[Вы сможете увидеть фотографию писателя, если подключитесь к интернету и откроете страницу в браузере]

Роберт Сильверберг.

  Родился 15 января 1935 года в Нью-Йорке. Окончил Колумбийский университет. Писать начал еще в студенческие годы. Первое опубликованное произведение - рассказ "Планета Горгоны" (1954). Первая книга - подростковый роман "Революция на Альфе-С" (1955).
  В 1956 г. Силверберг завоевал премию "Хьюго" как наиболее многообещающий молодой автор. Активно сотрудничал с научно-фантастическими журналами, в частности, "Amazing Stories" и "Fantastic". Нередко в одном номере появлялось несколько его произведений, подписанных разными псевдонимами.
  В соавторстве выступал мало. В числе исключений - сотрудничество в 50-е годы с Р. Гарреттом (сериал о планете Нидор) и в 90-е гг. - с А Азимовым (романы на основе Азимовских рассказов "Приход ночи", "Уродливый мальчуган" и "Двухсотлетний человек"; романы называются соответственно "Приход ночи" (1990), "Дитя времени" (1991) и "Позитронный человек" (1992). Не избегал участия в написании романов-буриме в составе целой "команды" авторов. В творчестве Силверберга можно выделить три этапа. Первый период, когда молодой писатель, завоевывая аудиторию популярных журналов, создавал "продукцию массового спроса", ограничивается началом 60-х гг.
  Следующий этап - 1967-1976 гг. - наиболее плодотворный в творчестве писателя. Это серьезные, глубокие книги на разнообразные НФ-темы. В этот период Силверберг завоевал большую часть своих литературных наград. Именно тогда были написаны "Тернии" (1967), "Ночные крылья" (1969), "Время перемен" (1971). Третий период - с 1980 г. по сей день. К нему относятся цикл о Маджипуре (4 романа, 1980-1995), романы "Царь Гильгамеш" (1984), "Цыганская звезда" (1986), трилогия "Новая весна" (1988-1992), "Лицо вод" (1991), и другие произведения.
  Поздний Силверберг - это литература высочайшего класса, книги, в которых наряду со сложной и необычной фабулой присутствует детально выписанная психология героев. Произведения Силверберга последних пет олицетворяют собой тот уровень, которого достигла фантастика в лучших ее образцах за время от Хьюго Гернсбека до наших дней.

  Материал взят с сайта «ФАНТАСТИКА OnLine».

 

«Смерть труса».
Robert Silverberg (as Ivar Jorgensen). Coward's Death (1956).
Пер. - А.Кон.

  - Ну-ка, повтори еще раз это слово!
  Дэйв Лоуэлл улыбнулся и поправил спадавшие на лоб волосы.
  - Развоплощение, - произнес он. - Я понимаю, это звучит странно, даже нелепо, но просто не знаю, как иначе описать всю эту чертовщину.
  Барретт Маркс промолчал и продолжал сидеть, закинув ногу на ногу, в гостиной Дэйва, и потягивать из своего фужера ледяное виски. Несмотря на тепло и домашний уют, он асе равно остро ощущал ни на миг не прекращающуюся холодную напряженность в своем отношении к Дэйву. Он все разглядывал на донышке фужера отражение спокойного, уверенного в себе лица Дэйва и никак не мог до конца уяснить, почему один вид его все еще продолжает возбуждать едкое беспокойство в его желудке. Прошло десять лет с тех пор, как он в последний раз встречался с ним, вместе работали после окончания колледжа. Однако сейчас он сразу ощутил, насколько легко оказалось разворошить теплившийся в глубине его души прежний огонь среди тлевших углей прошлого.
  - Это был мой самый нежно любимый проект с первого же дня после того, как мы закончили учебу, - продолжал Дэйв. - Ты помнишь все те беседы, что мы вели между собой, наши рассуждения о возможности путешествия во времени и о тех парадоксах, которые с этим связаны?
  - Да, разумеется, - спокойно произнес Барретт. - Эта тема всегда была твоим любимым коньком, Дэйв.
  Его собеседник нахмурился, лицо его слегка перекосилось.
  - Еще бы! Послушай. Я все уши тебе прожужжал об этом своем дурацком изобретении, а ты мне еще даже и слова не сказал о себе. А чем ты занимался все эти годы, Барретт?
  - О, похвастать особенно нечем. - Он поставил фужер и вынул из кармана пачку сигарет. Сигареты были изысканного, весьма дорогого сорта, и, раскурив одну, он умышленно положил их из стол этикеткой вверх.
  - Я работал в институте Клифтона. По сути, - тут он элегантно выдохнул дым, - был всего-навсего заведующим отделом электронных компонентов.
  - Ты не шутишь, это серьезно? Да ведь это потрясающе, Барретт! - он перегнулся и слегка похлопал собеседника по колену, не заметив при этом, что от этого его жеста лицо Барретта поморщилось.
  - Разумеется, - сказал Барретт, его вытянутое смуглое лицо едва скрывало горечь, которую он испытывал, продолжал непринужденную беседу, - это ровным счетом ничего по сравнению с тем, чего достиг ты, Дэйв. Я имею в виду то, что ты сейчас - знаменитый ученый.
  Дэйв протестующе махнул рукой, это был очень знакомый Барретту жест, он хорошо помнил его и ненавидел. Вот именно таким и был всегда Дэйв Лоуэлл - чопорный, тошнотворно-скромный, самоуверенный, не сомневающийся в своих способностях. Все давалось ему слишком легко - у него был врожденный талант исследователя. Он был как бы создан для решения сложнейших математических задач и разработки понятных лишь горстке посвященных гипотез. Он никогда не чувствовал перед ними того душевного смятения, которое испытывал он, Барретт, и прошедшие с тех пор десять лет, казалось, ничуть его не изменили...
  - Ну, дружище, продолжай, - произнес Дэйв. - Расскажи мне о своей работе. Неужели в ней так и не было ничего интересного?
  - Ровно ничего, что могло бы заинтересовать такой крупный ум, каюк твой. - Барретт заставил себя издать сдержанный смешок. - Я сейчас, пожалуй, один из тех, кого называют "белыми воротничками". Тех, кого сейчас называют администраторами.
  - О, - в глазах Дэйва пропал блеск, и Барретт отметил про себя: "Я ненавижу тебя сильнее, чем когда-либо, Лоуэлл...".
  Дэйв снова наполнил бокал Барретта.
  - Как жаль, что нет дома Джанетт. Она бы запрыгала от радости, увидев тебя. Я ей рассказывал, понимаешь, обо всем, что нас так сильно связывало.
  - Я догадываюсь, - сухо заметил Барретт. - Мне бы тоже очень хотелось повидаться с нею.
  - Она должна вернуться с минуты на минуту. Ты ведь прекрасно понимаешь, что бывает с женщинами, когда они уходят пройтись по магазинам.
  - Понимаю, - отпив немного, произнес Барретт. - Но давай лучше поговорим о твоей машине, Дэйв. Все это звучит просто потрясающе. Ты в состоянии утверждать, что в самом деле отправлял предметы в прошлое?
  - И да, и нет, - ответил Дэйв. - У меня ничего не получалось, когда я пытался послать в прошлое какой-либо из неодушевленных предметов. Я именно с этого начал свои попытки, но без малейшего успеха... Уже подумал было, что вообще вся эта моя затея завершится полным провалом, пока по ошибке в главную камеру не попал мой кот Цицерон. Следующее, что до меня дошло - это фьють и его не стало!
  - Ты уверен в том, что он оказался в прошлом? Вернее, я бы так сказал - у тебя есть достаточно веские основания, чтобы так смело утверждать это?
  - Никаких нет оснований. Вот, что самое худшее из всего. Он просто исчез, как тот знаменитый Чеширский Кот. Какие только картины не возникали у меня в голове в отношении его загадочного появления где-нибудь в прошлом, например, в Древнем Египте. Мне даже подумалось, что именно этим можно объяснить те божественные почести, которые воздавались там кошкам. Огромное количество самых сумасбродных идей приходило мне в голову. Но затем я стал более трезво рассуждать об этом, призвав на помощь здравый смысл. Я перебрал в памяти все, что обычно говорило о парадоксах, связанных с перемещением во времени, и рассудил, что все, что посещало мой ум раньше, никак не может быть ответом на волновавший так меня вопрос.
  - Вот как? Тогда каков же ответ на самом деле?
  - Этого я и сам не знал до поры до времени, - сказал Дэйв и откинулся к спинке кресла. Лицо его неожиданно помрачнело и стало сосредоточенным. - Вернее, до прошлого месяца.
  - Что же особенного произошло в прошлом месяце?
  - Я испытал машину на себе.
  Барретт закурил еще одну сигарету. "Он сделал на этом миллион долларов, - подумал он. - Он ковырялся у себя в подвале и поднимается из него с игрушкой, с забавой, за которую его назовут гением...".
  - И что же тогда случилось? - в конце концов спросил он.
  - Вот в этом-то и самое наихудшее из всего этого. Я бы сказал даже - самое ужасное. Я переместился во времени в прошлое, это факт. Но только не как Дэйв Лоуэлл - по крайней мере, не в теле Дэйва Лоуэлла. Первое, что я понял, это то, что стою посредине мощенной булыжниками улицы. Прямо на меня мчится экипаж, запряженный четверкой лошадей. Я отскочил в сторону, и какой-то мужчина в брюках до колен и напудренном парике подбежал ко мне и стал приговаривать:
  - Все в порядке, Ной? У тебя все в порядке?
  - Ной?
  - Таким оказалось у меня имя. Ной. Я очутился в Англии, в городке под названием Хирфорд-Милл, и звали меня Ной Бриджс. Это был восемнадцатый век.
  - Вот это да!
  - Клянусь, это правда. Мужчина помог мне добраться до того места, где я, оказалось, жил. Когда я остался один, я внимательно посмотрел на себя в зеркале. Я был высоким, весьма нескладно скроенным джентльменом, практически лысым, с таким печальным выражением лица, какое бывает разве что у владельцев похоронных контор. Но самым нелепым из всего этого оказалось то, что на моей ноге...
  - Твоей ноге?
  - Да. На правом колене у меня был синяк размером с монету в двадцать пять центов. И именно в этом-то и заключалось самое странное, ибо всего за десять минут до этого - в своей лаборатории внизу - я ударился нечаянно о стол и ушиб колено. Тогда я на это не обратил внимания - пока не обнаружил синяк от ушиба на теле Ноя Бриджса.
  Барретт закурил третью подряд сигарету, теперь рука его слегка подрагивала.
  - И что же произошло потом?
  - Я понятия не имел, что и предпринять. Поверь мне, я был прямо-таки в состоянии паники. У меня даже малейшего представления не было, каким образом я мог бы вернуться в настоящее. Я оставался в комнате, которую, как выяснилось, снял в некоем подобии гостиницы. Практически я был в невменяемом состоянии. Затем я вышел на улицу, чтобы разузнать побольше об этой своей новой жизни.
  На лбу у Дэйва выступил пот, он смахнул капли влаги рукавом рубахи.
  - Но такой возможности мне так и не представилось. Не успел я выйти на улицу, как со мной случился приступ головокружения. Перед глазами у меня мелькали звезды, огненные круги, в общем все то, что рисуют карикатуристы в комиксах. А затем я очнулся...
  - Снова в лаборатории?
  - Нет! На рисовом поле, в какой-то восточной стране. Не спрашивай меня, где: я до них пор этого не знаю. Это могло быть где угодно: в Китае, в Японии, даже в России. Я оказался в теле крестьянина, заурядного трудяги. Я, как безумный, метался по полю, пока меня не осенила единственная здравая мысль. Взглянуть на свою ногу.
  - Ушиб!
  - Он был на своем месте, там, где ему и положено было быть. На колене. Это было единственной ниточкой, связывавшей меня с реальностью. Только она спасла от неминуемого безумия, так что, Барретт, помоги мне...
  - Послушай-ка, Дэйв. А не разыгрываешь ли ты меня сейчас каким-нибудь образом?
  - Нет, я говорю совершенно серьезно. Так что помоги мне, Барретт. Эта машина - она развоплощала меня, помещая мою личность в пятнадцати совершенно различных телах, обитавших в прошлом. Не спрашивай, каким образом или почему - я не знаю этого! Я знаю только то, что случилось истинное чудо, когда эта... эта штуковина в конце концов отпустила меня, и мне было разрешено вернуться назад, сюда, в наше время. Я не в состоянии даже передать тебе, Барретт, сколько благодарственных молитв вознес я за это чудо. Ты знаешь, я никогда не относился серьезно к религии, но, поверь мне, - я пал ка колени и непрерывно повторял: "Спасибо тебе, Боже, спасибо тебе".
  Барретт безмолвно созерцал растревоженное лицо Дэйва.
  - Только несколько дней тому назад я наконец выяснил, что стало причиной этого чуда, - тихо произнес Дэйв. - Я был впервые в лаборатории после того, как все это случилось, и произвел тщательную проверку оборудования. И обнаружил, что вышла из строя одна из основных электронно-лучевых трубок. По моим прикидкам, это произошло примерно как раз в то время, когда я вернулся в нынешнюю реальность. Если бы не эта неисправность трубки...
  - И что же станется теперь с этой твоей машиной развоплощения? Уж не собираешься ли ты разломать ее, превратив в груду металлолома?
  - Право, не знаю. - Дэйв вперился взором в пол, лоб его избороздился морщинами. - После того, как она такое со мной проделала, велико было мое искушение поступить именно так. Но как ученый - нет, Барретт, я не в состоянии был позволить себе такое. Я заменил негодную электронно-лучевую трубку. Сейчас все оборудование в полной исправности. Я намерен передать его Институту, и пусть его сотрудники сами решают, что с ним делать.
  Барретт поднялся, аккуратно расправил складки, образовавшиеся на его тщательно отутюженных брюках.
  - Вот как? И у тебя даже и намерений не было продемонстрировать мне этот сооруженный тобою монстр?
  Дэйв рассмеялся.
  - Ну, если ты так настаиваешь... Но ты ведь сам прекрасно представляешь, какой у тебя характер. Это адское нагромождение сложнейшей электронной аппаратуры. Стоит тебе хоть один раз увидеть, как ты надолго сможешь потерять покой и сон.
  Лицо Барретта вспыхнуло.
  - О, я и не догадывался о такой своей слабинке. Тогда испытай меня.
  Они спустились в лабораторию, которая размещалась в подвале принадлежавшего Дэйву дома. Внутри ее и намека не было на стерильную чистоту и порядок среди беспорядочного скопления самого разнообразного оборудования, запрудившего все помещение. В ней ничего не было общего с безукоризненностью лабораторий, которыми заведовал Барретт Маркс. Губы его искривились, он брезгливо вытер пыль с кончиков пальцев.
  - Вот это и есть мое творение, - добродушно произнес Дэйв, но лицо Барретта теперь стало абсолютно непроницаемым. То, что он увидел, оказалось слишком сложным для его понимания, но он никогда и ни за что не согласился бы выказать охватившее его смущение перед Дэйвом Лоуэллом. Сейчас он внимательно рассматривал платформу в центральной части устройства.
  - Именно вот здесь я и стоял, - пояснил Дэйв, - в самом центре светового пятна, созданного этими электронно-лучевыми трубками. Подожди минуту. Я продемонстрирую тебе эту машину в действии.
  Барретт не спускал глаз с Дэйва, который прошел к одному из столов и запустил руку в стоявший на нем аквариум с затемненными стеклами. Вернулся он с маленькой черепахой в руке. Голова и ноги ее выписывали в воздухе беспорядочные движения, напоминавшие плавательные. Он поместил черепашку на платформу своей машины и щелкнул выключателем. После этого произвел еще ряд регулировок на пульте управления, и роговой панцирь черепашки залило свечение.
  - Смотри внимательно, - произнес Дэйв.
  Черепашка исчезла.
  - Где же она? - выпучив глаза от изумления, воскликнул Барретт.
  - Я же говорил тебе, - усмехнулся Дэйв. - Где-то в прошлом - возможно, в теле какой-нибудь самой обыкновенной черепахи, жившей в пятнадцатом веке. Как мне кажется, это не самая худшая для нее перспектива.
  Барретт покачал головой.
  - Чудо, - задумчиво произнес он. - В этом нет никаких сомнений. Ты сотворил чудо, Дэйв.
  - Может быть. Только я дал себе зарок больше не заниматься подобными чудесами. Пусть в Институте побалуются с этим некоторое время. Пусть его сотрудники решают, что делать с этой машиной.
  Внезапно одна шальная мысль с такой силой потрясла воображение Барретта, что он все еще пытался осмыслить ее, когда язык _е_г_о_ уже непроизвольно дал ей словесное оформление.
  - Дэйв! - с необыкновенной горячностью поспешил произнести он. - Отдай мне эту машину!
  - Что?
  - Ты не хочешь оставлять ее у себя. Для тебя она всего-навсего игрушка. Разве я не прав?
  - Ну, даже не знаю, что и сказать, Барретт. Разумеется, для меня работа над нею не является такой уж жизненно важной. Просто...
  - Тогда отдай ее мне! Позволь мне поработать с нею... Возможно, мне удастся преодолеть затруднения, связанные с ее работой. Может быть, мне повезет внести в нее кое-какие усовершенствования...
  - Тебе? - В тоне голоса Дэйва и тени не было неуважительного отношения к прежнему другу. Его вопросительная интонация скорее была констатирующего, не вызывающего сомнений свойства...
  - А почему бы и нет? - раздраженно произнес Барретт. - Неужели ты абсолютно уверен в том, что я не в состоянии этого сделать? Неужели ты полагаешь, что я круглый идиот?
  - Я этого совсем не говорил.
  - Тогда отдай мне эту машину! Дай мне возможность самому убедиться в том, что я в состоянии с нею сделать. Ты же знаешь, Дэйв, что я всегда мечтал о чем-нибудь вроде этого. Всегда, всю свою жизнь. Об одном, очень значительном научном проекте - одной, главной в своей жизни работе. Только ты в состоянии понять это.
  - Разумеется, я все понимаю. Просто я считаю, что в Институте...
  - Институт - это кладбище идей! Им наплевать на все эти возможности, которыми хочу воспользоваться я. Я непременно сделаю из этого что-нибудь значительное, Дэйв. Вот увидишь. Что-нибудь очень важное. Что-нибудь грандиозное. - Его голос поднялся до крика. - Что-нибудь, о чем будут долго помнить!
  Прежде, чем ответить, Дэйв долго вглядывался в ставшее мертвенно-бледным лицо приятеля. Лоб его покрылся морщинами, он стал растерянно покачивать головой.
  - Успокойся, Барретт. Извини меня, но ответ мой однозначен - нет.
  Он повернулся в сторону лестницы, и явная твердость этого его намерения покинуть лабораторию и больше не возвращаться к этой теме распалила Барретта Маркса в еще большей мере, чем спокойное, безмятежно-самодовольное выражение лица Дэйва. Пальцы его правой руки сами согнулись в очевидном, рефлекторном стремлении плотно сомкнуться вокруг какого-нибудь оружия, а глаза тут же и нашли таковое: блестящий с хромированной поверхностью стальной прут, валявшийся на покрытом пылью ящике для запасных частей. Он схватил его, прут прочертил в воздухе яркую параболу и обрушился прямо на правый висок Дэйва Лоуэлла. Тот безмолвно, не испустив даже стона, свалился на пол.
  Барретт уставился на дело рук своих и тут же стал глубоко раскаиваться в этом своем мимолетном импульсе. Ом склонился над Дэйвом и стал бессвязно что-то произносить, пытаясь выразить охватившее его чувство сожалении о совершенном и желание помириться. Затем он увидел кровь, хлынувшую из глубокой треугольной раны на голове Дэйва, и понял, что тому уже никогда не услышать его мольбы о прощении.
  - О, Боже, Боже! - громко воскликнул он.
  Это непроизвольное обращение к Богу тотчас же напомнило ему слова, услышанные им от Дэйва, машину, центральный голубой луч, который все так же продолжал играть на поверхности пустой платформы.
  Он обхватил тело Дэйва обеими руками и поволок его к устройству для развоплощения. Сделать это было очень нелегко. Ушло немало будоражащих нервы минут на то, чтобы поместить на платформу такого физически крепкого мужчину, каким был Дэйв Лоуэлл.
  Теперь его тело омывало бледно-голубое сияние. Кровь, сочившаяся из раны, приобрела причудливый пурпурный оттенок.
  Затем Дэйв Лоуэлл исчез.

  На верхней площадке лестницы, что вела в подвал, раздался громкий женский крик.
  Этот крик буквально пронзил Барретта, пригвоздил его к полу. Он весь скорчился от охватившей его самой настоящей боли. Затем взгляд его проследовал вверх по ступенькам лестницы и обнаружил невысокую черноволосую женщину, в ужасе прикрывшую лицо руками. Огонь, источавшийся сквозь пальцы ее гневным взглядом, был уничтожающим в своем безмолвном обвинении. Только теперь до Барретта со вшей очевидностью дошло, что жена Дэйва Лоуэлла стала свидетельницей совершенного им только что преступления.
  - Пожалуйста... - с мольбой во взоре произнес он. - Пожалуйста, выслушайте меня.
  Женщина издала сдавленный, гортанный стон и повернулась к двери. Насмерть испуганный Барретт вихрем взлетел по лестнице за нею. Он схватил ее, когда она трясущимися руками все никак не могла повернуть дверную ручку.
  - Не делайте этого! - воскликнул он. - Выслушайте меня! Это был несчастный случай, чистая случайность...
  - Отпустите меня! - рыдал, воскликнула женщина. - Вы убили его! Это вы убили Дэйва!
  - Нет! Это просто несчастный случай. Он сам упал на эту машину...
  Убитая горем, она безмолвно обмякла в его крепких руках. Теперь он и сам беспомощно застыл, лихорадочно думал, что же предпринять дальше. Если она видела, как все это происходило, ему полный конец. Впереди - полиция, следствие, обвинительное заключение, а затем...
  - Позвольте объяснить, - произнес он. - Дайте мне возможность показать, как все это случилось. Пожалуйста!
  Она безучастно взглянула на Барретта.
  - Хорошо.
  Придерживая ее перед собой, будто она была каким-то безжизненным манекеном, он провел ее по лестнице до самого низа, подвел непосредственно к все еще светящейся нитями накала ламп и трубок машине для развоплощения и сделал жест рукой в сторону платформы.
  - Он пытался объяснить мне принципы работы машины, а затем вдруг пересек голубой луч.
  Быстро, пока глаза ее были сосредоточены на бледно-голубом световом пятне, которое покрывало платформу, он завел ее тонкие руки за спину. Она вскрикнула, внезапно разгадав его истинные намерения, и ее мускулы, казалось, вдруг налились неожиданной силой. Она вырвалась из его цепких рук и с пронзительным криком бросилась к дальней стене комнаты.
  - Нет, - произнес он, направляясь к ней. - Я не собирался сделать вам ничего плохого. Я просто хотел показать вам...
  - Не подходите ко мне близко! - Она оперлась сзади о лабораторный стол, стоявший у самой стенки, и стала шарить рукой за спиной среди различных деталей и инструментов. Через секунду у нее в руке оказались ножницы с длинными лезвиями. Увидев, что Барретт надвигается на нее, она выставила ножницы прямо перед собой.
  - Бы должны понять! - закричал Барретт, после чего стремительно бросился к ней.
  Ножницы описали в воздухе короткую дугу снизу вверх, лезвия их устремились к животу Барретта, будто клюв какой-то злобной хищной птицы. Он ощутил толчок в ткани его живота и на какое-то мгновение ему даже показалось, что ничего не изменилось в его положении.
  Однако затем он увидел ужас на своем лице, мимолетно отразившемся в металле ножниц, и только тогда понял, что ему нанесен смертельный удар. С осознанием этого тотчас пришла и боль. Шатаясь, он отпрянул назад, глаза его выпучились. Он все еще никак не мог уразуметь, что рваная рана на его животе нанесена этой хрупкой молодой женщиной, обуянной страхом и гневом. Руки его сомкнулись над краями раны, но это не остановило хлынувшую из раны кровь, которая мгновенно промочила насквозь его одежду и выступила наружу.
  Испытывая сонливость и отрешенность от всего, Барретт грузно упал на пол, ход мыслей его замедлился, они потеряли всякую связность. Он услышал, как затихли где-то наверху женские шаги, но это его уже нисколько не волновало. Раньше он никогда особенно не задумывался над таким феноменом, как смерть. Поэтому теперь, когда такой момент наступил и в его собственной жизни, важность его показалась ему поначалу уж слишком преувеличенной. Он обвел взглядом комнату, хотя и не без интереса, но весьма равнодушно, и даже слегла улыбнулся, увидев голубое свечение, исходившее от машины, которая и послужила причиной такого неожиданного завершения его собственного жизненного пути.
  И только спустя несколько томительных мгновений ему стало страшно. Так страшно, что все тело его яростно задрожало, абсолютно все - от пяток до макушки. Взгляд его уперся в быстро надвигающуюся на него тьму, и он ужаснулся ее приближением. Он ощутил, как по всей его коже стало растекаться что-то холодное, как лед, и не сразу понял, что это его собственный пот.
  Его обуял страх! Ужасный, подлинный, всепронизывающий страх! Он не хотел умирать!
  Собрав в предсмертной агонии последние силы, он пополз. Он волочил себя по полу лаборатории и перемещал свое трепещущее от ужаса тело только с помощью рук, испытывая мучительнейшую боль.
  Затем последним рывком умирающего он бросил себя на пучок голубых лучей.

  ...Он брел по лесу, в котором ветки деревьев были словно обгоревшими и начисто лишены листвы. Все вокруг было укутано густой дымкой, и ему с трудом удавалось различать фигуры людей, которые устало тащились перед ним длинной цепочкой, передвигаясь очень медленно, едва волоча ноги.
  Он выронил какой-то предмет, что был у него в руке, и он беззвучно упал то ли в пыль, то ли в пепел. Кто-то сзади него крепко выругался, и, обернувшись, он увидел лицо бородатого мужчины в металлическом шлеме с заостренным козырьком. Красно-синяя военная форма мужчины пересекалась двумя перекрещивающимися белыми полосами, в руке он нес мушкет. Мужчина произнес что-то на гортанном германском наречии, и Барретт открыл было рот, но так ничего ему и не ответил.
  Он нагнулся и поднял свое собственное, выпавшее из рук, оружие, а гессенские солдаты шли все дальше и дальше нестройной шеренгой мимо него, больше не удостаивая его взглядом. "Это случилось, - мелькнула в его голове радостная мысль. - Я в прошлом - и я жив! Кто бы мог поверить в такое!"
  Он, спотыкаясь, снова побрел по тропе, но к этому времени уже потерял из виду последнего из шеренги гессенских наемников. Он окликнул их.
  Позади него раздался свист.
  Он рывком обернулся.
  С вершины дерева быстро соскальзывал мужчина в зеленой куртке. Из его кепи франтовато торчало птичье перо. На ремне, опоясывавшем его талию, покачивался топор, рука сжимала длинный охотничий нож.
  - Выслушайте меня! - вскричал Барретт.
  Но мужчина и не собирался его слушать. С проворством пантеры он набросился на Барретта и крепко обхватил его шею левой рукой. Затем в воздухе мелькнула сталь ножа.
  - Нет! - завопил Барретт.
  Лезвие, точно настигнув свою цель, пронзило ткани тела Барретта в средней части туловища к принесло с собою снова и боль, и страх, и ужас смерти...

  ...Ему было очень холодно.
  Над головой у него простирался безбрежный купол неба, лютый ветер свирепо и безжалостно бил ему в обнаженную грудь. Он поднял взор на нагромождение кучевых облаков у себя над головой, а затем взгляд его остановился на бесконечной равнине, испещренной невысокими пологими холмами.
  Он попытался пошевелиться, но обнаружил, что руки его крепко привязаны к столбу. Я жив, подумал он. Жив! Только вот где?
  Он повернулся вправо и увидел в непосредственном соседстве нечто такое, что повергло его в подлинный ужас. Еще один столб, с обвисшим телом мужчины, привязанным к нему. Мужчина с жестоко избитым телом, из которого отовсюду сочилась кровь. Кровь ярко алела и на его синих брюках с широкой белой полосой.
  А чуть поодаль, тоже справа, еще одна фигура в такой же самой жуткой позе.
  - Где это я? - вскричал он.
  Ответом было только завывание ветра.
  А затем раздался гром. Но не над головой, а у земли, у самых его ног. Рваные, пульсирующие звуки, от которых дрожала трава... Эти звуки с каждым мгновеньем становились все громче и громче, пока в его поле зрения не попал и сам источник услышанного им чуть ранее грома.
  Эти жуткие звуки исходили от сидевших верхом на лошадях людей, неровной линией расположившихся впереди. На них была какая-то необычная, странным образом разукрашенная одежда, столь же нелепо раскрашенными были их лица. Судя по беспорядочным и быстрым движениям рук, их необузданная дикость и яростный гнев были очевидны.
  Всадники быстро проскакали мимо мертвых тел своих пленников, но при виде испуганных глаз Барретта и его корчащегося от боли тела, неожиданно натянули узду своих лошадей.
  Первый из всадников откинул назад убранную перьями густую копну длинных волос и что-то крикнул. Один из молодых индейских воинов рассмеялся и высоко поднял над головой копье.
  - Нет! - закричал барретт, как будто этот крик мог приостановить полет копья.
  Его острие со свистом вспороло кожу Барретта, разодрало ткани живота и вызвало в угасающем его сознании взрыв боли и страха.

  ...Он сидел и всматривался в игру пламени огромного кирпичного очага, расслабленно откинувшись всем своим телом к спинке удобного деревянного кресла и вытянув перед собой ноги в высоких сапогах.
  Он глянул на сверкающую глянцем кожу своих сапог и вздохнул с облегчением. Он все еще жив! Он не умер!
  Барретт внимательно осмотрел свой странный наряд, пытаясь установить, к какой исторической эпохе его можно было бы отнести. Чуть пониже подбородка шею опоясывало довольно свободное жабо, вокруг запястий - кружевные манжеты. Длинный ряд медных пуговиц простирался до самых колен.
  Он осторожно поднялся и обвел взглядом комнату. Все в ней казалось совершенно чуждым, будто он очутился в совсем другой, практически незнакомой ему обстановке.
  - Ты что, не слышишь меня, Маури Скотт? - произнесший эти слова говорил с каким-то необычным акцентом, глотая согласные и растягивая гласные.
  Вокруг себя Барретт обнаружил столь же незнакомые, глядящие на него лица, которые с нескрываемой жадностью изучали его и следили за каждым его жестом. И хотя окружавшая его обстановка на первый взгляд казалась вполне мирной, а самой атмосфере вокруг него витала какая-то напряженность, причем она явно касалась непосредственно его самого. Ом посмотрел на обратившегося к нему юношу с горящими глазами и густыми черными волосами. Парень стоял в самом центре таверны, широко расставив крепкие ноги, и явно жаждая услышать от него, Барретта, какой-то ответ.
  - Ну так скажи, приятель! Чего молчишь? Скажи же что-нибудь в свою защиту!
  Барретт глотнул слюну.
  - Я... я не знаю, о чем идет речь.
  Толпа вокруг него угрожающе зарычала.
  - Вот как? Ты не понимаешь, о чем это я говорю? И даже знать не знаешь моей сестры, а? Но вот это, Маури Скотт, это ты поймешь наверняка.
  Юноша рванулся к нему, и Барретт взметнул вверх руку.
  - Нет! - закричал он. - Вы заблуждаетесь! Я на самом деле совершенно не знаком с вашей сестрой...
  - Гнусный лжец с черным сердцем!
  Огонь в очаге отразился от стали клинка в руке юноши, и острое лезвие его глубоко воткнулось в живот Барретта.
  Он громко закричал. Все вокруг потускнело.

  ...Он снова был под укутанным облаками небом, но скрывавшееся за ним солнце все равно наполняло все его тело приятным теплом. А в нескольких метрах от него, выставив вперед огромный продолговатый щит, кругами передвигалась медленно раскачивающаяся коренастая темно-коричневая мужская фигура. На голове мужчины был шлем, украшенный султаном, забрало было закрыто так, что нельзя было разобрать черты его лица. В правой руке мужчины сверкал короткий меч.
  Барретт опустил взгляд на свое собственное тело. Теперь оно оказалось крупным, очень мускулистым, большую часть туловища прикрывала короткая туника. В правой руке у него была стальная сетка, в левой руке - смертельно опасный трезубец.
  Он сделал шаг назад, дико озираясь по сторонам, догадался, что на этот раз процесс развоплощения забросил его на арену Древнего Рима.
  Опустив оружие, которое держал в руках, он стал отступать под натиском надвигавшегося на него кругами противника. Толпа так и взвыла от негодования, как испытывающий внезапное разочарование дикий зверь при виде ускользающей добычи.
  Широкое лезвие меча его противника со свистом рассекло воздух.
  - Нет, пожалуйста, - простонал Барретт. - Вы же не понимаете...
  Темно-коричневая фигура подступилась еще ближе, занеся меч над головой.
  - Пожалуйста! Не надо... - Он поднял трезубец, пытаясь защититься, но на него сверху обрушился могучий удар меча, и трезубец, вращаясь, вылетел из его рук. Толпа встретила это радостными криками. Теперь зрелище это стало явно доставлять ей удовольствие. Затем меч еще раз, как смертоносный молот, опустился на Барретта, плоская сторона его с силой ударила по шее, швырнув самого его на землю. Гладиатор не мешкая тотчас же пригвоздил его тело коленом, навалившись на него всем своим весом так, что едва не вышиб вон весь дух из него.
  Затем гладиатор поднялся. Взор его был устремлен к ложе, где весь подался вперед ухмыляющийся мужчина с ярко вспыхнувшими в нетерпении глазами.
  Барретт знал, что произойдет сейчас, каков будет приговор: короткое движение вниз больших пальцев императора, опускающееся лезвие гладиаторского меча, ужасный момент всеохватывающей боли, а затем пустота и страх...
  И еще Барретт теперь знал, что цикл этот будет повторяться вечно, этот никогда не прекращающийся ад молниеносного погружения холодного металла в его тело с неминуемым следствием - неизбывной чередой смертей.

 

---

«Тру-ру-ру-ру».
Robert Silverberg. Hi-diddle-diddle (1975).
Пер. - В.Вебер.

  День, когда Элу Мейсону, специалисту по гидропонике, пришла в голову эта идея, начался на Третьей лунной базе как обычно - сонные с покрасневшими от недосыпания глазами ученые и инженеры сползались к завтраку.
  Первый прием пищи ни у кого не вызывал приятных эмоций. Персонал Третьей лунной состоял исключительно из представителей мужской половины человечества. В отсутствие женщин, без строгих законов об окончании рабочего дня ничто не отвлекало от научных споров, которые часто затягивались "за полночь", до двух, а то и трех часов утра по местному времени.
  Но в половине восьмого по тому же времени раздавался неумолимый звонок, зовущий к столу. Повара строго следовали распорядку дня. И те, кто не хотел работать на пустой желудок, являлись в столовую после пяти и даже трех часов сна с воспаленными глазами и больной головой.
  За завтраком разговор не вязался. Ученые коротко здоровались друг с другом, просили передать соль или сахар да традиционно сетовали на качество синтетической пищи.
  Прошлой ночью Эл Мейсон лег спать после трех, увлекшись беседой с заезжим астрономом с Первой лунной. И четырех с небольшим часов сна ему явно не хватило, чтобы прийти в себя. Но идея уже проклюнулась и пошла в рост, продираясь сквозь туман недосыпания.
  - Порошковое молоко, - бурчал Мейсон. - Каждое утро порошковое молоко! Да всякий уважающий себя теленок отказался бы от второго глотка этой гадости. - Он налил полный стакан и, скривившись, отпил белой жидкости.
  - Если бы ты пил по утрам кофе, - не без ехидства заметил биохимик Моури Робертс, - то давно перестал бы жаловаться.
  - Я люблю молоко, - возразил Мейсон, - и не хочу пить кофе.
  - Затянувшееся детство, - вмешался программист Сэм Брустер. - Поэтому он все еще пьет молоко.
  При росте Мейсона шесть футов три дюйма и весе на Земле двести фунтов подобное заявление могло вызвать только смех. И Мейсон хмыкнул.
  - Давай-давай, упражняйся в психоанализе, если тебе так хочется. Но я все равно люблю молоко, настоящее молоко, а не этот эрзац!
  Кувшин переходил из рук в руки. Одни добавляли молоко в овсяную кашу, другие в кофе. Но никто не отрицал, что порошковое молоко порядком всем надоело. Как, впрочем, и остальные сублимированные продукты: овощные котлеты, пирожки с "мясом" и тому подобное. Но другого и не предвиделось - космические перевозки стоили недешево и предпочтение отдавалось приборам и инструментам, а не натуральным бифштексам. Сублимированные продукты по вкусу, возможно, и уступали обычным, но содержали те же калории и занимали вдесятеро меньше места в трюмах прилетающих с Земли кораблей.
  Эл Мейсон склонился над столом, сонно думая о том, как приятно есть настоящую пищу круглый год, а не только на Рождество, - натуральные продукты, мясо и молоко. Он допил содержимое стакана и вздрогнул - идея выскользнула наконец из тумана и обрела реальные очертания. Мейсон рассмеялся. Несомненно, абсурдная идея, но весьма привлекательная.
  Он осторожно посмотрел на другой стол, где завтракало начальство. Командор Хендерсон уписывал омлет из яичного порошка, одновременно проглядывая бюллетень с новостями, полученный ночью из Вашингтона. Но все знали, что командор обладает идеальным слухом. Напряженный бюджет Третьей лунной не оставлял места для незапланированных исследований, и Мейсон не без оснований опасался, что командор может пресечь его проект в самом зародыше.
  - У меня идея, - Мейсон понизил голос до шепота. - Насчет порошкового молока и всего остального.
  - Любопытно, - откликнулся Моури. - Поделись.
  - Не здесь, - ответил Мейсон. - А то командор сразу придавит ее. Поговорим вечером. Кажется, есть возможность поразвлечься.
  Весь день Мейсон не произнес ни слова, но идея зрела и набирала силу. Он трудился в своей теплице, ухаживая за растениями. Какой бы заманчивой ни была идея, гидропоника, как, впрочем, и любые другие прямые обязанности на базе, имела неоспоримый приоритет, и Мейсон это прекрасно понимал.
  В 1995 году на поверхности Луны высилось восемь рукотворных куполов. Три базы построили американцы, три - русские, по одной - Китай и Индия. Хотя холодная война давно уступила место разрядке и все поняли, что лучше жить в мире, чем подвергаться постоянной угрозе взаимного уничтожения, научное соперничество не ослабевало, и ученым, чтобы не отстать, приходилось трудиться с предельным напряжением.
  Третья лунная занималась главным образом прикладными науками. К сожалению, в Конгрессе члены разного рода комиссий не понимали важности проводимых там исследований, отчего базе постоянно не хватало денег. Но, несмотря на ежегодные попытки урезать бюджет, исследования продолжались.
  Луна буквально создана для криогенной техники, и, естественно, криогеника занимала главенствующее положение на Третьей лунной. По важности решаемых задач с ней могла соперничать разве что гидропоника. Человечество с каждым годом расширяло свои владения, и в новых условиях постоянно возникало немало проблем, связанных с обеспечением земной экологии, требовавших немедленного решения. Процветали на Третьей лунной и исследования в области высоких и низких давлений и физики твердого тела, синтез сверхчистых веществ и многое-многое другое. Контроль над работой ученых практически отсутствовал, никто не требовал конкретных сроков завершения тех или иных исследований, но все понимали, что само существование Третьей лунной зиждется на доброй воле Конгресса. И работать на Третьей лунной было мечтой каждого молодого американского ученого. Точно так же, как цвет советской науки стремился попасть на лунную базу в кратере Птолемея, носившую имя Капицы.
  Формально рабочий день на Третьей лунной заканчивался в семнадцать ноль-ноль. На деле ученые были хозяевами своего времени. При желании они имели право уйти из лаборатории и в двенадцать, а если возникала необходимость, могли продолжить эксперимент и позже. Однако сотрудники базы редко бросались в крайности, хотя их рабочая неделя обычно составляла восемьдесят - девяносто часов. Иногда командору Хендерсону доводилось из медицинских соображений даже запрещать кое-кому приходить в лабораторию.
  На Третьей лунной имелось несколько комнат отдыха, где ученые могли расслабиться, побеседовать в спокойной обстановке. Порог одной из них, помещения Б, в девятнадцать ноль-ноль и переступил Эл Мейсон.

  Он облегченно вздохнул, не увидев никого из администрации. Зато его поджидали пятеро коллег - программист Чэм Брустер, биохимик Моури Робертс, криогенщик Лен Гарфилд, микробиолог Дейв Херст и Нат Брайан, специалист по физике твердого тела.
  Мейсон, улыбаясь, оглядел присутствующих и устроился в кресле, мурлыкая под нос знакомую всем песенку:

Рано-рано по утру
Пастушок: "Тру-ру-ру-ру!"
И коровки в лад ему
Затянули: "Му-му-му".

  Сэм Брустер оторвался от микропленки и посмотрел на него.
  - Боже, Мейсон, ты действительно впадаешь в детство? Тебе уже нужна няня. Что же будет дальше?
  - Он начнет сосать кулак, - предположил Лен Гарфилд.
  - Все дело в химикатах, которые используются в гидропонике, - добавил Моури Робертс. - Они воздействуют на обмен веществ и...
  - Достаточно! - Мейсон поднял руку, призывая к тишине. - Возможно, кто-то из вас помнит, что утром у меня возникла идея.
  - Ура! - воскликнул Гарфилд. - У Мейсона идея!
  Мейсон нахмурился.
  - Не надо оваций. Итак, продолжим. Сегодня за завтраком я понял, что порошковое молоко встало у меня поперек горла. Но где взять натуральное? И ответ пришел сам собой. Натуральное молоко можно получить только от коровы!
  - От коровы? На Луне? - фыркнул Сэм Брустер.
  - Она станет пастись у тебя в теплице, - усмехнулся Моури Робертс.
  - Вы еще успеете пошутить, а пока дайте мне закончить. Я не хуже вас понимаю, что ни на нашей базе, ни вообще на Луне не найдется места для живой коровы. И Земля никогда не разрешит привезти ее сюда - слишком велики расходы на космические перевозки. Но все мы мастера своего дела, сказал я себе. У нас есть специалисты во всех областях знания. Так почему, почему мы не можем построить корову?
  На мгновение в комнате воцарилась тишина. Потом все разом переспросили:
  - Построить корову?
  Эл Мейсон кивнул.
  - Совершенно верно. Почему бы и нет? Разумеется, администрации это не понравится, но мы можем никому ничего не говорить, пока не получим положительного результата.
  - Построить корову? - повторил Гарфилд. - Целиком? С рогами, копытами и чтобы мычала?
  Мейсон притворно нахмурился.
  - Перестаньте меня подначивать. Я имею в виду устройство, которое будет производить молоко, натуральное молоко. Я представляю себе цепь агрегатов - от приемника сырья до молочного крана, - которая будет напоминать корову разве что в функциональном отношении.
  Мейсон оглядел коллег: потребовалось лишь несколько секунд, чтобы предубеждение уступило место живому интересу. Некоторые, судя по всему, уже мысленно набрасывали первые схемы. Конечно, все они могли обойтись без натурального молока. Во всяком случае, в кофе оно не отличалось от порошкового. Но предложение Мейсона пришлось им по душе. Они не делали различий между работой и отдыхом. И то и другое в одинаковой мере означало для них познание непознанного.
  - Я не смогу сделать все сам, - сказал Мейсон. - Вы мне поможете?
  Все пятеро кивнули.
  - Я так и думал, что вы не в силах отказаться от такого удовольствия. Итак, приступаем к осуществлению проекта "Босси". Какие будут предложения?

  Предложения посыпались как из рога изобилия. Мозговой штурм, как обычно, затянулся далеко "за полночь" и с каждым часом становился все яростнее.
  - Мы понимаем, как происходит обмен веществ у коровы, - говорил Мейсон. - Мы знаем, как у коровы образуется молоко. Нам известен состав молока - жиры, лактоза, белки, вода. Мы знаем, что происходит в пищеварительном тракте коровы. Так что нам мешает построить ее аналог?
  - А мне не известно, как корова делает молоко, - возразил Лен Гарфилд. - В криогенной технике я с этим как-то не сталкивался. Моури, не мог бы ты заполнить этот пробел в моем образовании?
  Биохимик задумчиво пожал плечами.
  - Ну, корова питается главным образом травой, которая состоит главным образом из целлюлозы. Хорошо пережеванная целлюлоза поочередно проходит через четыре коровьих желудка. В пищеварительном тракте микроорганизмы разлагают целлюлозу на более простые составляющие, кроме того, содержимое желудков подвергается ферментизации, а затем переваривается.
  Что касается молока, то оно образуется из веществ, циркулирующих в крови коровы. Ее вымя содержит особые клетки, выделяющие молоко в альвеолы, связанные с протоками молочной железы. Там молоко собирается и оттуда откачивается. Как и говорил Мейсон, молоко состоит из лактозы, белков, жиров и большого количества воды. Процесс получения молока предельно ясен. Нам необходимо лишь воспроизвести последовательность биохимических реакций, происходящих в организме коровы, начиная с подачи целлюлозы и ее последующего разложения на аминокислоты и прочие составляющие. Если мы шаг за шагом повторим весь процесс, то на выходе обязательно получим натуральное молоко.
  - Ты не учел одной особенности, - заметил Сэм Брустер. - Коровье вымя - чертовски сложная штука. Если кто-то думает, что мы сможем изготовить механический аналог такого фильтра, то, позвольте заметить, я не гарантирую положительного результата и через девяносто лет.
  - Для этой части системы механический аналог нам не нужен, - ответил Моури Робертс. - Я согласен, создание фильтра, выделяющего молоко из системы кровообращения, нам не по зубам. Но мы можем использовать настоящее вымя и получить из него молоко.
  - Да? - удивился Брустер. - А где ты собираешься добыть насто...
  - Оно у меня есть, - Робертс усмехнулся. - Подозреваю, ты, Эл, уже знаешь об этом?
  Мейсон кивнул.
  - У Моури много замороженных образцов животных тканей, необходимых для биологических исследований. В том числе, как я предварительно выяснил, и коровьего вымени.
  - И я без особых хлопот могу позаимствовать несколько клеток, - продолжил Робертс. - Поместим их в термостат с физиологическим раствором, и они будут себе делиться и делиться. Каждые сорок восемь часов или чуть больше их объем будет увеличиваться вдвое. Так что через недолгое время мы вырастим вымя нужного нам размера.
  - Вымя понадобится нам только на конечном этапе, - заметил Нат Брайан. - А как насчет микроорганизмов, участвующих в процессе пищеварения? Их-то у тебя нет.
  - Мы их синтезируем, - ответил Дейв Херст. - В нашей лаборатории мы можем создать все что угодно. Моури, ты только скажи, что нам нужно, и...
  - Я знаю, что нам нужно, - прервал его Сэм Брустер. - Уйма оборудования. Мы ведь хотим построить перегонный аппарат, получив на выходе не спиртное, а молоко. И где мы возьмем необходимые материалы?
  - Достанем, - спокойно ответил Мейсон. - Постепенно. Никто не станет возражать, если мы позаимствуем несколько ярдов трубок да пару железок. Главное, чтобы наши действия не вызвали подозрений.
  По выражению лиц своих коллег Мейсон понял, что "крючок" проглочен. Месяца два, с тех пор как один из программистов научил робота из лаборатории сверхчистых материалов печь сдобные булочки, на Третьей лунной царили тишина и спокойствие.

  Они обсуждали не только возможные препятствия, но и способы их преодоления, высказывалось множество предложений, одни - принимались, другие - отметались, им на смену выдвигались новые. Около трех часов "утра" они решили, что на сегодня достаточно. Предстояло многое обдумать, прежде чем переходить к практической реализации идеи Мейсона. Но главное направление уже определилось - предстояло создать механический аналог пищеварительного тракта коровы с выращенной из кусочка вымени гигантской молочной железой на выходе.
  На следующий день за завтраком они, как обычно, почти не разговаривали, четыре часа сна не способствовали хорошему настроению, но после завтрака, до начала работы, Мейсон зашел к командору Хендерсону и попросил разрешения использовать одну из свободных лабораторий Третьей лунной.
  Хендерсон проглядел положенный перед ним бланк.
  - Что ты задумал, Эл? - спросил он.
  - У меня возникла идея, сэр. Хочу посмотреть, что из этого выйдет.
  Хендерсон улыбнулся.
  - Мы находимся здесь именно для того, чтобы проверять наши идеи. Не мог бы ты ввести меня в курс дела?
  - Если вы не возражаете, сэр, пока я предпочел бы ничего не говорить. Необходимо кое-что проверить.
  - Я-то не возражаю. Хотя... - глаза командора сузились. - Надеюсь, ваша идея не потребует дополнительных расходов?
  - Нет, сэр. Все необходимое оборудование имеется на базе.
  - Это хорошо, - облегченно вздохнул командор. - Вашингтон кусает меня за пятки, Эл. На следующий год они хотят урезать наш бюджет на пять, десять, а то и пятьдесят миллионов долларов. И зная порядки на Капитолийском холме, можно ожидать, что они своего добьются. Поэтому сейчас не стоит затевать дорогостоящие проекты. Нам повезет, если Конгресс выделит ту же сумму, что и в нынешнем году.
  - Я понимаю, сэр. И не сомневаюсь, что проверка моей идеи не потребует значительных затрат. Это всего лишь... шаг в сторону от основного направления исследований, сэр.
  - Отлично, - улыбнулся Хендерсон. - Можете занимать лабораторию.
  Поблагодарив командора, Мейсон вышел из его кабинета и позвонил Моури Робертсу.
  - Все в порядке, - сказал он. - Старик выделил нам помещение 106-А.
  - Прекрасно. Я нашел образец нужной ткани и только что поместил его в термостат. Вчера, когда мы разошлись, я набросал схему пищеварительного тракта коровы. Мы сможем использовать ее в качестве отправной точки.
  - Понятно, - Мейсон не мог не улыбнуться. - До вечера.

  Первая неделя ушла на дебаты. Высказанные предложения раскладывали на части, а потом собирали вновь. Все шестеро спорили, ругались, сердились. Но не напрасно. К концу недели они наметили достаточно логичный план дальнейшей работы. Соглашались не со всем и не сразу, но в долгих спорах слетала шелуха и оставались лишь зерна истины.
  А тем временем в термостате росло, росло и росло вымя - в питательной среде при оптимальном температурном режиме неустанно делились клетки.
  Сэм Брустер разработал программу автоматической подачи различных компонентов. Дейв Херст приступил к синтезу необходимых ферментов. Мейсон осуществлял руководство. Постепенно, недели за две, казалось бы, противоречивые предложения шестерки сложились в единое целое - проект "Босси".
  На пятой неделе началась его материализация. В помещении 106-А появились четыре медных котла, связанные пластиковыми трубопроводами. Они представляли собой четыре желудка коровы. Сэм Брустер смонтировал насос для постоянной перекачки их содержимого. Насос, так же как и котлы, Мейсон получил со склада по специальному требованию. Никто не спросил, зачем они ему понадобились.
  Проект набирал силу, и вскоре к четырем котлам присоединились пятый, шестой, а затем и седьмой. Работа, естественно, велась по вечерам. Никто из создателей механической коровы не забывал о своих прямых обязанностях.
  После седьмой недели стало ясно, что пищеварительный тракт коровы нельзя имитировать, лишь обеспечив постоянное движение пищи. Разного рода неувязки возникали на каждом шагу.
  Некоторые из синтезированных ферментов реагировали друг с другом - для контроля процесса пищеварения пришлось разработать сложную систему дозированного ввода ферментов. Кислота, образующаяся в одном из желудков, разъела часть трубопроводов, так что потребовалась их срочная замена. Для разделения продуктов пищеварения, которое у коровы происходит с участием гормонов, в схему ввели дорогую центрифугу, заимствованную из биохимической лаборатории Моури Робертса.
  К девятой неделе забрезжили первые проблески успеха, но одновременно на горизонте проекта появилось небольшое облачко, совершенно неожиданно превратившееся в грозовую тучу.
  Первое предупреждение прозвучало за завтраком. В столовую вошел дежурный радист, остановился возле стола начальства, отдал честь и положил перед командором Хендерсоном желтый бланк радиограммы, только что полученной с Земли. Прочитав ее, тот громко чертыхнулся. Все разговоры сразу же стихли. Хендерсон встал и оглядел зал. Его лицо потемнело, лоб прорезали морщины.
  - Господа, заранее прошу прощения - мне придется испортить вам аппетит, но я получил плохое известие, которым и хочу поделиться с вами, - он пожевал нижнюю губу, сдерживая распиравшую его ярость. - Как вы, должно быть, знаете, хотя и не придаете этому особого значения, в США вскоре пройдут выборы. Через девять месяцев многие сенаторы и конгрессмены рискуют потерять свои места, если им не удастся убедить своих избирателей, что именно они должны представлять их на следующий срок. И сейчас наступает время, когда все эти сенаторы и конгрессмены будут стремиться доказать, что не зря сидят на Капитолийском холме, а изо всех сил пекутся о благосостоянии своих избирателей.
  Перехожу к существу дела. Я только что получил сообщение, что следующий транспортный корабль, который должен прилететь к нам через двадцать семь дней, доставит на Луну трех сенаторов и трех конгрессменов. Они желают проверить, насколько разумно мы расходуем деньги налогоплательщиков.
  В тот вечер Эл Мейсон и его друзья собрались в помещении 106-А не в лучшем настроении. Они оказались в положении человека, который наклонился, чтобы погладить котенка, и внезапно обнаруживает, что это - тигр.
  - Да, - протянул Мейсон, оглядывая нагромождение труб, котлов, проводов. - Похоже, нашему везению пришел конец. Сенаторы! Конгрессмены!
  - Мерзкие ищейки, - пробурчал Сэм Брустер.
  - Мы доставим им удовольствие своими объяснениями, - добавил Нат Брайан. - Разве они способны понять, что людям необходимо немного развлечься.
  - Развлечься! - фыркнул Моури Робертс. - Конгрессмены полагают, что ученым это ни к чему. Они убеждены, что мы начисто лишены чувства юмора, а в разговоре пользуемся лишь междометиями, да и то для соединения уравнений. Если они пронюхают, что ради развлечения я притащил сюда центрифугу стоимостью в девятьсот долларов...
  - И реле, и транзисторов на добрую сотню, - добавил Сэм Брустер.
  - И термостат для вымени, - вздохнул Дейв Херст.
  - И котлы, и трубопроводы, - эхом отозвался Лен Гарфильд. - Расходомеры, холодильник...
  - И что из того?! - воскликнул Мейсон. - Неужели вы хотите свернуть лавочку?
  - Нет, но...
  - Что но? - оборвал Мейсон Брустера. - Неужели ты хочешь все разобрать и разложить по полочкам? Конечно, тогда комиссия никогда не узнает, чем мы тут занимались. А Хендерсону скажем, что наша идея не дала практического результата и мы отказались от дальнейшей разработки.
  - Но результат-то есть! - с жаром возразил Дейв Херст. - Еще один месяц, и мы своего добьемся. Нельзя останавливаться на полпути, Эл!
  - Совершенно с тобой согласен, - кивнул Мейсон. - Что нам конгрессмены? Когда они прилетят, мы временно ляжем на дно в надежде, что нам не придется отвечать на их вопросы. Мы зашли слишком далеко, чтобы все бросить. Ваши предложения?
  - Мне кажется, работу надо продолжить, - ответил Нат Брайан.
  - И я того же мнения, - поддержал его Дейв Херст.
  Согласились и остальные. Проект "Босси" двинулся дальше.
  Двинулся дальше. Выращенное в питательной среде вымя достигло, наконец, требуемых размеров, и однажды ночью термостат перенесли в помещение 106-А и подключили к системе. Шла одиннадцатая неделя. Теперь они могли ввести целлюлозу в приемник "механической коровы" и пропустить ее через четыре желудка, где она разложится на более простые составляющие, превратится в синтетическую "кровь", а уж из нее выращенное вымя отфильтрует молоко. Мейсон рассчитал, что для получения кварты молока им потребуется триста кварт синтетической крови. В дальнейшем они надеялись поднять процент выхода.
  Затем возникли непредвиденные трудности. Первая порция молока, полученная на двенадцатой неделе, оказалась дурнопахнущей жидкостью, содержащей шестьдесят процентов жира и пятнадцать белка. Она свернулась, едва показавшись из вымени, и с каждым мгновением пахла все хуже. Причину неудачи нашли в конструкции подвода синтетической крови к вымени, задерживающей глюкозу и галактозу и пропускающей излишек жира.
  Они преодолели и это препятствие, разработав систему подводящих капилляров. Механическая корова росла вширь. Котлы пищеварительного тракта едва просматривались сквозь переплетенье трубопроводов и кабелей, соединяющих в единое целое многочисленные приборы и управляющие механизмы. Установка заполнила практически каждый квадратный дюйм помещения 106-А и полезла к потолку.
  Но тут выявился новый недочет - они забыли о секрете, выделяемом печенью и играющем важную роль в усвоении жира. Натуральное коровье молоко содержало не больше четырех процентов жира, они же не могли получить меньше двадцати пяти. Неделя упорного труда ушла лишь на то, чтобы понять, каких огромных усилий потребует создание механического аналога органа секреции.
  Проект оказался на грани катастрофы.
  Выход нашел Нат Брайан.
  - У нас есть настоящее вымя. Почему бы нам не использовать настоящую печень?
  Моури Робертс перевернул все запасы биохимической лаборатории, но нашел замороженный образец нужной ткани. На следующий день Робертс задействовал второй термостат с питательной средой. В нем начали делиться клетки коровьей печени. На ней зиждилось спасение проекта "Босси".
  Клетки делились и делились. Каждые три дня вымя приходилось подрезать, чтобы оно не вылезло из термостата.
  Они приближались к успеху.
  Но и конгрессмены подлетали к Луне.

  Они прибыли точно по расписанию, в девять ноль-ноль двадцать восьмого января 1996 года. Все шестеро, как и ожидалось. Полная масса законодателей с учетом их багажа составила тысячу триста фунтов, поэтому немалую толику полезного груза пришлось оставить на Земле. Как заметил командор Хендерсон, на этот раз Третьей лунной не приходилось рассчитывать на новые видеокассеты или пиво. Остался на Земле и комптоновский спектрометр, столь необходимый астрономам Первой лунной. Возмущаться не имело смысла. Законодатели выделяли средства на финансирование лунных поселений, они же и заказывали музыку.
  В то утро, придя в столовую, каждый сотрудник обнаружил на тарелке ксерокопию памятной записки, составленной командором.

  ВСЕМУ ЛИЧНОМУ СОСТАВУ
  По прочтении уничтожить
  Сегодня в 9:00 транспортный корабль доставит к нам на Луну шесть членов Конгресса. На Третьей лунной базе они пробудут десять дней, а затем отправятся инспектировать другие базы. Прошу относиться к конгрессменам с предельным уважением! Я не шучу: они могут оставить нас на следующий финансовый год без гроша.
  Занимайтесь обычными делами. Я не требую организации специальных экспериментов. Но постарайтесь вести себя поскромнее, не используйте материалы и оборудование, назначение которых труднообъяснимо. Будьте вежливы, отвечайте на все заданные вопросы и, что самое главное, постарайтесь показать, если представится возможность, насколько важны ваши исследования для блага рядового налогоплательщика.
  Обратите особое внимание на то, чтобы наши гости не хватались руками за провода высокого напряжения, не выходили на поверхность Луны без шлемов и скафандров и вообще не подвергали свою жизнь опасности. Любое происшествие с ними отрицательно скажется на нашем будущем.
  И помните - они не собираются оставаться здесь навечно. Десять дней - и они уедут.

  Эл Мейсон положил листок на стол и повернулся к соседу, Сэму Брустеру.
  - Не используйте материалы и оборудование, назначение которых труднообъяснимо, - процитировал он слова командора. - Самое время напомнить нам об этом. Мне бы не хотелось объяснять, куда пошли все эти реле, термостаты и центрифуги.
  - Если командор сунется в 106-А, - заметил Брустер, - от объяснений не отвертеться. Придется тебе, Эл, придумать что-нибудь убедительное.

  Сенаторов разместили в административном секторе Третьей лунной, а для членов Палаты представителей освободили один из складов. Самому младшему из них давно перевалило за пятьдесят, и меньшая, чем на Земле, сила тяжести пришлась им по душе. Но, едва вступив на территорию базы, они начали оглядываться, выискивая первую жертву, и всем стало ясно, что к памятной записке командора следует отнестись со всей серьезностью.
  Шестерка участников проекта "Босси" решила, что в эти десять дней лучше держаться подальше от помещения 106-А, сведя свою деятельность до минимума. Никому из них не хотелось встретиться там с членами комиссии. Во-первых, загляни конгрессмены в помещение 106-А, созданная машина не могла остаться незамеченной. Во-вторых, стоимость использованного оборудования превысила десять тысяч долларов. А какая комиссия могла одобрить действия шестерых ученых, без ведома руководства базы потративших Столько времени и средств ради такой ерунды, как производство молока, и только потому, что им захотелось поразвлечься?
  И Мейсон с друзьями появлялись в помещении 106-А крайне редко, лишь для того чтобы проверить, как растет печень. Вымя чувствовало себя прекрасно.
  Очень скоро на Третьей лунной поняли, кто из членов комиссии наиболее опасен. Особым рвением отличался конгрессмен Клод Мэннерс. По странному совпадению его избирательный округ находился в Нью-Гэмпшире - родном штате Мейсона. Мэннерс встречал в штыки любые государственные расходы. И во всех уголках базы слышался его тонкий пронзительный голос, задающий один и тот же вопрос: "Понятно, но какая от этого практическая польза?"
  Под стать ему был и сенатор от штата Алабама Альберт Дженнингс. Он, правда, отдавал предпочтение другим вопросам: "Не могли бы мы обойтись без этих исследований?" и "Позвольте узнать, сколько стоит эта установка?"
  Проверялся каждый выделенный цент. Третью лунную трясло как в лихорадке. Эл Мейсон начал уже клясть себя за то, что предложил построить механическую корову. Он не сомневался - рано или поздно тайное станет явным.
  А ведь до полного успеха им остался лишь один шаг. При последней проверке все системы отработали без сучка без задоринки. И даже печень грозила вылезти из термостата, так что Моури Робертсу пришлось уменьшить температуру питательной среды, чтобы замедлить ее рост. Если бы эти ищейки покинули базу, думал Мейсон, можно бы испытать печень в деле...
  На четвертый день пребывания законодателей на Третьей лунной Эл Мейсон наводил порядок в теплице, готовясь к встрече с конгрессменом Мэннерсом, когда зазвонил телефон.
  Он взял трубку.
  - Отделение гидропоники. Мейсон слушает.
  - Эл, это командор Хендерсон. Не мог бы ты заглянуть ко мне на пару минут?
  - Разумеется, сэр. Прямо сейчас?
  - Да, прямо сейчас. Если ты не занят.
  Озабоченный тон командора встревожил Мейсона. Он положил трубку, сказал помощнику, что уходит, и кинулся к кабинету Хендерсона.
  Командор действительно волновался. Его лицо осунулось, резче обозначились морщины. Уж ему-то комиссия доставляла куда больше хлопот, чем остальным.
  - Эл, час назад я показывал нашим гостям северное крыло базы. Они захотели осмотреть помещение 106-А.
  "О-о", - мысленно простонал Мейсон.
  - Да, сэр?
  Хендерсон слабо улыбнулся.
  - Вы соорудили там нечто уникальное, Эл.
  - Да, довольно сложная установка, - признал Мейсон.
  Хендерсон кивнул. Уголки его рта дрогнули.
  - Э... некоторых наших гостей она очень заинтересовала. Они захотели узнать, для чего она предназначена. Конгрессмен Мэннерс так и спросил: "В чем заключается ее практическая польза?"
  - Польза, сэр? - тупо повторил Мейсон.
  - Да, польза, - командор тяжело вздохнул. - Я... э... сказал им, что установка используется для биологических исследований. Они, однако, потребовали более конкретного ответа, я выкручивался как мог, но в конце концов признался, что понятия не имею, для чего предназначена эта чертова штуковина! И теперь я попал в довольно щекотливое положение, Эл. Почему-то они полагают, что командор должен знать обо всех научных экспериментах, которые проводятся на вверенной ему базе.
  Мейсон облизал губы и промолчал.
  - Возможно, нам повезет и удастся выкрутиться без особых хлопот, - продолжал Хендерсон, - но все может кончиться весьма плачевно. Скажи, пожалуйста, Эл, на случай, если они вновь насядут на меня, что именно вы соорудили в 106-А?
  - Это корова, сэр, - едва слышно выдохнул Мейсон.
  Командор на удивление быстро пришел в себя.
  - Что-что?
  Мейсон невесело усмехнулся.
  - Это... э... устройство для преобразования целлюлозы в пищевые продукты, сэр. В молоко, если говорить точнее.
  Хендерсон медленно кивнул.
  - Корова. Понятно, Эл. Вы построили машину, которая дает молоко.
  - Да, сэр. Правда, она еще не доведена.
  - Скажи мне, Эл, чем вызвана необходимость создания такой машины?
  - Ну... э... мы хотели немного поразвлечься, сэр. Отдохнуть. Видите ли, сэр, мы не ожидали, что потребуется так много оборудования и... - под взглядом командора Мейсон замолк на полуслове.
  - Хорошо, - Хендерсон с трудом сдерживался, чтобы не перейти на крик. - Вы построили ее для развлечения. Ты знаешь, у меня доброе сердце. Я не стану сердиться. Выметайся отсюда, иди в теплицу и приступай к работе. Если кто-то спросит тебя, скажи, что в помещении 106-А установлен биологический конвертор. Придумай что-нибудь помудренее. Говори что угодно, но конгрессмены не должны знать, что вы угрохали столько средств только ради того, чтобы поразвлечься. Как и о том, что эта громадина предназначена для производства молока. Иначе... Я даже представить не могу, что произойдет, если они об этом пронюхают.
  - Да, сэр.
  - Вот так-то. А теперь убирайся.
  И Мейсон выскочил из кабинета.
  Выйдя в коридор, он едва не столкнулся с Моури Робертсом.
  - Я бегу с 106-А, Эл, - затараторил биохимик. - Брайан заглянул туда и сказал мне по телефону, что печень растет как бешеная. Я хочу обрезать ее и уничтожить излишки, а потом... Эл, что-нибудь случилось?
  - Да.
  - Ты на себя не похож.
  - Если бы ты знал, что у меня на душе, - Мейсон махнул рукой в сторону кабинета Хендерсона. - Старик вызывал меня на ковер. Похоже, сегодня утром наши гости сунули нос в 106-А и пожелали узнать, для чего предназначена такая прорва оборудования.
  - Нет!
  - Да. Командор, разумеется, не мог сказать ничего определенного и понес какую-то чушь. Но он не уверен, что их устроил его ответ.
  - Эл, это ужасно! Что же теперь будет?
  Мейсон пожал плечами.
  - Хендерсон, скорее всего, выкрутится, но после отъезда комиссии нам не поздоровится. Наша идея не пришлась ему по вкусу.
  - Так что же нам делать?
  - Ничего. Представление продолжается. Ты пойдешь в 106-А и обрежешь печень. А мне пора в теплицу.
  Робертс затрусил к помещению 106-А, Мейсон побрел к теплице. Затем остановился, поднял голову и сквозь прозрачный купол долго смотрел на далекую Землю.
  И кому нужны эти сенаторы, спрашивал он себя. Ищейки, скупердяи. Сейчас трудности только у командора, но комиссия уедет, и вот тогда они узнают что почем. Свобода творчества - это одно, разбазаривание государственных средств на такие пустяки, как механическая корова, - совсем другое. А если об этом станет известно в Вашингтоне...
  Его пробирала дрожь. Он не мог не признать, что "корова" отбилась от рук. Они и не подозревали, что задача окажется такой сложной.
  Тут Мейсон нахмурился. Что там сказал Робертс? Печень росла как бешеная. Он собирался обрезать ее и уничтожить излишки...
  Стоп! Стоп!
  Моури Робертс хотел подрезать вполне съедобное мясо. А если их "корова" способна давать мясо и молоко?.. Черт, подумал Мейсон, а вдруг мы старались не зря. Почему мы должны прятаться? Наша выдумка придется весьма кстати. Но...

  Внезапный окрик прервал его размышления.
  - Эл! Иди сюда!
  Мейсон повернулся. В дверях столовой стоял Ролли Файрстоун, кок первого класса.
  - В чем дело, Ролли?
  - Я приготовил тебе сюрприз. Тебе понравится, Эл.
  Пожав плечами, Мейсон подошел к коку. Тот провел его на кухню.
  - Подожди здесь, - Файрстоун заговорщицки подмигнул.
  Мейсон нетерпеливо переминался с ноги на ногу, но ждать пришлось недолго. Файрстоун вернулся со стаканом белой жидкости.
  - Ты постоянно клянешь порошковое молоко, вот я и решил порадовать тебя. Только никому не говори.
  Мейсон взял стакан. Понюхал. Пахло молоком. И внешне белая жидкость ничем не отличалась от молока.
  - Чего ты ждешь, - торопил Файрстоун. - Пей.
  Мейсон пригубил раз, другой, а затем одним глотком хватил полстакана. Молоко. Натуральное молоко. Вкусное и ароматное.
  - Где ты его достал? - спросил Мейсон. Их корова еще не работала, да Файрстоун и понятия не имел о проекте "Босси". Но откуда, недоумевал Мейсон, могло взяться на Луне натуральное молоко?
  - Личные запасы конгрессмена Мэннерса, - ответил кок. - Я подумал, что от него не убудет, если ты выпьешь стаканчик. Он привез с Земли пять или десять галлонов.
  У Мейсона отвисла челюсть.
  - Привез... пять или десять... галлонов... молока?
  Файрстоун радостно кивнул.
  - Я знаю, как ты любишь молоко, и решил побаловать тебя.
  - Но зачем... Почему он привез с собой молоко?
  - У него язва. Он на молочной диете. Пьет только молоко и почти ничего не ест. С ним у меня никаких хлопот. Залез в холодильник да налил стакан - вот и все дела. А уж с остальными просто беда. Если б ты слышал, что они говорят о сублимированных продуктах!
  Мейсон хмыкнул.
  - Они сами в этом виноваты. Мы едим эрзацы, потому что выделенных ими денег не хватает ни на что другое.
  - Да, - кивнул Файрстоун. - Вот и попробуй, скажи им об этом.
  - Я? - Мейсон широко улыбнулся и допил молоко. - Я тут работаю, Ронни. Зачем мне нарываться на неприятности. Спасибо за молоко, старик.
  - Только никому не говори.
  - Буду нем как рыба, - пообещал Мейсон.

  Два следующих дня прошли без происшествий. Мейсон и его друзья по-прежнему заглядывали в помещение 106-А лишь в случае крайней необходимости. Излишки печени теперь не уничтожали, а аккуратно складывали в холодильник. Да и кто в здравом уме мог выкинуть натуральный продукт? После отъезда комиссии они намеревались отдать печень Файрстоуну и закатить пир. Бифштексы из сушеных водорослей порядком всем надоели, и вряд ли кто отказался бы от жареной печенки.

  Перед обедом шестого дня пребывания конгрессменов на Третьей лунной Мейсон шел к себе, чтобы переодеться, когда его остановил Ролли Файрстоун.
  - Эл, мне надо с тобой поговорить, - прошептал кок.
  - Слушаю тебя. Что случилось?
  - Помнишь стакан молока, который я дал тебе пару дней назад? Молока конгрессмена Мэннерса?
  - Да, - кивнул Мейсон. - А что?
  Файрстоун дрожал от волнения.
  - Ты никому не рассказывал об этом?
  - Конечно, нет. Неужели ты подумал, что я могу подвести тебя, Ролли?
  - Если кто-нибудь узнает, что я дал тебе молоко Мэннерса, - пролепетал Файрстоун, - командор четвертует меня.
  - Да? А почему?
  - Потому что я только что заглянул в молочный контейнер Мэннерса. Он практически пуст. Молока ему хватит на сегодняшний вечер, а утром он закатит нам истерику.
  - Но ты говорил, что он привез с Земли десять галлонов молока. Как оно могло кончиться?
  - Он же не считал каждый стакан, - ответил Файрстоун. - И кто я такой, чтобы указывать ему, сколько он должен выпивать молока? К тому же я не обращал внимания на то, что оно подходит к концу. А Мэннерс требовал молока, как только у него свербило в животе, пять, шесть, семь раз на день, а то и чаще.
  Мейсон рассмеялся.
  - Мне это нравится. Конгрессмен, так ревностно урезающий ассигнования на нужды других, не может рассчитать собственные потребности.
  - Это не смешно, Эл. Мэннерс будет рвать и метать, но, держу пари, никогда не признается, что сам во всем виноват.
  - Ты сказал Хендерсону?
  - Нет. Я зайду к нему после обеда. Но помни, ни слова о том стакане, иначе мне конец! Мэннерс скажет, что я поил его молоком всех подряд!
  - Не волнуйся, Ролли, не скажу ни слова, - улыбнулся Мейсон.
  Судя по всему, ситуация менялась к лучшему. Если только они успеют закончить все вовремя.

  Впервые после прибытия вашингтонских гостей в помещении 106-А закипела работа. Всю ночь участники проекта "Босси" устраняли последние недоделки.
  Ближе к утру они смогли облегченно вздохнуть, с гордостью оглядывая свое детище, целиком заполнившее помещение 106-А. Стопка листов бумаги, единственный за неимением травы источник целлюлозы, лежала у входного лючка. У противоположной стены стоял приемник молока. А между ними извивались трубопроводы и кабели, громоздились котлы, клапаны, расходомеры, центрифуги и два термостата с выменем и печенью.
  - Ну что ж, - сказал Мейсон. - Проверим ее в деле.
  Моури Робертс и Нат Брайан открыли люк и всунули в него кипу бумаги. Сэм Брустер нажал несколько клавиш на пульте компьютера, управляющего процессом пищеварения. "Корова" загудела. Бумага медленно вползла в челюсти ножниц. Оттуда, измельченная, двинулась в первый желудок и, обильно смоченная водой, продолжила свой путь, по ходу распадаясь на более простые составляющие. В точно заданное время вводились синтезированные добавки. Щелкали переключатели, на пульте загорались и гасли разноцветные лампочки.
  По расчетам Мейсона, на получение молока из бумаги должно было уйти не менее трех часов. Без двадцати шесть из вымени появились первые капли. В половине седьмого, после быстрого анализа, проведенного Моури Робертсом, участники проекта "Босси" чокнулись стаканами с молоком, натуральным коровьим молоком до десятых долей процента.
  Затем пятеро из них отправились по своим комнатам, чтобы немного отдохнуть перед завтраком, а Эл Мейсон пошел к командору Хендерсону.

  В тот день Хендерсон поднялся рано, а может, вообще не ложился. Во всяком случае в приемной и кабинете горел свет. Открыв дверь, Мейсон оказался лицом к лицу с майором Чалмерсом, адъютантом командора.
  - Доброе утро, майор, - поздоровался Мейсон.
  - Доброе утро, - ответил тот.
  - Командор здесь? Мне нужно с ним поговорить.
  - К сожалению, он занят, - показал головой Чалмерс. - Лучше, если ты зайдешь попозже, что-нибудь к обеду.
  Из кабинета донесся громкий голос командора.
  - Говорю тебе, Донован, мне необходимо молоко для Мэннерса. Через полчаса он узнает, что контейнер пуст, и его вопли будут слышны на Марсе. Разумеется, он сам виноват, что пил молоко слишком быстро, но попробуй сказать ему об этом. Да он и слушать не станет.
  Мейсон улыбнулся майору Чалмерсу.
  - О чем идет речь?
  - У конгрессмена Мэннерса язва, и он на молочной диете, - сухо ответил Чалмерс. - Он привез молоко с Земли, но, как видно, мало, потому что вчера вечером Ролли Файрстоун обнаружил, что запас подошел к концу. Мэннерс ничего не ест, от порошкового молока отказался, и командор всю ночь уговаривает Землю послать сюда специальную ракету с молоком для Мэннерса.
  - Но ракета долетит до нас только через четыре дня, - заметил Мейсон.
  - Значит, ты понимаешь, в каком мы тяжелом положении. Поэтому, будь добр, уйди отсюда и не появляйся до тех пор, пока...
  - Нет, - покачал головой Мейсон. - Мне необходимо немедленно поговорить с командором.
  - Это невозможно. Я же объясняю, он на связи с Землей.
  - Ну и что? Скажите ему, что я могу достать молоко. Натуральное молоко.
  - Ты?.. Мейсон, нам сейчас не до шуток.
  - Я и не шучу. Но могу достать молоко. МО-ЛО-КО.
  - Ты что, решил подурачить нас? - рассердился Чалмерс.
  Мейсон выругался, отстранил адъютанта и прошел в кабинет. Хендерсон склонился над микрофоном.
  - Убирайся отсюда! - рявкнул он, подняв голову и увидев входящего Мейсона. - Я говорю с Землей.
  - Я знаю, сэр. Можете с ними попрощаться. Мне известно, какие у вас трудности. Я только хотел сказать, что синтезатор действует. У нас есть молоко для конгрессмена Меннерса.
  - Что? - У Хендерсона изумленно округлились глаза. Он пробурчал в микрофон что-то невнятное и отключил связь. - Ты хочешь сказать, что это чудовище в 106-А дает молоко? Вам удалось реализовать вашу идиотскую идею?
  - Да, сэр. Кроме того, мы получили и печень. Сегодня ночью мы довели ее до ума, - Мейсон с трудом подавил зевоту. - Если нужно, сэр, вы можете взять молоко для конгрессмена Мэннерса.

  В положенный день февраля комиссия Конгресса улетела на Землю. Прошел месяц, и на Третью лунную прибыл очередной транспортный корабль. Как только кончилась разгрузка, командор Хендерсон послал за Мейсоном.
  На столе командора гидропоник увидел распечатки микрофильма.
  - Это выдержки из "Конгрешенл рекорд", - пояснил Хендерсон. - Вот что говорил конгрессмен Мэннерс:
  "...глубокое впечатление произвели на меня мастерство и изобретательность ученых Третьей лунной базы. Вынужденные питаться сублимированной пищей, они смогли выкроить время и средства, чтобы создать полноценные аналоги некоторых земных продуктов. Во время пребывания на Луне мои коллеги и я были приятно удивлены, получив на завтрак молоко и мясо, по вкусу и составу ничем не отличающиеся от земных, но полученные, как мы потом узнали, с помощью удивительного технологического процесса, названного биохимической трансмутацией. Молоко и мясо из макулатуры! С потрясающе низкими затратами! Это триумфальная победа нашей науки..."
  Хендерсон замолчал и посмотрел на Мейсона.
  - Мэннерс излишне высокопарен, поэтому я не стану читать дальше.
  - Полагаю, наши достижения произвели на них впечатление, сэр.
  - Несомненно. Молоко к тому же спасло Мэннерса от позора. А печень их просто потрясла. Наши ассигнования на следующий финансовый год увеличены на десять миллионов.
  - Рад это слышать, сэр.
  Хендерсон улыбнулся.
  - Я еще не извинился перед тобой, что поднял крик, когда узнал о сущности вашего проекта.
  - Извинений и не требовалось, сэр.
  - Наоборот, Эл, - покачал головой Хендерсон. - Вы решили развлечься, и я взгрел вас за это, хотя мне следовало знать, что ваши развлечения также приносят пользу. Вы походя решили главную проблему нашего существования на Луне. И теперь у нас есть синтезатор молока и мяса. Возможно, он слишком громоздкий и...
  - Именно об этом я и хотел поговорить, сэр. Мы... э... разработали новую модель. Гораздо меньших размеров и процентом выхода больше. Но нужно специальное оборудование, потребуются дополнительные расходы, поэтому...
  Все еще улыбаясь, Хендерсон написал что-то на листке бумаги и протянул его Мейсону.
  - Возьми, Эл. Я разрешаю заказывать все, что вам нужно. Продолжайте ваши развлечения. И постройте нам новую корову.