Литературный журналец Михаила Армалинского General Erotic

1 июля 2002

Литературный журналец Михаила Армалинского General Erotic No. 72
http://www.mipco.com/win/GEr72.html

КИРПИЧ АРМАЛИНСКОГО

Свершилось - мой кирпич о 860 страницах под названием "Чтоб знали!" издан и летит
на головы шушере, а также уложен краеугольным камнем в основание мировой литературы.
Кому требуется разжевать суть события, читайте предисловие, написанное литературным
редактором издания Ольгой Воздвиженской.

Предисловие к книге Михаила Армалинского “Чтоб знали!”, Избранное 1966-1998.
Москва, “Ладомир”, 2002, 861 c. ISBN 5-86218-379-5 (Русская потаенная литература)

© Ольга Воздвиженская
СОИТИЕ ЛЕНИНГРАДА С МИННЕАПОЛИСОМ,
ИЛИ ПРЕОДОЛЕНИЕ НЕСОВПАДЕНИЙ
(О сочинениях Михаила Армалинского)

 ... Думаю, что надрыв, который Вы почувствовали, характерен
не только для русской литературы. Этим я не хочу сказать,
что я не русский писатель. Я – интернациональный писатель.
М. Армалинский(1)


Лучше позже, чем никогда.
Лет пятнадцать назад в отечественном литературоведении возник термин «возвращенная
литература». Именно тогда к русскому читателю с запозданием пришли сочинения
многих и многих еще живых и уже – увы! – умерших русских писателей, в разное
время покинувших СССР. И оказалось, что русская литература есть нечто слегка
иное и уж, по крайней мере, существенно большее, чем мы, тогдашние читатели,
привыкли о ней думать. И процесс постижения «возвращенной литературы» продолжается,
хотя насильственное разделение на патриотов и эмигрантов, слава Богу, уже в прошлом.
За рубежами «просторов Родины советской» писатели оказывались (добровольно или
не вполне) по внешне разным, но по сути схожим причинам – в поисках свободы,
в чем бы она ни выражалась.

И вот еще одно имя, до сей поры мало знакомое современному россиянину, – Михаил
Армалинский, тоже искатель свободы, причем в той сфере, где запреты и слежка
особенно привычны и особенно губительны – в интимной жизни человека.
Сама эта тема для русского читателя также малоизвестна. Не то чтобы «про это»
никогда раньше по-русски не писали. Писали, конечно, но чаще тайком, и эти тексты
обычно если и печатались, то или мелким шрифтом в примечаниях к посмертным собраниям
сочинений, или уж по советской традиции самиздатом. Последний, кустарный способ
размножения невольно порождал искажения (что, кстати, весьма затрудняет атрибуцию
таких произведений). Потому и книжная серия, очередной том которой отдан произведениям
Михаила Армалинского, называется «Русская потаенная литература». Но впервые в
этой серии помещаются тексты, вышедшие из-под пера (а также в более поздние годы
сошедшие с компьютера) живого и активно работающего автора. Тем не менее его
творчество – более четверти века литературных занятий – до настоящего времени
оставалось потаенным для России. В отличие от прочих – знаменитых, известных
или забытых, но извлеченных из небытия – писателей русского зарубежья, Армалинский
как самостоятельный автор почти неизвестен на родине (2). К сожалению, в России
до сих пор были изданы лишь несколько его рассказов и отрывков из романа, и все
эти публикации были, опять же к сожалению, пиратскими. Кроме того, покинув эту
страну, Михаил с тех пор ни разу сюда не наведывался и пока что наведываться
не собирается, а потому судить о нем надлежит только по написанному им. Потому
и знакомство с этим писателем – своего рода «вынужденная переписка».

Стало быть, русскую эротику писали и раньше, и неплохую, и даже очень хорошую,
и занимались этим весьма известные в отечественной литературе персонажи – от
Пушкина до Лимонова. Но эротические экзерсисы в творчестве классиков и современников
– поэтов ли, прозаиков ли – чаще всего оставались явлением периферийным, своего
рода «шуткой гения». Единственный русский классик жанра – легендарный Иван Барков
– личность виртуальная. По вполне очевидным причинам, родная словесность не породила
ни своего маркиза де Сада, ни своего Леопольда фон Захер-Мазоха, ни изысканных
дам-сочинительниц вроде Анаис Нин или Эмманюэль Арсан. И пожалуй, единственный,
кто эту культурную прореху заполняет, – это как раз Михаил Армалинский. Неустанно,
в стихах и в прозе, вне литературных школ, не будучи ничьим последователем и
не породив учеников, продвигает он в сознание читателей свою тему, свои взгляды,
свои убеждения, имеющие для него силу заповедей.
Этот писатель принял на себя неблагодарную роль русского эротописца, секс-описателя
(или сексо-писателя), а поскольку русская литература всегда литература социальная,
общинная, идейная, манифестная, то Армалинский – вольно или невольно – превратился
в раздавателя пощечин и плевателя в глаза общественному вкусу. Главной своей
темой он избрал Соитие во всех мыслимых ипостасях. Но, как известно, секса в
Советской стране не было (хотя блядство процветало повсеместно), и ясно, что
литератор, ориентированный на всесторонний показ и анализ сексуальных переживаний,
имел в Стране Советов в перспективе одни неприятности. А уж автор-еврей, публикующий
в Ленинграде времен Романова поэтические сборники самиздатом – тем более. Потому,
как пишет сам Армалинский, «я уехал 17 ноября 1976 года и ступил на святую американскую
землю 22 февраля 1977 года» (4). (Новую родину Армалинский на свой лад отблагодарил,
в частности, тем, что переосмыслил в генитальном духе символику американского
флага, о чем подробно рассказано в романе «Добровольные признания – вынужденная
переписка» .) (5). По приезде Михаил переиздал ленинградские сборники своих стихов,
а потом создал в Миннеаполисе собственное издательство «M.I.P. Company» и более
поздние свои сочинения издавал уже в нем наряду со многими книгами и других авторов.
В общей сложности Армалинский является автором 11 книг стихов и прозы, а в последнее
время, согласно новейшим веяниям, перешел на публикации в Интернете. Писатель
также выступил как составитель сборников детского эротического фольклора, нецензурных
поговорок и пословиц, уже упомянутого альманаха «Соитие». Кроме того, на сайте
издательства регулярно выходит в свет «Литературный журналец Михаила Армалинского
General Erotic», а с весны 2001 года открылся и виртуальный «Храм Гениталий»
 . Так что на «святой американской земле» вовсю расцвел талант русского (или точнее,
русскоязычного) писателя, для которого, как может показаться иным ханжам, нет
ничего святого. Такая последовательность в действиях и верность своей теме в
творчестве и жизни создали нашему герою устойчивую репутацию чуть ли главного
современного русскоязычного автора-эротиста, возмутителя спокойствия и почти
что графомана-извращенца. Но и пишет Армалинский не для ханжей, и свои святыни
у него есть. Чтобы оценить всю силу и непростую прелесть его сочинений, надо
знать, в чем состоят эти святыни и под каким углом зрения смотрит этот писатель
на мир и людей, в нем живущих. Вот потому и том избранных произведений, впервые
публикующихся в России, сам автор так и назвал – «Чтоб знали!».

Читать Армалинского – занятие не для всякого. По первому прочтению, когда утихнут
рвотные спазмы от «Безотходного производства любви», уймется дрожь жути от «Свежесрезанных
голов», высохнут слезы от «Попытки разлуки», стихнет острая жалость к героине
«Пустой почты» и перестанет рябить в глазах от слов, более привычных на заборе,
чем в книге, хочется потрясти головой и забыть поскорее, что вообще брал в руки
такую книжку.
Но забыть не удается. Тогда начинаешь перечитывать эти тексты заново и понимаешь,
что путем мастерских описаний генитальных (оральных, анальных, инцестуальных,
зоофильных и т. д.) приключений трактуется единственная тема, главная тема человеческой
жизни – поиски любви.
Люди разделены и одиноки, и никто никого не может понять, и никто ни с кем и
ничто ни с чем не совпадает, и мир разъят и наполнен тоской. И в таком мире,
с такими душами герои напряженно, мучительно, порой бестолково пытаются избавиться
от одиночества, найти друг друга и хоть какой-то просвет. Эти герои живут в состоянии
непроходящей разорванности, и всякий на свой лад старается ее преодолеть. Единственным
мостом над пропастью, лежащей между людьми, между человеком и миром, оказывается
любовь, тепло прикосновения другого существа, совместно пережитый миг соития.
Только он примиряет героев с кошмаром существования.

В «Безотходном производстве любви» главная героиня должна выбрать между чистотой
и комфортом своего дома с извергом-мужем, с одной стороны, а с другой – женской
востребованностью, бесконечным восхищением мужчин-бродяг, каждый из которых хорошенечко
стукнут жизнью и потому бесконечно добр и терпим. И героиня выбирает трущобы,
где она – Королева. Уродливый врач-гинеколог и неудовлетворенная пациентка соединяются
спиной к спине, хоть таким образом обретая друг друга. Именно уродство циркачей
Лохматого и Косматой делает столь уникальным и неразрывным их союз, и их гибель
на арене – высший миг их любви. Героиня со знаковым именем Любовь («Женщина,
говорящая "Давай ебаться!"») разрывается между уютом и надежностью американской
жизни и русской чувственной стихией – и выбирает Россию. Герой «Трусиков» готов
уподобиться собаке в поисках хозяйки, героиня «Собачьей радости» именно с собаками
обретает свою грешную радость. Любовь цветет в неожиданных местах и возникает
между неожиданными партнерами, и проявляется всеми способами, и каждый раз она
– чудо. «Гонимое чудо» – так обозначает Михаил Армалинский миг торжества любви,
миг преодоления любой отъединенности.
А «по обе стороны оргазма» (6) – жизнь и смерть, и разделяет их только миг высшего
наслаждения, доступного человеку. И потому так часто истории в этой книге имеют
трагический конец. Кен и Натали в «Попытке разлуки» не могут ужиться вместе и
не могут жить друг без друга. Их примиряет и воссоединяет смерть. Героя из одноименного
рассказа только смерть сближает с сыном. Культурист из «Мускулистой смерти»,
всю недолгую жизнь проведший в поисках кого-нибудь, кто его полюбит, тайно и
неосознанно влюбленный сам в себя, умирает после соития с собой. Между смертью
и любовью проводит несколько часов у постели умирающей бабушки юноша из рассказа
«... И от бабушки ушел», и со смертью играют в любовную игру страшноватые персонажи
«Свежесрезанных голов». Скелет мертвой женщины видится идеальной возлюбленной
герою «Сделки». Жизнь и смерть как две равнозначные стороны бытия – вечная тема
литературы!
Секс в мировоззрении Армалинского – Абсолют, помогающий преодолению несовпадений,
пусть момент соития (момент истины!) краток и преходящ. И даже миф о зачатии
Сына Божьего оказывается возможным пересказать как историю светлой и чувственной
любви, особенно остро ощущаемой героями перед бегством («Радужный знак»).

Очередную свою поэтическую книгу – первую, целиком составленную из стихов, написанных
в Америке, – Михаил назвал «После прошлого», тем самым как бы подводя черту под
старой жизнью в СССР. Но тема России отнюдь не ушла из его снов и мыслей, а опыт
жизни в советской действительности уникален, хотя и достается весьма дорогой
ценой. Потому и местом издания своих первых книг Армалинский ставит Ленинград
(хотя настоящим тиражом они, конечно, вышли в США вторыми изданиями) и настаивает,
что его тексты должны рассматриваться именно в хронологической последовательности;
«мне чужда некрасовская охота за первым сборником и уничтожение книги "в стыде
за прошлое", мне также неприемлемо пастернаковское "усовершенствование" юношеских
стихотворений в зрелом возрасте. Все это есть попрание и уничтожение себя в прошлом»
(7). Чем дальше лирический герой Армалинского существует в англоязычном окружении,
тем более – и это особенно заметно по поздним стихам – обостряется чувство родного
языка, причастности к русской культуре и стремление воссоединить разорванные
концы в своей душе и своем творчестве. Об этом же и главное произведение, вошедшее
в этот том – роман «Добровольные признания – вынужденная переписка», изданный
в теперь уже легендарном 1991 году.

Главный герой во многом напоминает автора. Борис – еврей по национальности, русский
поэт по призванию и американский гражданин. Такой набор качеств порождает своего
рода «двойственные отношения» с миром. Какая-то часть души этого героя осталась
на питерских улицах и на берегах Финского залива, хотя реализация Бориса как
зрелого мужчины и писателя, нашедшего свой стиль и тему, наступила именно в США.
Два главных литературных авторитета называются в романе, и опять между ними океан
во времени и пространстве: Федор Достоевский – там (т. е. здесь, в России), а
Иосиф Бродский – здесь (т. е. с нашей точки зрения там, в Америке). Все та же
раздвоенность, разорванность, и оттого летят из N-ска через океан в Санкт-Петербург
бесконечные письма другу-художнику обо всем на свете: о любовных поисках и встречах,
о разлуках и разочарованиях, о свадьбах и разводах. Прошлое живет рядом с настоящим,
и Борис (иногда себе в ущерб) всячески способствует перетаскиванию в свою новую
жизнь тех людей, что окружали его в старой. Новые встречи со старыми знакомыми
зачастую приводят к переоценке прежних человеческих связей, но и новые не лучше,
в чем у героя – и автора – хватает смелости признаться во всеуслышание. Признания
– добровольные, а ближе к концу романа лирические или иронические исповеди все
чаще сменяются манифестами – политическими, философскими, эстетическими. По ним
легко представить себе мировоззрение героя, во многом созвучное с авторским.
К жанру манифестов относятся и два эссе, также включенных в книгу, – «Гонимое
чудо» и «Спасительница», где основные формулы мировоззрения Армалинского обрели
законченность чеканных формулировок. А в «Храме Гениталий» те же принципы – божественность
оргазма, святость соития, жреческая миссия проституции – возведены в заповеди.
По-своему Армалинского можно даже считать религиозным мыслителем, по крайней
мере, неустанным проповедником символов своей веры.
Эмоциональный спектр писаний Армалинского вообще широк: от кропотливого бытописания
в «Герое» до философских раздумий «О чем думает человек в час... день... год...
жизнь своей смерти», от фантасмагорий «Света в окошке» и «Самораскопок» до хлесткого
сарказма «Сказки о русско-французских связях». Так что, по советскому военно-кафедральному
выражению (коих сам Армалинский большой любитель), наш автор «где человек, а
где и беспощаден». Утонченный анализ отстраненного исследователя сочетается в
его творчестве с пристрастностью лично заинтересованного участника (и как же
иначе – ведь автор сам по себе живой и здоровый человек, интересный мужчина пятидесяти
с небольшим лет), а пронзительный лиризм иных описаний – с готовностью к непрекращающейся
борьбе с ханжеством. Неустанно творимый Армалинским собственный имидж охальника
позволяет ему резать всю правду-матку (и потому, наверное, столь часта в его
писаниях тема аборта), а иногда и возвещать очевидные, но замалчиваемые истины,
невзирая на лица, но пристально рассматривая те части тела, от коих принято стыдливо
отводить глаза. Но кажущееся иногда чрезмерным эпатирование почтенной публики
– лишь избранный им и его героями путь поисков любви, единства, совпадения, и
все, что разобщено, может слиться в бесконечно повторяющемся вселенском Соитии.
Ибо оно – божественное Чудо (не боюсь повторений), наперекор всем гонителям.
А любой путь к Богу приемлем, недопустимы только ложь и насилие, кои суть порождения
дьявола.

Нелегко было готовить и нелегко будет читать эту книгу – прежде всего потому,
что сама тема требует от читателя пересмотра многих прежних ценностей, считающихся
непременной частью отечественной словесности, – ханжества, выдаваемого за целомудрие;
страха перед так называемой табуизированной лексикой (хотя других русских слов
для описания гениталий и актов просто-напросто нет, а все эвфемизмы – «новояз»
по Оруэллу); традиционного разделения «высокого» и «низкого» (все бы им разделять,
чтобы властвовать – над нами!); презрительного отношения к естественным (пусть
даже непривычным) проявлениям человеческой чувственности (советую читателям обратить
особое внимание на антитолстовские высказывания в романе – тоже весьма необычная,
но правда). К тому же автор и его читатели разделены чисто географически. Михаил
счастливо живет у себя в Миннеаполисе и не собирается оттуда никуда двигаться,
хотя мыслями во многом обращен к русской действительности. Электронная почта
сокращает расстояния и опять же помогает преодолевать разделения и прояснять
несовпадения, чаще всего оказывающиеся мнимыми.

Может быть, и хорошо, что этот том выходит в свет именно сейчас, в начале нового
века, в обновляющейся России, продолжающей освобождаться от навязанных многовековой
традицией псевдонравственных запретов и страхов. Одинокий и замороченный человек
управляем и беспомощен, а один из главных лозунгов тоталитаризма – «Незнание
– сила». Так вот, чтоб знали!

© Ольга Воздвиженская

1. Здесь и далее с любезного разрешения Михаила Армалинского цитируются фрагменты
его писем редактору этой книги. Эпиграф – из письма от 8 августа 2001 г.

2. Особо скандальную славу М. Армалинский снискал, издав в 1986 г. «Тайные записки
А. С. Пушкина». Эта книга как раз была очень и очень замечена в СССР, и даже
в современной России по сю пору не утихает ругань по ее поводу. Первое собственное
русское, т.е. российское, издание состоялось только в 2001 г. также в серии «Русская
потаенная литература». Произведения же самого Армалинского удостоились буквально
считанных рецензий в отечественной прессе, датируемых началом 1990-х годов.

3. Именно так называется изданный Армалинским в США в 1989 году альманах русской
эротической литературы.

4. Из письма от 6 мая 2001 года.

5. Изображение этого флага было опубликовано на обложке нью-йоркского еженедельника
SCREW в 1989 г. ко Дню независимости 4 июля и воспроизводится на форзацах настоящего
издания.

6. Название одного из поэтических сборников, стихи из которого также вошли в
настоящую книгу.

7. Из письма от 22 марта 2001 года.
                                                                            
                                  Ольга Воздвиженская


Что я могу сказать после этого? Только одно:
- А ну быстро по книжным магазинам!


        *


Десять лет в Москве веселится журнал "Андрей". Хороший журнал. Почему хороший?
- Ну, прежде всего, потому, что осмелился благосклонно отозваться о "Тайных записках"
Пушкина в номере 5 за 1994 год (см. Парапушкинистику), а также потому, что мой
рассказ (см. GE 44) и мой американский флаг (логотип General Erotic) опубликован
в юбилейном номере 13, о презентации которого повествуется ниже. А прочие причины
"хорошести" "Андрея" вы поймёте только тогда, когда купите номер 13 и перед вами
предстанет чёртова дюжина чёрт те чего.

Михаил Армалинский.


"АНДРЕЙ" (http://www.andrei.ru) в "МАРИКЕ"

Имена, вынесенные в заглавие, – не любовная пара, не своего рода "Иван да Мария",
– нет, союз этих имен – иного плана. "Андрей" – это первый не то, что российский,
а еще советский журнал для мужчин. А "Марика" – имя ночного клуба на Петровке,
где праздновался выход его юбилейного номера. Правда, назначенный первоначально
на 6-е июня праздник состоялся лишь 20-го, но зато уж всё было по высшему разряду.
Спонсоры – первостатейнейшие: производители низко- и высокоградусных алкогольных
напитков, ряд домов моды, модельные агентства, производители косметики... Пресса
и телевидение – тоже тут как тут: информационную поддержку обеспечивали находящиеся
у всех на слуху аббревиатуры: МК, РТР, ЦТ, МТВ.
Но это сторона формальная. А реальная выглядела так.
Петровка, набитая машинами. Импровизированная парковка у дверей клуба, занявшая
около трети пространства мостовой. Машины стоят вкось, радиатором к тротуару.
На тротуаре – охрана клуба, и тут же офицеры военно-морских сил России – как
лейтенанты-курсанты в парадных кителях, так и здоровенные морские пехотинцы в
камуфляже, тельняшках и при наградах и гвардейских значках. Так что над сборищем
виртуально "вьется Андреевский стяг". Притом моряки приглашены, видимо, не столько
ради усиления охраны, сколько для демонстрации нового направления в журнале –
популяризации военной службы как достойного и престижного мужского занятия. (Правда,
чуть позже сев за стол, офицеры окажутся в растерянности, как себя вести: слишком
к разным "кругам общества" принадлежат они и обсевшие их дамы). Тут же, у дверей
клуба, – жалкие попытки непримиримых лесбиянок на мотороллерах устроить нечто
вроде пикетирования. Правда, убедившись, что их не то, что не гонят, но даже
не фотографируют, пикетчицы гордо укатывают прочь и уже не возвращаются.
Предъявив приглашения, народ проходит внутрь, здоровается с мотающимся взад-вперед
хозяином вечера, главным редактором "Андрея" Алексеем Вейцлером; тут же сложены
фирменные пакеты с подарками для гостей и стоят ведра с розами для дам – на каждой
розе поздравительная карточка на проволочке (отчего роза вскорости превращается
в бутоньерку). Получив розы и пакеты, гости протискиваются внутрь клуба и пытаются
куда-нибудь пристроиться, что нелегко. На первом этаже, где, собственно, и находится
нечто вроде эстрады, толчея невообразимая. Несколько попросторнее на втором этаже,
где, однако, горит "вечный огонь", то есть, шашлычно-грильный очаг, окруженный
свечами (на улице, между прочим, под тридцать по Цельсию!). Зато в дополнение
к спонсорской водке "Русский стандарт" тут разливают белое и красное сухое вино,
причем даже (с нашей подсказки!) кладут в него лед.
Спиртное стали подавать строго в момент объявленного начала вечера, ровно в девять.
Закусок – горы: и мясо, и рыба, и овощи, и фрукты, и пирожочки, и корзиночки
с грибочками, и всякие разные тарталетки. Народ ест и пьет в ожидании начала
программы.
Программа началась примерно в десять. Естественно, у эстрады давка. Иногда удается
немножко потеснить публику, и тогда у сцены происходят профессиональные восточные
танцы в исполнении балетной труппы. Проходящая на почетные места некая юная дама
в джинсах грубо отталкивает Вольфганга, обзывая "старым козлом", – сексистская
агрессивность, надо сказать, сугубо единичного свойства и для данного "вечера
дружбы" абсолютно нехарактерная. Но Ольга не остается внакладе при виде подобной
выходки и сует стебель подарочной розы (со всеми колючками) ей под брюки. Дама
вынуждена заткнуться.
Вообще, следует заметить, что переизбыток женщин среди гостей был весьма ощутим.
И, как мы заранее знали, запланирован. Было приглашено множество девушек из модельных
агентств и клубов – они-то и создавали фон, на котором выделялись леди и джентльмены,
приглашенные "по делу", не говоря о спонсорах, которых можно было узнать за сто
километров, ибо, несмотря на жуткую жару и духоту, которую неспособны были бы
разогнать все кондиционеры мира, на них были надеты темные костюмы, а мужчины
были еще и при рубашках с длинными рукавами и галстуках (Вольфганг тоже был при
рубашке и галстуке, но их подбор вполне соответствовал специфике молодежной тусовки
и носил характер явного стёба).
Кстати об одежде. Практически ни на ком из гостей и хозяев не было вещей с развалов
и рынков: полностью отсутствовали турецкие версии джинсов и слаксов, южнокорейские
вечерние платья, вьетнамские топы и т.п., которые ныне заполонили Москву (и слава
Богу! Люди получили возможность недорого, но модно одеться). Правда, следует
отметить, что некоторые девушки в прекрасных, безусловно, идущих им нарядах чувствовали
себя не вполне ловко.
Где-то часам к одиннадцати хозяин приема лично вышел на эстраду, и началось его
непринужденное общение с выступающими. Все певшие девицы могли высказать ему
все, что накипело у них на душе против мужчин – Алексей покорно принимал и ласку,
и таску. Поцелуи сменялись объятиями, объятия – поцелуями. И вот между двенадцатью
и половиной первого – кульминация: на эстраду выкатили огромный торт с одной
из "девушек юбилейного номера", по пояс закопанной в крем. На голой спине девушки
кремом же выведен логотип журнала, а каждый сосок увенчан кремовой розочкой.
Визг в зале, и под многозначительные реплики ведущего руководитель сугубо мужской
поп-группы "На-на" Бари Алибасов вместе со своими мальчиками начинает проводить
гендерную смычку и слизывать с девушки крем. Народ держится за животы, и к поп-мужчинам
присоединяется мужчина-юбиляр – ему тоже достается немного крема. Потом – всеобщая
свалка вокруг торта, и крем оказывается не столько во рту, сколько на парадных
прикидах гостей. Алибасов вынужден в сторонке отмываться пивом.
Однако, к этому моменту уже появляются явные знаки перелома хода вечера. На втором
этаже перестали подавать спиртное, а со столов убраны все закуски (хозяева, конечно,
правы – в такую жару есть риск порчи продуктов на подносах со всеми вытекающими
отсюда малоприятными последствиями). Внизу – только водка. Правда, везде стоят
гигантские горы банок спонсорского пива, к которым народ и прикладывается.
Но публика намеки понимает. Клубные девочки, поприветствовав юбиляра, уносятся
в места своей постоянной работы, даже не потолкавшись среди избранной публики,
не говоря о "рядовых" гостях. Привезенные на конкурс стриптизерши проталкиваются
через поток людей, идущих на последние поезда метро, ибо садиться за руль, направляясь
на прием с выпивкой, – риск, а поймать "тачку" при данных обстоятельствах в центре
Москвы почти невозможно.
Покидающие вечер, однако, убывают не с пустыми руками. В "мужской" подарок входят
баночные пиво и джин-тоник, альбом фотомоделей, фирменная спонсорская майка и
прочие овеществленные знаки внимания; дамам дарится кое-какая моднейшая косметика,
карточки-талоны в салоны мод, дающие право на крупные скидки, и более мелкие,
но столь же приятные вещи. Кроме того, в каждом пакете лежит, разумеется, и сам
юбилейный номер "Андрея".
Надо сказать, на вечере журнал-юбиляр старался представить себя не столько, как
печатное издание, сколько как аксессуар "дорогого", "клубного" образа жизни,
эквивалентный не просто роскошным, а малосерийным, а то и штучным автомобилям
и мотоциклам, шикарным курортам, не имеющим ничего общего с испанскими "тайм-шерными".
И в таком контексте понятно, что висевший в вестибюле слоган "Андрей" – журнал,
не говорящий по-английски" ни в коей мере не являлся ксенофобным, а лишь подчеркивал
тот факт, что журнал не представляет собой русскую версию англоязычных глянцевых
изданий, а изначально – явление сугубо оригинальное.

Московские корреспонденты General Erotic:
ВОЛЬФГАНГ ФОН ЛЕМБЕРГ,
И абсолютно наравне с ним – ОЛЬГА СПИЦЫНА