Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Литературно-интерактивный проект


Информационный Канал Subscribe.Ru

    Выпуск 33.

    Если вы хотите хотя бы изредка отдохнуть от повседневных проблем и побыть в мире добрых и честных людей, где удача приходит к тем, кто ее заслуживает, приходите на наш сайт www.ukamina.com.
    В нашем уютном кресле у жарко пылающего камина давайте немного помечтаем. Мы убеждены, что, встретившись с вами однажды, удача и вдохновение уже не покинут вас...

*     *     *

     Объявлен литеранурный конкурс "Иерусалим-2004"! Подробности у нас насайте

*     *     *

     Вас интересуют детективы? Посетите наш фирменный магазин: www.ukamina.com/publisher/shop.html

*     *     *

Содержание выпуска:

- Андрей Буторин Достать звезду
- Леонид Шифман Врата времени
- Ольга Носова Интеллектуальные потребности
- Всеволод Мальцев Яма
- Поэзия
- Иосиф Ольшаницкий 6 букв вместо 34-х (продолжение)

*     *     *

Андрей Буторин


ДОСТАТЬ ЗВЕЗДУ

 

     “Чалый звездолет, всхрапывая и тряся соплами, пятился от Гончих Псов”.
     Бумажная лента все вылезала и вылезала из аппарата, но Макар слепо уставился в эту — первую строчку.
     — Что за бред?! — раздраженно бросил Макар и принялся рвать и комкать бумагу, предварительно врезав кулаком по большой кнопке “ВЫКЛ”.
     Затем он врезал уже по самому аппарату — гибриду из пишущей машинки, старинного телевизора “Юность” и очень древнего — эпохи “ЕС ЭВМ” — печатающего устройства, из которого, собственно, и вылезала бумажная лента. Основу же всего этого сборища раритетов являл собой большой, грубо склепанный, металлический ящик, едва ли не в кубометр объемом, откуда и вылезали разноцветные провода, ведущие ко всей вышеперечисленной “периферии”.
     Макар сел рядом с ящиком и, вздохнув, погладил его по теплому боку.
     — Ну, прости, прости... Погорячился! Но и ты тоже хорош! Во-первых, это не стихи. А во-вторых, ключевые фразы “достать звезду”, “конь горячий” и прочие ну никак не должны приводить к подобному результату!
     И Макар, вздохнув еще раз, вооружился паяльником, откинул верхнюю крышку ящика и почти по пояс влез в его нутро.
     Не прошло и трех с половиной часов, как Макар вновь включил свое детище. Аппарат задумчиво заурчал и из печатающего устройства вновь полезла бумажная лента. На сей раз довольно короткая — с ровненькими строчками, издали очень напоминающими стихи.
     — Ну-ка, ну-ка! — Макар бросился отрывать ленту. И вот что он на ней прочитал:

     “Конь мой горячий, он к звездам стремится,
     Так же, как сердце — стремится к тебе!
     Чалый сумеет зубами вцепиться
     В крепкую холку горячей звезде.

     Он унесет ту звезду с небосклона,
     Не побоявшись больших Гончих Псов!
     Чалый мой конь, ты достоин поклона,
     Хрусткой морковки и спелых овсов!

     День наступает мой самый хороший —
     Скоро звезду тебе брошу под дверь.
     Все-таки главное — верная лошадь!
     Мне отказать ты не сможешь теперь!”

     Макар повертел листок и так, и эдак, помычал, вчитываясь, почесал затылок... Он не был знатоком и ценителем поэзии, но имел неплохой музыкальный слух и чувство ритма. По последнему показателю строчки на бумажной ленте походили на стихи.
     — Дались тебе эти Гончие Псы! — все же буркнул Макар для порядку. — Их же в ключевых фразах не было! Впрочем, здесь они, вроде бы, к месту... Ладно, молодец, спасибо! — Макар похлопал по металлическому боку аппарату и выключил его.
     Подойдя к заваленному всяческим радиолюбительским хламом столу, Макар сгреб рукой в сторонку часть своего разноцветного богатства, освобождая немного места для яркой открытки с розами, купленной загодя. Затем сел за стол, нанизал на тумблер осциллографа обрывок бумажной ленты со стихами и принялся переписывать их на открытку. Закончив это непривычное для себя дело, Макар вскочил, быстро переоделся в черного цвета костюм и посмотрел на часы. Девять вечера. Не поздновато ли?
     Почесав кончик носа, Макар решил, что откладывать на завтра такое важное дело не годится — ночью будет не уснуть — и решительно толкнул входную дверь.

     Зоя, разумеется, его не ждала. Смерила недовольным взглядом снизу-вверх и буркнула:
     — Чего приперся?!
     — Да я вот, это... — замялся Макар и протянул Зое открытку.
     — Ого! Сочинил все-таки! — удивленно покачала головой Зоя. — Ну ладно, пройди! Только стой в прихожей, пока я прочитаю...
     Закончив читать, девушка подняла на Макара глаза, полные гнева:
     — Как ты посмел!!! А я-то думала, что ты и правда страдаешь, мучаешься! А ты просто издеваешься надо мной! — И швырнула открытку прямо в лицо Макару.
     — Но... но... но... — побледнел тот, не в состоянии вымолвить ни слова.
     — Вот именно, что “но”! — воткнула “руки в боки” Зоя. — Ты что — зоофил?
     — Как это? — От изумления Макар вновь обрел дар речи.
     — Ну, там же у тебя сказано, что верная лошадь теперь не откажет... Или это я — лошадь?! — Зоя насупилась еще сильнее. Казалось, еще немного — и в ход пойдут кулаки.
     — Да нет же!!! Фу-у! — завопил Макар, облегченно вытирая холодный пот со лба. — Ты не так все поняла! Вот, смотри! — Он поднял с пола открытку и принялся объяснять: — Предпоследняя строка — это хвала лошади за верный труд, а последняя — относится к тебе! Понимаешь?
     — Дай сюда! — Зоя вырвала из рук Макара открытку и вновь принялась читать. Наконец, черты ее лица немного разгладились, и Зоя сказала, все еще недовольно, но уже без гнева в голосе: — Значит, понятней надо писать! Чтобы всем все сразу стало ясно! И потом, что это такое: “Скоро звезду тебе брошу под дверь”? Будто теракт задумал совершить! Звезда тебе что — бомба, чтобы ее бросать под дверь?
     — Ну, это так... для рифмы, — промямлил Макар, уже слегка воспрянув духом.
     — Ладно, — сказала Зоя. — Стихи, хоть и отвратительные, ты все же написал. Будем считать, что очередной этап на пути к моему сердцу тобою пройден. Теперь последнее, решающее испытание! Ты пишешь в своих стихах, что достанешь мне звезду. Вот и достань! — И Зоя, вытолкнув ошеломленного Макара на лестничную площадку, захлопнула дверь.

     В этот вечер Макар впервые в своей жизни напился. “А может, ну ее, эту Зойку?” — пьяно покачиваясь, забрела в его голову кощунственная мысль.
     И правда, сколько можно терпеть эти ее требования доказательств любви? Сколько можно проходить эти дурацкие испытания?! Ну, ладно, в детском саду она потребовала, чтобы он, Макар, подарил ей самую его любимую игрушку — калейдоскоп с цветными стеклышками. Жалко было — до слез, но поборол себя, отдал. В школе, все десять лет, он безропотно таскал за Зойкой ее портфель и делал ей все письменные уроки. От этого даже польза вышла — и умнее стал, и сильнее. В институте Зойка захотела, чтобы он каждый день заезжал за ней перед занятиями на такси. Для этого пришлось разгружать по вечерам вагоны, а ночью — дежурить в булочной. Ничего, появилась выносливость, дисциплинированность, умение зарабатывать деньги своим трудом. После института, казалось, счастье — уже близко, но Зойке потребовалась собственная машина. Тут уже разгрузкой вагонов было не обойтись. Пришлось крутиться, как белка в колесе, осваивая все новые и новые профессии, приносящие неплохой доход. Так Макар стал строителем-отделочником, настройщиком роялей, переводчиком с японского, наконец — программистом и электронщиком. На собственный компьютер, правда, денег не хватало — все уходило на Зойкину мечту, но Макар сам, из подручных средств собрал себе вещь, покруче любого компьютера в мире, хоть и неказистую с виду. Затем, когда Зойке уже вроде бы некуда было деваться, она сказала, что да, дескать, Макар ее достоин, все может, все умеет, но это, мол, все как-то приземленно, не для души... Вот если бы он посвятил ей стихи! Что ж, и с этим невыполнимым, казалось, заданием Макар справился! А теперь? Что делать теперь?! Как можно достать звезду?!
     — Все, баста! — сказал Макар и ударил кулаком по столу. Звякнул стакан о полупустую бутылку. А еще что-то странно зашуршало, будто кто-то с дефектом речи сказал: “Ни фига себе!”
     Макар с трудом сфокусировал на стол пьяные глаза. К водочной бутылке испуганно жались три маленьких фиолетовых чертенка.
     “Ну вот, — устало подумал Макар. — С первого раза допился до чертиков! Только почему они не зеленые?”
     — А зачем нам быть зелеными? — зашуршало прямо в мозгу у Макара.
     “И слуховые галлюцинации!” — мысленно ахнул Макар.
     — Слушай, дядя, плесни нам лучше выпить! — вновь зашуршало в мозгу. — Чай, за сотню парсеков сюда добирались.
     Макар пригляделся. Хоть в глазах слегка и двоилось от выпитого, но он догадался, что странный писк как-то связан с неожиданными гостями, потому что все три “чертенка” делали ему недвусмысленные знаки, показывая то на бутылку, то щелкая себя малюсенькими пальчики по горлу.
     — Дядя, давай быстрей, трубы горят! — зашуршали “чертенята” все разом.
     — Значит, вы не галлюцинация? — наконец-то вслух спросил Макар. — А кто же вы?
     — Мы — нуль-шишиги! — гордо прошуршали гости. — Мы живем в черных дырах!
     — Так-так-так! — В глазах Макара забрезжила надежда, а хмель разом куда-то улетучился. — А как же вы сюда добрались?
     — Нуль-транспортировка! Слыхал? Потому мы и НУЛЬ-шишиги!
     — Ну, а что означает “шишиги”?
     — Шиш! Не скажем! — отчего-то засмущались “чертенята”. И добавили: — Ты нам водочки-то плесни, дядя! После будем лясы точить!
     — Э, нет, братцы! — вновь ударил кулаком по столу Макар, отчего нуль-шишиги снова прижались к бутылке. — Так не пойдет! А расплачиваться чем будете?
     — Да чем угодно! — шишиги радостно зашуршали на три “голоса”. — Золото, алмазы, межзвездная пыль!
     — Мне нужна звезда! — сказал Макар тоном, не терпящим возражений.
     — Дык... это... звезда — она как бы... большая, — неуверенно прошуршал один из “чертенят”.
     — И горячая, — добавил другой.
     — И тяжелая, — нахмурился третий.
     — Мне достаточно и маленькой звезды, — по-деловому сухо произнес Макар. — Очень маленькой. — Он обвел глазами стол и взял в руку апельсин. — Вот такой.
     — Ну-у, дядя! Такая звезда... Это знаешь что? Это нейтронная звезда практически... А нейтронную нам не осилить... Мощности передатчика не хватит... Да и тяжеленная она, зараза, куда тебе с ней?
     — Ну, нет звезды — нет и выпивки! — Макар демонстративно убрал со стола бутылку. — Всего доброго! Приходите еще. Со звездой!
     “Чертенята” сбились в кучку и о чем-то зашуршали между собой. Затем один из них важно посмотрел на Макара и торжественно произнес, почти без шуршания:
     — Будет тебе, дядя, звезда! Маленькая, легкая и не очень горячая. Будем ее делать прямо в черной дыре. Затащим какой-нибудь желтый карлик, сожмем, защитным полем от температуры оградим, а вот чтобы ее легкой сделать — даже нашей технологии не хватает. Если бы...
     — Что если? — дернулся Макар.
     — Если бы скорость света была чуть-чуть меньше...
     — Что тогда? Сделаете?
     — Обижаешь, дядя!
     — Хорошо. — Макар вновь поставил на стол бутылку. — Пейте. Как мне с вами связаться, если удастся решить эту проблему?
     — Мы ж увидим, что скорость света уменьшилась — сразу все и сделаем, и звезду тебе в коробочке с бантиком вмиг доставим! — зашуршали нуль-шишиги пуще прежнего. — Ты налей, дядя, налей! Нам же не достать!

     Нуль-шишиги безбожно врали. Их и “нуль-шишигами”-то прозвали потому, что шиш, то есть нуль от них когда что получишь! Да ничего они сделать и не могли — ни при замедленной, ни при увеличенной скорости света. Им просто выпить хотелось. Причем, всегда.
     Макару же ничего не оставалось, как шишигам поверить. И он с головой окунулся в решение новой задачи. Он пропадал в библиотеках, на каких-то семинарах по квантовой физике, усовершенствовал своего компьютерного монстра и что-то вычислял с его помощью сутки напролет. Но ничего у него не получалось... До тех пор, пока на очередном семинаре он не вступил в спор с маленькой хрупкой девушкой. Они продолжали спорить, и когда после семинара Макар провожал девушку до дома.
     Ее звали Тонечка Штерн.
     На следующий день Макар встретился с Тонечкой в библиотеке, еще через день привел в качестве помощника в свою домашнюю лабораторию. Тонечка тоже интересовалась теорией света, но именно, что теорией. Проводить со скоростью света, этой великой константой, какие-то практические опыты с целью ее изменения казалось ей поначалу делом совершенно кощунственным и невозможным! Но она, конечно же, увлеклась. И вскоре дело у пары энтузиастов сдвинулось с мертвой точки.
     — А зачем тебе вообще это надо? — спросила как-то у Макара Тонечка.
     Тот не ответил, только пожал плечами. Самое странное, что он в тот момент вовсе не лукавил.

     И вот, наконец, свершилось! Все обсерватории мира захлестнула волна сенсации — скорость света неожиданно замедлилась на сколько-то там микрон в сутки!
     Макар ликовал! Он сделал это! Он добился своего!
     Уверенно шагая к дому Зои морозным январским вечером, он тщательно и нежно придерживал возле своей груди, прикрывая полой пальто, газетный сверток. Поднявшись к Зоиной двери, Макар сдернул газету, скомкал и сунул в карман.
     Зоя, как всегда недовольная, открыла дверь и широко зевнула:
     — Ну, что там у тебя еще?
     — Вот! — Макар вытянул руку с зажатой в ней желтой астрой.
     — Фи! — вздернула носик Зоя. — А обещал звезду!
     — По-гречески “астра” и есть “звезда”, — сказал Макар. — Так что я выполнил твое задание! А еще... Я хочу сказать тебе спасибо, Зоя! Благодаря тебе я нашел свою настоящую звезду!
     Макар сунул цветок в руку открывшей рот Зое и вприпрыжку поскакал вниз по ступенькам, весело насвистывая.

     А нуль-шишиги все шуршали в черных дырах, сетуя на падение скорости света.

*     *     *

Леонид Шифман


ВРАТА ВРЕМЕНИ


     Джон Конрой поднялся на смотровую площадку Эмпайр-Стейт-билдинг, место, куда он приходил каждый раз перед каким-нибудь ответственным событием в своей жизни. Несмотря на почти совсем еще юный возраст, а Джону лишь недавно исполнилось 31, он успел не так мало в жизни. Джон знал в совершенстве несколько языков, был майором и находился на службе в ЦРУ... Ему пришлось выполнять несколько тайных миссий в Саудовской Аравии, Иордании и Кувейте...
     И вот сейчас он здесь, так как через четыре дня ему предстоит стать первым в мире хронавтом. Да, именно ему была поручена эта ответственная и секретная миссия. В прессу просочились кое-какие сообщения, но официальные круги вели себя правильно, просто не реагировали на них, да и сообщения эти не выглядели правдоподобными. Речь шла о так называемых «вратах времени», возможностях изменения истории и опасностях, подстерегающих на этом пути...
     А началось все в 1995 году, когда научная экспедиция в Антарктиду столкнулась с необычным явлением. Ученые наблюдали серое облако, имевшее форму смерча, но быстро убедились, что это не смерч. Им удалось запустить метеозонд, который проник в это облако. Когда же зонд вернулся, ученые обнаружили, что хронометр, установленный на зонде, показывает время тридцатилетней давности... Последующие эксперименты подтвердили нарушение течения времени. Надо ли говорить, что ЦРУ и ФБР запретили всякое распространение информации по этой теме... А сами начали готовить эксперимент по изменению истории, в целях чего решили отправить в это серое облако человека. Понятно, что первым хронавтом должен был стать кто-либо из собственных рядов. А лучшей, чем Джон, кандидатуры быть просто не могло.
     Джон методично рассматривал родной город с высоты птичьего полета. С болью он взглянул на башни-близнецы Всемирного Торгового Центра, ведь там располагался офис его отца. Несколько лет назад весной 2001 года отец отправился в Израиль на свадьбу сына своего друга и делового партнера, а вернулся домой в цинковом гробу. Очередной теракт-самоубийство унес жизнь Гарварда Конроя и еще 16 жизней... Ответственность за теракт взяла на себя одна из самых кровавых террористических организаций «Хамас». А еще через несколько дней спецслужбы Израиля сообщили о ликвидации Дауда Абу Нисдаля, командира одного из хамасовских отрядов в Туль-Кареме, возложив на него среди прочего вину за организацию этого теракта. Портрет Абу Нисдаля обошел большинство американских газет, Джон запомнил его на всю жизнь.
     Поднялся сильный ветер, Джону пора было уходить, ведь завтра утром он должен вылететь в Антарктиду. Джон пообещал себе, что первое, что он сделает, вернувшись в Нью-Йорк, это придет сюда снова.
     Джон изучил все детали предстоявшего эксперимента. Конечно, как и при освоении космоса, прежде чем отправлять человека в серое облако, были проведены эксперименты на видеоаппаратуре и животных. Но они мало что дали. Видеоаппаратура просто выходила из строя, а животные возвращались целы и невредимы, если не считать кота-бенгала Билли, вернувшегося сильно потрепанным и без хвоста, и таксы Моники, которая за время путешествия умудрилась забеременеть... Но, к сожалению, они не смогли связно рассказать, что с ними произошло...

     Итак, настал день, когда место пассажира хронолета, а именно так назвали этот в общем-то летательный аппарат, занял Джон Конрой. Накануне его по телефону напутствовал сам президент Джордж Дабл-ю Буш-младший, которому Джон доложил о своей полной готовности. Президент просил Джона после эксперимента прибыть в Белый Дом для персонального доклада.
     ... Когда хронолет вошел в серые клубы «облака», Джон почувствовал перегрузки и, как ему показалось, на несколько мгновений потерял сознание, а когда оно вернулось к нему, Джон обнаружил себя в просторном тропическом саду – пальмы, бананы, папайя, жасмин, всевозможные кактусы... А какие запахи!.. Впрочем, самый божественный аромат исходил из чашечки дымящегося кофе, которая неведомо как оказалась в руках Джона. Среди всего этого великолепия небольшими группами стояли люди в традиционных одеяниях арабских шейхов и мирно беседовали. Из обрывков разговоров, а Джон безупречно владел арабским, он заключил, что находится на приеме, организованном одним из многочисленных саудовских принцев. Внимание Джона привлек худощавый мужчина с длинной бородой и умными, казалось, видящими насквозь черными глазами. Кажется, это был бин Ладен, один из богатейших арабских шейхов, некогда бывший одним из главных «антиамериканцев» в арабском мире, а затем полностью ушедший в изучение Корана.... Он беседовал с человеком в куфие, лицо которого Джону не было видно. Но когда тот обернулся... Сомнений не было, в паре метрах от Джона находился... Дауд Абу Нисдаль! Вся программа эксперимента в этот момент была забыта начисто! Уж если менять историю, то начать, пожалуй, стоит с этого подонка... Джон выхватил револьвер и почти в упор несколько раз выстрелил в Абу Нисдаля. Затем он нажал кнопку аварийного возвращения.
     ... Очнулся Джон, когда хронолет уже выскочил из «облака». На посадочной площадке Джона встречали все, кто был как-то причастен к эксперименту. Но лишних вопросов не задавали. Знали, что ответов не последует.
     На следующий день Джон был уже у себя дома в Нью-Йорке, у него было три дня, чтобы составить полный отчет об эксперименте. Но одна мысль не давала ему покоя. Он позвонил матери, надеясь узнать что-нибудь об отце, а может даже услышать его голос... Но мать говорила о пустяках, а спросить об отце Джон не решился... Он обещал навестить ее через неделю и повесил трубку.
     Надо было засесть за отчет, но Джон решил сначала сдержать данное себе слово. Он отправился вновь на Эмпайр-Стейт-билдинг. Сделав круг по смотровой площадке, Джон почувствовал, что в окружающем пейзаже чего-то не хватает. Вот, Бруклинский мост на месте, статуя Свободы, но... где же близнецы?
     - Тебе плохо, приятель? – солидный мужчина помог Джону сохранить равновесие.
     - Кажется... Скажите, здесь были два небоскреба, а сейчас...
     - Ты не в курсе? – удивился мужчина, приняв Джона за полного невежду. – несколько лет назад люди бин Ладена уничтожили их...
     Узнав всю красочно рассказанную историю этого теракта, уже теряя сознание, Джон Конрой изрек: «Почему я пожалел пару пуль и для этого ублю...».

*     *     *

Ольга Носова


ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЕ ПОТРЕБНОСТИ

     Всё началось с ИНТЕРНЕТА.
     После того, как кончилось с мужем.
     После того, как она решила приобрести себе компьютер и заняться «интеллектуальной деятельностью», в отсутствии которой её так часто упрекал Алекс, что и послужило причиной его ухода.
     Конечно, всё случилось не так просто и сразу: «ты- дура, где были мои глаза», «нам с тобой не по пути», хлопнул дверью и ушёл!
     Они прожили вместе десять лет (так и не заимев детей), и не её вина, что институт она так и не успела закончить, выскочив за него замуж. Но что поделать, когда мужчину перестают удовлетворять в женщине только «кулинарно-хозяйственные» способности и интересы.
     Когда ему хочется уже чего-то большего, а то и всего сразу: и прекрасную хозяйку, и отменную любовницу, и чуткого друга, и эрудита-вундеркинда, и заядлого футбольного болельщика, и любителя «Клинского» в одном лице. Чёрт побери, наверное, все же существуют такие «интеллектуалки», обладающие всеми перечисленными достоинствами, ну, пусть хотя бы за исключением футбола и «Клинского»?
     Увы, наша Агнесса... Даже имя её звучало как-то тупо, а последнее время в устах мужа - как откровенная издевка: Агнесса! - глупая корова!
     Пиво она терпеть не могла, как и футбол, чутким другом она была на уровне «детсадовского утешителя», в «любовницах» кое-что смыслила благодаря своей сохранившейся фигуре, а вот на кроссворды и шарады её совсем не тянуло, ну, разве что в школе. Заиметь же какую-нибудь «престижную» специальность, кроме домохозяйки, ей и вовсе не довелось......

     ...«Ты только посмотри, Кошка, - обращалась она к кошке, расположившейся у неё на коленях перед экраном монитора и внимательным взором ловящей каждое движение «мышки», - это же такое чудо технологии! Это же целый мир информации, поиска и общения со всем белым светом!»
     Кошка в ответ постукивала лапкой по столу, подтверждая правильность выводов своей хозяйки. Она уже привыкла, что, за недостатком человеческого общения, та обращалась к ней как к разумному существу. Такое отношение ей нравилось, ведь она и была РАЗУМНЫМ существом, разве что молчаливым только.
     Она перекочевала с помойки в уютную квартиру два года назад, когда Алекс подобрал её тщедушным котёнком, шатавшимся от голода и бессилия ненастным декабрьским вечером. Маленький невзрачный комочек шерсти и костей довольно скоро освоился на своём новом месте пребывания и превратился в красивую серую кошку, имя которой даже забыли дать, называя просто - Кошкой. Она, помня доброту своих хозяев и отдавая дань благодарности за все проведённые с ней «бессонные ночи», лишившись одного из хозяев, с удвоенным вниманием теперь принялась сама «опекать» Агнессу.
     Вот так и жили они бок о бок, в гордом одиночестве уже год.
     Удивительно, что кошку, так же как и её хозяйку, на протяжении всего этого времени ещё ни разу не потянуло «на сторону», они довольствовались и наслаждались обществом друг друга, не прислушиваясь и не обращая внимания на возможные природные «позывы плоти».
     Но против природы не попрёшь, и рано или поздно она обязательно даст о себе знать могучим тоскливым призывом.
     Первой этот «глас тела» застал врасплох хозяйку. В тот самый момент, когда она, щёлкнув «мышью» на своём разделе, прочла новый отклик о своих «литературных творениях», выставленных на интернетовском сайте.

     «Уважаемая Инесса (это был её художественный псевдоним)! Ознакомившись с Вашими произведениями, скажу откровенно, был потрясён и ошеломлён такой глубиной чувств и образностью мышления. Чувствуется уверенная и грамотная рука образованной интеллигентной женщины, чьи будни, однако, как мне показалось, не столь уж радостны и беззаботны, как её главной героини. На меня лёгким ветерком повеяло грустью и одиночеством, так тщательно скрываемым Вами в самом тексте. Скажите, это так, Вы - одиноки, или же мне показалось? Прошу не понять меня превратно и заранее извинить за любопытство. Искренне Ваш поклонник из клуба «разбитых сердец», Влад».

     Ого! Таких откликов, признаться, она ещё не получала. Да, ей писали часто, и в основном мужчины, но никто так всерьёз (или в шутку?) не интересовался «состоянием её собственной души». Интересно, что ему надо? Кто он - просто любопытный «соглядатай» или же на самом деле человек «тонкой душевной организации»? Не ответив на его порыв, она не могла бы узнать о нём ничего больше, кроме того, что и он сам, как намекал, принадлежал «клубу одиноких сердец». А потому ответ был написан незамедлительно и с особой тщательностью.
     «Дорогой Влад! Спасибо за тёплые отзывы о моих скромных трудах, столь необходимые мне в творческой деятельности. Иначе, если бы не ты, мой Милый Читатель, то весь мой труд был бы очередным горьким разочарованием в жизни. Но ты поддерживаешь мои душевные силы и скрашиваешь своим незримым присутствием моё одиночество. Спасибо тебе, Мой Друг, оставайся всегда рядом!
     Твоя Инесса».
     К вечеру ответ по электронной почте не замедлил явиться.
     «Милая Инесса! - писал Влад. - Я несказанно рад, что предположения мои оказались верны. Но как возможно такое? Такая замечательная женщина и не смогла найти ответного взаимопонимания и теплоты сердечной среди грубого мужского населения планеты? Наверное, всё же мужики на самом деле, черствы и невнимательны, если до сих пор позволили такой приятной собеседнице страдать от одиночества...» Далее шли бесконечные комплименты и собственные рассуждения с робким предложением в конце когда-нибудь встретиться.
     Агнесса, удивляясь собственному красноречию и смелости, уже вошла в роль «прекрасной искусительницы» и с упоением продолжала игру. Кошка, словно понимая, о чём идёт речь, одобрительно мурлыкала на коленях.
     Через пять дней высокопарной переписки и признаний в любви была назначена, наконец, реальная встреча «двух одиноких сердец» у входа в ресторан «Ретро». Ровно в семь часов вечера.
     С трепетом в душе и с музыкой в теле под перестук каблучков Агнесса, воодушевлённая одобрением Кошки, отправилась на встречу со своим тайным воздыхателем. Она себе даже не представляла, какой могла бы оказаться на поверку его внешность, она была уверена, что человек такой тонкой «душевной организации» просто не имел права оказаться уродом.
     Очевидно, теми же соображениями руководствовался и её «милый друг», также не осведомившийся о её внешности. «Я узнаю Вас, милая Инесса, среди тысячи других!»
     Ещё издалека заметив широкую спину серого костюма, она поняла, что это был Он - высокого роста мужчина с огромным букетом в руках.
     Она незаметно подкралась сзади и тронула его за рукав: «Это Вы? Простите, что припозднилась!»
     Мужчина вздрогнул и обернулся.
     -Агнесса?!
     -Алекс?!

*     *     *

Всеволод Мальцев


ЯМА

 

     Юрий Андреевич Ведяев проснулся от холода, открыл глаза, пустил вверх парообразную бородку своего дыхания, осмотрелся, не поднимая головы, и ему стало не по себе. Перед ним, совсем близко, сходились сбитые трапецией желто-серые доски. Червоточины сучков навевали невеселые воспоминания о посещении кабинетов стоматологов, а некоторые из них, самые крупные, казались ему почерневшими от времени ликами святых в солнечных ореолах. Они смотрели на него сверху вниз и молчали.
     Но главное, конечно, в его утреннем потрясении было то, что он ощутил себя в абсолютно замкнутом, заколоченном и ужасно промозглом пространстве. «Где я? Неужели!» - Успела промелькнуть нелепая и страшная мысль, прежде чем, как это часто бывает, не пришла ей на смену вполне здравая: «Да не волнуйся ты, на даче лежишь, на втором этаже. Так что живи, пока, наслаждайся, так сказать, бытиём».
     Эта вторая мысль, конечно, приятно успокоила его, но особо чем-то наслаждаться в такой холодрыге было явно неуютно. Он сел. Раскладушка недовольно заскрипела. Голова почти уперлась в потолок. Попытался привстать, и, согнувшись, как какой-то орангутанг, прошел к небольшому, запотевшему по краям, окошку.
     В мелких ячейках тюли, словно застрявшая в браконьерских сетях рыба, висели трупики комаров и мух, которых он перед сном тщательно утюжил газетой. Кое-где виднелись небольшие капельки крови. «Моя», - подумал Ведяев, и ему абсолютно не было жалко этих маленьких сплющенных телец.
     Внизу стоял его старый «Жигуленок», и, как взмыленная лошадь после забега, искрился росой. Недалеко от него, на пеньке, словно битое стекло, блестели ошмотья листьев. Ведяев вспомнил, что вчера вечером топориком освобождал от зелени дикие дерева, затемнявшие грядки: стволы в одну сторону, может, еще поживут второй жизнь. Были – флорою, станут – второсортным стройматериалом. Ветки – в другую. Когда подсохнут, можно будет сжечь в бочке, когда-нибудь оживут, преображенные золою, в яблоках да ягодах. Только эти порубанные листочки, пожалуй, второй жизни так и не дождутся, и останутся пылью на тончайшем гумусном слое подмосковного глинозема.
     Немного левее высилась куча щебня, про которую жена уже месяц повторяла недобрым голосом одно и тоже: «Теперь у тебя эта гора лет десять будет лежать, так, что ли?» Ну, и что? Разве он виноват, что продают только машинами, а в год на все про все нужно ведер десять-пятнадцать, не больше.
     Ведяев спустился по узкой, такой же скрипучей, как и раскладушка, лестнице на веранду. Никого. Наверняка жена с дочкой будут спать еще часа три, не меньше. Он вышел на участок и еще раз с удовольствием выдохнул удлиненный, словно распустившийся, клубочек пара. Холодно. Немного постояв, он вернулся на веранду, накинул куртку, вставил ноги в растоптанные полуботинки, взял рукавицы, лопату и прошел на заброшенный, необрабатываемый угол участка. Ему вдруг захотелось сделать доброе дело. Все проснутся, выйдут, а тут…
     Идея выкопать яму два на два, сверху поставить метровые стенки из старого шифера, а вниз набросать песчаную подушку, да несколько кусков старого линолеума, чтобы камни не уходили вглубь, показалась ему логичной и дважды полезной. Во-первых, куча - долой. А, во-вторых, два-три утра будет гарантированная зарядка для согрева. Если бы не рытье ямы, разве он стал бы здесь делать по утрам зарядку? Да ни в жизнь. Вернулся бы в дом, сидел бы с кофеем своим, как в городе на кухне. Никакой тебе романтики, никаких полезных дел, никакой зарядки. А так, можно сказать, будет сочетание приятного с полезным.
     Первые полметра лопата входила в землю как в речной песочек, запросто. Потом пошло сложнее и, наконец, когда Ведяев опустился по пояс, сплошняком, по всему периметру пошла голубоватая неуступчивая глина. Приходилось отковыривать кусочки, собирать их в кучки, и только после этого выбрасывать наверх, в стоящую рядом тачку.
     Работа шла медленно еще и потому, что время от времени приходилось вылезать, развозить на этой тачке землю и глину по участку, присыпать углубления, выравнивать кучки граблями. Потом ехать к компостной куче и присыпать сверху эту глину более-менее плодовитым слоем перегноя. А иначе - была одна куча, станет две, да еще яма. Кому это понравится?
     Копай себе, да вози. Все на природе, а на природе не то, что в городе. Чего там летом сидеть? Другое дело - на даче. Особенно ранним летним утром, когда все ещё спят. Выходишь в сад и просто сидишь, дышишь! Свежий ветерок сушит обрызганное под умывальником лицо. Никаких тебе ни телефонов, ни шума из соседских квартир. Благодать!
     Постепенно по телу пошло тепло, стало даже жарко. Ведяев сбросил куртку, глубоко вздохнул и окинул мир взглядом из квадратной ямы, в аккурат могилки для двоих. Почему-то в голову сразу забежала маленькая пакостная мыслишка о том, что жаль, что уже давно не хоронят вместе с женами. Живут себе, по статистике, на пятнадцать-двадцать лет больше, и живут. Может, потому, что не приходит им в голову копать такие ямы, а может, потому что вообще мало думают. Это ведь полезно, меньше думать. Думы, как болезнь какая, начнут приходить – не отвяжешься.
     Так, перебирая в уме мысли, словно перелопачивая компостную кучу, Ведяев постепенно опустился почти по грудь в эту ровненькую, с душою сделанную, четырехугольную яму. По вертикальному срезу, словно мелкие жиринки в копченой колбасе, белели кругляши обрубленных корней.
     Когда лопата шла к небу, стремясь сверху запрыгнуть на тачку, Юра вдруг увидел красивое, высоко парящее над головой небо. «Как странно, - подумал он, - из ямы мир кажется совершенно другим. Здесь не бывает ветров, можно вблизи рассмотреть все исторические слои, узнать, на каком уровне и каких растений заканчиваются корни. А главное – небо. Высокое, голубое, с небольшими ползущими тучками. Живешь, живешь, топаешь себе по земле, суетишься, думаешь по-пустому о разных смыслах земной жизни. Нет, чтобы вот так постоять и посмотреть на небо. Сам стоишь ниже уровня земли, как в преисподней, а небо высокое-высокое, чистое-чистое. И такими мелкими кажутся все твои никчемные переживания и бестолковые мечты. И так ясно ты все это начинаешь понимать, что даже становится обидно за себя: почему до сих пор не понял этого».
     Впрочем, вскоре каждый раз вылезать стало не с руки, и он стал просто выбрасывать глину наверх, как крот. Вокруг ямы образовалась покатая горка влажной глины, из которой время от времени ссыпались крошки обратно.
     Бросал, бросал и настолько задумался по ходу этой своей механической работенки, что и не заметил, как чуть скрипнула запертая лишь на щеколду калитка и из утренней дымки, словно отец Гамлета, в неожиданном ракурсе вышел сосед Петруня. Огромные, давно немытые, поседевшие на сгибах кирзовые сапоги, старый рыболовно-охотничий костюмчик цвета хаки, и маленькая голова на фоне безразмерного неба.
     Их дружба «по-соседски» наглядно свидетельствовала о воплощении в жизнь старого советского завета о нерушимом союзе рабочих и трудовой интеллигенции. Тем более что у них было много общего. Петруня всю свою жизнь был связан со столичным метро. По молодости, в пятидесятых – строил, потом до пенсии проработал машинистом, мотал по темным тоннелям под землей туда-сюда. Юрий Андреевич – преподавал в автодорожном институте. Таким образом, оба были связаны с дорогой, что, за неимением более сходных интересов, их и сблизило. Тем более, что соседи по дачам, как в бане, все равны.
     - Яму копаешь, - немного подумав, констатировал Петруня с высоты своего метростроевского прошлого, справедливо полагая, что ни на рытье колодца, ни даже какого-нибудь небольшого декоративного прудика Юрий не способен.
     Он любил с утра ходить по соседям, узнавать новости и выяснять отношения. Встанет, возьмет початую накануне бутылку и идет выяснять:
     - Пошли, Юр, ко мне, - тоном, не принимавшим никаких отговорок, приказал он и махнул, как когда-то, до установки зеркал и мониторов, сигнальной ракеткой подземная Красная шапочка, дежурной бутылкой. Одновременно поклонился, проверил, потопав сапогами, достаточно ли сам устойчив и протянул свободную руку, галантно предлагая Юрию вылезти из ямы. - Поговорить надо. Да и согреваешься ты не так, не по-русски.
     - А ты лучше прыгай сюда с лопатой, быстро согреешься, - предложил Юрий.
     Петруня пропал. Вернулся минут через пять, с лопатой и, кроме своей початой, полной беленькой «Стольной».
     - Раз пошло такое дело, - пояснил он свою экипировку, аккуратно, встав на колени, передавая бутылки, а уже затем бросая на дно ямы вначале свою лопату, а уж затем и самого себя.
     Работа пошла веселее. Петруня подровнял бутылки, чтобы было поровну, откуда-то из внутреннего кармана достал пару яблок. Копнут раз десять, и, как говорится, по паре глотков, за все хорошее. Дно, как медленный лифт, еле-еле уходило под ногами куда-то вниз. Край ямы воспарил на метр-полтора над их головами.
     Соседи отставили лопаты, присели и закурили.
     - Ну, чё? Споем? – Предложил Петруня.
     - Сами проснутся, - пожалел свое семейство Ведяев.
     Прошло еще полчаса.
     Водка подходила к концу, хотелось позавтракать и куда-нибудь прилечь, размяв спину. Ведяев подпрыгнул, пытаясь уцепиться пальцами за край ямы. Скользкая глина всего перепачкала, но так и не дала за себя ухватиться. Попытался встать на подставленные сложенные в замок руки соседа – та же история.
     Петруня, снисходительно улыбаясь и поплевав на свои испачканные ведяевскими полуботинками руки, попытался показать, как, не в пример вшивой интеллигенции, выкарабкивается из подобных ям рабочий класс. Пыхтел, пыхтел, тоже весь, как черт, перепачкался. Потом плюнул, выругался, присел и предложил:
     - Может, крикнем?
     - А-а. Спасите, помогите, мол. Скажут еще, что напились и в яму упали.
     - Так этой ямы вчерась же не было! – Резонно возразил Петруня.
     - А им-то какое дело. Все равно скажут, - пытаясь отряхнуть с куртки и штанов комья грязи мокрой от глиняной жижи рукавицей, грустно представил себе предстоящий разговор Ведяев. Он почему-то позабыл о лопате и упорно зарывал носком увесистого от обмотавшей его глины полуботинка пустые бутылки в горку не выброшенного наверх глинозема.
     Где-то наверху щелкнул замок, и они вначале услышали приближающийся шорох травы, а затем и чье-то тяжелое дыхание. Над ямой показалась морда боксера Баси – любимца дочки Ведяева.
     - Бася, Бася! – позвал псину Юра, но собака, немного повиляв хвостом, только дважды тявкнула, словно говоря два слова: «Нашел дурака!» и осталась в позиции судьи, наблюдающего за ходом волейбольного матча.
     - А еще говорят – бойцовая собака. В войну, я слышал, такие же раненых с поля боя вытаскивали, - подтрунил над соседом Петруня.
     Пристыженная Бася стала лаять значительно громче, помогая себе выплескивать «голос» прыжками. Во время одного из таких прыжков передние лапы приземлились чуть ближе к краю ямы и, скользнув по жидкой глине, скуля и тормозя всем своим телом, Бася кубарем свалилась им под ноги.
     - Молодец, Бася, хорошая собака, - попытался утешить её Ведяев, пока та соображала, что, собственно, с ней произошло.
     Втроем они просидели ещё минут тридцать. Затем Бася нервно засучила лапами, то приседая, то, стыдясь своих намерений, вновь бегая по кругу, как на арене цирка. Так продолжалось минут пять, после чего псина жалобно заскулила, как бы понимая безысходность ситуации, и, наконец, решительно присела по своему утреннему неотложному, очень важному делу.
     - Ты чем её вчера кормил? – Поинтересовался как-то слишком быстро начинающий трезветь Петруня, вставая.
     Где-то наверху, там, где пели птички и время от времени пролетали самолеты, послышался крик жены Ведяева:
     - Мой у вас?
     - Нет, я думала, у вас, - отвечал ей такой же поднебесный, и даже еще более далекий голос с соседнего участка.
     - Врагу ня сдается наш го-ордый «Варяг», - вдруг затянул фальцетом Петруня, почти как Бася понимая безысходность и нелицеприятность развязки утреннего происшествия.
     - Пощады някто ня жала-а-а-ет! – Взыграла у Ведяева мужская солидарность и, вступив своим сиплым басом, он перекрыл петрунины потуги.
     - У-у-у – протяжно завыла Бася.
     Солнце уже практически встало над самой ямой и, словно фотовспышкой, озарило их своими лучами.
     Начинался новый день.

     Рассудово - Москва
     2003

*     *     *

 

Поэзия


Эльмира

         Осень.

         Безнаказанно и дерзновенно
         Ты врываешься в окно.
         Выпускаешь из острогов пленных,
         Покрываешься листвой.
         Кружишь разум слепнущим туманом,
         Забываешься порой
         И горячей, солнечной, обманной
         Прижимаешься щекой.
         Но, отпрянув в безобразном гневе,
         Обещаешь уморить.
         И течешь в расслабившемся теле,
         А душа болит... болит...

 

 

Жанна Тундавина

         За бесценок

         Вот опять под ногами,
         Качнулась земля,
         Ощетинилась ночь, словно зверь.
         За бесценок возьми
         Мой доверчивый взгляд –
         Я с тобой не торгуюсь теперь.
         Тихо прячу опять
         Безысходную грусть
         За кулисы дрожащих ресниц –
         И уже твою душу
         Читать не берусь –
         Не понять содержанья страниц.
         Как же воздух горчит!
         Это дым от костра
         Мной некстати зажженной любви.
         Поезд мой – скоростной.
         Ну а твой – во вчера,
         Потому говоришь: не зови.
         Светлой птицей – вопрос,
         Темной птицей – ответ
         Пустим в стаю двусмысленных фраз,
         И я жадно допью,
         Обжигаясь навек,
         Черный чай твоих пристальных глаз.

 

*     *     *

 

Иосиф Ольшаницкий


6 БУКВ ВМЕСТО 34-х (продолжение)

     Для пояснения дальнейших шагов по упрощению чтения русских текстов на экране откроем на стр. 156 книгу Льва Успенского «Слово о словах», Л. 1962г.
     «В слове «СЪЕСТЬ» звук «Е» произносится не так, как мы его обычно выговариваем в середине слов, а так, как в начале: не как «Е», а как «ЙЕ». Ведь в начале слов буква «Е» обозначает не один звук «Е», а два звука «Й» и «Е». А раз это так, то у нас, то у нас и создается впечатление, что слово с «ером» внутри произносится раздельно, как бы в два приема, с «двумя началами»: ОБ +ЯВЛЕНИЕ, СУБ + ЕКТ. Поэтому говорят, что у твердого знака здесь роль разделителя. Но, кроме того (и это мы уже отмечали), он просто заменяет собой ЙОТ. Что ж, работа не слишком заметная, но необходимая. Правда, у твердого знака «ера» есть в ней некоторый соперник, его меньшой братец – «ЕРЬ» - мягкий знак. Но труды между ними поделены: мягкий знак выступает там, где согласный звук перед «разделением» якобы смягчается, твердый должен указывать на отсутствие такого смягчения после приставок ( хотя признается, в живой звучащей речи это различие просто не замечается): ВЬ+ЮГА, но ВЪ+ЯВЬ, УБЬ+ЁТ и ОБЪ+ЕКТ».
     А что, если как бы условным сокращением написания слов, обозначать все три буквы Ъ,Ь,Й просто апострофом? Значение этого значка в любом из этих трех случаев «отгадается» без труда. Буква Й пишется после гласных, а разделительный Ъ и Ь – после согласных. Невозможно запутаться и в том, где должен быть Ъ, а где Ь. Глаза будет меньше работы. Строка очистится от излишних штрихов, как грядка в огороде от сорняка. Внимание освободится на лучшее восприятие смысла написанного. «Рояль в кустах» увидеть легче, если «кусты» букв менее густые. Считать буквы в тексте несопоставимо тяжелее, чем читать, автоматически отгадывая не только последующие буквы по одной, но и удивительно большие фрагменты текста по каким-то признакам, знакомым подсознательно и по большей части почти необъяснимых словами. Задействуется какая-то малопонятная науке система распознавания образов, вроде распознавания лиц. Компьютер мозга несопоставимо совершеннее любого технического компьютера. Загадочны умения некоторых людей. Кое-кто может читать страницу, целиком, фотографируя ее взглядом. Этому можно научиться. И это можно упростить.

 

  www.ukamina.com - ВСЕГДА ЕСТЬ ЧТО ПОЧИТАТЬ!

  ukamina@ukamina.com



http://subscribe.ru/
E-mail: ask@subscribe.ru
Отписаться
Убрать рекламу

В избранное