Чинаев Василий Иванович.
Адрес для писем: MarkDragon@yandex.ru

  45лет, по образованию - связист, окончил техникум связи, занимался альпинизмом (недолго); был монтажником-высотником; принимал участие в строительстве и монтаже оборудования телецентра в Ташкенте, после работал в цехе УКВ (на передатчиках), пробовал себя в журналистике, в художественной фотографии; занимался общественной деятельностью (был в профкоме, в народном контроле, был дружинником, был членом клуба "друзей кино" в Ташкенте). Призывался на срочную службу в СА (СССР. Там был еще и военкором). После переехал в РФ; где в настоящее время работаю связистом на авиазаводе в Ульяновске.

  Илья в свободное время часто ездил в горы. Он сдал норматив на "горного туриста", и теперь на выходные отправлялся в одиночные маршруты. На этот раз, приехав на турбазу, он выбрал обычный маршрут "выходного дня". Начало пошло привычно и ровно. Пройдя с парой привалов запланированную на день часть маршрута вечером он разбил одноместную палатку, вдоволь насмотрелся на звезды (которые в горах при безоблачном небе очень яркие) и устроился на отдых. Утром, скатав палатку и загасив костер, он продолжил движение по маршруту. Пройдя первый перевал, Илья вдруг почувствовал озноб. Это было непривычно и вызвало растерянность. Из-за второго перевала на него медленно и беззвучно наплывал большой светящийся шар. Сначала Илья решил, что это шаровая молния, и он застыл, т.к. слышал, что она реагирует на движение. Но вдруг он понял, что шар не молния и что он с Ильей разговаривает. Не словами, а прямо через мозг. "Шар" успокоил Илью, сообщив, что он существо; только не белковое, а энергетическое. "Шар" сообщил также, что их цивилизация родилась и развилась на самой большой планете этой звездной системы, которую на земле называют "Юпитером". Сначала они освоили малые планеты окружающие их родную планету, а после стали появляться на других планетах системы. "Часть из нас помогает людям, но только тем, которые родились в день одного из 4-х солнцестояний. Такие люди имеют очень сильную связь с космосом. И если они, например, получают травму; то это сказывается на всей галактике." - добавил шар, после чего он мысленно попрощался и быстро уплыл. Илья закончил маршрут, а когда садился в обратный автобус-то при входе уколол палец, но не придал этому значения. Утром, купив газету по дороге на работу, на первой странице он увидел крупный заголовок:
  "Астрономы зафиксировали взрыв сверхновой звезды!"

Холод Геннадий Геннадиевич.
Адрес для писем: cold@hotbox.ru

  Родился в 1981 году в городе Саратове.
  Тягу к литературе почувствовал еще до школы, она проявилась совместно с рисованием - это были комиксы.
  Затем в школе мое рвение проявлялось написанием песен к различным праздникам и стихов к разнообразным олимпиадам и конкурсам. За мое "творчество", администрация школы смотрела сквозь пальцы на мою хроническую непосещаемость.
  Прозаическое начало моей литературной деятельности произошло в 1996 году. Как-то открыл тетрадку в клеточку и начал писать научно-фантастический роман. Писал я его долго, так как не уделял этому занятию должного внимания, а писал от времени к времени.
  Более серьезно я занялся писаниной, когда судьба загнала меня в литературные рабы. Издавался я под именем Полины Дашковой. Однако на долго меня не хватило - раб, он и есть раб. При таком раскладе творческой свободы не почувствуешь. Больше я не писал под чужими именами, вынеся для себя из рабства только одну истину - раз печатают, значит, пишу сносно.
  С 2001 года стал писать гораздо больше, а с 2003, после поездки на 300-летие Санкт-Петербурга, пишу ежедневно. Чувствую себя отвратительно, если вечером перед сном не накропаю три-пять тысяч знаков.
  Под своей фамилией пока не издавался. В 2003 году участвовал в литературном конкурсе "Дебют", ни шортлист, ни в лонглист не вошел. В этом году буду пробовать снова. Сотрудничаю с интернет-рассылками. Кроме этой участвовал в литературно-интерактивном проекте сайта ukamina.com, а так же в рассылке "Притчи и сказки Востока и Запада". Большинство же мною пишется в стол, на будущее. :)
  Мои увлечения: бодибилдинг, литература, чтение, сейчас увлекся суфийской философией, в частности Руми и Норбековым. Очень люблю свой музыкальный инструмент - Хомус, кстати, если у кого есть учебные пособия по игре на нем, прошу написать.
  Пожалуй, окончу на этом. Кому интересно больше - пишите, спрашивайте.

Программное обеспечение или Смертельная усталость.

ДОКТОР

"Доктора, они же, как сапожники без сапог:
от чего людей лечат, тем сами и болеют,
да так, что не каждого и вылечишь..."
заведующая пульмонологическим отделением,
Бриль Людмила Дмитриевна.

  Чуть заметно прихрамывая на правую ногу, мужчина направлялся в сторону остановки трамвая, расположенной в десяти минутах ходьбы от его злополучного, но все-таки родного дома.
  Казалось, солнце направляет все самые жаркие лучи на уже начавшую лысеть макушку этого господина. Лоб покрылся испариной, тяжелое дыхание и запах пота, смешанного с запахом дешевого дезодоранта, говорили о том, что он просто ненавидит бабье лето, особенно такое, и все, что он хочет в данный момент, это живительной прохлады. Конечно, все это было так, но кроме этого, ему требовалось еще много чего.
  Главное, что ему до нельзя было необходимо - это деньги. ДЕНЬГИ! Огромное количество (по его меркам огромное) - количество равное стоимости его квартиры. ЕГО квартиры. Всего, что у него было из недвижимого имущества города.
  И вот ему начало казаться, что волосы у него на голове плавятся и дымятся. Потной рукой он решил осведомиться о их целостности, но тут же забыл о своем намерении, увидев на горизонте беседку трамвайной остановки. Мужчина ускорил шаг, торопясь ворваться в прохладу беседки (так он считал). На самом же деле, в беседке оказалось так же жарко, как и на улице, просто немного меньше солнца. За счет железной крыши беседки, внутреннее пространство никак не освежало. В беседке было так душно, что его желтая майка пропиталась потом мгновенно и насквозь.
  В голове крутился волчком один и тот же вопрос: "Где взять такие большие деньги? ГДЕ?". Ответа не было, так же как и выхода из сложившейся ситуации - если через неделю он не покинет свою уютную квартиру, его выселят силой - все по честному, все по закону.
  Мужчина ехал в переполненном вагоне с хмурым, каменным лицом. Он проклинал законы, страну, правительство, государственную и областную думы, солнце, жару, людей, прижавшихся к нему своими потными телами, людей вообще, а заодно и себя за то, что поторопился с покупкой квартиры. Почему-то ему и в голову не пришло, что продажа квартиры на четверть дешевле ее реальной стоимости должна быть как минимум подозрительной. Поторопился. Торопился он не для себя - для своего сына. Сын болел (врожденный порок сердца), его нужно было хоть как-то радовать, человек делал для этого все. Все, что мог. Все, на что у него хватало средств и сил. Со сверстниками мальчик не общался, он был замкнут в своей инвалидности. Человек давно помышлял о новой квартире, какой-нибудь поближе к парку или лесу. И вот те на. Дом, расположенный в трех минутах ходьбы от леса. Окна выходили на прекрасную лесную поляну. Это то, что должно было утешить сына. Человек продал машину, гараж, сарай и свою старую квартиру (много она не стоила из-за своего расположения), в конце концов, сумма была набрана. Переезд состоялся. Мальчик стал веселеть день ото дня. На фоне настроения болезнь отступала на задний план, ее как бы и не было вовсе.
  Через месяц все разладилось. К нему домой пришли какие-то люди с документами, подтверждающими права на это имущество. Не понятно откуда у людей оказалось решение суда, не понятно почему вместе с людьми пришли судебные приставы. Все по закону - классическая схема для кидалова людей на деньги. Увы, это практикуется. Увы, это преследуется крайне вяло. Увы... Увы... От этих "увы" человеку не было легче, наоборот, ему становилось только хуже, его состояние было на грани нервного срыва. Может быть, он и смог бы нормально пережить потерю квартиры, может быть, его разум смог бы справиться с этой потерей, сейчас положение вещей осложнялось состоянием сына. Мальчик подслушал разговор отца относительно его проблем с жильем. Это очень расстроило его, а расстраиваться ему было никак нельзя, этот случай довел ребенка до приступа, его отвезли в больницу. Операция, маячившая страшным бременем где-то на горизонте будущего, вдруг стала ужасной реальностью настоящего. Операция на сердце была неизбежна, в случае отказа мальчик мог умереть в любой момент. Сами понимаете, что бесплатная медицина в нашей стране, лишь на отчетных бланках, на самом же деле в больницах берут деньги за все, вплоть до смены лампочек в палате. Такова жизнь. Жизнь диктовала свои суровые условия, она предлагала найти двенадцать тысяч долларов. Искать их было негде. Нечего было даже продавать, занимать было тоже негде.
  Кроме всего прочего, у отца человека было тоже слабое сердце. Буквально через несколько дней он тоже попал в больницу, в то же отделение, где лежал его внук. Проблемы сыпались на человека одна за другой. Все становилось серым и безжизненным. Все летело в бездонную пропасть смерти. Все оставшиеся его родные уже одной ногой стояли в гробу.
  Человек так глубоко погрузился в свои мрачные мысли о будущем родных и о вопросе добычи денег, что чуть было не пропустил нужную ему остановку, спохватившись в самый последний момент за несколько секунд до закрытия дверей. Пришлось поработать локтями, чтобы успеть протиснуться к закрывающимся дверям. Успел таки.
  Прокляв столь неудобные вагоны, а вместе с ними заодно и все трамвайное ДЕПО, мужчина направился прочь от ненавистных трамвайных путей. Штаны прилипли к ногам и теперь смотрелись совершенно не так, как полагает смотреться штанам. Проклинатель всех и вся чувствовал это и поэтому каждые три шага поправлял то одну, то другую штанины, а то и обе одновременно, проклиная попутно штанины и штаны в целом.
  "Где взять деньги?!" - мучавший мужчину вопрос снова выкарабкивался из-под груды проклятий, наваленных на него, помимо его воли, не дававших ему во всеуслышание в очередной раз заявить о себе: "Где?!".
  Вопрос был, ответа не было, причем искать его было негде.
  Денег не было.
  Почти уже не было квартиры, почти уже не было сына, скоро могло не стать отца.
  Тут ему стало плохо, заколол левый бок. Сердце. "Только не сейчас, только не сейчас" - дважды повторило сознание, само, не зная к кому оно обращается, то ли к сердцу, то ли к Богу, то ли к Дьяволу. Отпустило. Кто-то его услышал и сжалился над ним. Холодный пот никак не проходил. Лицо искажала ужасная гримаса. Гримаса не хотела уходить секунд десять, наглым образом расположившись на месте лица, обычного, простого, ничем не примечательного в толпе лица. Скоро человеческое лицо вернулось на свое привычное место, прогнав гримасу подальше.
  Скала проклятий обрушилась на его здоровье. Холодный пот прошел, озноб тоже сгинул под нападками солнца и горячего воздуха. Приступа как не бывало. Можно было продолжать движение к назначенной цели. Единственным свидетельством о приступе осталась горечь во рту, от нее очень хотелось избавиться. Он хотел было сплюнуть, но покопавшись языком во рту и немного подвигав нижней челюстью, мужчина понял, что о плевке можно просто забыть - слюны не было, язык прилипал от сухости к зубам.
  Горечь забылась сама собой, когда перед человеком из ниоткуда появилась цыганка, одетая во всевозможные разноцветные юбки (казалось, их должно было быть не меньше пяти, может больше) и блузки (три - пять), голову покрывал ярко зеленый жгущий глаза платок. Цыганка начала тараторить впитанную с молоком матери дребедень относительно рассказа про будущее, прошлое и настоящее. Соответственно, перед этим следовало "позолотить ручку".
  Нашему герою очень хотелось знать будущее, оно его очень волновало и не давало покоя. С презрительной ухмылкой на лице, он достал из кармана мелочь и высыпал в руку толстой цыганки (толстой на столько, что ширина, должно быть, превышала высоту).
  Акт позолочения ручки состоялся, теперь начинался обряд гадания. Цыганка схватила руку мужчины и стала внимательно вглядываться в тайные глубины ладони, которые могла рассмотреть лишь она одна.
  - Все у тебя хорошо было, - громко затараторила гадалка, - все было: и семья, и деньги, и машина, и дом... все было... Жена умерла, сын заболел, квартиру отняли...
  - Знаю-знаю... знаю что было... что будет говори... - у мужчины нарушилось дыхание и участился пульс.
  - Да уж... - цыганка долго всматривалась в область безымянного пальца, брови ее нахмурились, показывая крайнюю внимательность и усидчивость, нижняя челюсть выдвинулась вперед, - У-у, вот как, - она перекидывалась сама с собой обрывками фраз, мужчина ее не понимал.
  - Что? Что там? - ему нужно было знать будущее.
  - Там... смерть там... Отец умрет у тебя скоро... совсем скоро...
  - Не-ет... - верить в слова гадалки не хотелось, да и с чего, он же просто ради любопытства остановился.
  - Да-а... Да, дорогой, - цыганка замолчала, увидев на руке что-то интересное, что-то понятное ей одной.
  - Что? Что там видно? - не вытерпел мужчина после долгой паузы.
  - Там видна... смерть...
  - Чья? Отца?
  - Это совсем другое... Тебе придется встретиться с ней один на один... Ты должен ее знать, ты сам все сделаешь... - мужчина вырвал свою руку из цепких пальцев цыганки.
  - Ты, что совсем от жары очумела, идиотка! Порит всякую чушь!!! - возмутился он.
  - Слушай, что говорю, да! - гаркнула она.
  - Да пошла ты!.. - мужчина отпрыгнул в сторону.
  - Цыганка плюнула в сторону человека, она была недовольна таким обращением. Гадалка развернулась на сто восемьдесят градусов и пошла в противоположную сторону от мужчины. То и дело она поворачивала голову назад, плюя в сторону человека и выкрикивая какие-то непонятные обрывки фраз, видимо, на цыганском языке.
  - Мужчина с недоумением смотрел в след цыганке до тех пор, пока она не скрылась за ближайшим поворотом. Он все никак не мог понять, причем здесь встречи один на один. Он ежедневно встречался со смертью в окружении коллег, но чтобы наедине... Неужели придется кого-то спасать на улице? Мысли были отброшены в сторону. Знал же, что не стоило останавливаться. Что мимо не прошел? Зачем остановился? "Полоумная" - подумалось ему. Все цыганки либо полоумные, либо просто воровки. Он проверил карманы, кошелек остался на месте, ничего не пропало. Эта была просто полоумной. "Хорошо, хоть не воровка" - подумало сознание. Он покачал головой, соглашаясь со своим сознанием, продолжив свой путь.
  - Человек работал в приемном отделении одной из больниц города. Не слишком высокая должность - обыкновенный врач-ординатор, подрабатывающий ночными дежурствами иногда дежурствами на скорой помощи.
  - Работник больницы приближался к высокой железной ограде. Дойдя до нее, он еще некоторое время брел вдоль, чтобы дойти до калитки. У калитки стояли два молодца в камуфляжной форме. На груди у парней красовались таблички: "Служба безопасности". Ребята весело смеялись, обсуждая очередную пьянку, на которой им вместе довелось побывать совсем недавно. Смех прекратился, как только к веселой парочке подошел мужчина в прилипших к ногам светлых брюках. Он отдал ближайшему охраннику пропуск, тот с подозрением перевел взгляд с пропуска на стоящего перед ним человека.
  - Все в порядке, проходите, - охранник киношным жестом вернул пропуск его владельцу.
  - Спасибо, - чуть слышно буркнул доктор, направляясь к корпусам больницы. Отойдя на несколько метров от пропускного пункта, он вновь услышал задористый смех молодых людей, на этот раз они смеялись над его штанами, сзади они выглядели еще смешнее, чем спереди.
  - "Придурки проклятые" - подумалось ему, однако, возвращаться он не стал и так проблем хватало.
  - Не прошло и десяти секунд, как в голове снова начал буйствовать вопрос. Вопрос никак не мог угомониться, а потому метался в голове, словно вепрь, от одной стенки черепа к другой, от одной мозговой извилины к другой, больно раня когтями насущности и впиваясь до мозга костей клыками актуальности. "Где взять деньги?!" - ревел, что есть мочи вопрос, - "Где?!".
  Ответа не было.

* * *

  Мужчина вошел в свой корпус, в котором он успел отработать добрых полтора десятка лет. Прямо на входе он столкнулся со своим знакомым из приемного отделения, радостно покидавшего больницу и наверняка подумывавшего о прохладной ванне. В руке доктор приемного отделения держал пол-литровую бутылочку с каким-то прохладительным напитком. С блаженной улыбкой он смаковал содержимое бутылочки, лицо его выражало удовлетворение.
  В голове завертелась воспоминание о фамилии знакомого, мозг никак не мог воспроизвести ее. Что-то очень простое. Ладно, не столь важно. Имя-то он помнил, Сергей.
  Сергей в очередной раз сделал маленький глоточек и пожал руку повстречавшемуся:
  - Что такой хмурый? - осведомился он.
  - Да, - махнул рукой ординатор, решив не посвящать знакомого в свои проблемы, - ... по личной части... - он хотел было сказать еще что-то, но в голову ничего не лезло, поэтому он умолк, не закончив фразу.
  - Бывает... - понимающе произнес врач приемного отделения, снова глотнув из бутылочки.
  - Бывает... - отозвался мужчина, тупо уставившись в пол.
  - Но ты не переживай, сегодня тебе будет не до хмурых мыслей.
  - Что такое? - врач нахмурил брови.
  - О-о... Даже не спрашивай. Сегодня ночью такой аврал был... - Сергей закатил глаза к потолку, - просто ужас какой-то. Не продохнуть. Семнадцать больных за ночь, прикинь?
  - Не может быть, - он просто не верил своим ушам, такого на его памяти еще не было. Ну восемь-десять человек за ночь в какие-нибудь праздники еще куда не шло, но чтобы семнадцать человек в будний день. Это нонсенс.
  - Еще как может, я сам в отпаде, - только сейчас мужчина заметил под глазами коллеги огромные синяки, плоды бессонной ночи и психического переутомления.
  - Трупы есть?
  - Да, - Сергей положительно покачал головой, - шестеро...
  - Гм, - больше ничего сказать он не мог, такие вещи не комментируются.
  - Готовься еще как минимум к такому же количеству.
  - Во дела, - от новостей у него пересохло в горле, Сергей протянул ему бутылочку с прохладительным напитком.
  После мужчины попрощались и пошли в разные стороны: первый с суточного дежурства (последнего, сегодня у него начинался отпуск), второй на работу, в ординаторскую, находящуюся солнечной стороне здания. Его стол стоял у самого окна, что еще более ожесточало положение.
  Человек прошел по длинному коридору до нужной двери. Это была его ординаторская - рабочее место врачей-ординаторов. Помещение было маленьким, похожим на пенал, в нем с трудом умещалось четыре письменных стола, шкаф и семь стульев. Обстановка, располагающая к продуктивной работе. Серые стены давили на всех. Хотелось убежать, от всех скрыться. Проблема была только в том, что скрыться было негде. Бежать тоже было некуда.
  Вскоре ему стало ясно, что работу он выполнять не может. Руки опускались, жить не хотелось. Помогать больным в таком состоянии было категорически противопоказано. От серых стен веяло равнодушием и лицемерием. От всех остальных тоже. Безвыходность ситуации мешала думать, трезво оценивать ситуацию. Истории болезни сложенные на его письменном столе не придавали жизненных сил, слишком их было много. Когда же он просмотрел их содержимое, то понял, что Сергей был прав - этот день многие больные не переживут. За это попадет всем работникам отделения, такие нонсенсы лучше как-нибудь предупреждать
  Предупредив заведующего отделением о том, что ему нужно срочно уехать (нужно вызвать другого ординатора), доктор вышел в коридор и отправился прочь из больницы. Он направлялся в другое медицинское учреждение, где лежали его сын и отец. В родную клинику его родных не положили, слишком узкой специализацией отличалось их заболевание. Они располагались в НИИ кардиологии. Приходилось ездить через весь город с двумя пересадками.

* * *

  Солнце поднималось все выше. Все сильнее оно обжигало землю своими горячими лучами. Кроме земли лучи обжигали и людей, и общественный транспорт, и здания: все подряд, лучи не разбирали, кого одаривать теплом, а кого не стоит, доставалось всем без исключения. Ординатор, как и все остальные, попадал под солнечные лучи, и, как все остальные, про себя проклинал такую погоду, максимально приближенную к адовым мукам. И это в конце сентября-то!
  После сеанса коллективного джакузи в переполненном троллейбусе, мужчина вымок насквозь. Вся одежда просвечивала своей наполненностью потом доктора. С первого взгляда было похоже, что человек только вылез из ванной, только не совсем было понятно почему он нырнул в одежде. Однако это был только первый взгляд. Если приглядеться внимательнее к вышедшим (выкарабкавшимся!) из троллейбуса, то можно было понять - никто не нырял в ванну, просто люди не переносят таких высоких температур.
  В плане охраны институт от его родной больницы отличался не в лучшую сторону. Ходи кому не лень, куда хочешь, для чего хочешь. Везде по-разному, каждый главный врач больницы относился к безопасности по-своему.
  Не смотря на то, что приемные часы уже закончились его легко пропустили в отделение: во-первых коллега, во-вторых у всех есть сердце, родные почти при смерти. Врач больницы зашел в ординаторскую, там сидели двое в белых халатах, женщина и мужчина. Женщину он знал - она была лечащим врачом, мужчину же он видел впервые.
  - Доброе утро, Мария Павловна, - поздоровался он с докторшей.
  - Здравствуйте, Георгий Викторович, - учтиво отозвалась она.
  - Как они?.. - вкрадчиво спросил он о своих близких, ему страшно было слышать ответ, мало ли что. Внутри все замерло.
  - Сашенька стабильно, молодец, держится... - на секунду стало легче, Георгий было собрался перевести дыхание, но доктор еще не закончила, - ...с отцом же вашим... э-э... как бы вам сказать...
  - Говорите, как есть, не тяните, - твердо сказал коллега по цеху.
  - Я думаю, он не увидит завтрашний день... - Мария Павловна опустила глаза. Сколько не работаешь, самое страшное сообщать такие новости родным.
  - Не-ет... - он побледнел и произвольно уселся на стул, стоящий рядом.
  - Мне очень жаль... - она положила руку ему на плечо, - Крепитесь... - получилось не очень уверенно, скорее жалобно.
  - Да-да... - Георгий быстро замотал головой в знак согласия.
  - Идите к нему, он пока в сознании. Я только что с обхода...
  - Да-да... - все так же быстро мотая головой, мужчина быстро вышел из ординаторской.
  Длинный коридор с дверями ничем не отличался от всех остальных больничных коридоров. Такой же мрачный и унылый, такая же облупившая краска на стенах и когда-то залитый водой потолок. Действительность наших больниц вгоняла в уныние, состояние родных заставляло думать о суициде.
  Отделение экстренной реанимации, палата номер четыре, первая койка от окна.
  Отец был совсем плох. Тяжелая отдышка, впалые щеки, заостренные черты лица, все это говорило о скорой кончине. Смерть уже стояла рядом, она еще не зашла в палату, не нравились ей эти мониторы, приборы, трубки. Она стояла у окна снаружи, спокойно разглядывая свою будущую жертву. Смерть знала, сколько ему осталось, она специально примчалась сюда пораньше положенного, теперь стоять старушка с косой внимательно наблюдала за происходящим будто боясь что-то пропустить.
  Отец сразу услышал шаги входящего и открыл глаза, они были тусклыми и безжизненными, жизнь постепенно покидала их. Однако, несмотря на это, в глазах проблеснули слабые искорки радости. Появление сына обрадовало старика.
  - Сы-ын, - прошипел он, протягивая руку, к подходящему.
  - Здравствуй отец... - доктор опустил глаза, знание о близкой смерти тяготило его, спокойно смотреть на отца не получалось, сразу наворачивались слезы на глаза.
  - Сы-ын... - снова повторил отец.
  - Да, да, я здесь, я здесь... - Георгий присел на кровать умирающего.
  - Я-я... должен... открыть... тебе одну-у... тайну... - говорить ему было тяжело, мешала отдышка.
  - Тайну? Что? Что ты говоришь? Какую тайну?.. Я не понимаю... - Георгий нахмурил брови, ему казалось, что отец бредит.
  - Да-а, тайну... - отец поднял вверх указательный палец руки.
  - Я слушаю тебя, говори, - пусть бредит, на смертном одре каждый ведет себя по-своему.
  - Это... касается... твоей матери, - свою мать он совсем не знал, она умерла сразу после рождения Георгия, отец никогда не рассказывал о ней. Всегда это была запретная тема, - тв-воя мать... была... - отец закашлялся, отдышка усилилась, мысль была потеряна.
  - Кем она была, пап, - Георгию стал интересен рассказ отца.
  - Что? А! Да... она... была... ведьмой, - он остановился перевести дыхание.
  - Ведьмой? Да, какой ведьмой, отец... - отец совсем обезумел на фоне болезни.
  - Молчи... слушай, - говорить ему становилось все сложнее, времени оставалось все меньше, Смерть уже вошла в палату и стояла за спиной Георгия.
  - Слушаю-слушаю, - покорно согласился он с волей умирающего.
  - Она и вправду... была ведьмой... Она зн-нала день моей смерти, она знала о нашем... разговоре. Ты должен знать... о св-воем предназначении...
  - Предназначении?
  - Тебе... п-придется в-все наладить... Ты-ы один к-то сможет все постав-вить на свое мес-сто... исправить ис-спорченное колес-со... Скоро... Не п-представляешь как с-скоро...Ты должен раскрыть... с-свои... способности... они достались... теб-бе от матери...
  - Что?! Что?!
  - Чтобы ты мог... открыть свои силы... тебе надо... ты должен... - он указывал рукой куда-то за спину сына, куда-то далеко, может же наоборот совсем близко. Может, он смог разглядеть свою Смерть? Она ведь стояла совсем рядом, - Она уже здесь!
  - Кто? - он не понял последнего выражения отца.
  - Т-с, слушай... Открой душу и выпусти... выпусти... вы... - смерть не дала закончить рассказ о предназначении Георгия, она со всего маху рубанула косой по старику, лежавшему на первой койке от окна. Смерть наступила на пятнадцать секунд раньше. Очень она не хотела, чтобы ординатор услышал последние слова своего отца. Что-то крылось в докторе и раскрытие этого для Смерти было, мягко сказать, нежелательным...
  Георгий услышал, как монотонно запищал один из датчиков, говорящий об остановке сердца больного. Он слышал это где-то далеко, где-то за пределами окружающей его реальности. Сейчас была только одна мысль, всецело поглотившая его - отец умер. Это никак не укладывалось в голове, отец не мог умереть, просто не мог... Смерть поразила Георгия, проткнула насквозь, прибила к земле, к полу палаты. В ушах зашумело, перед глазами все плыло, он свалился рядом с кушеткой, потеряв сознание.
  Где-то вдалеке были слышны крики врачей, медсестер, санитаров. Его оттащили в сторону, врачи экстренной реанимации обступили кушетку, они боролись за жизнь умершего, уже умершего человека. Они боролись. Такая у них работа - бороться за чужую жизнь. По-другому они не могли, врачи должны бороться за жизнь человека до конца, до победного или проигрышного конца. Каждая смерть оседала липким осадком в душах людей в белых халатах. К смерти привыкнуть нельзя. Может, поэтому Смерть и не любила врачей, вечно они мешаются, вечно они кого-то вытаскивают, иногда прямо из ее рук. А сколько раз Смерть приходила на ложный вызов. Мчишься, летишь на всех парах, прилетаешь - вот те нате - живой и глазами уже хлопает, по сторонам оглядывается. Однако в данном случае бороться было уже не за кого. В этот раз, как это часто бывает, снова победила Смерть. В конце концов, так или иначе, она побеждает всегда. Душа отошла в мир иной, смерть отправила душу человека на небеса, а сама отправилась дальше, ей нужно было быть на другом конце города, сразу в трех местах. Все происходит, как должно происходить, все идет своим чередом. Бывает правда такое, что круговорот перестает быть тем, что он есть, меняясь сам, меняя все вокруг, в том числе и смерть, которая сейчас даже не догадывается об изменениях предстоящих в скором времени.

* * *

  Отца больше не было. Все еще невозможно было смириться с этой мыслью. Все происходило с кем-то, с кем-то другим. Все действие походило на фильм с драматическим финалом. В главной роли был человек, у которого скончался от сердечного приступа отец. Его горе было написано на лице огромными буквами, цвет лица походил на асфальт, глаза не выражали ровным счетом ничего, они смотрели сквозь пространство и время, веки почти не моргали, боясь пропустить что-то важное. Но все шло своим чередом, вот уже вынесли гроб, поставили его в автобус, поехали на кладбище. Теперь он стоял перед могилой, в которую могильщики со смертельным спокойствием кидали землю (или это была глина?). На участке таком-то, номер могилы такой-то, покоится тот-то и тот-то, годы жизни такие-то. Вот, что нас всех ждет, все идем именно туда, именно для этого живем. Он стоял над засыпанной могилой, он понял, что это никакой не фильм, это наша жизнь, которая продолжается, не смотря ни на что. Все было кончено, все начиналось сначала. Жизнь продолжалась и без отца. Жизнь не обращает внимания на людей, покинувших ее ряды, продолжая свое триумфальное шествие и без них.
  Жизнь Георгия Викторовича тоже продолжалась. Она продолжалась для того, чтобы продолжить жизнь своего сына, своего единственного сына, ради которого он только и жил последние шесть лет, с того самого момента, как умерла его жена. Сын был его жизнью и кроме него, ничего в этой жизни не было.
  Доктор взял отгулы. Не до спасания жизни в моменты, когда и жить-то не хочется. С похоронами было все быстро утрясено: скромные поминки, скромные панихида. Сложнее стало, когда все закончилось, когда больше не нужно было ничего делать, суетиться, занимать деньги. Только сейчас, когда он сидел в своей (пока своей) пустой квартире в тишине и одиночестве, его память осмелилась напомнить ему о предсмертных словах отца. Что он такое говорил? Что-то про мать, что она была ведьмой, про какие-то скрытые внутренние способности... Думать об этом не хотелось, но мысли сами лезли наглыми гостями, не желающими уходить. Выбить из головы эти мысли никак не получалось, проходилось мириться, ведя с ними неспешную беседу.
  Одна часть его сознания говорила о предсмертной паранойе отца, другая же, наоборот, твердила о его психической устойчивости и вменяемости. К каждому из этих заявлений находилось достаточно компетентных аргументов, однако определиться на том или ином было крайне сложно. Вся абсурдность заявления должна была вроде бы отмести любые мысли об этом. Это только "вроде", врачи самые неудивляемые люди на свете, все воспринимается как должное, для них нет ни фантастики, ни фэнтези, нет ничего удивительного. Так что, как раз абсурдность и не давала Георгию спокойно сидеть на месте, ему требовался точный ответ: "да" или "нет", других ответов он не признавал. Мучил его и другой вопрос, где можно получить ответ, когда человек произнесший слова уже скончался.
  Как ни странно, ответ завертелся в голове очень быстро - нужно идти к гадалке, прорицательнице, целительнице - к кому угодно из "их" братии. Единственное оставалось не ясным, все ли гадалки настоящие? И если нет, то, как отыскать среди дикого их количества ту нужную, натуральную.
  Под рукой оказалась газета с частными объявлениями. Георгий и подумать не мог, что целительницы занимают своими объявлениями две с половиной газетные полосы. Причем добрая половина давала дорогую рекламу в рамочке с красивым оформлением или своими фотографиями. Образ бабульки шепчущей заговоры над травами разрушился в один миг, в наше время на сцену предсказаний и заговоров выходили сильные женщины, которых и краем не успела коснуться старость, у них впереди была целая жизнь. Сколько людей они могут еще вылечить или обмануть. Взгляд остановился на объявлении целительницы Рады, ее объявление было больше остальных - половина газетной полосы (!).
  "Индивидуальный прием проводит известная гадалка и предсказательница РАДА; гадает, предвидит, предсказывает судьбу." Ниже предлагался перечень ее достоинств: "...в арсенале Рады 40 видов гаданий: гадание на рунах и на круге "Оракул", китайский идзин (заморские слова не переводились), гадание по ритуалу Соломона, на старинных дощечках, на маятниках, на хрусталиках, на плавающей свече, на иероглифах, на древнешумерских, древнеиудейских и ведических манускриптах, на лунном камне, на яйцах и кофейной гуще, древнерусское скоморошье гадание на колокольчиках. Рада так же гадает по персту указывающему и по нумерологическому коду, по имени и дате рождения, по вибрации звука и голоса, по засушенными и перетертыми в порошок насекомым. Делая предсказания, Рада использует пятнадцать видов карт, в том числе ТАРО Уэйта, старорусские ТАРО, ТАРО по Папюсу, карты госпожи Ленорман, на которых предсказывали судьбу Наполеона, друвнеиндийские карты и карты доктора Моро, проверяющие и предотвращающие порчу." Больше всего его привлекла последний абзац, в котором было сказано следующее: "Рада усмиряет скандалы, восстанавливает судьбу, избавляет от бездетности, одиночества и нежелания жить. После встречи с Радой у многих появится ясновидение и яснослышание, откроется третий глаз." Под горизонтальной чертой объявления шли рассказы людей, чудом спасшихся от разных напастей благодаря магическому дару Рады. Люди писали: "...спасибо, у нас сейчас все замечательно!", "...всегда встаю бодрой и хорошо выгляжу. Рада, все это благодаря тебе", "...Я вижу, как на него теперь реагируют женщины. Все это благодаря Раде". Еще ниже шел подробный адрес, схема проезда и дни приема гадалки; время как раз подходило.
  Прочитав и запомнив адрес, Георгий обулся и вышел из все еще своей квартиры

* * *

  Офис гадалки располагался в местном планетарии. Здание было построено в середине восьмидесятых, со всеми атрибутами того времени: мрамором, зеркалами на потолке, алюминиевыми дверьми, красным отделочным дерматином и желтыми лампами. Холл планетария был круглой формы с четырьмя столбами посередине. По правую руку шел гардероб, занимавший всю стену. Слева, таким же полукругом, располагалось загадочное полукруглое застекленное сооружение (возможно, раньше там были кассы), неаккуратно завешенное изнутри, под цвет дерматина, красной материей. Вход к гадалке был совсем рядом со входом в женский туалет, поэтому запах отпугивал от посещения потусторонних сил. Напротив входа стояла деревянная лавка, заботливо установленная кем-то для удобства посетителей. В голове не укладывались люди, которые должны были сидеть в таком "аромате". Неужели эти мучения стоят того, неужели эта женщина действительно общается с непознанным? Верилось с трудом.
  Георгий стоял перед алюминиевой дверью, на которой черным жирным маркером было выведено число сто. На стекле висел листок формата А4, держащийся за счет скотча, на котором значилось: "Гадалка и предсказательница РАДА, часы и дни приема такие-то". "Не солидно это все как-то" - думалось доктору, его обуяли сомнения, мешавшие ему открыть алюминиевую дверь. Запах туалета, бумажная вывеска и красные полотна повлияли на потенциального клиента гадалки самым отпугивающим образом - он собрался уходить. Однако за секунду до его разворота на сто восемьдесят градусов, дверь открыли изнутри. На пороге стояла женщина лет тридцати, вся в черном с повязанным на голове черным платком. Она в упор пялилась на Георгия крысиными глазками, во взгляде с молниеносной скоростью менялись чувства восхищения с чувством разочарования. Доктор не мог уйти или что-то сказать, отвести взгляд у него тоже не получалось, оставалось стоять и разглядывать хозяйку комнаты номер сто. Первой нарушила тишину никак не гадалка, как вы, наверное, подумали. Голос подала уборщица, которая работала заодно и вахтершей. У толстой бабушки в руках был освежитель воздуха фирмы "Свежий воздух", производства какого-то села какого-то российского города. Вахтерша брызгала из баллончика во все стороны, довольно приговаривая:
  - Сейчас, сейчас, мы быстро избавимся от вредного запаха. Вот, обрызгаем получше и все будет пахнуть сиренью. Да, сиренью. - она глянула на баллончик, убедившись, что там нарисована именно сирень. Запах же напоминал сирень крайне отдаленно, меняя естественный смрад из туалета на тот же духан с примесями среднероссийских химикатов.
  Георгий забеспокоился, когда нос начал давать ответную реакцию на действия уборщицы планетария. Аллергический ринит не дожидался окончания ритуала обрызгивания, начавшись гораздо раньше. На него всегда негативно действовали освежители воздуха, особенно отечественного производства. Лучшим для себя освежителем Георгий уже давно признавал только открытое окно. Сопли потекли гораздо настырнее, когда зловредная бабка прошлась мимо них с гадалкой, довольно пошипливая струйками освежителя.
  Рада протянула посетителю непонятно откуда взявшийся в ее руке платок и с мышиной улыбкой на лице пригласила доктора пройти в ее предсказательный кабинет, будто бы она ждала его прихода.

* * *

  Она долго молчала, разглядывая его, будто восковую фигуру. Доктор оставался спокоен и не произнес ни слова. Ему было интересно наблюдать за действиями гадалки, его это забавляло. Его внутренний голос говорил, что ничего хорошего из этой затеи выйти не может, что перед ним сидит чистого вида шарлатанка, что все эти свечи, амулеты, карты - лишь камуфляж для выманивания денег. Но тут Рада заговорила, будто слышала его мысли:
  - Конечно, многое из того, что вы видите никак не относится к гаданиям, - она показала на стол, где лежали груды гадального барахла, - просто это помогает людям быстрее раскрыть свою душу для моего рассмотрения. Они видят безделушки, веря в их магическую силу, а вера - великая сила, способная на любые чудеса.
  - Я не верю в вещи... - тихо произнес Георгий.
  - Я знаю, вы же ни во что не верите. Во что может верить человек после такого врачебного стажа, как у вас?
  - В жизнь? - ответил он вопросом на вопрос.
  - Или в смерть? - она пристально посмотрела ему в глаза, пытаясь что-то там разглядеть, и разглядев добавила, - Да, в смерть...
  - Причем здесь смерть?
  - Смерть всегда при всем, она всегда рядом. Просто об этом никто не знает, все замечают только жизнь.
  - Но я всю жизнь боролся за жизнь, я боролся со смертью. Часто побеждал, я помогал жизни...
  - Вы не побеждали. Выиграть сражение - не значит победить. Да и ваши победные сражения отнюдь не всегда оканчивались хорошо...
  - Что это значит?
  - То и значит. Смерть побеждает всегда, рано или поздно. Вы не сражались с ней, вы просто мешали выполнять ее работу, которая выполнялась в любом случае. Пусть позже, но выполнялась...
  - Что же это получается, все это время я работал зря?
  - В глобальном смысле, да. Но это вовсе не означает, что ваша работа бессмысленна. Если есть шанс, его надо использовать. Вы - и есть этот шанс для многих людей. Не подумайте плохого, но на небесах не меньший бардак, чем на земле. Например, отсылают Смерти повестку на смерть какого-то человека, лежащего в вашем отделении при смерти. Пока она в пути, решение меняется - этот человек должен повлиять на многие судьбы, умирать ему пока рано. Но смерти сообщить об этом не успевают. Вот тогда-то вы и боритесь со смертью, вот тогда-то вы и побеждаете.
  - Откуда вы все это знаете? Придумали?
  - Вы мне не верите. Нормальная реакция нормального человека.
  - Кто-то в это верит?
  - Почти все. Хотите, вы будете относиться к их числу?
  - Вы хотите меня убедить?
  - Попробую, по крайней мере... - и Рада рассказала Георгию всю его жизнь, все, что он помнил или не помнил, но рассказ освежил воспоминания. Многое из сказанного кроме него самого никто не знал, это нельзя было подглядеть или подслушать, потому что мысли не видны и не слышны окружающим.
  - Хватит, я верю. - остановил он гадалку на полуслове.
  - Вот и хорошо. Хотите чаю?
  - Нет, спасибо. Мне бы водички.
  - Прошу, - она протянула ему быстро запотевающий от холодной воды граненый стакан. Доктор выпил его залпом, напряжение, как рукой сняло. "Видимо, заговоренная вода" - пронеслось в сознании.
  - Теперь на счет вашего дара...
  - Дара? - переспросил ошарашенный доктор.
  - Да, именно того дара, о котором вам говорил отец перед смертью. Так вот, этот дар достался вам от матери. Такой силы я еще ни у кого не видела...
  - Что он мне дает, этот дар?
  - Все! Он вам дает все что угодно...
  - Я всесилен?
  - Ну, практически. Конечно, вы не бессмертны. Главный ваш дар - это целительство. Вы можете излечивать почти все болезни. Да, вы и сами, наверное, раньше замечали, что ваши пациенты выздоравливают быстрее и с лучшими результатами.
  - Было, но я не предавал этому большого значения, списывал на везение.
  - Вы не умели этим даром пользоваться, теперь все изменится.
  - Как изменится, я же все еще не умею им пользоваться.
  - Теперь умеете, знание было в этом стакане, - она указала на пустой стакан, из которого доктор только что выпил воду.
  - Значит я теперь, как вы?
  - Намного сильнее... И не забывайте какая сила в ваших руках, не используйте ее во вред.
  - А ее можно использовать во вред? - удивился Георгий словам гадалки.
  - Все можно использовать во вред, даже хлебную крошку.
  - Но отец говорил еще о какой-то поломке, которую мне придется исправлять...
  - Об этом я не в праве вам рассказывать. Всему свое время. Главное, ничему не удивляйтесь. Ждите...
  - Но почему?
  - Потому что нельзя нарушать цикл событий, он и так нарушен. В свое время вы сами все поймете, увидев невиданное.
  - Но отец говорил, что это произойдет совсем скоро.
  - Хм. Получается, что раз произойдет скоро, то скоро и поймете. - она улыбнулась одними глазами.
  - Забавно.
  - Ничего забавного, вы еще не один раз пожалеете о полученном даре, но так же не один раз восхвалите Всевышнего за него. Нет ничего лучше, чем помогать людям, не мне это вам рассказывать. Больше же всего получаешь энергии, когда людям действительно становится легче, когда ты облегчаешь их страдания, когда ты видишь плоды своих действий. - Рада задышала быстрее, но скоро взяла себя в руки, успокоилась.
  - Да, я полностью с вами согласен.
  - Ладно, вам пора. Лучше доберитесь до дому побыстрее, на такси там, скоро вам станет плохо. Ближайшие сутки лучше с постели не вставать. Прощайте.
  - Всего доброго. - он уже начинал чувствовать слабость и тяжесть в конечностях. Когда же гадалка сообщила о постельном режиме, вопросов больше не возникало, нужно было торопиться домой.
  Гадалку больше никто никогда не видел. Она бросила все как есть. Уборщица утверждает, что Рада не выходила из своего кабинета. Будто бы бабка видела какую-то вспышку за занавесками, думала короткое замыкание или что еще хуже. Заглянула - дверь была не заперта - а там и нет никого. Куда гадалка подевалась? "Унеслась в астрал!" - произнес следователь с умным видом, дивясь своим "уникальным познаниям" в этой сфере, а потом взял и закрыл дело за недостаточностью дела. Так себе и записал в блокнотике для умных мыслей: "Не может быть дела, когда дела нету". Он был доволен своим выдуманным выражением, еще он был благодарен выдуманной цыганке, без которой не получился бы такой прекрасный афоризм. Вообще же, он цыган страх как не любил. По его мнению, от цыганок можно было ожидать чего угодно, связываться с ними у него не было ни малейшего желания.

* * *

  Георгий Викторович с трудом добрался до дома. Еще в такси ему стало плохо, да так плохо, как никогда еще в жизни не было. Болело все сразу одновременно. Как врач он понимал, что такое практически не возможно, как пациент он ощущал это на себе, свернувшись калачиком от боли на заднем сиденье "Волги". Как он забрался на свой четвертый этаж без лифта, для него остается загадкой по сей день. В квартире доктор в полубреду сорвал с себя одежду, рухнув на не застеленную с утра кровать.
  Теперь-то он думал о смерти, ему казалось, что вот-вот он должен умереть. Адские боли сковывали все тело, выворачивая его наизнанку. Что-то росло внутри, что-то крепло, обретало силу. То, что должно было развиваться постепенно, с момента рождения вместе с телом. Однако некому было его учить, это что-то так и лежало всю жизнь где-то далеко на задворках душевных бескрайностей. И тут оно начало расти, не приемля никаким барьерам и временным рамкам: нужно стать сильным здесь и сейчас. Это не обсуждается.
  Бескрайние просторы человеческой души. Они бесконечны, беспредельны, колоссальны. Сколько людей хотело измерить человеческую душу, сколько людей пытались постичь непостижимую широту внутреннего мира человека. Сколько их было? Сколько еще будет? Все хотят постичь непознанное, увидеть невиданное, измерить неизмеримое. Кто из людей смог это сделать? Единицы.
  Никогда не думаешь о том, что спрятано в тебе самом, сколько мыслей живут в тебе. Задумываемся ли мы, что помимо нашей воли в нас существуют целые орды мыслей и мыслишек, дел и делишек, страхов и страшков. Что только в нас не живет. Каких только тварей мы не выращиваем в самих себе. Иногда просто трудно поверить в существование всего этого. Но верить нужно.
  Все происходит под высокими сводами человеческой души, иногда душонки, иногда душищи. Все бывает. В ней огромными стаями роятся намерения, выкрикивая бредовые затеи налево и направо, стараясь перекричать друг дружку либо клюнуть побольнее соседнюю, чтобы не мешала орать свое. Несбывшиеся мечты валяются на каждом шагу, их количество поражает, их ничтожность угнетает. Иногда где-то вдалеке на горизонте проглядывает величественный и смешной огромный силуэт - это гордыня бродит кругами, выжидая своего часа показать свое лицо перед всеми, чтобы все ахнули от ее величия и засмеялись от ее глупости. Совсем рядом со своей старшей сестрой ходит силуэт поменьше - гордость, она частенько подменяет сестренку, но бывает, что и не выходит на всеобщее обозрение. Самолюбие нисколько не уступает в размерах своим коллегам, оно вечно стоит перед зеркалом, причесывается и наводит марафет, будто куда собралось. Лень валяется на удобном диване, она плюет в потолок, доплюнуть до свода души не получается и плевки падают обратно на нее. Злиться ей лень и она продолжает свое бестолковое занятие, за нее злится злость. Когда злости нечего делать, она подходит к дивану лени и тихо мирно злится себе в стороне за неудачи соратницы. Алчность отвернувшись от всех, молча записывает на стопке банкнот должников, которые могут забыть о своем долге. С выпученными глазами бегает перепуганный страх, он крутит головой на тонкой шее, боясь увидеть что-то страшное, смотреть перед собой он тоже боится. От этого его движения смешны и бестолковы.
  И вот они все остановились на своих местах, забыв про свои обязанности. Что-то чего никто никогда не замечал начало очень быстро увеличиваться в размерах. Все вокруг начало изменяться, все становилось другим. Такого обитатели души Георгия еще не видели, трансформация внутри доктора проходила с бешеной скоростью, с вихрями и ураганами, все менялось до неузнаваемости. Даже лени не было лень смотреть на это, она сидела с открытым ртом, капая слюнями себе на колени от удивления. Что-то стало большим, огромным, больше гордыни. Новый обитатель стоял, упираясь головой в свод души, он глубоко дышал, поражаясь своим размерам. Ветры вокруг него меняли строение самой души. Душа меняла цвет и структуру. Сами того не замечая менялись обитатели высоких сводов, кто уменьшался в размерах, кто, наоборот, увеличивался, кто исчезал совсем. Что происходило с Георгием, еще никто не понимал, в том числе и он сам. Доктор не знал, к чему воют ветры в его душе, к каким изменениям, к каким свершениям. Он даже не подозревал, что совсем скоро все в его жизни наладится и с деньгами и с квартирой, что все будет хорошо. Он будет спасать людей, иногда дежурить на скорой и тоже спасать людей. Сейчас же ему было не до осознания или понятия, сейчас ему хотелось только смерти, потому что боль, сковавшая его тело, была невыносима.

* * *

  Врач беглым взглядом глянул на часы: пять часов тридцать минут. Утро. Глаза закрывались сами собой, кофе отказывалось помогать. Веки хотелось держать пальцами, но пальцы отказывались помогать, потому что тоже хотели спать.
  - Все, кажись, приехали! - во весь голос объявил водитель бригады скорой помощи.
  Да уж, куда только не заносит людей. Живут у черта на куличках в столь отвратительном районе, мало того не престижном - не жилом: склады одни кругом, еще какие-то здания непонятного назначения. Но раз вызов был, значит, нужно было отзываться. Погода была привычной для этого времени года - осень постепенно переходила из ранней в позднюю. Все чаще лили холодные дожди, лужи от которых за ночь покрывались ледяной корочкой. Георгия передернуло от осенней свежести, ломая лед под ногами и от этого громко хрустя, доктор быстро направился к зданию.
  У серого двухэтажного здания было припарковано три внедорожника различных моделей и цветов: красный "Мицубиси", черный "Опель" и сиреневый "Сузуки".
  Солнце еще не встало. Но ночная мантия постепенно начинала пропадать. Из-за горизонта лениво поднималось утро. Оно еще спало и не хотело вставать, его бесцеремонно разбудила ночь, которой надоело ее ночное дежурство. Ночи хотелось отдохнуть, да и часы говорили, что пора уходить (не нравилось ночи задерживаться на рабочем месте дольше, чем положено). Утро же не с того ни с сего проспало, конечно, если быть честными проспало оно совсем не просто так, всю ночь они с вечером трепались о том о сем, совершенно забыв про время. Перед работой утро почти не спало, какие-то сорок минут положения не спасли. Утро проснулось от доброго пинка под ребра, это разъяренная ночь его будила. Творился беспорядок: на улице светало, а на дворе все еще была ночь. Ночь это никак не устраивало, она хотела домой. Утро продрало заспанные глаза и приняло дежурство. Ночь отправилась отдыхать. Утро уставилось спросонья на человека в белом халате, само не понимая, зачем на него смотреть. Его держала обычная лень, да и на крыше склада было довольно таки удобно, идти никуда не хотелось. Утро потягивалось и лениво наблюдало за происходящим.
  Врач скорой помощи подошел к массивной железной двустворчатой двери без глазка и, со сна, недолго поискав звонок, нажал на него два раза. За дверью послышался топот ног, затем стала слышна возня с хитроумным замком. Почему с хитроумным? Да потому что обычный замок открылся бы за пару секунд, а не за пару минут, как в нашем случае. Прошло время, замок сдался на милость победителю.
  Дверь открыл бандит. Есть люди, которые отражают свою профессию. Это был как раз тот случай, перед врачом скорой помощи стоял крупногабаритный, коротко стриженный индивид мужского пола. Это существо с порога начало браниться, не стесняясь в выборе фраз:
  - Ты, типа, че так долго?! Заеблись ждать уже... - и так далее, и тому подобное.
  Скорее всего, молодой человек ожидал, что врач начнет рассыпаться в извинениях, будет придумывать разные небылицы, про какие-нибудь утренние пробки на всех дорогах одновременно. Этого не произошло. Человек в белом халате молчал, он спокойно смотрел в свиные глазки дородного борова, тщетно пытаясь высмотреть там хоть толику умственной деятельности - ничего не получалось, умственная деятельность отсутствовала.
  - Че, оглох что ли?! Язык проглотил, да?! Молчишь-то че?!! - вопросы становились все громче, свиное рыло молодого человека, открывшего дверь становилось все краснее.
  Наверное, после этих недолгих распылений самого себя это существо привыкло работать не языком, а кулаками, о чем тут разговаривать (мочить надо!). И все же сейчас существо судорожно соображало, стоит ли бить человека, которого сам же и вызвал, вызвал не просто так, а на ножевое ранение грудной клетки.
  - Вполне возможно, что пока мы с вами обсуждаем мое благополучное прибытие ваш раненый друг уже скончался от потери крови, хотя может быть я еще успею ему помочь...- произнес доктор как можно спокойнее, чтобы не разозлить еще больше придурка, пялившегося на него из проема двери.
  - Ты че мне тут паришь?!...
  Тон врача оказался не столь спокойным, как он ожидал. В глазах борова начали появляться лепестки гневного огня, постепенно переходившие в костры ярости.
  "Ну вот, попал, как хрен в рукомойник" - жалобно произнес про себя доктор - "Надо было сразу уйти, как только это существо начало высказывать недовольство. Теперь поздно".
  Бандитский торс начал медленно выдвигаться из дверного проема, почесывая кулачищи размером с шестнадцатикилограммовые гири. Итак, врача решили побить. Очень удобно, вызываешь на дом боксерскую грушу и боксируешь, пока не надоест. Ха - ха. Как все забавно складывается, только, похоже, доктору было совсем не до смеха. Он с трудом вспоминал какие-то боксерские навыки, оставшиеся с детства. Только, навыки эти вряд ли здесь могли чем-то помочь. Весовые категории не очень совпадали, да и кобура с пистолетом никак не располагала к приливу смелости.
  Человек в белом халате начал прикидывать особенности предстоящего боя, он начал выискивать на теле громилы уязвимые места, хоть одно. Оно нашлось; конечно, кто-то назовет это место не слишком этичным для удара, но в данной ситуации врачу было совсем не до этики. Доктор незаметно отвел назад правую ногу, он готовился к удару. Слава Богу, удар не понадобился, а то не известно чем бы все это закончилось.
  За спиной громилы появился еще один, еще здоровее первого и в ширь, и в вышину. С возгласами про мать, отца и других родственников до седьмого колена второй детина схватил первого за шкирку и затащил обратно за ворота. Там он треснул ему затрещину и уронил на пол. Сделав это, с цветущей улыбкой громила вернулся к доктору.
  - Простите его, доктор. Сегодня было такое бешеное утро, столько произошло, ну планку-то у него и снесло... - он виновато пожал плечами.
  - Нервный срыв, - подытожил врач скорой помощи его объяснения.
  - Во-во. Он самый, он самый. Ну... пойдем... - детина указывал рукой внутрь так называемого дома-амбара - Братку-то совсем хреново.
  - Марина!!! Сергей, Санек!!! Где застряли?! Бегом сюда!!! - закричал доктор через плечо.
  - Иде-ем!!! - моментально откликнулись санитары, отвлеченные криками от изучения дорогих иномарок.
  Огромное помещение с евроремонтом и дорогим ковровым покрытием на полу. Ковровое покрытие было испорчено человеком, лежащим посреди залы и вовсю истекающего кровью. Кровь была всюду по полу. Георгий было двинулся к нему помочь, да его остановил бандюган, показывая на кухню. В кухне картина была еще хуже - там было три тела, два из них не подавали признаков жизни.
  Врач быстро оценил ситуацию, склонившись подле еще дышащего тела раненого. Рана была с правой стороны, за сердце можно было не беспокоиться, легкое же наверняка пострадало. Об этом свидетельствовала струйка крови, сочащаяся изо рта пострадавшего, а так же хрип и причмокивание раны.
  - Марина, пневматоракс! Быстро подготовь акклюзионную повязку!
  В таких случаях нужно опасаться напряженного пневматоракса, когда поврежденное легкое распирается воздухом и кровью до такой степени, что происходит травматизация здорового легкого.
  Артериальное давление, пульс и дыхание говорили о не утешительном прогнозе. Жизнь пострадавшего зависит от скорости доставки в стационар на операционный стол.
  Врач еще какое-то время колдовал над телом, отдавая приказы своей медсестре. Приказы выполнялись незамедлительно.
  - Сергей, Санька, давайте носилки! - носилки моментально образовались рядом с перебинтованным мужчиной на полу
  - Так, перекладываем, - словно командир отдавал приказы человек в белом халате. - на счет три! Раз! Два! Три! Давай! Все, понесли быстренько...
  Санитары подняли носилки и быстренько засеменили с нелегкой ношей к машине скорой помощи, доктор и медсестра шли следом.
  - Доктор! Доктор! Можно мне с вами, я его близкий друг... все дела... - догнал бригаду у самой машины громила, что покрупней.
  - Конечно, прошу... - врач указал на открытые двери скорой.
  - Спасибо... - детина юркнул в салон и уселся рядом с санитарами на лавочку.
  - Погнали, Михалыч! Как ты умеешь! - гаркнул доктор водителю в кабину из своего мягкого кресла без ремней безопасности - Марина, следи за АД, пульсом и дыханием, будут изменения, сразу информируй.
  - Хорошо, - ответила Марина, поглядывая на антропологический монитор, где и высвечиваются все эти данные.
  - Как с ним это произошло? - глянул на детину Георгий.
  - Хрен его пойми, мы сами только подтянулись... - его лицо выражало отчаянное недоумение по поводу произошедшего.
  Утро окончательно проснулось. Глаза начало слепить солнце. Утро поздоровалось с Солнцем, почтенно поклонившись. Солнце поклонилось в ответ. Еще раз потянувшись, утро уже без особого интереса глянуло вниз: двери скорой захлопнулись, машина резко набрала скорость и скрылась за поворотом, из ворот ангара выскочил здоровый мужчина, прыгнул в сиреневый "Сузуки" и так же быстро скрылся за поворотом. Утро зевнуло, почесало затылок, будто спрашивая себя: "Что я вообще здесь делаю?! Что у меня дел, что ли нет?!" Костернув, вечер за бессонную ночь, утро отправилось по своим личным делам.
  Перед глазами пострадавшего начали плыть красочные образы и видения. Уж не умирать ли он собрался? Нет, рано ему еще умирать. Еще успеется. В голове в тумане бессознательности застрял вопрос человека в белом халате, спасшего ему жизнь. "Как с это ним произошло?". Сознание, словно повинуясь чьему-то приказу, начало прокручивать события приведшие пострадавшего на встречу с доктором, у которого был дар так замечательно спасать людей...

ГЛЮК

Глюк - это когда компьютер играет
с нами, а не мы с ним.
Народная программистская мудрость.

  Негодование текло липким потоком, от которого становилось нестерпимо гадко и отвратительно. Ты должен был оставаться спокоен, ни одна эмоциональная связка не должна была развязаться, дернуться, выйти из-под контроля.
  С самого детства было так. "Спартанец" - шептали тебе в след, "Спокойный, как слон...", - слышалось за спиной. Ты пропускал слова мимо ушей. Что тебе до пустых разговоров - лишний раз бороться с чувствами. Спокойствие не давалось легко. Бывало, хотелось кинуться на человека и забить, загрызть, запинать... только бы не улыбался, только бы молчал, только бы... Люди не умеют молчать, люди умеют говорить. Говорить всякую чушь, всякую ересь, всякую дрянь. Ты сам иногда это делал, только очень редко. Но не в последнее время, когда выйти из себя стало почти невозможно. Лед, сковавший тебя изнутри, окрепчал и вошел в силу. Трезвый и холодный взгляд помогал тебе во всем: от работы до личных отношений, в последнем, правда, с холодом ты частенько перебарщивал.
  И вот сейчас ты сидел, пытаясь всмотреться в себя, и понять, что же все-таки с тобой происходит, что случилось с ледяным покрытием выстилающим тебя изнутри. Лед таял, лед становился водой, он крошился и трескался, переставая быть холодным и бесчувственным. Что же произошло? Почему происходило такое? Приходилось быстро-быстро моргать, чтобы не расплакаться, словно пацану, проигравшему драку, где он был один, а нападавших пятеро. Ты был бледен, мысли путались друг в друге, не находя достаточно места, чтобы разойтись не столкнувшись. Мир стоял на грани переворота. Мир, на который ты всю жизнь смотрел сквозь призму равнодушия и безразличия.
  Негодование текло липким потоком из раны в боку. В очередной разборке ты не смог рассчитать все. Все увидеть и все предугадать невозможно - кто-то подкрался к тебе в разгар драки и предательски пырнул тебя ножом в бок четыре раза. Нож не был большого размера, но двенадцати сантиметров вполне хватило, чтобы нанести тебе смертельную рану: изучив человеческую анатомию досконально, ты понимал это абсолютно точно. Жить тебе оставалось считанные минуты. Почему-то умирать с холодным сердцем не получалось, почему-то все то, что ты так долго скрывал, убеждая себя в его отсутствии, рвалось наружу, стараясь стать частью окружающего тебя мира, такого чувственного и страстного. "Чувства на волю!", - пронеслась в голове фраза из какой-то песни. Эмоции хотели жить хотя бы перед смертью. Ты заплакал. Слезы капали в твою же кровь, растекшуюся на асфальте. Ты плакал по годам, когда хотелось увлечься в водопад чувств, вместо этого ты еще больше морозил свою душу, убеждая себя в бессмысленности чувств и в смысле разума. Только на гране жизни и смерти ты понял обратное: мыслью все не познать, мысль не всесильна, как тебе раньше казалось.
  Моросил мелкий дождь. Все кругом было мокро и желто. Осень, как обычно, противила всем своим осенним настроением и отсутствием солнечных дней. Конец октября, зачастую, отличался своей дождливостью и депрессивностью. Хмурое небо, висевшее так низко, что казалось, деревья упираются в него своими верхушками, охотно помогало осени портить людям настроение. Был воскресный день, но в парке никого не было, за исключением человека лет тридцати пяти, смешно расположившегося на мокрой лавочке. Он держался за правый бок, откуда текла кровь. Кровь вытекала из человека, стремясь попасть на землю, где разбавлялась дождевой водой и слезами человека, плачущего отнюдь не от боли. На ум пришли строчки из пророческого стиха, сочиненного неизвестно кем:
  - Спирт-то жарили раньше в амбаре,
  - Да какого мне надо рожна?
  - В придорожном, заплеванном баре
  - Получить в бок четыре ножа!
  После последней строчки тебя обдало холодом. Конечно, на улице было холодно - изо рта шел пар - но не настолько, чтобы ты прочувствовал дрожь кончиками костей. Тогда ты понял, почему так холодно: перед тобой стояла смерть. Она не маячила где-то за спиной, как это обычно бывает, она уверенно стояла перед тобой, глядя тебе в глаза из темноты своего балахона. Смерть нельзя увидеть, когда ты жив, нельзя ее увидеть, и когда ты мертв; старуха с косой показывается только сейчас, на границе между этими общепризнанными состояниями. Ты поднял глаза и одними губами спросил у гостьи:
  - Скоро?
  Смерть положительно качнула балахоном в ответ.
  Ты глубоко вдохнул холодный октябрьский воздух, даже не подозревая, что это последний вдох в твоей жизни. Насладившись полнотой вкуса воздуха, ты начал выдыхать его - изо рта снова пошел пар, так же как и при прошлом выдыхании. Пар рвался вверх, закручиваясь заковыристыми завитками. На долго его фантазии не хватало и завитки исчезали в воздухе, боясь повториться в очередном реверансе.
  Рука с косой уже была отведена сторону: пришло время умирать. Ты следил за движением Смерти, коса была занесена для удара, оставалось лишь мгновение до конца твоей жизни. Ты закрыл глаза. На большее этого мгновения не хватило.
  Все было кончено - ты был мертв.

* * *

  Дождь никак не мог остановиться на достигнутом. Шел он себе шел, моросил, еле капал - остаться бы в этой ипостаси. Нет же, дождичек превратился в дождик, а дождик, конечно же, потихоньку, не торопясь стал мощным дождем. Дождь не капал и не накрапывал - он лил. Не как из ведра, видимо, как из ведрышка. Хорошо лил, нечего сказать. Люди старались не выходить из дома и это в воскресенье то, в такой день обычно не протолкнуться. Дождю было противна его противность людям. Пустые улицы не придавали ему жизненной силы, он наводил тоску сам на себя. Люди тоже тосковали, хмуро разглядывая мокрые дворы из своих запотевших окон.
  У городского парка домов не было вовсе, поэтому никто не видел мужчину лет тридцати пяти, который развалился на лавочке, будто бы умер. На самом деле, человек действительно умер, да как-то не так.
  Дождь глумился над телом мужчины. Он поставил для себя задачу: промочить одежду несчастного насквозь. И представьте себе, ему это почти удалось. Он был совсем близок к тому, чтобы его влага дотронулась до кожи человека, которую скрывает куртка. Однако, задумке дождя не было суждено сбыться, по крайней мере не на этой лавочке. Мужчина зашевелился и открыл глаза.
  "А я-то думал, что он умер" - зашелестел дождь каплями воды по выгоревшей парковой траве.
  "Хм. Я тоже так думал" - прошептал остатками листьев старый клен, около которого стояла лавочка.
  Мужчина молча хлопал глазами, некоторые капли то и дело пытались попасть в самые зрачки, многим это успешно удавалось. Человек не понимал, что с ним произошло. Да, была смерть, да, был последний вздох, да, тоннель с ярким светом в конце: все это было. Почему же тогда он сейчас находился здесь, а не где-нибудь в аду (на рай он не рассчитывал)? Тем не менее, все смертельные фокусы кончились (или только начались?) на той же лавочке, где начались (или закончились?).
  Человек осторожно сел на лавку, посмотрев по сторонам ошалелым взглядом. После смерти мир воспринимался иначе: радостно и светло, при любой погоде. Он натянуто улыбнулся, принявшись ощупывать себя на предмет ранений. Он искал те самые четыре отверстия от небольшого ножа, которые стали причиной его гибели. Одежда была порезана, тело же было невредимым. Запекшаяся кровь осталась, а следы ран исчезли будто их и не было никогда. Мужчину словно током дернуло, ему стало не по себе. Сном окружающая его реальность никак не могла быть - слишком реально промочил дождь его одежду, да и кровяные порезы его куртки никак не наводили мысли на галлюцинации. Все что с ним произошло, было на самом деле. Только вот исход оказался другим. Чудо? Может быть. Промысел Божий? Возможно. Единственное, он никогда не верил ни в чудеса, ни в Божий промысел.
  "Как же тогда могло такое случиться?" - спросил его внутренний голос, вечно дюжий до правды.
  "Не знаю как..." - ответил он своему внутреннему голосу.
  "Фантастика..." - произнес внутренний голос человека и умолк.
  "Какая еще фантастика? Ну, было что-то... Ну... Ну... Ну и ладно..." - мужчина отмел мысли о смерти в сторону и заставил себя пока к ним не возвращаться. Может быть, позже, потом.
  Сейчас хватало проблем и без этих мыслей. Нужно было как можно скорее разобраться, что произошло в баре, кто прав, кто виноват. Память отказывалась вскрывать все тайны, скрытые ею. Нужно было разбираться без ее помощи.
  Тело не хотело подчиняться хозяину, из-за этого движения мужчины походили больше на предсмертную (постсмертную?) агонию. Конвульсии довольно скоро прекратились, уступив место простым движениям. Тело смирилось и подчинилось. Человек не торопясь побрел в сторону выхода из парка, медленно передвигая каменными после смерти ногами.
  "Нет, ну надо же, живой! И впрямь живой! На самом деле!" - никак не мог успокоиться дождь, пытаясь сказать это как можно громче. Однако, своим шумом он заглушал сам себя.
  От недоумения дождь разошелся еще пуще, быстро превратившись в ливень. Теперь действительно лило как из ведра. Дождь стал стеной, за которой уже не было видно человека, все так же медленно идущего по улице, того самого человека, что совсем недавно вроде бы и умер, да как-то сам собой ожил. Или не сам собой?

* * *

  Видно было плохо. Дождь не давал смотреть перед собой, он обступил тебя со всех сторон. Куда не глянь, везде вода. Ливень был действительно знатным. Что не говори, не каждый день так льет. Людям, конечно, не нравится, земля же получает драгоценную влагу, потерянную за первые осенние месяцы, когда солнце светило так, что, казалось, будто африканский климат обосновался в этих несвойственных ему местах навсегда. Ты шел неестественно медленно, не ходят так медленно под таким сильным дождем, в такую погоду несутся со всех ног лишь бы быстрее попасть домой. Здесь же все было по-другому, ты вроде бы получал удовольствие от прогулки, наслаждался буйством природы. Шум дождя очаровывал тебя, околдовывал своей, только тебе слышной, мелодией. Возможно, это было и так, возможно, ты просто смертельно устал, возможно, здесь было и то, и другое. Смертельная усталость, навалившаяся еще в парке, до сих пор не хотела слезать с плеч, а прошло уже около получаса.
  Ты брел по улицам города до боли знакомым тебе с детства, тебе посчастливилось расти в этом городе, родном и любимом, таком хорошем во всех отношениях, по крайней мере, для тебя. Город был не только хорошим, частенько он был злым и агрессивным, одно время ты хотел его покинуть из-за его несправедливости и грязи. Прошло. Остался. Ты победил город, ты смог побороть его, ты выстоял в неравной борьбе. Город не любит таких людей, как ты - слишком ты своевольный, слишком вольнодумный. Он ждал, когда его враг окажется в нужном месте в нужное время. Ему пришлось договориться со Смертью (Смерть имела в этой сделке свои плюсы), подвести человека с маленьким ножичком в руке, это потребовало много времени и сил. Но город не жалел этого времени, оно не было потрачено в пустую, оно пошло ему на пользу. Чем меньше таких людей в его чреве, тем лучше он себя чувствует, тем спокойнее ему на душе, если у него есть так называемая душа. Вот уж город радовался, когда ты умер, да не тут-то было. Ты взял и ожил. Мегаполис смотрел на своего врага, глазами окон, слушал его шаги ушами водосточных труб, он следил, ему было интересно, что происходит. Больше всего город интересовало, почему Смерть не выполнила свои обязательства, ведь он заплатил ей за это одолжение сполна: взрыв газа в жилом доме, много жертв, много смертей. Смерть довольна, город тоже рад. Со смертью он еще поговорит, еще спросит за невыполнение договора, позже. А пока он просто смотрел и слушал, слушал и смотрел. Дождь-проказник мешал своим шумом и водяными стенами. Поделать с неудобствами город ничего не мог, поэтому приходилось всматриваться и щуриться, напрягать уши-водостоки и ждать. Что ему еще оставалось?
  А ты все шел и шел, даже не подозревая, что у тебя есть заклятый враг, который терпеть тебя не может всем своим каменным естеством. Никто никогда не знает о таких врагах. Откуда нам может быть известно о них, кто расскажет нам о их существовании? Не кому рассказать. У тебя же этот враг был, он жаждал твоей смерти, как никто на этом свете. Твой путь пролегал через дворики и закоулки, арки и тупики, калитки и разломанные заборы. Кому, если не тебе знать, как и куда быстрее всего пройти. Конечно, двигался ты медленно, но сокращение пути помогало двигаться быстрее.
  Тебе нужно было попасть к центру города, где располагался офис конкурирующей организации, тех самых ублюдков назначивших стрелку в спорном заведении. Тебе и в голову не могло прийти, что они готовы на все ради этой заблеванной синяцкой. Мелочность людей не показывается богатством убранства их офиса, какой бы не был евроремонт, какими бы шикарными не были межкомнатные двери, как бы круто не смотрелись шкафы-купе - все это ничего не значит. Как чахли люди над каждой копейкой в нищете, так продолжают чахнуть и в золоте; удавятся за грош, несмотря на то, что за этот грош легко и пристрелить могут. Ты не хотел стрелять, ты хотел резать. Тебе хотелось долго, с наслаждением срезать куски кожи с тварей, которые посмели что-то сказать поперек твоего слова, да не просто сказать, а целенаправленно показать отказ действиями, после чего ты не понятно, как остался жив. У твоего ножа чесалось острие, чувствовавшее скорую забаву, ты тоже дрожал от нетерпения. Время мести близилось, пацаны будут отомщены. Ты знал это точно, ты был в этом уверен.
  Только сейчас, при мысли, заставившей тебя дрожать, ты почувствовал, как ты замерз. Теперь ты ощущал отсутствие ощущений на конечностях. Руки были мокры и холодны, ноги превратились в закоченелые чурки, забывшие о своем прямом назначении. Нижние конечности не ходили, заменив ходьбу хроманием с правой ноги на левую. Ты дыхнул на руки обильно выпущенным изо рта паром, эффект, скажем прямо, оказался совсем не тем, что ты ожидал получить от своих действий - кисти замерзли еще больше. Ни ты (тебе увидеть это не удавалось, так как ты не смотрелся в зеркало), ни окружающим (их просто-напросто не было на улице) не видели твоего цвета лица, ты действительно походил на оживший труп. Такое происходит в дешевых фильмах ужасов, когда мертвец оживает, чтобы отомстить обидчику. Однако ты не чувствовал себя мертвецом, ощущая быстрое сердцебиение в левой части грудной клетки. Кроме сердца в этой части организма стучать было нечему, жизнь кипела в тебе, отдаваясь кровяным давлением в голову.
  В голове шумело. Мало того, что вокруг шумела вода, так еще добавлялся собственный шум. Перед глазами стали появляться мушки.
  "Плохой признак" - подумалось тебе.
  "Да уж, ничего хорошего..." - сразу отозвался добрый пессимист внутренний голос.
  "Что со мной?" - спросил ты сам у себя, когда к плохим симптомам прибавилась еще и тошнота.
  "Кто же теперь тебя знает? Что с ним? Умер ты, вот что!!!" - внутренний голос очень любил говорить правду. Ну хлебом его не корми, дай сказать что-нибудь правдивое.
  Я не умер!!! - вслух заорал ты так, что все симптомы загадочного недуга пропали без следа.
  "Главное себя в этом убедить!" - огрызнулось тебе твое внутреннее я.
  Ты ничего не ответил, молча, продолжая движение к намеченной цели. Цель не заставила себя долго ждать: нужный дом вынырнул тебе навстречу из-за поворота, нужная дверь манила тебя своей закрытостью.
  Словно статуя, ты стоял на дороге напротив коричневой железной двери с надписью: "не стучать - звонить". Нигде не обозначалось название конторы, расположенной за дверью, кому надо и так знали, что здесь, а кому не надо, делать здесь было нечего. В твоей руке появился нож, ты сделал шаг вперед и... поскользнулся, плашмя упав посреди дороги.

* * *

  Семен Маркович был водителем грузовика, его водительский стаж насчитывал без малого тридцать лет. Раньше он водил самосвалы на больших стройках, ему доверяли самые ответственные грузы, важные задания, как ему казалось, по крайней мере. Но с возрастом его работа становилась все более бестолковой, так он считал, однако, молча принимал все "подарки" судьбы. Последним таким "подарком" стало назначение его на самую отвратительную и унизительную должность за всю его жизнь - водитель мусоровоза. Это положение выводило его из себя, но поделать он ничего не мог или не хотел. Вторая неделя заканчивалась после отвратительного назначения, вторая неделя позора. И как назло, забирать мусор из мусорных баков ему приходилось именно в том районе, где он жил. Не прошло и дня, как к нему прикрепилась дворовая кличка "мусорщик", иногда того хуже, люди в спину тихонько сюсюкались и сквозь чужой шепот слышалось слово "говновоз". Обидно, что и говорить. Семен Маркович всерьез начал подумывать о смене места работы.
  Находился он за рулем своей мусорки в этот промозглый воскресный день самовольно. Ему понадобилось съездить в деревню к родственникам, а на электричке никак ехать не хотелось, да и от станции идти пешком около пяти километров. На машине же и комфортней и быстрей. В пятницу место того чтобы поставить мусоровоз на стоянку, он поехал на нем в деревню, с охраной было договорено заранее, цена договора составляла две бутылки водки. Все деревенские дела были утрясены буквально за один вечер, все оставшееся время Семен Маркович пил ядреный самогон местного производства. Надо отметить, что плохой самогон производился только на продажу местным алкоголикам, себе же родственники водителя грузового ГАЗа делали настоящее произведение искусства. Когда пьешь такой самогон, чувствуешь себя гурманом, дегустирующим дорогое вино. Вот они и дегустировали почти двое суток, совершенно позабыв, что вернуть машину водитель пообещал к трем часам воскресного дня. Вспомнилось это досадное обстоятельство только около часа, когда еще толком никто не проснулся и, соответственно, не протрезвел.
  Было обидно оставлять гостеприимных хозяев, но обещание есть обещание. Семен Маркович с детства привык выполнять обещания, поэтому-то и не разбрасывался ими, как некоторые, на лево и направо. Несмотря на свое внутреннее состояние, внешний вид и запах изо рта водитель мусоровоза отправился обратно в город, чтобы выполнить данное им обещание. Все было против него, даже погода. Ни с того, ни с сего разошелся ливень, в который не каждый водила решиться выехать. Наш решился, в своем водительском мастерстве он был уверен.
  На момент выезда из деревни в запасе у Семена Марковича оставался только час. Была на улице нормальная погода, этого бы вполне хватило, однако же с погодой не подфартило. Пока мусорщик выбрался на шоссе, он пару раз был уверен, что застрял. Обошлось. На трассе же, опаздывающий надавил на гашетку до упора и помчался в сторону залитого водой города по такому же залитому водой асфальту.
  Да, ему было плохо, мутило в разумных пределах, пред глазами то и дело мелькали круги, собраться получалось слабо, реакция и внимание работали не на полную катушку. И все равно он гнал, как только мог, потому что позволить себе нарушить обещание водитель не мог. Конечно же, на въезде в город перед КПП, мусоровоз не забыл снизить скорость - проблемы ему были ни к чему. Хотя волнения его были напрасными, дорожные постовые не желали мокнуть под дождем и прятались в будке. В городе скорость снова поднялась до предельной, благо ни людей, ни машин на улицах не было совсем.
  Когда до назначенного времени оставалось всего семь минут, а до стоянки ЖКХ нужно было проехать еще треть города, Семен Маркович начал нервничать по-настоящему. Такими темпами он мог не сдержать обещание, что шло врозь с его жизненными принципами.
  Вода заливала лобовое стекло, дворники не справлялись со своими прямыми обязанностями, видимость дороги была крайне мерзкой подстать погоде. Продвижение к заветной стоянке затруднялось еще и тем, что дорога была просто испещрена различного калибра колдобинами, появившихся по недосмотру дорожных служб города. Положение с дорогами продолжалось так давно, что люди успели привыкнуть к плачевному положению дорожного покрытия. Почти и не ругались даже. Вот именно из-за этих колдобин машину Семена Марковича бросало из одной стороны в другую, поэтому-то ему так трудно было удержать руль в своих слабых с перепоя руках.
  Водитель мусоровоза матерился на чем свет стоит, несколько раз он ударился головой об руль, но скорости настойчиво не сбавлял. Надо сказать, было бы на улице столько же машин, как в обычный воскресный день, аварии не миновать. Хотя ДТП произошло и без машин - мусорка переехала человека, правда водитель так спешил, что даже не заметил этого. Ему показалось, словно машина попала в очередную дорожную яму. На самом же деле, колеса ГАЗа переехали мужчину, только что споткнувшегося и упавшего прямо посреди дороги. Очередной заковыристый словооборот Семена Марковича озвучил неожиданный прыжок машины, без остановки промчавшейся мимо места происшествия.
  Вот видимость-то.
  Вот уж и впрямь погодка разыгралась.
  Семен Маркович опоздал на стоянку всего на четыре минуты, никто из охраны опоздания не заметил.