...мне кажется, что неудачным было только название городка...

Вот так...

Всем удачи в делах личных и творческих!
С уважением, Демиург.
P.S. Предыдущие выпуски рассылки можно найти на сайте "Мир 260" в разделе "Рассылка 260".

Клубничка

Грубые руки яростно срывали с меня трусики, царапая бедра и спину. Горячее, как пар из чайника, дыхание обжигало грудь. Я почувствовала, как зубы захватили сосок, а его окаменевшая плоть судорожно билась между моими ногами, пытаясь порвать капризные трусы. "Какой неловкий", - подумала я, шире раздвинула ноги и… начала просыпаться. Сердце бешено колотилось. Дыхание с хрипом рвалось сквозь пересохшие губы. Не открывая глаза, я пыталась удержать яростные руки и это твердое между ног. Но тут я вспомнила, что сплю в одной тонкой ночнушке, и никаких трусов на мне нет. Я окончательно проснулась и застонала от досады. Сон. Школьный девичий сон. Господи! Старая баба а… А все ж таки кто мне снился? Я попыталась вспомнить лицо. Нет, лица я не видела. Оно же было прижато к правой груди. Я потрогала побаливающий почему-то сосок. Середина ночи, а завтра труднвй день. Надо бы выспаться. Тело было влажным. Встать и идти под душ? Или не ходить? Черт с ним с душем. Но ведь не засну. А после теплого душа и чая с медом можно попробовать. Стоя под душем, я рассматривала себя в зеркале. И как он мог, тот насильник из сна, польститься на такую мымру? Видно же, что за тридцать, а точнее, под сорок. Бальзаковский возраст. Не красива. Нет, не уродина, а просто не красива. Лицо? Я стерла испарину с зеркала. По отраженному лицу тут же потекли слезы. Лицо не очень. Нос, лоб, глаза. Вот волосы - хороши и, пожалуй, губы. Тело? Вот уж точно не фотомодель. Тут я заметила царапину на левом бедре, как раз на том месте, где его ногти царапали кожу. От горячей воды что-то побаливало и сзади на ягодице. Я извернулась и увидела в зеркале тройной, как от трех пальцев, шрам. Тронула его пальцем, и палец окрасился кровью. Как это? Я лежала на спине, и, если могла сбоку поцарапать себе бедро, то уж сзади…
Я вытерлась, смазала царапины йодом, накинула халат и задумалась. Пока закипал чайник я мучительно пыталась вспомнить, где были мои руки во время этого кошмарного сна. Неужели я помогала ему снимать с себя несуществующие трусики и поцарапала себя сама? Я прикрыла глаза, вспомнила его твердую рвущуюся в меня плоть, несуществующую преграду и вдруг нестерпимо захотела, чтобы он… ну хотя бы во сне.
Старая дура! Кому ты нужна? Кто в тебя рвался? Кто? Фреди Крюгер? Хреново твое дело, Лизанька Петровна! Шутят с тобой гормоны. Мужик тебе нужен какой-никакой. А то и в психушку того гляди.
Заснуть я не смогла и утром с тяжелой головой и какой-то странной неуютностью внизу живота пошла в школу. В старших классах, рассказывая о трансформаторе, я поймала себя на том, что присматриваюсь к рослым парням, пытаясь узнать в них гостя моего сна.
- Коробков, к доске. Так. Расскажи про индукцию и самоиндукцию.
Ваня Коробков играл за сборную школы в баскетбол, был широкоплеч и прыщав. На туго обтягивающих его бедра джинсах была большая откровенная выпуклость. Перехватив мой взгляд, он нагло ухмыльнулся.
- Елизавета Петровна, можно я про мотор расскажу.
- Можно, - вздохнула я, и подумала, нет, не он. Точно. Крюгер из фильма про пятницу залез в постель похотливой старухи и чуть-чуть… Опять я вспомнила сон и низ живота теперь уже откровенно заныл. Я перечислила номера задач, которые ребята должны были решить к понедельнику и сообразила, что вчера был четверг, а сегодня действительно пятница. Зазвенел звонок, по классу пронесся вихрь, и он мгновенно опустел. Я прижала ладонь к животу и подумала, а может ли этот когтистый парень в другие дни, или надо ждать неделю? А может сегодня? Сегодня как раз.
В учительской, вставляя в ячейку классный журнал, краем уха услышала странный диалог между преподавателем истории Галиной Алексеевной и матерью Хаустова из 9а.
- Да я уж с ног сбилась. У приятелей была, которых знала, звонила… Митька дворничихин говорит: - не ищите, все одно не найдете. Ушел он от вас в большую жизнь. - Я его спрашиваю, в какую такую жизнь? А он: - Бить не надо было человека. Он у вас талант имеет, а вы его лупите кажинный день. - А как его не лупить, когда он деньги, куда ни спрячь…
- В милицию заявляли? - спросила Галина.
- Это зачем? - насторожилась Хаустова, - Побойтесь Бога! Он же не у чужих. Зачем же милиция? Господи-и-и! - вдруг завыла она, - и что мне с ним делать? Вы ведь руководитель классный! Вы с ним хоть говорили, с шелапутом?
- И не раз, - Анна?…
- Васильевна.
- Сто раз говорила Анна Васильевна. Жалуется Феликс на вас. Шрамы на спине и пониже показывал. Зачем же взрослого парня истязать? У него там не просто рубцы, а ранки местами глубокие. Чем били-то?
- Господи! Да ошейник собачий муж сгоряча схватил, а там крючки.
- Несчастный парень, - думала я по дороге домой, - угораздило родиться в семье алкоголиков. Я вспомнила, что как-то приглашала его домой, нагонять, пропущенный во время предыдущего побега, материал.
Войдя в квартиру, я ущипнула себя и вскрикнула от боли. За кухонным столом сидел и ел йогурт совершенно нагой Феликс Хаустов. Он встал и вытянулся в солдатскую стойку.
- Здравствуйте. А что-нибудь вроде колбасы или котлеты у вас есть?
- Пельмени, но их варить надо, - я больше не щипала себя, но очень хотелось.
- Вы лучше не смотрите на него, он надуется, и нам будет стыдно.
- А почему бы тебе, для начала, не надеть трусы?
- Они сохнут. Я бы надел мокрые, но думал, что вы прийдете только через час.
Он прикрыл свои мужские прелести ладонью. Я поставила сумку с провизией на стол и прошла в ванную. На сушилке висела одежда Феликса. На белой майке и трусах были видны плохо замытые пятна крови. Я взяла большое махровое полотенце.
- Завернись. Нет подожди. Повернись спиной. Опусти полотенце. Господи! Это тебя родители? Тебя в больницу надо.
- Не надо. Зарастет. Не первый раз. Отец это. Поводок схватил, а на нем порфос. Овчарка у нас под машину попала. Единственный друг был. - Феликс вздохнул, обернул бедра полотенцем и сморщился от боли.
- Не замерз? - спросила я, ставя чайник.
- Жарко у вас. Пить хочется. Вы сок купили, можно мне полстакана?
- А потом я тебя буду йодом мазать и пластырем заклеивать.
Я вынула из сумки хлеб, кефир, пельмени, сметану. На дне лежал литровый пакет апельсинового сока. Сумка была из черной плотной ткани. Я села на табуретку и внимательно посмотрела на курносое симпатичное лицо гостя. Феликс чуть покраснел.
- Да он углами из сумки выпирал и я догадался.
Пакет лежал посредине и никаким углом сумки не касался.
- Ну а как в квартиру попал?
- Феликс нахмурился, поправил полотенце и тоже сел на табуретку. Он уже собрался что-то сказать, но я его остановила.
- Врать мне не нужно. Даже если бы ты умел, то и тогда не стоило бы, а ты не умеешь.
Он положил голову на пластиковый стол и что-то невнятно пробормотал.
- Пообещайте, что не сдадите меня в какую-нибудь лабораторию.
- Куда!? - я окончательно обалдела и выключила закипевший чайник.
- Ну, где психов изучают. Может я и не псих, но…
Он посмотрел на меня, и я почувствовала, что он вот-вот разревется.
- Обещаю. Никуда я тебя не отправлю, если ты все подробно расскажешь.
Феликс вздохнул, почти всхлипнул.
- Вчера за вами следом. Я на лестнице вас ждал.
- И я не заметила?
- Вы не могли. Я наваждение наслал. Вы легко поддаетесь. Я в школе заметил. Я уже пробовал, и у вас можно было журнал со стола взять и все такое. Вы не волнуйтесь. Многие поддаются. Ритка из 8б, Скирдов Олег.
- Чему поддаються? Феликс, я ничего не понимаю. Какое наваждение? Гипноз? Ты умеешь?…- я немного задохнулась и у меня пропал аппетит. Госполи! Чушь какая. Значит он уже вчера… Я почувствовала, как загорелись щеки.
- Еще я мысли отгадываю, некоторые. Вы захотели глотнуть холодного сока, и я тоже захотел.
Это был он! Конечно он! Почему же?…
- Я не залез под одеяло, не хотел испачеать его кровью, спина болела и боялся очень. Руками только… Простите. Не мог удержаться. Но в душ за вами не пошел.
Я вздохнула, вытряхнула пельмени в кастрюльку, посолила и залила их кипятком.
Стой прямо и терпи. У меня есть анальгин, но он, наверное, не поможет. Полотенце убери и вспомни уравнения Ньютона, чтобы… Ну, ясно для чего. - Каким же зверем надо быть, чтобы так истерзать мальчишку, - Он что снимал с тебя штаны?
- Да, - сквозь зубы прошипел Феликс.
- И ты не мог убежать?
- Убежишь от него. Он мастер спорта по борьбе.
- Раздвинь ноги. Можешь меня не стесняться, раздвинь.
- Зачем?
- Надо, - правое яичко чуть опухло, и на нем была ссадина. Я немножко сжала его, - больно?
- Приятно.
- Дурачок. Сейчас будет больно, - я смазала ранку йодом. Феликс зашипел, и я на нее подула, - теперь пластырем. Ты о чем думаешь? Я же сказала, чтобы о Ньютоне…
- Не надо было трогать, а теперь…
Я изо всех сил старалась не смотреть, но великолепно видела, как это происходит у взрослого мальчишки. Через минуту я не могла отвести от него взгляд и молчала, чтобы не выдать себя голосом. Он взрагивал и был напряжен до предела.
- Елизавета Петровна, я чувствую, что вы этого хотите, как и я. У вас все болит от желания.
Феликс повернулся ко мне лицом, поднял юбку и спустил трусы. Почти теряя сознание от невыносимого желания, я положила руки ему на плечи и закрыла глаза. Я почувствовала, как он легко скользнул в меня, и закусила губу, чтобы не закричать от восторга.
- Нет, - приказала я чужим хриплым голосом, но было поздно. Феликс тихо застонал и начал раз за разом извергать в меня горячее.
- Тебе нельзя, отмокнет пластырь, - сказала я ему из ванной.
- А посмотреть можно?
- Можно, - вздохнула я, - теперь тебе все можно.
Мы ели пельмени со сметаной и я старалась не думать о будущем. Чекнулись стаканами с соком и выпили. Я была благодарна Феликсу за молчание. Я сбросила одеяло с постели, разделась и аккуратно сняла с него майку. Трусы он снял сам. Мы молча легли, я прижалась к нему, и на этот раз я не смогла себя удержать. Мой крик совпал с его стоном.
Феликс заснул под утро. Я не спала в эту ночь. Смотрела на его красивую мальчишескую спину в белых полосках пластыря и думала. Стараясь его не разбудить, встала и посчитала мои скромные сбережения. Их оказалось даже меньше, чем я предполагала. Обошла квартирку, прикидывая, что можно продать. Не торопясь часам к десяти пошла в школу. Феликсу на столе оставила записку, два бутерброда с сыром и остатки сока. Директор был чем-то занят. Я попросила у секретаря листик и написала заявление об уходе по состоянию здоровья.
- Елизавета Петровна, вы нас без ножа. Где же мы в середине года преподавателя по физике…
- Ваши проблемы, Зураб Георгиевич. У меня спид.
- Что!? Что у вас?
- Справку показать?
Зураб Георгиевич Лиселидзе промокнул взмокший лоб и, стараясь не дотрагиваться до тетрадного листочка, подписал заявление.
- Спасибо, - я протянула ему руку. Не замечая руки, он схватился за телефонную трубку. Из школы я прошла в риелторскую контору, которых сейчас развелось, как клопов в старом диване. На выданные в школе деньги я купила всякой снеди и бутылку сухого вина, потом зашла в скромный бутик с одеждой.
Феликс в ванне тер порошком пятна на одежде. Я села на застеленную кровать.
- Выбрось в мусорный бак и переоденься. Вот пакет. Через три дня мы уезжаем.
- Куда? - окруженные синими кольцами, глаза Феликса лучились веселым изумлением.
- В большую жизнь.
В маленьком городке Клавкино все было гипертрофировано, что является ясным признаком дебильности. В центре вальяжно раскинулся гигантский магазин Магнит, где можно было купить все: - от овсянки "геркулес" до японской ЗАГСовой машины длиной в две обычных. В городе располагались две большие ткацкие фабрики, одна из которых производила громадные шали колониальных расцветок, вторая не производила совершенно ничего, но зато была вдвое больше первой. Центральная улица города состояла из особняков, построенных местными текстильными магнатами в конце позапрошлого века. Я купила на ней трехэтажный дом-лабаз с метровой толщины кирпичными стенами, с которых века стекали легким дождиком, с подоконниками, на которых можно было организовать фуршет для местной элиты и с тяжеленной дубовой дверью. Над дверью через день после покупки появилась яркая вывеска:

Сыскное агенство
"Клубничка"
Рагнеда и сын.
Основной профиль - пропавшие дети
любого возраста.