Сложился триптих. Его части создавались как отдельные произведения: первая – два с лишним года назад, ранней весной; последняя – недавно, в разгар лета. Оно, последнее, только и неизвестно моим внимательным читателям. Но и первое, и второе, считаю, в триптихе смотрятся совсем по-другому.
В 2005 году я переписывался с одной россиянкой, умной, симпатичной, любительницей и ценительницей поэзии; она была первым читателем стихотворения "Мажнун-тал"; она не поняла, что такое "тал", "мажнун", "мажнун-тал"; тогда-то я и осознал: нужны комментарии.
Если она, россиянка, продолжает получать мою рассылку, то привет ей и поклон...
Публикуемый ниже триптих участвует в Конкурсе "Ах, лето красное..." на сайте "Клубочек". Посмотреть триптих и другое мое стихотворение ("Семи семь смыслов роз"), а также проголосовать, можно Здесь и Здесь.
Высоченная ива плакучая. Одинокая. Ее длинные-длинные ветви. Покрытые только-только пробившейся зеленью. Провисающие сверху вниз, почти до земли. И развевающиеся на ветру. Как распущенные волосы…
Иву плакучую по-узбекски называют “мажнун тол”. “Тол” – ива. Отсюда: “тальник” – растущая по-над речкой кустарниковая ива. Мажнун – по-русски это слово принято писать “Меджнун”.
Мажнун – безумец. Именно в этом смысле отец красавицы Лейлы прозвал любящего ее юношу Кайса, бедуинского поэта конца 7 в. Кайса ибн Мулауваха. По преданию, Лейлу выдали замуж за другого, а поэт удалился в пустыню, где сочинял стихи в честь возлюбленной.
Потом Мажнун стало как бы вторым именем Кайса, затем – и основным.
История Мажнуна и Лейлы вдохновила многих поэтов и прозаиков Востока: Низами, Навои, Джами и др.
Со временем слово “мажнун” обрело и другое значение, – одержимый любовью, а также – обезумевший (в переносном смысле) от страданий любви.
Мажнун-тал – символ сердечной страсти, горя, разлуки, одиночества, безысходности.
Мажнун-тал
Локоны милые, нежные пряди ивы плакучей
ветер ласкает с чувством и толком ранней весною,
сердце поэта полнится грустью томной, не жгучей,
благо, Всевышний, не испытуешь прежней тоскою.
Ива плакучая – это в России женские слезы, –
звать Мажнун-талом сердца печали здесь, на Востоке,
муки поэта, страсти безмерной призраки, грезы
в непостижимом, необъяснимом вьются потоке.
II
Представьте: стена пирамидальных тополей метров под 30 высотой (ствол своей прямизной – аналог корабельных сосен). Можно с ними вести разговор? Вполне. Поэзия? Да. Лирика? Да. Пейзажная? А почему бы и нет! Пейзаж, природа, наши взаимоотношения с ней – это ведь не только "ля-ля-тополя"...
То ли эхо, то ли зов…
– Тополя пирамидальные!
В дали смотрите вы дальние...
Не видать ли в дымке времени,
мне дано ль грести до ста?
Отвечают в шумном шелесте:
– Лилипут печальной внешности!
Упускаешь дни ты летние –
ни пушинки, ни листа...
– Гулливеры вы, но странные, –
обрываю речи бранные, –
переходите на личности,
я ведь вас растил с прутков...
– Не смешны ль твои амбиции?
Белой ниткой шьешь ты фикции,
свищешь всякие тут дикости,
от таких тошнит шутов...
– Тополя пирамидальные!
Нам внимают звезды ранние:
то ли эхо? ветра ль хитрости?
иль тоски прибой и зов?..
III.
Тот же парк, только при неимоверной жаре (в этом году, пожалуй, почти как в Эмиратах); те же масштабы (парк занимает более 50 га); и мы те же – Мажнун-тал (Ива плакучая) и автор этих строк. Те же, но, если строго, то условно. Как говорится, нельзя дважды войти в одну и ту же реку: меняется каждое мгновение. Мы с Ивушкой, конечно, не такие уж мобильные. И всё же! Прошло-то более двух лет…
Видимо, каждый поэт создает свою символику, поначалу понятную в основном только ему. Если звезды будут благоприятствовать, то со временем конкретного поэта начинают изучать, а его символика становится признанной...
Великолепная поэзия высокого уровня! Спасибо, Татьяна! Мне представляется, что если о творчестве какого-либо поэта есть хотя бы одно непредвзяторое, квалифицированное и столь же лестное мнение, как Ваше, то поэт вполне может считать, что он в творческом и литературном отношениях находится в большом плавании и что если он и не занесен с реестры большой литературы, то, рано или поздно, будет занесен. Причем прижизненная популярность и эти самые реестры - явления для поэтов
нередко совершенно неидентичные. Что касается конкретно меня, то жизнь, судьба, обстоятельства и люди (в их числе и Ваш покорный слуга) делали и делают всё возможное и невозможное, чтобы я как поэт был в изоляции, был вне каких-либо форм прижизненного признания. Россия под эгидой своего Президента, объявив 2007-й годом русского языка, тратит миллионы долларов на всякого рода безадресные мероприятия, находящиеся, якобы, в русле поддержки и развития русского языка и литературы, в том числе в ближнем и дальнем
зарубежье. В то же время в каждой бывшей союзной республике есть, я уверен, подобные мне люди: малоизвестные, беззаветно преданные, самоотверженно служащие делу русской культуры, прозябающие в невостребованности и нищете. Эти люди, их благополучие, а значит, их творчество, для литературы, языка, культуры и общекультурного пространства важнее всех "галочек" вместе взятых. Но только не для организаторов, чиновников, бюрократов и клерков мероприятий! Потому-то подвижники и прозябают! И ничего! Мол, на то они
и подвижники! Выживут! Сотворят! Время, будущее, история им судия! А нам, служителям и служкам, жить надо сейчас! Потому-то и нужны мероприятия!
Потому-то и плачут денежки! Потому-то и бедствуют подвижники! Потому-то и хромает культура! Потому-то народ и продолжает дичать, а СНГовия - барахтаться в болоте...