- Будем говорить откровенно,- сказал доктор, - болезнь ваша неизлечима и осталось вам не так уж долго. Я могу назначить вам химиотерапию, от которой вас будет тошнить и выпадут все волосы, но это лишь продлит ненадолго ваши мучения. Мой вам совет - не нужна вам никакая химиотерапия. Будь я вашим врачом в России, я бы вам этого не сказал.
     - И что, действительно ничего нельзя сделать? - Марков не узнал своего голоса.
     - Неужели вы думаете, что если бы существовало какое-нибудь лекарство, то я бы вам его не выписал?
     - Так что же мне делать?
     - Я вам дам направление к психологу. Вы сможете обсудить с ним все проблемы. Извините, но меня ждут другие больные.

     Маркова подташнивало. От намеченного похода в Русский Магазин за селедкой и салом нечего было и думать. На улице сновали взад-вперед девушки в облегающих брюках и юбках, сквозь которые отчетливо проступала линия трусов. Ноготки их ножек в босоножках были выкрашены лаком разного цвета - у одной - желтые, у другой - зеленые...
     - Они тут будут бегать взад-вперед, живые, а я... Ну почему я? И за что? Что я такого сделал? Не воровал, детей вырастил. Даже не курил.
     Он изо всех сил попытался представить себе:
     - Как все это будет без меня. Девчонки так же будут сидеть в автобусах, закинув ногу за ногу, в Русском Магазине так же будут продавать все 50 сортов колбасы и селедку «матиас», только его самого не будет. Эта простая мысль в голове не укладывалась. И тогда Марков решил написать письмо:

     "Уважаемый Бог!
     Я всю жизнь вкалывал по полторы смены, чтобы поднять детей, А дети сейчас в Израиле вкалывают по две смены, чтоб за квартиру заплатить. Сын говорит, что у них на заводе только русские и работают, израильтяне по 12 часов в день работать не приучены. Про меня дети уже не вспоминают. Материально им помочь я не могу, а советы мои им не нужны.
     Что я видел в жизни? Придешь домой вечером после работы - ноги гудят, перед телевизором посидишь, покушаешь и спать. И вот здесь, теперь, вроде, кажется - живи в свое удовольствие, когда нет хамсина. А в Русском Магазине - и вареники, и колбаса всякая, только денег нету. Я первое время оглядывался - а ну подойдет кто-нибудь и скажет: "Ваш пропуск, гражданин?!"
     Что мне в жизни осталось? Жена меня давно бросила, дети не звонят. В прошлый раз лекторша очень интересно говорила про разнообразное питание, но где взять на это деньги, так она этого не сказала. Я уже не говорю про икру, но больше ста грамм колбасы я себе позволить не могу, ну там еще грибы маринованные, капуста квашеная. Я пробовал сам делать, выходит гораздо дешевле, но как в Русском Магазине не получается. Женщины на меня уже внимания никакого не обращают. Так вот теперь еще это. Ну кому будет легче, если ... А?"
     Марков вложил в конверт копию удостоверения личности, написал на конверте "Господу Богу". Потом подумал и дописал на иврите: "Адонай элокейну адонай эхад". Марков ходил в пенсионерскую ешиву - там платили сто шекелей в месяц и приносили на занятия печенье и колу. Приклеил марку и опустил письмо в почтовый ящик местной почты "только для корреспонденции в Иерусалим".
     ***
     Звонок телефона звучал нахально и без перерыва:
     - Вы писали на имя Господа? - строго спросил женский голос,- не кладите трубку.
     - Алло! - голос в трубке отдавал колоколом. Так, наверно, читал первосвященник в Храме. В трубке звучало какое-то эхо, повторявшее каждую фразу:
     - Мы с товарищами прочли ваше письмо. Нам непонятно, чего же вы, собственно, просите.
     - Как чего? Жить?
     - Зачем?
     - Как это зачем?
     - Ну, понимаете, люди к нам обращаются с конкретными прось- бами - одному нужно три месяца, чтобы роман дописать, другому - полгода на завершение открытия, третий просит неделю, чтобы слетать в Баку - дать по морде лучшему другу, что стучал на него в КГБ. А вам для чего?
     - Да, Господи, выйдешь утром, пока не жарко, птички это самое, у девчонок бретельки от лифчика выглядывают из-под футболок, в лавке сметана 30-процентная без очереди...
     - Значит, просто так? Этого многие хотят. (В трубке задумчиво промолчали). Ну, хорошо. Знаете что, в порядке исключения. Мы тут с товарищами посовещались и решили отменить ваш диагноз.
     - Спасибо, товарищ Бог! А мне ... Я что должен делать? Если вы рассчитываете на добровольные пожертвования, так у меня вместе с социальной надбавкой... - сами знаете.
     - Знаем, знаем, как же.
     - Может, в ешиву круглосуточную записаться?
     - Эти ортодоксы у меня уже в печенках сидят.
     - Господи, вы что, не дай Бог, реформист?
     - Да ортодокс я, только пусть эти, в черных лапсердаках не выставляют себя Моими единственными интерпретаторами. Давайте не будем касаться этой непростой темы.
     - Так что же мне делать, Господи?
     - А ничего. Просто живите.
     - Господи, если уже все равно жить, так может сразу жить хорошо, а ? Вы можете как-то договориться в нац. страховании насчет увеличения пособия? А то в магазин зайдешь, так слюна течет, а купить ничего не можешь.
     - Э, нет, куда мне с ними тягаться? Ну ладно, меня другие клиенты ждут. Если что, пишите. Только не заказным.
     В трубке послышались гудки.
     Сразу же после разговора у Маркова созрел План. Он положил в кулек ложку, поехал в Русский Магазин, купил за 28 шекелей баночку красной икры и сожрал ее, не отходя от кассы. Так он отметил свое второе рождение.

     ***
     - Это поразительно - врач был в шоке,- неоперабельная опухоль в последней стадии исчезла! Скажите, что вы принимали?
     - Да ничего, разве пива иногда выпьешь. Но конечно, не каждый день. С моей пенсией...
     - Это просто поразительно! Я напишу статью в американский медицинский журнал.

     ***
     А теперь мы оставим Маркова и перенесемся в другую семью где разговаривают муж и жена:
     - Ох и доиграешься ты, Сашка, с этими письмами. С таким трудом тебя на почту пропихнули. Кто тебе дал право открывать чужие письма, звонить незнакомым людям, представляться то Снегурочкой, то президентом Израиля?
     - А кто узнает? Ну кто? Письма-то не заказные. Кто проверит? А, может, я человеку жизнь спас.
     - Тебе-то кто спасибо за это скажет? Кто хоть шекель даст? Лучше бы в ночную охрану пошел. Худо-бедно, еще полторы тысячи приносил бы.
     - А спать когда?
     - Спать, спать. А за квартиру за тебя Герцль платить будет?

     Но Саша не слушал. Он распечатывал очередное письмо. На конверте аккуратным детским почерком было выведено:
     Israel, Jerоsоlimo, santa Madonna.
     Письмо было из Италии.

     1.

     - Ты нас уже достал своими бабами! – отец еле сдерживал себя. – Сколько можно?! Одно и то же, одно и то же! Что, нет других тем для разговоров?
     - Я вас достал? – обиделся Миша. - Я к вам прихожу не так часто. Ну, потерпите двадцать минут! Покушаю и уйду…
     Он понимал, что отец прав, и, вообще, надо бы обедать дома, а не мучить родителей бесконечными жалобами на неудавшуюся личную жизнь, обсуждением своих бывших подружек и мечтами о юной, красивой и умной девушке, которая полюбит его таким, какой он есть.
     Отец уже одел кроссовки.
     - Ты скоро? Смотри, опоздаешь, будут неприятности!
     - Ждут котенка Гава неприятности… А зачем они его ждут? - процитировал Миша песенку из мультфильма. Он уже поел, и к нему вернулось обычное, приподнятое настроение.
     Он встал из-за стола.
     - Спасибо, мам, все было очень вкусно.
     - Ну, я рада.
     Миша взял рюкзачок с дисками и едой, чемоданчик с портативным компьютером и направился к выходу. Отец следовал за ним.
     «Сузуки» легко завелась, и сразу запахло бензином.
     - Ты меня до самых ворот подбросишь? – спросил он отца.
     - Да, конечно…
     Через двадцать минут они уже были у ворот «Ай-Би-Эм».
     Смена, и в самом деле, прошла спокойно. Миша написал два новых стиха, наслушался всласть электронных симфоний Жан Мишель Жара, поиграл в нарды с Валерой – вторым сторожем, выиграл у него со счетом 10:6. В шесть утра он вернулся домой. В автобусе почти никого не было – в столь ранний час все еще спали. Помня о последних терактах, парень приглядывался к редким пассажирам, но делал это скорее по привычке, чем из-за реального страха.
     Работал он четыре ночи в неделю, и не особенно перенапрягался. Родители его хорошо зарабатывали, и с их помощью он мог довольно неплохо существовать. Они купили себе еще одну квартиру, и оставили ему старую, двухкомнатную. Для одного человека это было более чем достаточно.
     Единственное, чего ему не хватало в жизни - настоящей любви. Эта тема занимала почти все его мысли. Окружающие его люди тяжело работали, растили детей, выплачивали банковские ссуды, ругались с женами и начальством, и только Миша не знал всех этих забот. Он даже не боялся увольнения – при нынешнем положении, работу сторожа было найти достаточно просто. Тем не менее, он не чувствовал себя счастливым. Ему было уже за тридцать, а он оставался все таким же бобылем. Девушки, когда узнавали о его «социальном статусе», сразу посылали его «подальше».
     «Что ты можешь предложить женщине? - говорила ему мать. – Что у тебя есть за душой? У тебя есть профессия? Ты, вообще, что-то из себя представляешь?»
     «Но я же пишу! – восклицал Миша. – У меня талантливые стихи! Я – поэт!» «Оставь! Какой ты поэт?.. Вот станешь знаменитым, как Бродский, вот тогда…»
     Вообще-то, Миша пробовал учиться в университете. Но не потянул. Учебу пришлось оставить. Можно было, конечно, освоить, как следует, компьютер, работать программистом, но Миша терпеть не мог ни программирование, ни программистов. Для него они - обычные ремесленники. Он же был творческой личностью. И работал сторожем.
     Иногда он задумывался – почему именно ему, человеку широких и разносторонних знаний, поэту, разбирающемуся и в музыке, и в живописи, обладающему хорошим литературным вкусом, выпала эта жалкая доля одинокого, никому не нужного неудачника, «лузера»? И внешность у него была не самая плохая – рост под два метра, пышная шевелюра, пронзительные голубые глаза…
     Хрена с два! Сейчас не нужны умные и красивые. Сейчас котируются богатые! Если бы он жил в семидесятые – был бы завидным женихом. На фоне советских алкоголиков и бичей. А здесь в Израиле – все красавцы, все умницы, с квартирами и машинами...
     А неудачник Миша Карпушин никому в Израиле не нужен. Да и в России тоже. Там он – «жидовская рожа».
     «Интересно, - думал он, - а вот в параллельном мире – я такой же «мискен»? И есть ли, вообще, иные миры?»
     «Оптимист считает, что мы живем в лучшем из миров. А пессимист с ужасом думает, что так оно и есть!»

     2.

     Коридор вывел его к лифту. Лифт был новенький, сразу видно – дом только что построили. Он нажал самую верхнюю кнопку. Через минуту кабина открылась на четырнадцатом этаже. У двери стоял Витька. Увидев друга, он жутко обрадовался.
     - Мишка! Какими судьбами?
     - Да вот, приехал погостить.
     - Класс! Ну, пошли. Познакомлю тебя с женой и детьми. Сколько мы не виделись?
     - Да, лет двадцать уже!
     Квартира Витьки имела выход на крышу. День был теплый, и они расположились за столиком, прямо под открытым небом. Жена Виктора принесла чай и пирожки. Дети тут же играли в машинки.
     - Ну, рассказывай! Где был, что видел?
     «Здорово он изменился, - думал Миша о своем друге. – Но узнать, все-таки, можно…»
     - Я, Витька, уже тринадцать лет, как в Израиле живу.
     - В Израиле? Это где это?
     - Как где? На Ближнем Востоке! Слыхал про такое государство?
     - Н-нет…
     - Ну, ты даешь! Его евреи построили. На месте бывшей Палестины.
     - Что за чушь ты мелешь? Нет у евреев своего государства… А в Палестине то ли турки, то ли арабы живут.
     - Да ну?! – удивлению Михаила не было предела.
     И тут он услышал ровный гул. Гигантский летательный аппарат, похожий на огромную манту, пересекал небо. Он летел медленно и плавно. Потом вдруг остановился прямо в воздухе, развернулся и полетел под прямым углом к прежнему маршруту. Судя по всему, этот самолет пользовался антигравитацией. Иначе, он не смог бы летать так медленно.
     «Где я?!» - подумал Миша.
     - Что это за самолеты? – спросил он Виктора.
     - Наши, белогвардейские.
     - Как это, «белогвардейские»? А Красной Армии, что, уже нет?
     - Какой еще «красной»? Слушай, ты что, с луны свалился?
     - А почему они так медленно летают? Эти корабли – антигравитационные?
     - Разумеется! И у американцев такие же.
     «Похоже, я попал в будущее…»
     - Витя, какой сейчас год?
     - Две тысячи четвертый. Ты не заболел?
     «Наверное, это сон», - подумал Михаил. Он ущипнул себя за руку, но боли не почувствовал.
     «Так и есть, сон…»
     - Так ты говоришь, никакого Израиля не существует?
     - Нет.
     - А где живут евреи?
     - Да чего ты прицепился к этой теме? Везде они живут! В Америке, у нас, в Европе. И везде их не любят.
     - Ну, это понятно…
     - Кстати, у тебя пропуск в столицу есть? Недавно снова ввели черту оседлости. Без пропуска тебе кранты.
     - А разве Ленинград – столица?
     - Какой еще Ленинград? Санкт- Петербург! Ты, как будто, из другого мира прилетел!
     - Похоже, что так оно и есть.
     - Тогда здесь тебя ждут большие неприятности.
     «Ждут котенка Гава неприятности…»
     - И меня, кстати, тоже, - добавил Витя.
     - А ты-то тут при чем?
     - Притом, что принимаю у себя беженца. Пять лет тюрьмы могу схлопотать…
     - Извини, я не знал.
     Михаил поднялся.
     - Постарайся не попадаться на глаза жандармам, - сказал Виктор.
     - Хорошо. Спасибо за все.
     - Не за что…
     Миша вышел из здания и пошел по направлению к вокзалу (как ему казалось). Дорога была покрыта смесью талого снега и грязи. По этой каше ездили странные автомобили. Небольшой трамвай остановился рядом с ним, но двери не открыл.
     - Предъявите ваши документы!
     Он и не заметил, как к нему подскочил полицейский.
     Карманы были пусты.
     - У меня нет документов…
     - Шпион?!
     - Что вы, я не шпион…
     - Жидовская морда!
     Жандарм выхватил пистолет, приставил его к голове Миши и нажал на спусковой крючок…

     Слава Богу! Это был только сон.

     Миша перевернулся на другой бок...

     3.

     Публика ревела от восторга. Песня летела над стадионом волшебной птицей. В лазерных сполохах поблескивали облака, ветер трепал кудри рокеров. Михаил выдал на электрогитаре особо крутой пассаж, и какая-то девчонка в первом ряду грохнулась в обморок. Рыжий мальчик, лет пятнадцати, полил ее водой из бутылки, и она очухалась. Голос Михаила гремел из динамиков, толпа ему подпевала, и сердце музыканта переполнялось ликованием и счастьем.
     Вдруг на горизонте вспыхнул яркий белый шар. И вот уже гигантский гриб начал подниматься в лучах заходящего солнца.
     «Война началась…» - успел подумать музыкант. – «И в этой вселенной не везет…»

     4.

     Михаил Карпушин опять был в своей комнате. Сквозь закрытые триссы пробивался утренний свет. Спать уже не хотелось.
     Повалявшись немного в кровати, Миша встал и пошел в ванную.
     Вообще-то, не все его сны кончались так трагически. Но, когда он путешествовал по мирам, - всегда. Создавалось впечатление, что здесь, где он живет – лучше всего. В некоторых вселенных он был неизлечимо болен и умирал, в других – воевал и погибал на поле брани, либо попадал в плен к чеченцам или арабам. Где-то его сбивала машина. В одной вселенной он стал всемирно известным ученым, у него была красавица жена и замечательные дети, вилла на берегу моря, шикарный автомобиль, яхта, но, в конце концов, он попадал в авиакатастрофу и опять погибал. Получалось, что везде его ожидают одни несчастья.
     «Ждут котенка Гава неприятности…»
     Не зря Миша так любил этот мультфильм. Он и себя чувствовал таким же маленьким, добрым котенком, который не похож на других, от чего его ждут только неудачи.

     5.

     А однажды ему приснился очень интересный сон.
     Ему снилось, будто бы он у себя дома, в Ленинграде, сидит в комнате родителей у окна, выходящего на Неву. На столе лежит альбом с марками, по телевизору идет какая-то передача. Уже вечер, солнце только что село, на востоке небо стало темно-синим. Миша рассматривает марки в альбоме.
     Вдруг, откуда-то сверху на него падает ослепительный белый свет! Он заполняет собой все вокруг, как облако.
     Миша от страха упал на пол, закрыл глаза, обхватил ножку стола и стал молиться.
     - Не бойся! – скорее, не услышал, а ПОНЯЛ он. – Я не карать тебя пришел.
     - А зачем ты здесь? – спросил Миша.
     - У тебя есть ко мне какие-то вопросы?
     - Есть. Почему мне не везет? – он уже начал потихоньку успокаиваться и даже открыл глаза. Повсюду был тот же ровный белый свет.
     - А другим, ты думаешь, везет? – снова, вопросом на вопрос, ответил Бог.
     - Ну…
     - Вспомни статистику! Ты живешь в достаточно благополучной стране. У тебя есть своя квартира, ты имеешь около тысячи долларов в месяц дохода, у тебя есть компьютер, интернет, стереосистема, телевизор, видеомагнитофон, коллекция компакт-дисков, книги…
     - Да, в материальном плане у меня проблем нет.
     - Ну вот. А 99 процентов землян всем этим похвастаться не могут.
     - Но у них есть любовь, а у меня – нет!
     - Ничего подобного! От недостатка любви страдают те же 99 процентов.
     - Тогда ты создал плохой мир.
     - А другие лучше?
     - Но ведь и их, наверняка, создал тоже ты.
     - А как ты себе представляешь идеальный мир?
     - Мир без войн, болезней и голода.
     - И без смерти, да?
     - Да, и без смерти тоже.
     - Если никто не будет умирать, то начнется перенаселение планеты. Кроме того, пища для животных, и для людей тоже, всегда предполагает убийство – либо растения, либо животного. Не будет убийств, не будет пищи – начнется голод.
     - Да пусть хотя бы люди друг друга не убивают!
     - А я, что, против? Вот ты им это и скажи! В конце концов, у всех вас есть свобода выбора. Или ты хочешь, чтобы я у вас ее забрал, и превратил всех в своих рабов?
     - Нет, конечно.
     - Ну вот! Так что, стройте свой мир своими руками. Творите! В этом вы будете подобны нам, богам. Равенство не в силе, а в свободе. Вы свободны! Свобода не всегда предполагает счастье, но она дает ему шанс.
     - Согласен. Но есть еще такое понятие, как везение…
     - «Везунчик» и «счастливчик» - не одно и то же. Тебе уже во многом повезло, а ты все недоволен.
     - Я любить хочу! Любить и быть любимым!
     - А ты заслужил это?
     - А что? Нет?
     - Послушай, сколько тебе лет?
     - Тридцать четыре.
     - Ну вот. Ты еще далеко не старик. Молод, здоров. Все у тебя еще будет!
     - Когда?
     - Когда время придет.
     - Скажи, а все эти миры, в которых я побывал, почему там все так плохо?
     - Везде?
     - Ну… Почти везде.
     - Каждый мир хорош по-своему и плох по-своему. В этом срезе времени в разных вселенных твое положение разное. Если взять совсем отдаленный момент, то везде ты будешь мертв. В некоторых вселенных ты будешь жить дольше, в некоторых – меньше, но счастье не всегда пропорционально продолжительности жизни. Согласен?
     - Согласен.
     - К тому же, можно прожить очень счастливую жизнь, а последний год так мучаться от болезни, что это все перечеркнет.
     - Как говориться, «не дари мне легкой жизни – подари мне легкую смерть!»
     - Именно! В конечном итоге, ответить на вопрос, где тебе было лучше, можно будет только после всех твоих смертей во всех мирах.
     - Ну да.
     - Но тебя это уже волновать не будет!
     - Черт!
     - Он же Бог. Хе-хе…
     - Скажи, а миры для других – есть лучше?
     - Для каждого человека - свой мир. Для одних людей этот мир самый лучший, для других – другой. В общей сложности, всем одинаково хреново. Ха-ха-ха!
     - А тебе нас не жалко?
     - Жалко, - он вдруг перестал смеяться. - И даже очень жалко! Как жаль матери больного ребенка. Но каждый ребенок должен переболеть в детстве, чтобы быть здоровым потом. Понял?
     - Понял.
     - Вот и хорошо. А теперь возвращайся в свой мир и помни, что я тебе сказал. И считай, что тебе крупно повезло – редко с кем я разговариваю при жизни.

     Миша Карпушин проснулся. Начинался новый день.

     26.04.2004

Я никогда не слыхал о таком преступлении,    которое не мог бы совершить сам.    Гете.

    
     Двухмоторная "Сессна-302" взвыла двигателями и медленно покатилась по зеленому полю аэродрома, увлекая за собой краснокрылый планер. Техник некоторое время бежал, поддерживая крыло планера, пока оно не почувствовало набегающий поток воздуха и не приняло его. "Сессна" еще заканчивала разбег, а легкий планер уже парил, пока еще привязанный к самолету легким тросом. Как пара весенних уток, самолет и планер большими кругами набирали высоту. Наконец пилот планера почувствовал плотный удар теплого воздуха снизу и радостно прокричал пилоту "Сессны": "Есть! Я его поймал!"
     Трос отделился от носа планера и ушел вслед за кивающим крыльями самолетом. Планер остался один в голубом небе. Красные крылья опирались на мощный восходящий поток и пилот умело вел легкий аппарат по спирали, с каждым витком набирая высоту. Альтиметр показывал уже почти две тысячи метров, пилот мог разглядеть не только шеренги белых ветряков на побережье, но и датский берег, темной полосой лежащий на той стороне сверкающего на солнце Орезунда. Неподалеку виднелись красные черепичные крыши домов и темно-зеленые шпили соборов Ландскруны.
     Правая педаль пошла вперед, ручка - чуть влево и планер осторожно, словно нехотя покинул поток. Пилот взглянул на альтиметр - ровно две с половиной. Можно. Он выровнял машину, потом отдал ручку вперед....

     Карл Свенссон очень любил датское пиво. Маленькое кафе с громким названием "Конунг Карл" и со столиками на улице давно стало его любимым местом в жаркие летние дни. А сегодня было очень жарко, даже для южной Швеции. Свенссон с удовольствием выпил почти полкружки зараз, высоко задрав свою громадную бороду, глядя на которую хотелось искать там остатки вчерашней яичницы, когда в поле его зрения попал краснокрылый планер, выписывавший в небе немыслимые пируэты. Свенссон забыл о пиве.
     - Смотри, смотри! Эй, Густав, - обратился он к старому приятелю, - смотри, вон, видишь планер? Это мой сосед летает! Друг, можно сказать! Да, брось ты свое пиво, посмотри, что он выделывает. Вот дает!
     Приятели уставились в небо.
     -- Откуда ты знаешь, что это твой сосед? Мало ли там, на аэродроме таких ребят...
     -- Не скажи. Это Стен на своем любимом планере.
     -- Богатый у тебя сосед, если у него свой планер.
     -- Да нет, это планер клубный, но только он на нем и летает. Он особый, пилотажный. Видишь, что вытворяет? А у них там, в клубе одни мальчишки, в основном, им пока такую пташку не доверяют, а Стен - он молодчина! Еще когда служил в полиции, каждую субботу и воскресенье на аэродроме пропадал. Если не расследовал что-нибудь, конечно...
     -- Так он полицейский?
     -- Был. Теперь в отставке. Он говорил, вот выйду на пенсию, тогда и полетаю вдоволь. Видать вернулся из своего Сингапура.
     -- А туда-то зачем его понесло?
     -- Сестра у него там живет, вот и решил выходное пособие потратить на путешествие. Видать вернулся.... Нет, ты посмотри, что он делает!
     Красный планер раскрутил вторую подряд мертвую петлю, потом сделал пологую горку, немного спикировал, чтобы свалиться в короткий штопор, после чего развернулся, сделал медленную, выполненную с особым шиком, бочку и устремился вновь на поиск потока. Теплый воздух вновь понес его вверх кругами, все выше и выше. Пилот, бормоча про себя знаменитую присказку любого планериста о том, что ветер, чем выше, тем правее, удовлетворенно похлопал рукой в перчатке по приборному щитку, аппарат ему определенно нравился. Планер словно бы сам почувствовал ветер и разворачивался против него, не теряя потока. Надо все повторить, подумал пилот, только вот высоты маловато, еще бы чуточку повыше...
     В динамик радиостанции руководителя полетов на аэродроме летного клуба "Верлуфт" ворвался незнакомый резкий голос.
     -- Вызываю аэродром "Верлуфт".
     Руководитель полетов Рудольф Брок, немолодой отставной летчик, почти дремал на своем любимом кресле. Делать было нечего, в воздухе находилась всего одна машина, да и та в поддержке не нуждалась.
     -- Аэроклуб "Верлуфт". Я - руководитель полетов. Слушаю.
     -- Говорит диспетчер аэропорта Каструп. Кто это там болтается из ваших в нашем коридоре?
     Старый летчик обиделся.
     -- У нас никто не болтается, у нас летают.
     -- Это у нас летают, а у вас шастают там, где не положено. Он уже целый час вертелся, но в своем эшелоне, а теперь залез в наш. Спроси его сам, что он там делает, на трех тысячах. Пусть убирается, я пока жаловаться не буду.
     Диспетчер отключился, старый пилот выбрался из полосатой будки и, задрав голову, стал искать в небе красный крестик планера. Потом бросил бесполезное занятие и схватил микрофон.
     -- "Сьерра Майк два Фокстрот, я - Сьерра Майк два Альфа. Говорит руководитель полетов. Вы зашли в северо-восточный коридор подлета аэропорта Каструп. Срочно покиньте его. Повторяю...
     Пилот на взволнованный призыв руководителя полетов отреагировал мгновенно.
     -- Роджер, Сьерра Майк два Альфа. Покидаю коридор.
     Высотомер показал, да, он занял чужой эшелон - почти три с половиной тысячи... Ничего, сейчас мы это исправим, еще немного доверну и прости прощай поток, дальше мы пойдем сами. Пилот сбросил полотняный шлемофон и надел наушники от плейера, ему нравилось кувыркаться в воздухе под ураганное завывание тяжелого рока. Громкость была максимальной и пилот не услышал негромкий хлопок прямо у себя над головой...

     Свенссон уже третий раз заказывал пиво и все не мог остановиться, рассказывая, какой у него замечательный сосед. Его приятелю уже надоели эти излияния и он высматривал в небе планер, надеясь, что мастерство пилота отвлечет старика от болтовни. Планер он увидел первым. Старики молча уставились в небо. Аппарат не это раз не выписывал причудливые фигуры, а шел вниз короткими кругами, заваливаясь на одно крыло. Свенссон, снова завопил.
     -- Смотри, смотри! Это у них называется штопор. Вот сейчас он из него выйдет и пойдет вверх.
     Но планер упрямо продолжал выписывать все те же монотонные круги, которые становились все меньше и меньше, а скорость снижения все возрастала. До стариков дошло, что дело неладно, хотя они надеялись, что это всего лишь очередная сложная фигура пилотажа. Из-за близко стоящих домой они не увидели, как аппарат врезался в землю...

     Стен Сандгрен не успел купить шведскую газету в Каструпе, его и других пассажиров оперативно посадили в автобус и через двадцать минут после приземления самолета они уже мчались на катамаране компании "SAS", пересекая пролив, к шведскому берегу. Ожидая багаж, Стен, наконец, добрался до автомата и с удовольствием держал в руках родимую "Зюдсвенске дагбладет". За три месяца в Сингапуре Стену настолько осточертела местная экзотика, что теперь его радовало даже скучное оформление газеты. На первой полосе ничего особенного, дальше.... Дальше... Так, спортивная страница... С газетной полосы на него улыбаясь смотрел Андреас Сундин, коллега по планерному клубу. Большие буквы не оставляли сомнений - "Банкир разбился на своем "Скайрейсере". Стен впился глазами в статью.
     "В воскресенье близ Ландскруны разбился на своем планере директор правления банка "Каспер" Андреас Сундин.... опытный пилот.... замечательный планер... обычный воскресный полет... по необъяснимой причине планер сорвался в штопор и не вышел из него... мастерство пилота... Имя Сундина недавно упоминалось в докладе комиссии по расследованию финансовых преступлений, однако обвинение ему до сих пор не было предъявлено.... Возможно, самоубийство..."
     Какая ерунда! Как это не вышел из штопора? Он не мальчик, а на такой машине это сделал бы даже школьник... Какое самоубийство? Нет, чушь собачья... Авария, случай, тот, который подстерегает каждого, кто хочет оторваться от земли? Возможно... Вечно эти репортеры наврут с три короба. Надо бы узнать подробнее, что же там все-таки произошло?

     В этот момент Стен даже забыл, что недолюбливал этого самодовольного банкира, ему не нравился его снисходительный тон богатого человека и развязные манеры. Смерть заставила забыть об этих мелочах, она поставила точку. Был человек, а теперь нет человека и кому какое дело до его недостатков...

     Полицейских на аэродроме уже не было. Они опросили всех, кто в воскресенье обслуживал полеты - руководителя, механиков, аэродромных служащих, даже сторожа и быстро уехали, по привычке завывая сиреной. Обломки планера перевезли в пустой ангар, и механики деталь за деталью раскладывали их на полу. От кабины пилота мало что осталось, она врезалась в скальный выступ на берегу и рассыпалась на сотни обломков.
     Красные крылья на вид казались практически целыми - от удара они отвалились от фюзеляжа и теперь сиротливо лежали, как воспоминание о полете. Здесь же копошились в обломках и сортировали их два эксперта из авиационной комиссии по катастрофам. Стен с грустью посмотрел на останки славного летуна и отвернулся, когда один из механиков начал отскабливать кровь с куска плексигласа..
     На аэродроме собралось все руководство клуба, старый пилот, руководитель полетов, был временно отстранен от работы и теперь бродил в одиночестве, ища хоть кого-нибудь, кто еще не слышал его печальную историю. Тут ему и попался на глаза Стен, стоящий у краснокрылого близнеца разбившегося планера. Клубный "Скайрейсер", казалось, тоже грустил о погибшем собрате, его крылья прогнулись на неимоверной длине, как опущенные руки убитого горем человека.
     -- Смотришь? Смотри, смотри... Все знаешь?
     -- Здравствуй, Рудольф. Давно не виделись. Так что же у вас тут случилось?
     -- Здравствуй, Стен. Ты мне должен верить, Стен, ты же не один год меня знаешь! Я и понятия не имею, как он туда попал.
     -- Кто попал, куда?
     -- Да этот, чемпион...
     -- Рудольф, не говори загадками, я только что прилетел из Сингапура, вот прочел в газете и приехал. Расскажи, кто и куда попал? Какой чемпион?
     -- Ты, что, еще ничего не знаешь?
     -- Абсолютно. Так что давай, рассказывай.
     -- Ты действительно ничего не знаешь?
     -- Не знаю и хватит об этом спрашивать. Рассказывай все по порядку.
     Они пошли в небольшое кафе самообслуживания, сварили по чашке крепчайшего кофе и старый пилот подробно изложил все события воскресного утра. Что-что, а память у него была профессиональной. Брок не упустил ни одной мелочи, даже время событий запомнил с точностью до минуты. Только в самом конце рассказа он начал опять волноваться.
     - И тут приходит ко мне Йен, ну, ты знаешь, молодой парнишка, и говорит, все, мол, отлетался наш чемпион. Разбился. А я никак в толк взять не могу, о чем это он толкует? А Йен опять, привет, говорит, чемпиону и чего это он даже не попытался с парашютом выпрыгнуть? А я опять не врубаюсь. Тогда парень мне и объяснил, что в тот день не Сундин был в планере, а этот самый Крис Янсен.
     -- Постой, постой. Это какой Янсен, чемпион Швеции? Ты о нем говоришь?
     -- А о ком же еще? Я тебе все время толкую, что этот мальчишка Йен видел, как Сундин подошел к планеру вместе с Янсеном и тот сел в аппарат, а Сундин - в машину, ты же знаешь его "Феррари", и уехал. Я ничего не заметил, правда обратил внимание, что голос по радио какой-то не такой, но кто ж его знает, голос и все, на команды реагирует, а что еще мне надо. Пусть хоть петухом поет.
     -- Так. Интересно, значит, не Сундин разбился, а этот Янсен? А как же газета? Я же сам прочел еще в терминале Мальмо...
     -- Что газета? Эти шелкоперы тут и не были до сегодняшнего дня. Кто-то позвонил из газеты, им тоже кто-то сообщил об аварии, спросили, кто летал, кто разбился, а один из механиков ответил - Сундин, мол, летал и все. Он же не знал, что там этот, ну, чемпион... Вот они и напридумывали сами.
     -- А как это Янсен попал на аэродром?
     -- Откуда мне знать, Йен говорит, что он приехал вместе с Сундиным. Оба были в комбинезонах, вроде как готовы оба к полету, только вот полетел Янсен. И что могло с ним приключиться? Ведь чемпион же!
     Стен задумался. То, что сообщил ему пилот, был неожиданностью. Он уже как-то свыкся с мыслью, что погиб Андреас Сундин, а получается, что нет. Сундин, выходит, жив и здоров, но почему же его нет здесь? Ведь погиб, судя по всему, его друг или, по меньшей мере, хороший знакомый? Планер такого класса кому-нибудь случайному человеку не доверишь, а Сундин хорошо знал цену и планеру и вообще деньгам, чтобы так рисковать. Нет, что-то здесь не так. В Стене проснулся полицейский, он привычно рассортировал факты и понял, где и у кого ему предстоит выяснить недостающие детали.

     Все личные телефоны Андреаса Сундина молчали. Стен связался с банком, один из служащих вежливо ответил, что директора сегодня нет, и не было с прошлой пятницы. Где он, служащий не знал. Тут в голову Стену пришла шальная догадка и он поспешил ее проверить.
     -- Скажите, в вашем банке работает Крис Янсен?
     -- Конечно, он личный помощник господина директора и главный программист банка, только его тоже нет на месте, очевидно, он уехал с господином директором.
     Кое-что прояснилось. Янсен не был случайным знакомым банкира. Однако, почему же бывший чемпион ни разу не появлялся здесь, на аэродроме раньше? Да и Сундин ни разу обмолвился о таком знаменитом служащем, обычно он любил упомянуть пару-тройку звучных имен, если был с ними знаком... Стен побродил еще по аэродрому, поговорил с Йеном, молодым механиком, но тот ничего нового не мог добавить к рассказу старого пилота. Все в то утро было именно так - Сундин приехал около 10 утра на своем "Феррари" с Крисом Янсеном. Оба были готовы к полету. Они прошли к личному "Скайрейсеру" Сундина, который уже заранее подготовили к полету механики и в планер сел не Сундин, а Янсен. Взлетели, планер попал в поток, поднялся до заданного эшелона и начал выполнять фигуры высшего пилотажа. После первого каскада пилот снова начал набирать высоту, вошел в коридор аэропорта Каструп в 11.34, когда последовало предупреждение диспетчера. На команду покинуть коридор пилот отреагировал и.... Больше никто ничего не знал. Потом, в 12.23 раздался звонок из Ландскруны. Звонил некий Свенссон, который и сообщил, что наблюдал падении планера. На место падения в полукилометре от берега Орезунда выехала спасательная команда аэродрома и две пожарных машины из Ландскруны. Пожара не было, планер разбился вдребезги, пилота отправили в Мальмо, в морг, а обломки в течение дня собирали и привозили на аэродром. Кто-то позвонил из газеты и получил подтверждение, что разбился планер Андреаса Сундина, о чем газета и поведала читателям. Досадный прокол для газеты, но так им и надо, этим пронырам, злорадно подумал Стен и улыбнулся. Потом вспомнил о Свенссоне из Ландскруны, уж не его ли это сосед сообщил на аэродром об аварии? Дотошный старик...
     Догадка оказалась верной. Старину Свенссона Стен нашел в его любимом кафе за привычной кружкой пива. Старик был горд вниманием и подробно, с множеством ненужных деталей описал все, что видел в воскресное утро.
     -- Значит, во второй раз после подъема планер не выписывал пируэты, а просто крутился?
     -- Точно! Никаких тебе фигур и мертвых петель. Просто вертелся все быстрее и быстрее. Над землей и вовсе быстро. А вот, как падал, не могу сказать, не видел, дома помешали. А я сразу звонить побежал, думал, что это ты там, в этом планере... Даже выпил лишнюю кружку... За упокой, так сказать... Извини.
     -- Да ладно. Все ясно. Что ж, приятного вечера.
     Итак, одна важная деталь - с планером или пилотом что-то случилось где-то там, на высоте, а не во время пилотирования фигур. Именно что-то случилось, иначе такой опытный пилот не мог так долго крутиться в плоском штопоре и не предпринять попыток к спасению. Парашют на месте, кабина было плотно закрыта, это Стен успел узнать у специалистов, собиравших обломки. Значит, Янсен не пытался покинуть планер. Не было, видимо, и попыток вывести аппарат из штопора. Это говорило о многом.

     За завтраком в кафе Стен развернул очередной номер газеты. На спортивной странице репортер ограничился коротенькой заметкой, что расследованием аварии планера Андреса Сундина занимается авиационная комиссия и что результаты будут обязательно опубликованы. Стен усмехнулся, видя, как газета попыталась замазать собственную ошибку. Они не написали, что погиб другой человек, а ограничились полуправдой - действительно, разбился планер господина Сундина, но вот кто сидел в этом планере, газета скромно умолчала. Ничего, скоро очухаются и растрезвонят о гибели чемпиона на всю катушку.
     Стен решил повидать старых друзей из полицейского управления Мальмо, заодно и порасспросить, что они там накопали на этого Сундина. Проезжая мимо громады здания "Зюдсвенске дагбладет" Стен еще раз злорадно усмехнулся.

     В управлении ничего не изменилось с того дня, когда Стен Сандгрен стал инспектором в отставке. Тот же унылый коридор, те же обшарпанные двери и неистребимый запах полицейского участка, одинаковый, как я полагаю, для всех стран мира. Густав Лунц с удовольствием глядел на своего бывшего коллегу - отпуск явно пошел на пользу Сандгрену, хотя и раньше инспектор на здоровье не жаловался.
     -- Ну и как там живут, в Сингапуре этом? Это где, в Австралии? Как сестра?
     -- Спасибо, все хорошо. Только одного не могу понять, как они там существуют в этой жаре?
     -- Привычка, Стен, привычка. Мы с тобой люди северные, а они любят, где потеплее.
     -- Но не до такой же степени, черт возьми! Я не вылезал из моря, но это мало помогало - температура воды выше, чем у нас в воздухе! Если бы не пиво... Но и у вас, я смотрю, становится жарковато.
     -- Что ты имеешь в виду? - насторожился Лунц.
     -- А вот это самое. - Стен протянул газету с портретом Сундина.
     -- Ах, это... Пустяки. Это уже не наше дело. Обыкновенная случайность. Мало ли трупов мы собираем на шоссе, а тут - в воздухе... Я послал на аэродром мальчишек-стажеров, до сих пор сочиняют отчет. Сам знаешь, как они в таком возрасте любят землю рыть.
     -- Знаю. А что за намеки на какие-то финансовые махинации?
     -- Теперь это тоже не имеет никакого значения. С мертвого много не спросишь. Финансовое управление и налоговая полиция почти год копали под этого Сундина. Накопали целый воз, по восемнадцати пунктам. Даже, если бы не все доказали в суде, все равно в общей сложности лет восемь бы этому Сундину припаяли. Я сегодня должен был получить санкцию прокурора на его задержание и обыск в доме и банке. Да только вот все напрасно. Ушел, сукин сын, туда, где я его не достану. Ну, и ладно, нам хлопот меньше.
     -- Так, говоришь, стажеры еще отчет не принесли? Отлично, значит я вместо них тебя порадую - жив твой Сундин и здоров, по всей вероятности.
     -- Постой, но как же...
     -- А никак. Планер разбился действительно его собственный за полмиллиона долларов, а вот сидел в планере не он, а некий Крис Янсен. Ты хоть в морге опознание-то проводил?
     -- Да нет, думали сделать это сегодня. Куда спешить, и родственники пока не объявлялись. Вроде ясно все было... Кстати, откуда он, этот Янсен?
     -- Насколько я помню, он живет в Гетеборге, а как очутился в Мальмо, тебе надо выяснить.
     -- Вот черт! Как же я так опростоволосился?
     Лунц явно разволновался, на что Стен смотрел с легкой улыбкой человека, над которым больше не было никакого начальства, и потому чувствовал себя абсолютно счастливым. Беготня Лунца по кабинету забавляла его.
     -- Да не принимай ты все так близко к сердцу.
     -- Тебе теперь легко говорить, а что будет со мной? Прокурор давно на меня зуб имеет, теперь отыграется вволю. Я же сам отменил задержание и обыск, а что сейчас? Снова идти за постановлением?
     Лунц даже застонал от несправедливости судьбы.
     -- Хочешь, дам совет? Ты не жди постановления, а иди и арестуй этого типа. Только вот, боюсь, что он уже далеко.
     -- То есть, как далеко? Ты хочешь сказать, что он слинял отсюда?
     -- У нас свободная страна и каждый гражданин свободен, если его не разыскивает полиция, а она Сундина с понедельника уже не разыскивает. Вот он и решил не дожидаться... Самолеты летают, автобусы ездят, корабли плавают - ищите, господин Лунц!

     На аэродроме Стен направился прямиком к ангару, где по частям планера специалисты пытались понять причину аварии. Стен скромно присел на стремянку и внимательно наблюдал за работой механиков. Крылья, почти целые, лежали в стороне, от фюзеляжа остались только части стрингеров и обшивки, а хвостовое оперение вообще рассыпалось на мелкие куски. Механики восстанавливали систему тросов управления и, насколько Стен мог судить, она была в полном порядке. Значит, дело не в обрыве одного из стальных тросиков, этой наиболее частой причине отказа управления. Нет, англичане строить планеры умеют, ничего не скажешь...

     Стен передвинул стремянку поближе к обломкам и стал пристально, деталь за деталью рассматривать то, что еще недавно было изящной каплевидной кабиной замечательного планера. Кресло пилота практически не пострадало - ниша для парашюта, правда, была пуста, - парашют исследовали отдельно. В стороне лежали шлемофон и разбитый музыкальный плейер. Стен тихо спросил одного из экспертов.
     -- А что, шлемофон был у него не на голове?
     -- Нет, его нашли под креслом, а в ушах у того парня торчали наушники от плейера. Странный малый, но летал он отлично, я видел его первый каскад фигур, Высший класс. А потом чем-то занялся и не заметил, что случилось.
     -- Да, летал он хорошо, только вот приземлился неудачно...
     Стен обратил внимание на дополнительный прибор, прикрепленный позади к спинке кресла.
     - А это еще что? На другом "Скайрейсере" такого нет, я точно знаю.
     Механик улыбнулся.
     -- А это было личная техника Андреаса, как он называл эту штуку - "будильник".
     -- Будильник? Он что, засыпал в полете?
     -- Нет, что вы. Это ему специально кто-то изготовил прибор, который сигнализировал звуком о высоте. Андреас говорил, что часто забывает взглянуть на альтиметр, когда выполняет фигуры и потому теряет много высоты. Вот он и поставил "будильник" - как планер окажется на определенной высоте, он и свистит. Только, я думаю, глупости все это.
     -- Не скажи... И что, этот "будильник" можно было перенастраивать?
     -- Ну, да, на любую высоту, хоть по максимуму, хоть по минимуму.
     -- А от чего он работал?
     -- Да от общего аккумулятора. Свистел здорово.
     -- Здорово, говоришь? Дай-ка я его рассмотрю поближе.
     Прибор выглядел непривычно, хотя принцип работы был ясен - разность давлений двигала поршень в разные стороны и замыкала или размыкала контакты. Примитивно, но надежно, не то, что нынешние электронные штучки. Так, а прибор-то недавно ремонтировали или еще что-то с ним делали. Да нет, скорее дополнили еще одним приспособлением... Какая-то трубочка, а что в ней? Ничего... Так, а на поршне добавлен рычажок. Интересно, для чего? А если сместить поршень влево? Ага! Рычажок входит в трубочку. А где у нас свисток? Так, вот он. Странно... Стен попросил лупу. Внутри трубочки блестели мелкие осколки стекла... Осторожно достав пинцетом несколько, Стен уложил их в полиэтиленовый пакетик. Черт, сегодня ехать в управление уже поздно, придется завтра. Заодно и узнать, что там Лунц накопал в банке...

     Начальник Лунц был рассержен и расстроен одновременно. Он свирепо взглянул на пакетик, который держал в руках его бывший коллега и рявкнул:
     - Что это?
     -- Надо бы проверить в химлаборатории.
     -- И что они должны найти?
     -- Я здесь записал, что они должны искать.
     -- И откуда у тебя это?
     -- Расскажу потом, а сначала отправь и попроси сделать это срочно, а я пока послушаю твою историю. Надо же тебе кому-нибудь поплакаться в жилетку, не к прокурору же ты пойдешь.
     Лунц сверкнул глазами, но промолчал и вышел из кабинета. Через пару минут он вернулся и молча уселся за свой огромный стол.
     -- Ты как в воду глядел, Сундина и след простыл. Исчез! Испарился! Убег! А вместе с ним все деньги с его счетов и не только с его. Там сейчас эксперты из финансового управления головы ломают - в компьютерах банка черт знает, что творится. Такого накручено... Пока не понять всей картины, но в том, что банк недосчитается нескольких миллионов, я не сомневаюсь.
     -- В компьютерах? Ага! Этот парень-то, чемпион, был как раз отменным программистом.
     -- Так о чем я и говорю! Он пришел в банк всего четыре месяца назад, стал любимчиком у директора...
     -- Еще бы!
     -- Это еще не все. Эксперты считают, что Сундин похозяйничал и в хранилище банка. Теперь они вызывают всех владельцев сейфов и будут проверять содержимое.
     -- Думаю, и там кое-чего не досчитаются .
     -- Вполне возможно. Но как он догадался, когда надо делать ноги? Ведь еще один день и все, я бы его сцапал! Кто ему настучал?
     -- Эй, дружище, не бейся головой об стол, я думаю, ты сам ему об этом сказал.
     -- Я?
     -- Ты, ты... Я знаю твою манеру надуваться и кричать - я тебя, дескать, на чистую воду выведу, я тебе покажу ... и все такое.
     -- Я? Кричать? Ну... Ясное дело, я не пай-мальчик... Сказал, конечно, кое-что... но...
     Лунц покраснел и даже вспотел от предположения, что сам надоумил преступника бежать.
     -- А Сундин не дурак. Ты когда у него был в последний раз? В пятницу. И угрожал ему. А он сложил два плюс два и понял, что раньше понедельника ты свой ордер у прокурора не получишь. Вот он и подставил этого парня, чтобы ты его в понедельник не трогал. А ему хватило одного дня, чтобы все провернуть, тем более, я уверен, ты выяснишь, что у Сундина все было готово заранее.
     -- Как это он подставил мальчишку? Что-то ты темнишь или разыгрываешь меня.
     -- Подождем результат экспертизы. Уверен, они найдут то, о чем я говорил. Это минутное дело, когда знаешь, что искать.
     Словно в подтверждение этих слов в кабинет постучали. Молодой стажер принес листок с результатами химического анализа. Стен взглянул и повернулся в Лунцу.
     -- Теперь сядь, чтобы не свалиться на пол и слушай историю про твоего подозреваемого, а моего коллегу по аэроклубу господина Андреаса Сундина. Он не только мошенник и вор, но и убийца. И в этом листочке - неопровержимое доказательство. Сундин уже в пятницу понял, что понедельник станет для него по-настоящему тяжелым днем. А бежать с пустыми руками ему не хотелось, не для этого, как ты знаешь, он долго готовился.
     Этот понедельник, то есть рабочий день, нужен был ему, как воздух. Вот тут Сундин и решил произвести отвлекающий маневр. Он приезжает на аэродром с Крисом Янсеном и усаживает того в свой планер. Но перед этим он несколько усовершенствовал свой "будильник". Непонятно? Сейчас объясню. Сундин установил в своем планере прибор, чутко реагирующий на изменение высоты. Он служил дополнительным индикатором, включал звуковой сигнал. Но, если есть датчик, всегда можно к нему подключить и другой исполнительный механизм. Не такой безобидный, как свисток. Например, раздавить небольшую ампулу, ну, положим, такую, которую используют полицейские в своих баллончиках. Газ Эйч-Эс, как тут написано, вызывает временный обморок, потерю сознания. Ненадолго, правда, но достаточно, чтобы упасть с высоты в три тысячи метров. Он установил свой адский прибор, видимо, в субботу, ты выяснишь, что он был в тот день на аэродроме, а потом соблазнил своего любимчика перспективой покувыркаться в воскресенье на отличной машине. Тот согласился, на свою голову....
     -- Так этот анализ подтвердил, что это...
     -- Да, как я и предполагал, оказался Эйч-Эс. Там еще остались кусочки ампулы, думаю, их хватит для следственного анализа. Видимо, Сундин настроил прибор на максимальную высоту - две с половиной или три тысячи метров. Можно было и пониже, но он хотел наверняка. Тем более, что это стандартная высота для начала выполнения большого каскада фигур высшего пилотажа. Такой мастер, как Янсен и должен был выполнять такие каскады...
     В первом заходе на фигуры или что-то не сработало, или была не та высота. Зато во второй раз все получилось отменно - будильник раздавил ампулу, газ в закрытой кабине распространился почти мгновенно, пилот потерял сознание и планер сверзился с небес, как грешный ангел. Парня не стало. Просто, но эффективно.
     -- Послушай, Стен, ведь этот Сундин не мафиози какой-нибудь или наемный киллер. Он же всего навсего банковский мошенник. Зачем же ему идти на убийство?
     -- Не знаю. Может, просто это искаженная психология, именно та психология, которая заполняет заключенными тюрьмы, даже в нашей, такой благополучной стране.
     -- Так ты считаешь, что Сундин все рассчитал заранее?
     -- Абсолютно. Он предположил, что никто сразу не разберется, кто именно погиб, ведь планер-то был его собственный! Конечно, бывали случаи в клубе, когда другой пилот отправлялся в полет, но достаточно редко, да и не такое это уж и нарушение, чтобы все на аэродроме следили за этим. И его расчет оказался абсолютно верным, хотя он сильно рисковал. Но, как говорится, другого выхода не нашел... Роковая случайность, ошибка пилота, капризы погоды... Да все, что угодно, только не злой умысел - вот на что он рассчитывал. И не ошибся, к сожалению. И ушел, как опытный капитан торпедного катера...
     -- Какого еще катера? Он же летал, а не плавал.
     -- А это не имеет значения. Ты знаешь, как торпедные катера выходят из боя? Не знаешь. Очень просто - один из катеров ставит дымовую завесу, а остальные под ее прикрытием выполняют знаменитый маневр под названием "уноси ноги". Вот и Сундин поставил перед тобой завесу в виде несчастного случая с этим чемпионом, а сам перед своим отлетом, отплытием или как он там еще решил драпать, позвонил в редакцию газеты и подсказал репортерам свою версию. Те - клюнули, ты - уткнулся носом в смерть Сундина, а дальше ничего не увидел и... Сам видишь, что получилось. Так что тебе придется поискать этого Сундина. И не только тебе, но и Интерполу и еще, кто его знает, полиции скольких стран... Бог вам в помощь...

     Отряхиваясь от комьев земли, прилипших к ткани камуфляжной формы, Эзра медленно поднимался с земли. Автоматная очередь резко кашлянула в ответ на его движение, и маленькие фонтаны песка вздыбились у самых ног. Он знал, что следующая очередь может прогреметь через мгновение, и стрелок возьмёт чуть выше. Сгруппировавшись, Эзра прыгнул и спрятался за каменную глыбу у дороги. Солнце беспощадно слепило глаза. Это мешало вести прицельный огонь.
     На дороге, объятый дымом и пламенем, горел джип с Мотиком. Мотик умер, погиб. Из раны на его голове сочилась кровь. Он хотел вытащить Моти из джипа, но вскоре понял, что сделать это невозможно. Чуть поодаль от джипа стоял фиатик с пробитыми шинами и прошитым пулями передним стеклом. Внутри машины, откинувшись на сидения, находилась женщина, ещё сжимающая руль, и мальчишка лет двенадцати. Женщина была жива, Эзра знал это. Он заметил, как она отрешённо качала головой. А если она жива, надо было сделать всё, чтобы следующая автоматная очередь не полоснула по машине.
     Эзра посмотрел сквозь прицел автомата и переставил рычажок на одиночные. Потом выстрелил в сторону серого придорожного строения. Именно оттуда вели огонь. В ответ на выстрел позвучало короткое: «Да-да...» Эх, был бы у него сегодня галиль, он бы показал этим! С этой короткоствольной шестнадцаткой долго не постреляешь. Теперь надо постоянно привлекать к себе внимание и стрелять каждые три секунды. Это даст понять террористам, что их постоянно держат под прицелом. Он начал считать: «Раз-два-три – выстрел». Когда наступит момент и вместо выстрела он услышит глухой щелчок, надо будет поменять магазин. Эзра надеялся, что этим не воспользуется противник. А пока он вспоминал, что произошло каких-нибудь пять минут назад.
     Обычный день патрулирования на хевронской дороге не предвещал ничего плохого. Джип натужно визжал своим пятилитровым мотором, ветер жаркой волной бил по неприкрытым щекам. Сзади медленно ехал фиатик, не пытаясь обогнать. Эзра видел в зеркале заднего вида улыбающееся лицо женщины. Она была довольна, что пристроилась за военным джипом. Сегодня можно было ничего не бояться. Она и её мальчик под защитой. Вдруг прозвучал глухой взрыв мины, и сразу же ударила очередь калаша.
     «Раз, два, три - выстрел, раз, два, три – выстрел».
     В ответ звучали короткие очереди. Наверно, террорист не видел из своего укрытия, что женщина ещё жива. Ну и слава богу! Почему он не пытается убежать? Не может, наверно, боится высунуться или хочет и его убить?
     Прозвучала очередная автоматная очередь. Эзра почувствовал боль в ноге, а потом что-то липкое и горячее потекло по штанине.
     - Чёрт, ранило!- в сердцах выкрикнул он.
     «Раз-два-три - выстрел».
     Задержать дыхание, спокойней. Как хочется пить, губы пересохли. Он сменил магазин. Палец с трудом, будто преодолевая невидимую преграду, нажимает на курок. Перед глазами серая пелена. Сквозь неё навстречу ему идёт Ямит, а в руках цветы. Они распадаются на звёзды и возносятся к небу.
     «Раз-два-три – выстрел. Главное не останавливаться. Раз-два-три - выстрел».
     Кто-то бьёт по щекам, по лицу льётся вода, а губы всё не перестают считать. Рука нажимает на курок, но выстрелов не слышно. Только сухие щелчки.
     - Отдай автомат! - кричит кто-то в самое ухо, и просит разжать непослушные пальцы. - Ты выиграл свой бой!
     Ямит, она смотрит на него издалека. В руках у неё цветы. Распущенные волосы ласкает ветер. Она идёт к нему, и вновь цветы превращаются в звёзды и возносятся в небо. Оно становится чёрным, и только голубые яркие точки светятся на нём маленькими маяками счастья.