или
ПОДЛИННАЯ ПОВЕСТЬ О ЗНАМЕНИТОМ БРЮСЕ,
переложенная стихами со слов нескольких очевидцев
Всем о тебе поведать нужен настрой особый, —
Музы одной не хватит, даже девятки Муз
было бы маловато, но — собери попробуй —
разбрелись, разбежались, — удивительный Брюс! —
Не святой, не властитель, не разбойник, не воин, —
в чем же твои заслуги? — житие каково? —
кто же ты, что по праву вечности удостоен? —
Разве слепая жница — смерть — обошла кого? —
О! про тебя словечко молвить неосторожно
вслух, тем более повесть целую расписать
боязно, потому что и поплатиться можно
головой неразумной запросто. — Время! Вспять...
Дед мой, Иван Георгиев Гачев, был интеллигент в первом поколении, и то не “чистый”: семья вела натуральное хозяйство, возделывали нивы и пасли коз... И, когда я уже приехал в Брацигово и помогал в сборе яблок в кооперативе, мне показывали: “А вот это Гачев орех. А вот там Гачево блато (болото), а там Гачев язовир (плотина)...” И это уже на правах географических понятий, топонимика, ну, как “Кукушкин пруд” или “Бежин луг”!.. И так дивно и сладко было мне, горожанину безместному-бескоренному, эти, укореняющие меня на Земле названия слушать!
Собственно,
с отрочества я была, так сказать, стихийно “философствующей” особой - по жизни, в глубине себя, в общении с друзьями. И тогда уже главной душевной загвоздкой являлась для меня смерть, внутренне неизымаемым мотивом - размышления о ней. Если следовать античной формуле “философствовать - значит учиться умирать”, то это была тема философическая, такой она, пожалуй, и осталась. Только сейчас она о том, как не учиться умирать или учиться не умирать. Мысли о смерти - это мысли об онтологическом пределе нашей жизни, ее трагической отграненности. Они ведут за собой караван вечных вопросов о смысле существования, об отношении духа и материи, о начале и конце, о времени и вечности, о природе человека, о культуре, о Боге... Этим кругом и определилось в основном мое творчество.