуренс Робертсби основал предприятие, которое со временем стало самым необыкновенным промышленным гигантом в истории человечества. Но и это тоже известно каждому. В двадцать лет Сьюзен Кэлвин присутствовала на том самом занятии семинара по психоматематике, когда доктор Альфред Лэннинг из "Ю. С. Роботс" продемонстрировал первого подвижного робота, обладавшего голосом. Этот большой, неуклюжий, уродливый робот, от которого разило машинным маслом, был предназначен для использования в проектировавшихся рудниках на Меркурии. Но он умел говорить, и говорить разумно. На этом семинаре Сьюзен не выступала. Она не приняла участия и в последовавших за ним бурных дискуссиях. Мир не нравился этой малообщительной, бесцветной и неинтересной девушке с каменным выражением и гипертрофированным интеллектом, и она сторонилась людей.
  Но, слушая и наблюдая, она уже тогда почувствовала, как в ней холодным пламенем загорается увлечение. В 2005 году она окончила Колумбийский университет, в поступила в аспирантуру по кибернетике.
  Изобретенные Робертсоном позитронные мозговые связи превзошли все достигнутое в середине XX века в области вычислительных машин и совершили настоящий переворот. Целые мили реле и фотоэлементов уступили место пористому платиноиридиевому шару размером с человеческий мозг.
  Сьюзен научилась рассчитывать необходимые параметры, определять возможные значения переменных позитронного "мозга" и разрабатывать такие схемы, чтобы можно было точно предсказать его реакцию на данные раздражители.
  В 2008 году она получила степень доктора и поступила на "Ю. С. Роботс" в качестве робопсихолога, став, таким образом, первым выдающимся специалистом в этой новой области науки. Лоуренс Робертсон тогда все еще был президентом компании, Альфред Лэннинг - научным руководителем.
  За пятьдесят лет на глазах Сьюзен Кэлвин прогресс человечества изменил свое русло и рванулся вперед.
  Теперь она уходила в отставку, - насколько эго вообще было для нее возможно. Во всяком случае, она позволила повесить на двери своего старого кабинета табличку с чужим именем.
  Вот, собственно, и все, что было у меня записано. Были еще длинные списки ее печатных работ, принадлежащих ей патентов, точная хронология ее продвижения по службе, - короче, я знал до мельчайших деталей всю ее официальную биографию. Но мне было нужно другое. Серия очерков для "Интерплэнегери Пресс" требовала большего. Гораздо большего.
  Я так ей и сказал.
  - Доктор Кэлвин, - сказал я, - для публики вы и "Ю. С. Роботс" - одно и то же Ваша отставка будет концом целой эпохи.
  - Вам нужны живые детали?
  Она не улыбнулась. По моему, она вообще никогда не улыбается. Но ее острый взгляд не был сердитым. Я почувствовал, как он пронизал меня до самого затылка, и понял, что она видит меня насквозь Она всех видела насквозь. Тем не менее, я сказал.
  - Совершенно верно.
  - Живые детали о роботах? Получается противоречие.
  - Нет, доктор. О вас.
  - Ну, меня тоже называют роботом. Вам, наверное, уже сказали, что во мне нет ничего человеческого.
  Мне это действительно говорили, но я решил промолчать.
  Она встала со стула Она была небольшого роста и выглядела хрупкой.
  Вместе с ней я подошел к окну.
  Конторы и цеха "Ю. С. Роботс" были похожи на целый маленький, правильно распланированный городок. Он раскинулся перед нами, плоский, как аэрофотография.
  - Когда я начала здесь работать, - сказала она, - у меня была маленькая комнатка в здании, которое стояло где-то вон там, где сейчас котельная. Это здание снесли, когда вас не было на свете. В комнате сидели еще три человека. На мою долю приходилось полстола. Все наши роботы производились в одном корпусе. Три штуки в неделю. А посмотрите сейчас!
  - Пятьдесят лет - долгий срок. - Я не придумал ничего лучше этой избитой фразы.
  - Ничуть, если это ваше прошлое, - возразила она. - Я думаю, как это они так быстро пролетели.
  Она снова села за стол. Хотя выражение ее лица не изменилось, но ей, по-моему, стало грустно.
  - Сколько вам лет? - поинтересовалась она.
  - Тридцать два, - ответил я.
  - Тогда вы не помните, каким был мир без роботов. Было время, когда перед лицом Вселенной человек был одинок и не имел друзей. Теперь у него есть помощники, существа более сильные, более надежные, более эффективные, чем он, и абсолютно ему преданные. Человечество больше не одиноко. Вам это не приходило в голову?
  - Боюсь, что нет. Можно будет процитировать ваши слова?
  - Можно. Для вас робот - это робот. Механизмы и металл, электричество и позитроны Разум, воплощенный в железе! Создаваемый человеком, а если нужно, и уничтожаемый человеком. Но вы не работали с ними, и вы их не знаете Они чище и лучше нас.
  Я попробовал осторожно подзадорить ее.
  - Мы были бы рады услышать кое что из того, что вы знаете о роботах, что вы о них думаете "Интерплэнетери Пресс" обслуживает всю Солнечную систему. Миллиарды потенциальных слушателей, доктор Кэлвин! Они должны услышать ваш рассказ.
  Но подзадоривать ее не приходилось. Не слушая меня, она продолжала.
  - Все это можно было предвидеть с самого начала. Тогда мы продавали роботов для использования на Земле - это было еще даже до меня. Конечно, роботы тогда еще не умели говорить. Потом они стали больше похожи на человека, и начались протесты. Профсоюзы не хотели, чтобы роботы конкурировали с человеком; религиозные организации возражали из-за своих предрассудков. Все это было смешно и вовсе бесполезно. Но это было.
  Я записывал все подряд на свой карманный магнитофон, стараясь незаметно шевелить пальцами. Если немного попрактиковаться, то можно управлять магнитофоном, не вынимая его из кармана.
  - Возьмите историю с Робби. Я не знала его. Он был пущен на слом как безнадежно устаревший за год до того, как я поступила на работу. Но я видела девочку в музее.
  Она умолкла. Ее глаза затуманились. Я тоже молчал, не мешая ей углубиться в прошлое. Это прошлое было таким далеким!
  - Я услышала эту историю позже. И когда нас называли создателями демонов и святотатцами, я всегда вспоминала о нем. Робби был немой робот. Его выпустили в 1996 году, еще до того, как роботы стали крайне специализированными, и он был продан для работы в качестве няньки.
  - Кого?
  - Няньки...

Робби.

  - Девяносто восемь... девяносто девять... сто!
  Глория отвела пухлую ручку, которой она закрывала глаза, и несколько секунд стояла, сморщив нос и моргая от солнечного света. Пытаясь смотреть сразу во все стороны, она осторожно отошла на несколько шагов от дерева.
  Вытянув шею, она вглядывалась в заросли кустов справа от нее, потом отошла от дерева еще на несколько шагов, стараясь заглянуть в самую глубину зарослей.
  Глубокую тишину нарушало только непрерывное жужжание насекомых и время от времени чириканье какой то неутомимой птицы, не боявшейся полуденной жары. Глория надулась.
  - Ну конечно, он в доме, а я ему миллион раз говорила, что это нечестно.
  Плотно сжав губки и сердито нахмурившись, она решительно зашагала к двухэтажному домику, стоявшему по другую сторону аллеи.
  Когда Глория услышала сзади шорох, за которым последовал размеренный топот металлических ног, было уже поздно. Обернувшись, она увидела, что Робби покинул свое убежище и полным ходом несется к дереву.
  Глория в отчаянии закричала:
  - Постой, Робби! Это нечестно! Ты обещал не бежать, пока я тебя не найду!
  Ее ножки, конечно, не могли угнаться за гигантскими шагами Робби. Но в трех метрах от дерева Робби вдруг резко сбавил скорость. Сделав последнее отчаянное усилие, запыхавшаяся Глория пронеслась мимо него и первая дотронулась до заветного ствола. Она радостно повернулась к верному Робби и, платя черной неблагодарностью за принесенную жертву, принялась жестоко насмехаться над его неумением бегать.
  - Робби не может бегать! - кричала она во всю силу своего восьмилетнего голоса. - Я всегда его обгоню! Я всегда его обгоню!
  Она с упоением распевала эти слова.
  Робби, конечно, не отвечал. Вместо этого он сделал вид, что убегает, и Глория ринулась вслед за ним. Пятясь, он ловко увертывался от девочки, так что она, бросаясь в разные стороны, тщетно размахивала руками, хватала пустоту и, задыхаясь от хохота, кричала:
  - Робби! Стой!
  Тогда он неожиданно повернулся, поймал ее, поднял на воздух и завертел вокруг себя. Ей показалось, что весь мир на мгновение провалился вниз, в голубую пустоту под ногами, к которой тянулись зеленые верхушки деревьев. Потом Глория снова оказалась на траве. Она прижалась к Робби, крепко держась за твердый металлический палец.
  Через некоторое время Глория отдышалась. Она сделала напрасную попытку поправить свои растрепавшиеся волосы, бессознательно подражая движениям матери, и изогнулась назад, чтобы посмотреть, не порвалось ли ее платье. Потом она шлепнула рукой по туловищу Робби.
  - Нехороший! Я тебя нашлепаю!
  Робби съежился, закрыв лицо руками, так что ей пришлось добавить:
  - Ну, не бойся, Робби, не нашлепаю. Но теперь моя очередь прятаться, потому что у тебя ноги длиннее и ты обещал не бежать, пока я тебя не найду.
  Робби кивнул головой - небольшим параллелепипедом с закругленными углами. Голова была укреплена на туловище подобной же формы, но гораздо большем - при помощи короткого гибкого сочленения. Робби послушно повернулся к дереву. Тонкая металлическая пластинка опустилась на его горящие глаза, и изнутри туловища раздалось ровное гулкое тиканье.
  - Смотри, не подглядывай и не пропускай счета! - предупредила Глория и бросилась прятаться.
  Секунды отсчитывались с неизменной правильностью. На сотом ударе веки Робби поднялись, и вновь загоревшиеся красным светом глаза оглядели поляну. На мгновение они остановились на кусочке яркого ситца, торчавшем из-за камня, Робби подошел поближе и убедился, что за камнем действительно притаилась Глория. Тогда он стал медленно приближаться к ее убежищу, все время оставаясь между Глорией и деревом. Наконец, когда Глория была совсем на виду и не могла даже притворяться, что ее не видно, Робби протянул к ней одну руку, а другой со звоном ударил себя по ноге. Глория, надувшись, вышла.
  - Ты подглядывал! - явно несправедливо воскликнула она. - И потом, мне надоело играть в прятки. Я хочу кататься.
  Но Робби был оскорблен незаслуженным обвинением. Он осторожно уселся на землю и покачал тяжелой головой. Глория немедленно изменила тон и перешла к нежным уговорам:
  - Ну, Робби! Я просто так сказала, что ты подглядывал! Ну, покатай меня! Но Робби не так просто было уговорить. Он упрямо уставился в небо и еще более выразительно покачал головой
  - Ну, пожалуйста, Робби, пожалуйста, покатай меня!
  Она крепко обняла его за шею розовыми ручками. Потом ее настроение внезапно переменилось, и она отошла в сторону.
  - А то я заплачу!
  Ее лицо заранее устрашающе перекосилось. Но жестокосердный Робби не обратил никакого внимания на эту ужасную угрозу. Он в третий раз покачал головой. Глория решила, что нужно пустить в действие главный козырь.
  - Если ты меня не покатаешь, - воскликнула она, - я больше не буду тебе рассказывать сказок, вот и все. Никогда!
  Этот ультиматум заставил Робби сдаться немедленно и безоговорочно. Он закивал головой так энергично, что его металлическая шея загудела. Потом он осторожно поднял девочку на свои широкие плоские плечи.
  Слезы, которыми грозила Глория, немедленно испарились, и она даже вскрикнула от восторга. Металлическая "кожа" Робби, в которой нагревательные элементы поддерживали постоянную температуру в 21 градус, была приятной на ощупь, а барабаня пятками по его груди, можно было извлечь восхитительно громкие звуки.
  - Ты самолет, Робби. Ты большой серебристый самолет. Только вытяни руки, раз уж ты самолет.
  Логика была безупречной. Руки Робби стали крыльями, а сам он - серебристым самолетом. Глория резко повернула его голову и наклонилась вправо. Он сделал крутой вираж. Глория уже снабдила самолет мотором: "Б-р-р-р-р", а потом и пушками: "Пу! Пу-пу-пу!" За ними гнались пираты, и орудия косили их, как траву.
  - Готов еще один... Еще двое!.. - кричала она.
  Потом Глория важно произнесла:
  - Скорее, ребята! У нас кончаются боеприпасы!
  Она неустрашимо целилась через плечо. И Робби превратился в тупоносый космический корабль, с предельным ускорением прорезающий пустоту.
  Он несся через поляну к зарослям высокой травы на другой стороне. Там он остановился так внезапно, что раскрасневшаяся наездница вскрикнула, и вывалил ее на мягкий зеленый травяной ковер.
  Глория, задыхаясь, восторженно шептала:
  - Ой, как здорово!..
  Робби дал ей отдышаться и осторожно потянул за торчавшую прядь волос.
  - Ты чего-то хочешь? - спросила Глория, широко раскрыв глаза в наигранном недоумении. Ее безыскусная хитрость ничуть не обманула огромную "няньку". Робби снова потянул за ту же прядь, чуть посильнее.
  - А, знаю. Ты хочешь сказку.
  Робби быстро закивал головой.
  - Какую?
  Робби описал пальцем в воздухе полукруг.
  Девочка запротестовала:

  - Опять? Я же тебе про Золушку миллион раз рассказывала. Как она тебе не надоела? Это же сказка для маленьких!
  Железный палец снова описал полукруг.
  - Ну ладно.
  Глория уселась поудобнее, припомнила про себя все подробности сказки (вместе с прибавлениями собственного сочинения) и начала:
  - Ты готов? Так вот, давным-давно жила красивая девочка, которую звали Элла. А у нее была ужасно жестокая мачеха и две очень некрасивые и очень-очень жестокие сестры...
  Глория дошла до самого интересного места - уже било полночь и все снова превращалось в кучу мусора, а Робби напряженно, с горящими глазами слушал, когда их прервали.
  - Глория!
  Это был раздраженный голос женщины, которая звала не в первый раз и у которой нетерпение, судя по интонациям, начало сменяться тревогой.
  - Мама зовет, - сказала Глория не очень радостно. - Лучше отнеси меня домой, Робби.
  Робби с готовностью повиновался. Что-то подсказывало ему, что миссис Вестон лучше подчиняться без малейшего промедления. Отец Глории редко бывал дома днем, если не считать воскресений (а это было как раз воскресенье), и когда он появлялся, то оказывался добродушным и сочувствующим человеком. Но мать Глории была для Робби источником беспокойства, и он всегда испытывал смутное побуждение улизнуть от нее куда-нибудь подальше.
  Миссис Вестон увидела их, как только они поднялись из травы, и вернулась в дом, чтобы там их встретить.
  - Я кричала до хрипоты, Глория, - строго сказала она. - Где ты была?
  - Я была с Робби, - дрожащим голосом отвечала Глория. - Я рассказывала ему про Золушку и забыла про обед.
  - Ну, жаль, что Робби тоже забыл про обед: - И, словно вспомнив о присутствии робота, она обернулась к нему. - Можешь идти, Робби. Ты ей сейчас не нужен. И не приходи, пока не позову, - грубо прибавила она. Робби повернулся к двери, но заколебался, услышав, что Глория встала на его защиту:
  - Погоди, мама, нужно, чтобы он остался! Я еще не кончила про Золушку. Я ему обещала рассказать про Золушку и не успела.
  - Глория!
  - Честное-пречестное слово, мама, он будет сидеть тихо-тихо, так что его и слышно не будет. Он может сидеть на стуле в уголке и молчать... то есть ничего не делать. Правда, Робби?
  В ответ Робби закивал своей массивной головой.
  - Глория, если ты сейчас же не прекратишь, ты не увидишь Робби целую неделю! Девочка понурила голову.
  - Ну ладно. Но ведь "Золушка" - его любимая сказка, а я ее не успела рассказать Он так ее любит...
  Опечаленный робот вышел, а Глория проглотила слезы.
  Джордж Вестон чувствовал себя прекрасно. У него было такое обыкновение - по воскресеньям после обеда чувствовать себя прекрасно. Вкусная, обильная домашняя еда; удобный, мягкий старый диван, на котором так приятно развалиться; свежий номер "Таймса"; домашние туфли на ногах и пижама вместо крахмальной рубашки - ну как тут не почувствовать себя прекрасно!
  Поэтому он был недоволен, когда вошла его жена. После десяти лет совместной жизни он еще имел глупость ее любить и, конечно же, всегда ей радовался, но послеобеденный воскресный отдых был для него Священным, и его представление о подлинном комфорте требовало двух-трех часов полного одиночества. Поэтому он устремил свои взгляд на последние сообщения об экспедиции Лефебра - Иошиды на Марс (на этот раз они стартовали с лунной станции и вполне могли долететь) и сделал вид, что не заметил ее.
  Миссис Вестон терпеливо подождала две минуты, потом нетерпеливо еще две и, наконец, не выдержала:
  - Джордж!
  - Угу...
  - Джордж, послушай! Может быть, ты отложишь эту газету и поглядишь на меня?
  Газета, шелестя, упала на пол, и Вестон обратил к жене измученное лицо:
  - В чем дело, дорогая?
  - Ты знаешь, Джордж. Дело в Глории и в этой ужасной машине...
  - Какой ужасной машине?
  - Пожалуйста, не прикидывайся, будто не понимаешь, о чем я говорю. Речь идет о роботе, которого Глория зовет Робби. Он не оставляет ее ни на минуту.
  - Ну, а почему он должен ее оставлять? Он для этого и существует. И, во всяком случае, он - никакая не ужасная машина. Это лучший робот, какой только можно было достать за деньги. А я чертовски хорошо помню, что он обошелся мне в полугодовой заработок. И он стоит этого - он куда умнее половины моих служащих.
  Он потянулся к газете, но жена оказалась проворнее и выхватила ее.
  - Слушай меня, Джордж! Я не хочу доверять своего ребенка машине, и мне все равно, умная она или нет. У нее нет души, и никто не знает, что у нее на уме. Нельзя, чтобы за детьми смотрели всякие металлические штуки!
  Вестон нахмурился.
  - Когда это ты так решила? Он с Глорией уже два года, а до сих пор я что-то не видел, чтобы ты беспокоилась.
  - Сначала все было по-другому. Как-никак новинка, и у меня стало меньше забот, и потом, это было так шикарно... А сейчас я не знаю. Все соседи...
  - Ну, при чем тут соседи? Послушай! Роботу можно бесконечно больше доверять, чем няньке. Ведь Робби был построен только с одной целью - ухаживать за маленьким ребенком. Все его "мышление" рассчитано специально на это. Он просто не может не быть верным, любящим, добрым. Он просто устроен так. Не о каждом человеке это можно сказать.
  - Но что-нибудь может испортиться. Какой-нибудь там... - Миссис Вестон запнулась: она имела довольно смутное представление о внутренностях роботов. - Ну, какая-нибудь мелочь сломается, и эта ужасная штука начнет буйствовать, и...
  У нее не хватило сил закончить мысль.
  - Чепуха, - возразил Вестон, невольно содрогнувшись. - Это просто смешно. Когда мы покупали Робби, мы долго говорили о Первом Законе робототехники. Ты же знаешь, что робот не может причинить вред человеку. При малейшем намеке на то, что может быть нарушен Первый Закон, робот сразу выйдет из строя. Иначе и быть не может, тут математический расчет. И потом, у нас дважды в год бывает механик из "Ю. С. Роботс" - он же проверяет весь механизм. С Робби ничего не может случиться. Скорее уж спятим мы с тобой. А потом, как ты собираешься отнять его у Глории?
  Он потянулся к газете, но тщетно: жена швырнула ее через раскрытую дверь в соседнюю комнату.
  - В этом-то все и дело, Джордж! Она не хочет больше ни с кем играть! Кругом десятки мальчиков и девочек, с которыми ей следовало бы дружить, но она не хочет. Она не желает даже подходить к ним, пока я ее не заставлю. Девочка не должна так воспитываться. Ты ведь хочешь, чтобы она выросла нормальной? Ты хочешь, чтобы она смогла занять свое место в обществе?
  - Грейс, ты воюешь с призраками. Представь себе, что Робби - это собака. Сотни детей с большим удовольствием проводят время с собакой, чем с родителями.
  - Собака - совсем другое дело. Джордж, мы должны избавиться от этой ужасной вещи: Ты можешь вернуть ее компании. Я уже узнавала, это можно.
  - Узнавала? Так вот, слушай, Грейс! Давай не будем решать сгоряча. Оставим робота, пока Глория не подрастет. И я больше не желаю об этом слышать.
  С этими словами он в раздражении вышел.
  Два дня спустя миссис Вестон встретила мужа в дверях.
  - Джордж, ты должен выслушать меня. В поселке недовольны.
  - Чем? - спросил Вестон. Он зашел в ванную, и оттуда послышался плеск, который мог бы заглушить любой ответ.
  Миссис Вестон переждала, пока шум прекратится, и сказала:

  - Недовольны Робби.
  Вестон вышел, держа в руках полотенце. Его раскрасневшееся лицо было сердито.
  - О чем ты говоришь?
  - Это началось уже давно. Я старалась закрывать на это глаза, но больше не хочу. Почти все соседи считают, что Робби опасен. По вечерам детей даже близко не пускают к нашему дому.
  - Но мы же доверяем ему своего ребенка!
  - В таких делах люди не рассуждают.
  - Ну и пусть идут к черту!
  - Это не выход. Мне приходится встречаться с ними каждый день в магазинах. А в городе теперь с роботами еще строже. В Нью-Йорке только что приняли постановление, которое запрещает роботам появляться на улицах от захода до восхода солнца.
  - Да, но они не могут запретить нам держать робота - дома. Грейс, ты, я вижу, снова устраиваешь наступление. Но это бесполезно. Ответ все тот же - нет! Робби останется у нас.
  Но он любил жену, и, что гораздо хуже, она это знала. В конце концов, бедный Джордж Вестон был всего-навсего мужчиной. А его жена привела в действие все до единой уловки, которых с полным основанием научился опасаться, хотя и тщетно, менее хитрый и более щепетильный пол.
  На протяжении следующей недели Вестон десять раз восклицал: "Робби остается - и конец!", и с каждым разом его голос становился все менее уверенным и сопровождался все более внятным стоном отчаяния.
  Наконец наступил день, когда Вестон с виноватым видом подошел к дочери и предложил войти посмотреть "замечательный" визивокс в поселке.
  Глория радостно всплеснула руками:
  - А Робби тоже можно пойти?
  - Нет, дорогая, - ответил он, почувствовав отвращение к звуку своего собственного голоса. - Роботов в визивокс не пускают. Но ты ему все расскажешь, когда придешь домой.
  Пробормотав последние слова, он отвернулся.
  Глория вернулась домой, восхищенная до глубины души, - визивокс действительно был необыкновенным зрелищем.
  Она еле дождалась, пока отец поставит в подземный гараж реактивный автомобиль.
  - Вот теперь, пап, я все расскажу Робби. Ему бы это так понравилось! Особенно когда Фрэнсис Фрэн так ти-и-ихо пятился назад - и прямо в руки человека-леопарда! И ему пришлось бежать! - Она снова засмеялась. - Пап, а на Луне вправду водятся люди-леопарды?
  - Скорее всего, нет, - рассеянно ответа Вестон. - Это просто смешные выдумки.
  Он уже не мог дольше возиться с автомобилем. Нужно было, наконец, решиться посмотреть фактам в лицо.
  Глория побежала через поляну:
  - Робби! Робби!
  Она внезапно остановилась, увидев красивого щенка колли. Щенок, виляя хвостом, глядел на нее с крыльца серьезными карими глазами.
  - Ой, какая чудная собака! - Глория поднялась по ступенькам, осторожно подошла к щенку и погладила его. - Это мне, папа?
  К ним присоединилась мать.
  - Да, тебе, Глория. Смотри, какая она хорошая - мягкая, пушистая. Она очень добрая. И она любит маленьких девочек.
  - А она будет со мной играть?
  - Конечно. Она может делать всякие штуки. Хочешь посмотреть?
  - Хочу. И я хочу, чтобы Робби тоже на нее посмотрел! Робби! - Она растерянно замолчала. - Наверно, он сидит в комнате и дуется на меня, почему я его не взяла с собой смотреть визивокс. Папа, тебе придется ему все объяснить. Мне он может не поверить, то уж если ты ему скажешь, он будет знать, что так оно и есть.
  Губы Вестона сжались. Он посмотрел в сторону жены, но не мог поймать ее взгляда.
  Глория повернулась на одной ноге и побежала по ступенькам, крича:
  - Робби! Иди, посмотри, что мне привезли папа с мамой! Они привезли собаку!
  Через минуту испуганная девочка вернулась.
  - Мама, Робби нет в комнате. Где он?
  Ответа не было. Джордж Вестон кашлянул и внезапно проявил живой интерес к плывущим в небе облакам. Голос Глории задрожал. Она была готова разразиться слезами.
  - Где Робби, мама?
  Миссис Вестон села и нежно привлекла к себе дочь.
  - Не расстраивайся, Глория. По моему, Робби ушел.
  - Ушел? Куда? Куда он ушел, мама?
  - Никто не знает, дорогая. Просто ушел. Мы его искали, искали, искали, но не могли найти.
  - Значит, он больше не вернется? - Ее глаза округлились от ужаса.
  - Может быть, мы его скоро найдем. Мы будем искать. А тем временем ты можешь играть с новой собачкой. Посмотри! Ее зовут Молнией, и она умеет...
  Но глаза Глории были полны слез.
  - Не хочу я эту противную собаку - я хочу Робби! Хочу, чтобы вы нашли Робби...
  Ее чувства стали слишком сильными, чтобы их можно было выразить словами, и она разразилась отчаянным плачем. Миссис Вестон беспомощно взглянула на мужа, но он только мрачно переступил с ноги на ногу, не сводя пристального взгляда с неба. Тогда она сама принялась утешать дочь.
  - Ну что ты плачешь, Глория! Робби - это всего-навсего машина, старая скверная машина. Он не живой.
  - Ничего он никакая не машина! - яростно завопила Глория, забыв даже о правилах грамматики - Он такой же человек, как вы и я, и он мой друг. Хочу, чтобы он вернулся! Мама, хочу, чтобы он вернулся!
  Мать вздохнула, признав свою неудачу, и оставила Глорию горевать в одиночестве. - Пусть выплачется, - сказала она мужу. - Детское горе недолговечно. Через несколько дней она забудет о существовании этого ужасного робота.
  Но время показало, что это утверждение миссис Вестон было чересчур оптимистично. Конечно, Глория перестала плакать, но она перестала и улыбаться. С каждым днем она становилась все более молчаливой и мрачной. Постепенно ее несчастный вид сломил миссис Вестон. Сдаться ей не позволяла только невозможность признать перед мужем свое поражение.
  Однажды вечером она, кипя яростью, ворвалась в гостиную и села, скрестив руки на груди. Ее муж, вытянув шею, взглянул на нее поверх газеты.
  - Что там еще, Грейс?
  - Мне пришлось сегодня отдать собаку. Глория сказала, что терпеть ее не может. Я сойду с ума.
  Вестон опустил газету, и в его глазах зажегся огонек надежды.
  - Может быть... Может быть, нам снова взять Робби? Знаешь, это вполне возможно. Я свяжусь...
  - Нет! - сурово ответила она. - Я не хочу об этом слышать. Мы так легко не сдадимся. Мой ребенок не будет воспитан роботом, даже если понадобятся годы, чтобы отучить ее от Робби.
  Вестон разочарованно поднял газету.
  - Еще год - и я поседею раньше времени.
  - Немного же от тебя помощи, Джордж, - последовал холодный ответ - Глории нужно переменить обстановку. Конечно, здесь она не может забыть Робби. Здесь о нем напоминают каждое дерево, каждый камень. Вообще мы в самом глупейшем положении, о каком только я слыхала. Представь себе - ребенок чахнет из-за разлуки с роботом!
  - Ну, ближе к делу. Какую же перемену обстановки ты придумала?
  - Мы возьмем ее в Нью-Йорк.
  - В город! В августе! Послушай, ты знаешь, что такое Нью-Йорк в августе? Там невозможно жить!
  - Но там живут миллионы людей.
  - Только потому, что им некуда уехать. Иначе они бы не остались.
  - Так вот, теперь и нам придется там пожить. Мы переезжаем немедленно, как только соберем вещи. В городе Глория найдет достаточно развлечений и достаточно друзей. Это встряхнет ее и заставит забыть о роботе.
  - О господи, - простонал супруг, - эти раскаленные улицы!
  - Мы должны это сделать, - непреклонно ответила жена, - Глория похудела за последний месяц на пять фунтов. Здоровье моей девочки для меня важнее, чем твои удобства.
  "Жаль, что ты не додумала о здоровье своей девочки, прежде чем лишить ее любимого робота", - пробормотал он... про себя.
  Едва Глория узнала о предстоящем переезде в город, у нее немедленно появились признаки улучшения. Она говорила об этом событии мало, но всегда с радостным ожиданием. Она снова начала улыбаться, и к ней вернулся почти прежний аппетит. Миссис Вестон была вне себя от радости. Она не упускала ни одной возможности торжествовать победу над своим все еще скептически настроенным супругом.
  - Видишь, Джордж, она помогает укладываться, как ангелочек, и щебечет, будто у нее не осталось никаких забот. Я же говорила - нужно заинтересовать ее чем-то другим.
  - Гм, - последовал скептический ответ. - Надеюсь.
  Сборы закончились быстро. Городская квартира была готова к их приезду, были наняты двое местных жителей, чтобы присматривать за домом в их отсутствие. Когда, наконец, наступил день переезда, Глория выглядела совсем как прежде, и ни разу упоминание о Робби не слетело с ее губ. Все в прекрасном настроении погрузились в воздушное такси, которое доставило их в аэропорт. Вестон предпочел бы лететь на собственном вертолете, но он был двухместный и без багажного отделения. Они сели в самолет.
  - Иди сюда, Глория, - позвала миссис Вестон. - Я заняла место у окна, чтобы тебе все было видно.
  Глория радостно уселась к окну, прилипла к толстому стеклу носом, расплющив его в белый кружок, и смотрела как зачарованная на открывавшуюся картину. Послышался рев моторов. Глория была еще слишком мала, чтобы испугаться, когда земля провалилась далеко вниз, как будто сквозь люк, а она сама стала вдвое тяжелее, чем обычно. Но она была уже достаточно большой, чтобы все это вызвало у нее всепоглощающий интерес. Лишь когда земля стала похожа на маленькое лоскутное одеяло, она оторвалась от окна и повернулась к матери.
  - Мама, мы скоро будем в городе? - спросила она, растирая замерзший носик и с любопытством следя за тем, как пятнышко пара, оставшееся на стекле от ее дыхания, медленно уменьшалось и понемногу совсем исчезло.
  - Через полчаса, дорогая, - ответила мать и спросила с оттенком тревоги в голосе: - Ты рада, что мы едем? Тебе очень понравится в городе - все эти огромные дома, и люди, и всякие интересные вещи... Мы будем каждый день ходить в визивокс, и в цирк, и на пляж...
  - Да, мама, - ответила Глория без особого воодушевления.
  В этот момент самолет пролетал над облаком, и Глория была поглощена необычным зрелищем простиравшихся внизу клубов застывшего пара. Потом небо вокруг снова стало чистым, и она повернулась к матери с таинственным видом человека, знающего какой-то секрет.
  - А я знаю, зачем мы едем в город!
  - Да? - Миссис Вестон была озадачена. - Зачем же?
  - Вы мне не говорили, потому что хотели, чтобы это был сюрприз, а я все равно знаю. - Она остановилась, восхищенная собственной проницательностью, а потом весело рассмеялась. - Мы едем в Нью-Йорк, чтобы найти Робби, правда? С сыщиками! Это заявление застало Джорджа Вестона как раз в тот момент, когда он пил воду. Результат был катастрофическим. Послышалось полузадушенное восклицание, за ним наследовал целый фонтан воды и приступ судорожного кашля. Когда все кончилось, Джордж Вестон, раскрасневшийся и мокрый, пришел в крайнее раздражение.
  Миссис Вестон сохранила самообладание, но когда Глория повторила свой вопрос уже более озабоченным голосом, и ее нервы не выдержали.
  - Может быть, - ответила она резко. - Неужели ты не можешь посидеть спокойно и немного помолчать?
  Нью-Йорк всегда был обетованной землей для туристов и всех, кто хотел развлечься, а в 1998 году - больше, чем когда бы то ни было. Родители Глории знали это и использовали, как только могли.
  По приказанию жены Джордж Вестон оставил свои дела на целый месяц, чтобы провести это время, как он выражался, "развлекая Глорию до последней крайности". Как и все, что делал Вестон, это было выполнено эффективно, по-деловому и исчерпывающе. Месяц еще не прошел, но было сделано все, что находилось в человеческих возможностях.
  Глория побывала на верхушке Рузвельт-Билдинг и с высоты в полмили с трепетом смотрела на зубчатую панораму крыш, уходивших вдаль, до самых полей Лонг-Айленда и равнин Нью-Джерси. Они посещали зоопарки, где Глория, замирая от страха и блаженства, разглядывала "настоящего живого льва" (она была немного разочарована, увидев, что его кормят сырыми бифштексами, а не людьми, - как она ожидала) и настоятельно требовала, чтобы ей показали кита. Свои сокровища предоставили к их услугам разнообразные музеи, парки, пляжи и аквариумы.
  Глория плавала вверх по Гудзону на пароходе, отделанном под стиль веселых 20-х годов. Она летала на экскурсию в стратосферу, где небо окрашивалось в пурпурно-фиолетовый цвет, на нем загорались звезды, а туманная Земля далеко внизу становилась похожа на огромную вогнутую чашу. Она погружалась на подводном корабле со стеклянными стенами в глубины пролива Лонг-Айленд, в зеленый, зыбкий мир, где причудливые морские существа разглядывали ее сквозь стекло я неожиданно, извиваясь, уплывали. Новая сказочная страна, пусть и более прозаическая, открывалась перед ней в магазинах, куда ее водила миссис Вестон.
  В общем, когда месяц прошел, Вестоны были убеждены, что они сделали все возможное, чтобы заставить Глорию раз и навсегда забыть о покинувшем ее Робби. Но они не были уверены, что им это удалось.
  Где бы Глория ни бывала, она проявляла самый живой интерес ко всем роботам, случавшимся поблизости. Каким бы захватывающим ни было зрелище, развертывавшееся перед ней, каким бы оно ни было новым и невиданным, - она немедленно забывала о нем, как только замечала хоть уголком глаза какой-нибудь движущийся металлический механизм. Поэтому, гуляя с Глорией, миссис Вестон старательно обходила стороной всех роботов.
  Развязка наступила, наконец, в Музее науки и промышленности. Там для детей была устроена специальная выставка, на которой демонстрировались всевозможные ухищрения и чудеса науки, приспособленные к детскому разумению. Конечно, Вестоны включили эту выставку в свою обязательную программу.
  И в тот момент, когда Вестоны стояли, полностью поглощенные созерцанием мощного электромагнита, миссис Вестон внезапно обнаружила, что Глории с ними нет. Первый приступ паники сменился спокойной решимостью, и Вестоны с помощью трех сотрудников музея приступили к тщательным поискам.
  Между тем Глория была далека от того, чтобы бесцельно бродить по музею. Для своего возраста она была необыкновенно решительной и целеустремленной девочкой, в этом она определенно пошла в мать. Она заметила на третьем этаже огромную надпись: "К ГОВОРЯЩЕМУ РОБОТУ". Прочитав ее по складам и заметив, что родители не проявляют желания идти в нужном направлении, она приняла самое простое решение. Выждав подходящий момент, когда родители отвлеклись, она спокойно покинула их и пошла туда, куда звала надпись.
  Говорящий Робот представлял собой нечто необыкновенное. Это было совершенно непрактичное устройство, имевшее чисто рекламную ценность. Каждый час к нему пускали группу людей в сопровождении экскурсоводов. Дежурному инженеру осторожным шепотом задавали вопросы. Те из них, которые инженер считал подходящими для Робота, передавались ему.
  Все это было довольно скучно. Конечно, хорошо знать, что 14 в квадрате равно 196, что температура в данный момент 22,2њ, а давление воздуха - 762,508 мм ртутного столба и что атомный вес натрия 23. Но для этого нет необходимости в роботе. Особенно в такой громоздкой, совершенно непортативной массе проводов и катушек, занимавшей больше двадцати пяти квадратных метров.
  Редко кто возвращался к Роботу во второй раз. Лишь одна девушка лет пятнадцати тихо сидела на скамейке, ожидая третьего сеанса, когда в комнату вошла Глория.
  Глория даже не взглянула на нее. В этот момент люди ее почти не интересовали. Все ее внимание было приковано к огромному механизму на колесиках. На какое-то мгновение она забеспокоилась - Говорящий Робот не был похож на тех, которых она видела. Осторожно, с нотками сомнения в тоненьком голосе Глория начала:
  - Мистер Робот, простите, пожалуйста, это вы - Говорящий Робот?
  Ей казалось, что робот, который на самом деле говорит, заслуживает самой изысканной вежливости.
  (На худом, некрасивом лице сидевшей в комнате девушки отразилось напряженное размышление... Она вытащила маленький блокнот и начала что-то быстро писать неразборчивыми каракулями.)
  Послышалось маслянистое жужжание шестерен, и механический голос без всякой интонации прогремел:
  - Я... робот, который... говорит.
  Глория разочарованно смотрела на Робота. Действительно, он говорил, но звуки исходили откуда-то изнутри механизма. У Робота не было лица, к которому можно было бы обращаться.
  Она сказала:
  - Не можете ли вы мне помочь, мистер Робот?
  Говорящий Робот был создан для того, чтобы отвечать на вопросы. До сих пор ему задавали только такие вопросы, на которые он мог ответить. Поэтому он был вполне уверен в своих возможностях.
  - Я... могу... помочь... вам.
  - Большое спасибо, мистер Робот. Вы не видели Робби?
  - Кто... это... Робби?
  - Это робот, мистер Робот. - Она приподнялась на цыпочки. - Он примерно вот такого роста, мистер Робот, немножечко выше, и он очень хороший. Знаете, у него есть голова. У вас нет, мистер Робот, а у него есть.
  Говорящий Робот не мог за ней поспеть.
  - Робот?
  - Да, мистер Робот. Как вы, мистер Робот, только он, конечно, не умеет говорить, и он очень похож на настоящего человека.
  - Робот... как... я?
  - Да, мистер Робот.
  Единственным ответом Говорящего Робота было невразумительное шипение, которое время от времени прерывалось бессвязными звуками. Ожидавшееся от него смелое обобщение-представление о себе не как об индивидуальном объекте, а как о части более общей группы, - превышало его силы. Верный своему назначению, он все-таки попытался осмыслить это понятие, в результате чего полдюжины катушек перегорели. Зажужжали аварийные сигналы.
  (В этот момент девушка, сидевшая на скамейке, встала и вышла. У нее накопилось уже достаточно материала для доклада "Роботы с практической точки зрения". Это было первое из многих исследований Сюзен Кэлвин на данную тему.)
  Глория, скрывая нетерпение, ждала ответа. Вдруг девочка услышала позади себя крик: "Вот она!" - и узнала голос своей матери.
  - Что ты здесь делаешь, противная девчонка?! - кричала миссис Вестон, у которой тревога тут же перешла в гнев. - Ты знаешь, что папа и мама перепугались чуть не до смерти? Зачем ты убежала?
  В комнату ворвался дежурный инженер. Схватившись за голову, он потребовал, чтобы ему сообщили, кто из собравшейся толпы испортил машину.
  - Вы что, читать не умеете? - вопил он. - Здесь запрещено находиться без экскурсовода!
  Глория повысила голос, чтобы перекричать шум:
  - Я только хотела посмотреть на Говорящего Робота, мама. Я думала, он может знать, где Робби - ведь они оба, роботы.
  Снова вспомнив о Робби, она разразилась горючими слезами.
  - Я должна найти Робби! Мама, хочу Робби!
  Миссис Вестон, подавив невольное рыдание, сказала:
  - О господи! Идем, Джордж! Я больше не могу!
  Вечером Джордж Вестон на несколько часов куда-то ушел. На следующее утро он подошел к жене с подозрительно самодовольным видом.
  - У меня есть идея, Грейс.
  - Насчет чего? - послышался мрачный, равнодушный ответ.
  - Насчет Глории.
  - Ты не собираешься предложить снова купить этого робота?
  - Нет, конечно.
  - Ну, тогда я слушаю. Может, хоть ты что-нибудь придумаешь. Все, что я сделала, ни к чему, не привело.
  - Так вот что мне пришло в голову. Дело в том, что Глория думает о Робби как о человеке, а не как о машине. Естественно, она не может забыть его. А вот если бы нам удалось убедить ее, что Робби - это всего-навсего куча стальных листов и медного провода, оживленная электричеством, тогда она перестанет по нему тосковать. Это психологический подход.
  - Как ты предполагаешь это сделать?
  - Очень просто. Как ты думаешь, где я был вчера вечером? Я уговорил Робертсона из "Ю. С. Роботс энд Мекэникел Мэн" показать нам завтра все его владения. Мы пойдем втроем, и вот увидишь, когда мы все посмотрим, Глория поймет, что робот - не живое существо.
  Глаза миссис Вестон широко раскрылись, и в них появилось что-то похожее на восхищение.
  - Послушай, Джордж, это неплохая идея!
  Джордж Вестон гордо выпрямился.
  - А у меня других не бывает! - заявил он.
  Мистер Стразерс был добросовестным управляющим и от природы очень разговорчивым человеком. В результате этой комбинации каждый шаг экскурсии сопровождался подробнейшими - пожалуй, слишком подробными - объяснениями. Тем не менее миссис Вестон слушала внимательно. Она даже несколько раз прерывала его и просила повторить некоторые объяснения как можно проще, чтобы их поняла Глория. Такая высокая оценка его повествовательных способностей приводила мистера Стразерса в благодушное настроение и делала его еще более разговорчивым, если только это было возможно. Но Вестон проявлял все растущее нетерпение.
  - Извините меня, Стразерс, - сказал он, прерывая на середине лекцию о фотоэлементах. - А есть ли у вас на заводе участок, где работают одни роботы?
  - Что? Ах, да! Конечно! - Стразерс улыбнулся миссис Вестон. - Некоторым образом заколдованный круг: роботы производят новых роботов. Конечно, как правило, мы этого не практикуем. Во-первых, нам этого не позволили бы профсоюзы. Но очень небольшое количество роботов собирается руками роботов - просто в качестве научного эксперимента. Видите ли, - сняв пенсне, он похлопал им по ладони, - профсоюзы не понимают одного, - а я говорю это как человек, который всегда очень симпатизировал профсоюзному движению, - они не понимают, что появление роботов, вначале связанное с некоторыми неурядицами, в будущем неизбежно должно...
  - Да, Стразерс, - сказал Вестон, - а как насчет этого участка, о котором вы говорили? Можно нам на него взглянуть? Это было бы очень интересно.
  - Да, да, конечно. - Мистер Стразерс одним судорожным движением надел пенсне и в замешательстве кашлянул. - Сюда, пожалуйста.
  Провожая Вестонов по длинному коридору и спускаясь по лестнице, он был сравнительно немногословен. Но как только они вошли в хорошо освещенную комнату, наполненную металлическим лязгом, шлюзы открылись, и поток объяснений полился с новой силой.
  - Вот! - сказал он гордо. - Одни роботы! Пять человек только присматривают за ними - они даже не находятся в этой комнате. За пять лет, с тех пор как мы начали эксперимент, не было ни единой неисправности. Конечно, здесь собирают сравнительно простых роботов, но...
  Для Глории голос управляющего уже давно слился в усыпляющее жужжание. Вся экскурсия казалась ей скучной и бесцельной. Хотя кругом было много роботов, но ни один из них не был даже отдаленно похож на ее Робби, и она смотрела на них с нескрываемым презрением.
  Она заметила, что в этой комнате совсем не было людей. Потом ее взгляд упал на шесть или семь роботов, выполнявших какую-то работу за круглым столом посередине комнаты. Ее глаза изумленно и недоверчиво раскрылись. Комната была слишком большой, и она не могла быть окончательно уверена в своей догадке, но один из роботов был похож... был похож... да, это был он!
  - Робби!
  Ее крик пронизал воздух. Один из роботов за столом вздрогнул и уронил инструмент, который держал в руках. Глория пришла в неистовство от радости. Протиснувшись сквозь ограждение, прежде чем родители успели ее остановить, она легко спрыгнула на пол, расположенный на несколько футов ниже, и, размахивая руками, помчалась к своему Робби. А трое взрослых остолбенели от ужаса. Они увидели то, чего не заметила взволнованная девочка. Огромный автоматический трактор, тяжело громыхая, надвигался на Глорию.
  В считанные доли секунды Вестон опомнился. Но эти доли секунды решили все. Глорию уже нельзя было догнать. Вестон мгновенно перемахнул через перила, однако это была явно безнадежная попытка. Мистер Стразерс отчаянно замахал руками, давая знак рабочим остановить трактор. Но они были всего лишь людьми, и им нужно было время, чтобы выполнить команду.
  Один только Робби действовал без промедления и точно. Делая гигантские шаги своими металлическими ногами, он устремился навстречу своей маленькой хозяйке. Дальше все произошло почти одновременно. Одним взмахом руки, ни на мгновение не уменьшив своей скорости, Робби поднял Глорию, так что у нее захватило дыхание. Вестон, не совсем понимая, что происходит, не то что увидел, а скорее почувствовал, как Робби пронесся мимо него, и растерянно остановился. Трактор проехал до тому месту, где должна была находиться Глория, на полсекунды позже Робби, прокатился еще метра три и, заскрежетав, затормозил.
  Отдышавшись и вырвавшись из объятий родителей, Глория радостно повернулась к Робби. Для нее произошло лишь одно - она нашла своего друга. Но на лице миссис Вестон облегчение сменилось подозрением. Она повернулась к мужу. Несмотря на волнение и растрепанные волосы, она выглядела внушительно.
  - Это ты устроил?
  Джордж Вестон вытер вспотевший лоб. Его рука тряслась, и губы могли сложиться лишь в дрожащую, крайне жалкую улыбку. Миссис Вестон продолжала:
  - Робби не предназначался для работы на заводе. Ты нарочно устроил так, чтобы его посадили здесь и чтобы Глория его нашла. Это все ты устроил.
  - Ну, я, - сказал Вестон. - Но, Грейс, откуда я мог знать, что встреча будет такой бурной? И потом, Робби спас ей жизнь - ты должна это признать. Ты не сможешь отослать его снова.
  Грейс Вестон задумалась. Она рассеянно взглянула в сторону Глории и Робби. Глория так крепко обхватила шею робота, что будь на его месте существо из плоти и крови, оно бы давно задохнулось. Вне себя от счастья, девочка оживленно болтала всякую чепуху на ухо роботу. Руки Робби, отлитые из хромированной стали и способные завязать бантиком двухдюймовый стальной стержень, нежно обвивались вокруг девочки, а его глаза светились темно-красным светом.
  - Ну, - сказала наконец миссис Вестон, - пожалуй, он может остаться у нас, пока его ржавчина не съест.
  Сьюзен Кэлвин пожала плечами.
  - Конечно, до этого не дошло. Все произошло в 1998 году. К 2002 году изобрели подвижного говорящего робота, и неговорящие модели устарели. Все противники роботов восприняли это как последнюю каплю, переполнившую чашу. Между 2003 и 2007 годами большинство правительств запретило использовать роботов на Земле для любых целей, за исключением научных.
  - Так что Глории пришлось в конце концов расстаться с Робби?
  - Боюсь, что да. Я думаю, впрочем, что в пятнадцать лет ей это было легче, чем в восемь. Но все же это было глупо и ненужно. Когда я в 2008 году поступила на "Ю. С. Роботс", фирма была в самом тяжелом финансовом положении. Сначала я даже думала, что через несколько месяцев останусь без работы. Но выход был найден: мы начали осваивать внеземной рынок.
  - И все, конечно, уладилось?
  - Не совсем. Мы начали с того, что допытались использовать уже существовавшие модели. Например, этих первых говорящих роботов. Они были трех с половиной метров ростом, очень неуклюжие, и пользы от них было немного. Мы послали их на Меркурий, чтобы они помогли построить там рудник. И они не справились. Я удивленно взглянул на нее.
  - Разве? Но ведь сейчас компания "Меркюри Майнз" - огромный концерн с многомиллиардным капиталом.
  - Да, сейчас. Но удалась только вторая попытка. Если вы, молодой человек, хотите об этом услышать, я бы посоветовала вам разыскать Грегори Пауэлла. Они с Майклом Донованом занимались у нас в 10-х и 20-х годах самыми трудными делами. Я уже много лет не слышала ничего о Доноване, а Пауэлл живет здесь, в Нью-Йорке. Он теперь дедушка - мне очень трудно привыкнуть к этой мысли. Я помню его молодым. Ну конечно, и я была моложе...
  - Может быть, если бы вы рассказали мне что-нибудь в самых общих чертах, то потом мистер Пауэлл дополнил бы ваш рассказ? Начните хотя бы с Меркурия.
  - Ну ладно. Вторую экспедицию на Меркурий послали, кажется, в 2015 году. Это была разведочная экспедиция, которую финансировали "Ю. С. Роботс" и фирма "Солар Минерала". Экспедиция состояла из Грегори Пауэлла, Майкла Донована и опытного образца робота новой конструкции...