Добого времени суток, дорогие мои!

Доброе утро, друзья! Солнце поднялось над горизонтом и жизнь продолжается!
Сегодня у нас Fray со своим произведением Vermachtnis Der Sonne.
Что же, давайте читать...

Vermachtnis Der Sonne
1.
Сегодня ночью он узнал, что такое смерть. Как понятие он осознавал это и раньше, тем более, что он уже сталкивался с ней, только это было давно, так давно, что он успел забыть ощущение ее холода. Сегодня она напомнила о себе во второй раз…. Это оказалось слишком близко и слишком страшно. Он не знал, что есть такой страх…. Он не знал вообще, что такое настоящее страдание, ему казалось, что все то, что он переживал до этого – вот настоящее страдание. Нет, это оказалось абсолютно неверным. Настоящее страдание настигло его в ночь с восемнадцатого на девятнадцатое ноября. Вечером выпал первый снег, но он этого не знал, в тот момент, когда ветер принес первую тучу со снегом, он сидел возле стойки с коктейлем и слушал какую-то дурацкую музыку, что-то клубное, пробивающее мозг насквозь. Но он безмятежно улыбался и оглядывал дергающуюся толпу. Толпа дергалась независимо от ритма музыки. Он покачивал ногой в такт – пожалуй, он был единственным, кто ловил ритм. Чтобы танцевать, он был слишком ленивым сегодня. "Надо собираться домой", - вяло думал он, болтая остатки коктейля на дне стакана. Он залпом допил остатки и пошел к выходу. Поймал такси, бросил водителю небрежно: "Гельденштрассе", тот кивнул, так же небрежно назвал цену; он сел на заднее сиденье и с безучастным видом рассматривал проплывающие мимо дома, фонари, витрины. Ему было скучно. И как всегда он думал о том, что зря потратил сегодняшний вечер, проведя его в этом дурацком клубе.
И уже подъезжая к дому, он заметил снег на асфальте.
Это было так странно. Снег стелился по земле тонкой паутинкой, шатающейся при малейшем дуновении ветерка. И еще он был немножко мокрым. Поэтому возникало непонятное досадное ощущение двойственности: снег был одновременно тяжелым и легким. Он поморщился, ему не нравилась неопределенность, она его раздражала. Он отдал водителю деньги и пошел в подъезд. Поднялся на свой этаж, чуть повозился возле двери с ключами, то и дело чертыхаясь сквозь зубы. "Хочу поскорее снять эти джинсы, они мне надоели", - это было единственное, о чем он думал, пытаясь провернуть ключ в замке. Джинсы, новые, он решил одеть только сегодня, сам не зная почему. И еще он вытащил из недр шкафа куртку, сделанную из такого странного блестящего материла, похожего на змеиную кожу. Он ее очень любил, но почему-то редко носил. Может, оттого, что прозвище Снэйкскин намертво прилипло к нему из-за этой куртки. Когда он первый раз надел ее…. Наконец, мука с ключами завершилась его полной победой и безоговорочной капитуляцией замка. Квартира встретила его звенящей тишиной. На душе сделалось вдруг гадко и тоскливо. Ему хотелось спать, и почему-то было страшно. Очень. До истерики. А закатывать истерики он не любил. После них он чувствовал себя истерзанным, опустошенным и очень уставшим. Но сегодняшняя усталость была совершенно особенная – да, как обычно ломило ноги, да и вообще все тело, как всегда, голова гудела и ныла от коктейлей (знает же реакцию своего организма на спиртное и все равно напивается при первой же возможности, правда, культурно, не в дым; так, чтобы дойти до дома), но мысли путались, а ноги вдобавок еще и заплетались. Едва он дополз до своей комнаты, как тишину прорезал телефонный звонок. "Господи, ну кому еще не спится!" – подумал он и пополз обратно, к телефону. Он как-то истошно вопил, надрываясь, требовал, чтобы трубку сняли сию же секунду, а у него не было никаких сил. Но кое-как он подцепил трубку и растянулся прямо здесь же на полу; он думал, что это звонит Герта, или Риха, с ними можно протрепаться до утра, а потом сразу же наглотаться таблеток, позвонить родителям и сладким голосом сообщить, что хорошо себя вел, попил чаю на ночь и потом завернулся в одеялочку и мирно спал до самого утра, как хороший мальчик. "Черт, вас не видно, перезвоните", - пробормотал он в трубку, потому что ему в ухо неслось какое-то странное шипение и отдаленный голос, а он не понимал ни слова. Но это явно не Герта и не Риха. А кто, черт возьми? Звонок раздался снова, а он уже давно заполз под стол и почти заснул, ползти в комнату он не мог никак. Когда телефон снова зазвонил, из-под стола показалась тонкая рука, обвешанная какими-то железками, цепкие холодные пальцы ухватили трубку, и он снова сказал: "Ну, кто там?" А в ответ ему объяснили, что существует смерть, и теперь он совсем один. Пальцы все сжимали трубку, она уже противно пищала, на том конце человек уже наверняка пошел по своим делам, а он все пытался осознать, как это, когда ты один. И больше никого.
…Он не хотел отпускать родителей в горы. Он был против….
Слезы стекали за шиворот, их было слишком много, они рвали душу на части. А он все держал трубку и не просто держал, а притягивал ее к себе; в конце концов, он просто стянул телефон на пол. Грохот оказался той недостающей каплей, которой ему не хватало, чтобы разреветься в голос. И все-таки заснуть под столом.
Утро пришло для него примерно в двенадцать. Голова казалось страшно тяжелой, и тянула к земле. Если вчера он в прямом смысле двигался по квартире ползком, то сегодня нашел в себе силы подняться на ноги и даже дойти до ванны. Там он долго рассматривал себя в зеркале. "Господи, неужели это я?" – задал он себе сакраментальный вопрос. Судя по тому, что отражение повторяло все его движения, это действительно был он. И серьги в ушах его, и длинные темные волосы, собственноручно мелированные, и пирсингованный нос – все было его. И глаза, которые моргали с космической скоростью – один раз в час. Спать хотелось страшно. "Может, принять душ?" Он честно попробовал, но холодная вода раздражала, а от теплой еще больше хотелось спать. Он с трудом удержался, чтобы не заснуть в ванной. Все равно хотелось сдохнуть. Этого хотелось куда больше, чем спать. Надо кому-нибудь позвонить, иначе он свихнется. Черт возьми, он расколотил вчера телефон…. Это пришло как констатация факта, на то, чтобы возмутиться или раскаяться в содеянном, ни сил, ни желания не было. А может, с него еще можно звонить? Для проверки, без всякого любопытства он набрал номер Герты. Странно, но ему ответили. Герта была полна сил и бодрости. Он помолчал пару секунд в трубку, потом попросил ее приехать. "Да я занята…."
-У меня родители умерли. Разбились в горах, - он сказал это так просто, словно сообщил, что свалилась полка со стены и придавила любимые кроссовки. Но он уже просто отупел от горя, чтобы рыдать и биться в истерике. Теперь он просто сидел под столом и мерно качался из стороны в сторону.
Герта пораженно замолчала. Она тут же отменила все дела и помчалась к нему. Ей было очень страшно.
Она приехала через двадцать минут, а он все сидел под столом и мерно колотил трубкой об пол. Герта отняла трубку, бережно положила ее на аппарат (зачем, спрашивается?).
-Поднимайся, пойдем.
-Куда?
-Кофе попьешь, легче станет.
-Нет….
-Нужно…
-Нет…. – он лежал под столом, ему ничего не хотелось. Он остался совсем один. Он хотел только смерти себе. А там все равно, что будет. Хоть весь мир развалится! Черт с ними со всеми…. У него в ушах звучала траурная музыка. Герта суетилась, пыталась что-то сделать, но он не реагировал. Больно, Господи, как же ему было больно! Все его проблемы рухнули разом, оказавшись ничтожеством. Все это ничтожно. Перед лицом смерти. А он-то думал, что проблема, страдание это…. Хрень все это, она ничего не стоит.
Неделю он пробыл в ступоре, он даже глазами не ворочал. Риха тоже примчался на помощь. Надо сказать, что помощь была ощутима – он смог извлечь его из-под стола. И даже перенести на кровать. Он совершенно не сопротивлялся – сил не было. Он только иногда что-то мычал, мотая головой.
В конце концов, Риха вызвал врача. Это было в пятницу. Врач покачал головой и решил, что "мальчика нужно госпитализировать". И отвез его в больницу. Риху с ними не пустили. Что ж, он придет потом, попозже.

2.
…Он сидел на краешке кровати и растерянно смотрел в тарелку с супом. Это еще зачем? Суп какой-то…. Наверняка, несъедобный. В любом случае, он не придумал ничего лучше, как сунуть в тарелку палец и помешать остывший суп. Противный. Скользкий. Есть его совсем не хочется. Можно вылить его на пол, никто ругать не станет. Наоборот, еще и в кроватку уложат, и снотворного дадут, а во сне боль не так чувствуется. Нет, не стал он портить еду. Пусть стоит.
Он улегся на кровати поудобнее, посмотрел задумчиво на ремни, вчера его привязывали. Если бы он был в ясном сознании, он бы чувствовал себя униженным, а так…. Воспаленный мозг генерировал странные идеи. Когда его привязали, он подумал, что с какой-то стороны это хорошо – не свалишься к кровати. Правда, руки затекли, но это все неважно.
Кажется, к нему никто не приходил, а может, он просто не заметил. Только откуда-то появилась книжка с картинками. На кой черт ему книжка? Откуда она вообще взялась? Он тогда растерянно полистал ее, поглядел на развеселые картинки в розово-голубых тонах и сунул ее под кровать. Он вообще все нужное складывал теперь под кровать, сиделки, правда, все оттуда выгребали, но он клал обратно. Если бы было можно, он бы и сам залез под кровать и не выходил бы, но она слишком низкая, не то что его любимый стол в прихожей. Точнее, он был любимым, но именно когда он лежал под столом, ему и рассказали, что смерть совсем рядом, поэтому столов (высоких) он теперь боялся. А кровать – это не стол. Под нее можно уползти и спрятаться. Черт, какая чушь!
Он встал, подошел к окну. Надо же, уже темнеет. Но зимой рано темнеет. А суп все стоит. И над ним летает муха. Откуда она тут взялась? Но пусть летает. Снежинки медленно кружатся в свете фонаря на три счета, а ему все равно.
"Один, два, три, четыре…." – Он пересчитывал снежинки. Они не давали себя считать, улетали.
Вчера в соседнюю палату привезли девчонку. Такую буйную, он даже испугался. И хотел где-нибудь спрятаться, а то мало ли что, но передумал. А девчонка стучала в стену, наверное, хотела, чтобы ей ответили. Только он не мог стукнуть с такой силой, чтобы она услышала. Она и сейчас стучала. Стук через раз достигал его сознания, поэтому не раздражал. Но все же он решил пойти и спросить, что ей нужно.
Надо же, дверь заперта. Это его расстроило. Из-за стены доносилось пение, точнее, девчонка не пела, а кричала что-то такое страшно знакомое. Где ж он это уже слышал? Девчонка кричала: "Ich will nur leben!!! Aaaa!!! Ich will nur leben!!" Он услышал торопливые шаги. Сиделки какие-нибудь, наверное. Ну ладно. Он вернулся на свою кровать. Хорошо, что он один. Вообще-то, в палате можно было поселить еще кого-нибудь, но этого почему-то не делали. Ну и не надо.
Он вытащил из-под кровати ту незнакомую книжку, открыл где-то на середине, попробовал читать. Книжка оказалась на французском. Значит, это Герта притащила – она все время читает книжки на французском. Как странно, он даже не помнит, как она приходила. А еще кроме книжки она приносила что-нибудь? Он полез под кровать, ничего там интересного не обнаружил, кроме какого-то плюшевого зайца. А он-то здесь как оказался? Что это за фокусы? Он подошел к двери и побарабанил в створку. Тут же показалась добрая медсестра со шприцем наизготовку. Он показал ей зайца. Молча показал. Медсестра ласково улыбнулась, взяла игрушку и усадила ее на стол.
-Только не нужно его под кровать прятать, - ласково сказала она. Он помотал головой в ответ и ухватил зайца, чтобы опять спрятать.
-Мой, - упрямо сказал он. – Мой.
-Твой, - медсестра по-доброму улыбнулась, но попыталась отнять зайца.
-Мой, - он уже стиснул зубы. – Не дам.
-Ну, хорошо. Ты знаешь, кто тебе его принес?
-Мой…
-Твой. Его принесла очень хорошая женщина. – Медсестра старалась говорить покороче – до него плохо доходила человеческая речь. На самом деле, она и сама не знала, откуда тут взялась эта игрушка, но надо же было что-то говорить.
-Я не знаю.
-Скоро она заберет тебя домой. Ты хочешь поехать домой?
-Нет. – Он решительно отказался. Дома все равно никого нет, а чужих он боится – они приносят несчастья. Не нужна ему никакая добрая женщина, даже если у нее полная квартира плюшевых зайцев.

3.
Почти каждый день его водили гулять. Гулять он любил, особенно если светило солнце. Он шел рядом с медсестрой и разговаривал о всякой всячине. Последнее время рот у него почти не закрывался. Он не приставал к людям – если рядом никого не было, он говорил с зайцем. Он перестал прятать его и везде носил с собой. И дни проходили так спокойно, он даже начал читать какие-то книжки, врачи говорили, что это очень хорошо. Пусть даже он начал со сказок братьев Гримм. И он совсем не думал о том, что делается там, за оградой Берлинской психиатрической клиники. А там Герта и Риха уже и забыли, что есть такой Снэйкскин, что сейчас он не в себе, что у него никого нет. Нет, они продолжали жить своей жизнью, ходили на тусовки и вечеринки, помаленьку учились в Гете-институте, и вдруг под Рождество они вспомнили, что один из самых заводил в их компании сидит в дурдоме, а они не видели его почти месяц – ходить к нему было долго, это отнимало много времени, сил и денег. По телефону он не разговаривал – боялся, читать не мог (вернее, они так думали), поэтому всякие письма тоже отпадали. С тем Герта и Риха перестали навещать его. Решили, что там за ним пригляд хороший. И вдруг под Рождество вспомнили.
-Давай заберем его на недельку домой, - предложила Герта. Но Риха только поморщился.
-Он же теперь псих. Как ты будешь за ним ухаживать? Ты в своем уме – он же нам весь праздник испортит. А вдруг он там сам с собой разговаривает и буянит по ночам?
-Но, Рих, он же наш друг, - растерянно сказала Герта. Риха засмеялся, потом сказал:
-Нет, дорогая, друг у меня был Снэйкскин, а не эта умственная развалина, сидящая в дурке. Вот так.
Больше они к этому не возвращались.
А он и забыл про Рождество. Да и зачем оно ему? И он страшно удивился, когда ему принесли какую-то мелочь и поздравили с праздником.
-Это… как?
-Ну, ведь сегодня Рождество.
-Я не знаю. – У него истощился словарный запас – он совсем забывал слова, когда дело доходило до бесед с людьми. Осознанных бесед, а не его рассуждений, не требующих ответа.
-Ну, держи, это тебе. – Что ж, он спрячет это под кровать, вдруг пригодится. Это была записная книжка и ручка. И только через неделю после Рождества он вспомнил о них. И ему захотелось что-нибудь написать. Или нарисовать. Поэтому он достал свое богатство из-под кровати. Сиделки, зная его манеру все прятать именно под кровать, а не в тумбочку, мыли полы очень тщательно, чтобы он не ползал в пыли. Пару раз они пытались все его вещи переложить в тумбочку, но он страшно расстраивался, когда обнаруживал, что под кроватью ничего нет. Он мог даже расплакаться.
Он открыл книжку на первой странице и криво вывел: "Сабина". Так звали девочку из соседней палаты. Он познакомился с нею однажды. Ему это удалось, хотя врачи были некоторым образом против – кто может знать, как это знакомство повлияет на течение его болезни. Но ему было все равно, главное, что у него появился друг. И с этим другом можно было сидеть в коридоре на скамеечке под пальмой и разговаривать. А она так внимательно слушала. Сабина оказалась доброй девочкой. Она даже приходила к нему в гости. Пришла и сейчас, а он едва успел спрятать все под кровать.
-Здравствуй, - ее сознание было куда яснее, чем у него, ей только нужно было немного подлечить нервы после попытки самоубийства. Он поднял на нее темно-карие глаза без мысли, и улыбнулся. Он узнавал ее, как всех, кто часто к нему приходил. Фрау Хаузнер, например. – Как твои дела?
-А…. да, хорошо. – Иногда он отвечал немного невпопад, но Сабина прекрасно понимала его. У той же фрау Хаузнер она узнала, как получилось, что он попал сюда. Внимательно выслушала и решила быть с ним осторожной, чтобы лишний раз не расстраивать. Она от души жалела его.
-Пойдем, погуляем?
-Холодно, да? Там же холодно. – Он помотал головой. Но Сабина сказала, что они будут гулять по коридору, а там всегда тепло.
-Тепло. Хорошо, да. Пойдем. Только ты одного меня не бросай, - торопливо попросил он. Сабина готова была расплакаться.
-Конечно, не брошу, что ты. Пошли. – Они вышли в коридор, прогулялись мимо дверей палат, дошли до конца коридора, постояли возле окна, развернулись, отправились в другой конец.
-А пойдем в фойе? – предложила Сабина. Он минуту смотрел на нее, спросил:
-Куда? А, там дверь на улицу….
-Да. Ты молодец. Пошли.
В фойе они сели на скамейку под свою любимую пальму, и он начал рассказывать Сабине…. Зачем он вдруг начал говорить это? Этого ведь никто не знал. Но теперь ему терять было нечего. И Сабина поняла, почему смерть родителей так потрясла его, что он был близок к тому, чтобы превратиться просто в растение. Из его бессвязной речи Сабина поняла, что это была вторая смерть его родителей.
-У меня были настоящие, от которых я появился, - торопливо и немного сбивчиво говорил он, словно боялся, что Сабина вдруг встанет и уйдет. Но она и не собиралась уходить – она хотела узнать все до конца. – И вот они поехали в горы, знаешь, горы, там снег, там…. Там снег иногда падает с гор, и тогда люди умирают…. Ну, те, которые не успевают отойти в сторону.
-И твои родители не успели? – сочувственно спросила Сабина. Все это время она держала его за руку, чуть поглаживая пальцы. Он иногда ерзал на месте, он просто сверлил Сабину насквозь своими пустыми глазами. Он мотал головой.
-Не успели. Знаешь, тогда меня забрали другие люди, они хорошие, но они тоже поехали в горы. Я боюсь гор, боюсь, боюсь…. – он начал раскачиваться из стороны в сторону. Сабина испугалась.
-Что ты? Не бойся, мы же в больнице, все хорошо, ты меня слышишь?
-Я боюсь, боюсь…- повторял он. Сабина побежала за фрау Хаузнер, та сразу же принесла успокоительное. Вдвоем с Сабиной они отвели его обратно в палату.
-Зачем ты его спросила о родителях? – тихо спросила фрау Хаузнер. Она наблюдала, как он спит после успокоительного. Сабина растерялась.
-Я не спрашивала. Он сам начал говорить. И он хотел, чтобы я слушала. Я же не знала, что так получится. Фрау Хаузнер, что же с ним будет? Он же не может сидеть здесь вечно.
-Я еще не знаю, но надеюсь, что все как-то уладится. Понимаете, Сабина, пока мы здесь держим его бесплатно, из уважения к тому, что платить за него некому, но я не могу сказать, как долго это будет продолжаться. Может быть…
-На улицу? – ахнула Сабина. Фрау Хаузнер улыбнулась.
-Ну что вы, Сабина. Как же его можно отправить на улицу. Пока что было решено, что он останется здесь до лета, а там, возможно, он придет в себя, все возможно….
-Я боюсь, - бормотал он во сне.
-Не надо бояться, - две женщины сидели рядом с ним, не могли уйти, оставить его одного.

4.
Герта все же решила сходить к нему. Как он там? Ее все время грызло чувство вины, за два месяца она не смогла найти время, чтобы забежать к нему. Это было отвратительно, а ведь когда-то он ей даже нравился. Она выбрала день посвободнее и отправилась в клинику.
Сначала девушка решила заглянуть к врачу, спросить, как Фридрик себя чувствует. Врач долго смотрел на Герту, прежде чем начать говорить. Но потом все-таки собрался с силами. Сказал:
-Фройляйн, вас так долго не было, что….
-Он умер? – побледнела Герта. Врач сдержанно улыбнулся.
-Что вы, фройляйн! С физической точки зрения он совершенно здоров, но со стороны психики…. Хотя, вы знаете, мне кажется, что дело идет на поправку.
-Я могу пойти к нему?
-Он вряд ли вас узнает, - предупредил врач. – Впрочем, попробуйте, воля ваша.
Не без страха Герта вошла к нему в палату.
-Кто вы? – спросила Сабина. Она сидела с ним и читала какую-то книжку, а он пытался пригладить уши зайца, чтобы они лежали на затылке. Не получалось. Но он упорно шел к своей цели. Сабина же читала ему сказку, понимая, что до него вряд ли что-то доходит – слишком большой поток информации. И вот пришла Герта.
-Я его подруга, - робко сказала Герта. Если ее сейчас прогонят, то это она уж точно заслужила. Но Сабина не стала гнать Герту из палаты. Наоборот, предложила присесть. А он, наконец, поднял голову.
-Кто это? – тихо спросил он. Герта подумала, что не ослеп ли он на почве тяжкого потрясения, что не видит ее. Но он на самом деле все видел, просто он давно забыл Герту – его сознание пыталось приспособиться к новой жизни, и там пока, кроме него, были только Сабина и фрау Хаузнер. А больше туда пока еще никто не умещался.
-Я Герта. Не узнаешь?
-Кто это? Герта?
-Да. Ты помнишь меня?
Он посмотрел куда-то в сторону, потом посмотрел прямо в глаза Герте. Пустой взгляд оказался тяжелее любого порицания и упрека для Герты. Он словно спрашивал: "Где ты была так долго, что я успел забыть тебя?"
-Я хочу погулять, Сабина, - сказал он и встал. Странно, Герта думала, что он будет в смирительной рубашке, или еще как-то так…. Но только сейчас она заметила, что на нем просто джинсы и рубашка. Наверное, ему позволялось так ходить. На самом деле, об этом попросила Сабина, объяснив это тем, что они много гуляют, а каждый раз одеваться и раздеваться тяжело для него. Поэтому врач согласился.
-Конечно, Фридрик, сейчас, я только схожу за кофтой к себе. Ты подождешь меня?
Он кивнул и снова сел на кровать, теребя зайца в руках. Он что-то шептал себе под нос, это было странно и страшно. Поэтому Герта выскользнула в коридор вслед за Сабиной.
-Слушай, ты с ним теперь дружишь, да? – налетела она на Сабину. Та только повертела пальцем у виска. И сказала:
-Представь, что про тебя все забыли, что некому даже прийти. А ты…. Я помню, ты приходила к нему. Давно.
-А ты тоже здесь лечишься?
-Мое лечение давно окончено, но я не могу бросить Фридрика одного. Знаешь, приведу маленький пример, когда ко мне приезжали родители, а они часто навещали меня, у него было ТАКОЕ лицо, что я не знаю, как у меня сердце не разорвалось. Тут многих навещают, а его – никто. И он всегда один. Как он сможет выкарабкаться?
Герта пораженно молчала. Значит, вот как….
-И тебе не надоело? – вырвалось у Герты. Сабина нахмурилась. Герта ей не понравилась. Как он мог с ней дружить? Такая противная…
-Ты совсем того, да? Может, тебе тоже к нам надо, а? неужели тебе не жаль его? У него вся семья погибла, а ты о чем думаешь?
Вдруг дверь палаты приоткрылась.
-Где ты?
-Сейчас, - Сабина быстро схватила в своей палате кофту, лежащую на стуле, и вернулась. – Пойдем.
Фридрик спокойно шел по коридору, он ни разу не обернулся, не помнил он никакой Герты, а если и помнил, то не хотел видеть. Герта растерянно стояла посреди коридора, глядя, как уходят Сабина и Фридрик. Что же она наделала? Неужели она такая загруженная, что не могла найти часа, чтобы забежать к нему? Вот дура….
Сабина и Фридрик медленно дошли до своей скамейки, но она оказалась занята. Фридрик растерянно хлопал глазами. Сабина предложила пойти в другое место.
-А дерево?
-Ну, там другое стоит. Пошли, ты устал, наверное, стоять.
Фридрик покорно пошел за Сабиной. Увлеченные разговором, они не заметили, как Герта ушла. И уж тем более они не знали, что она решила больше никогда здесь не появляться. Может быть, как-то помогать Фридрику, но не переступать порога клиники. Это было странно, но она обиделась на Фридрика.

5.
-Вы здоровы. Выше лечение полностью завершилось….
Эти слова до сих пор пилили ему мозги. Да, конечно, больше полугода, проведенные в клинике, не прошли для него даром. Разумеется, его состояние достигло уровня нормы, но разве от этого легче? Чем яснее соображали его мозги, тем сильнее ощущалось тупое одиночество, грызущее изнутри. Он не знал, куда девать его, как с ним справляться. Это и обида на весь мир, и боль, бесконечная, тупая, разъедающая…. Ее слишком много для такого хрупкого создания, как он. Вот и все…. Сабина давно уже уехала, сколько ей можно было жить в психбольнице. Все правильно. Он смирился с этим. Но как жить дальше?
А может. Зря он драматизирует? Может, все еще нормально будет. Он вернется домой, устроится на какую-нибудь работу да и будет жить дальше. Но все равно, выходить было как-то страшно. Эта клиника стала для него родным домом.
…Он распахнул дверь квартиры. Первое, что привлекло его внимание – странные, но в общем, недвусмысленные стоны. Полный самых радужных предчувствий, он пошел в спальню. Так….
-Ну здравствуй, друг дорогой! – громко сказал Фридрик. И щелкнул выключателем. Риха и его подружка замерли. – Я смотрю, хорошо проводим время в чужой квартире. Позагадили все на свете, еще и кувыркаются на моей кровати. Ну, чего уставился? Не видел, что ли, меня ни разу?
-Ты….
-Представь себе. Думал, я так и подохну там, в дурке, с мозгами набекрень? Ни хрена подобного.
Тут ожила подружка. Она сначала просто смотрела круглыми глазами на все происходящее, потом повернулась к Рихе.
-Это чего, хозяин флэта?
-Да, в общем-то…. Знакомься, это Фридрик, - промямлил Риха. Фридрик засмеялся, плюхнулся в кресло.
-Оденься сперва, потом будешь церемонию разводить. Давай, и подружка твоя пускай оденется. Холодно же наверно. Давайте, ребята, не стойте. Верней, не валяйтесь.
Это действительно был Снэйкскин, и Риха просто обалдел. Без предупреждения, свалился, как снег на голову. Черт возьми, и когда только он успел вылечиться?!
Выгнав непрошеных гостей из квартиры, Фридрик сел посреди комнаты на пол и задумался. Ему хотелось выяснить две вещи: нашли ли тела его родителей, и где сейчас Сабина. Первое выяснить будет не слишком просто, но возможно. Второе еще лучше. Где-то у него был записан телефон Сабины. Черт, он же расколотил аппарат. Эээх… ну ладно, можно спуститься вниз, там спецом для таких натур, как он (а в доме их оказалось достаточно), стоит телефон. И с него можно будет позвонить, если консьержка будет в хорошем расположении духа.
Консьержки на месте почему-то вообще не оказалось, поэтому Фридрик беспрепятственно воспользовался телефоном.
-Сабина?
-Да.
-Это Фридрик. Фридрик Риманн, помнишь меня?
-Да, конечно. – Но энтузиазма Фридрик не услышал. Но все-таки предложил встретиться. Как он и ожидал, Сабина отказалась.
-Почему?
-Ну зачем? Зачем?
-Как зачем? – растерялся Фридрик. – Просто…. Давай погуляем и…. а почему ты не хочешь?
-Да у меня и времени-то нет. Неважно все это, Фридрик. Не звони мне больше, ладно?
-Да, конечно, - растерянно ответил он и положил трубку. Настроение разом упало. Опять на него ни у кого нет времени! Да что ж такое-то?!!
Он вернулся в квартиру, попробовал хоть немного прибраться, а то Риха тут навел шороху. Но все валилось из рук…. Он сел на подоконник, выглянул на улицу. За окном шумел Берлин, а Фрид чувствовал пустоту. И обиду. Однако посидев минут двадцать, он пошел в другую комнату, там стояла его главная ценность – синтезатор. Можно было что-нибудь начать сочинять, тем более, что столько идей в голове!
Руки легли на клавиши, откуда-то перед глазами всплыли строки:
In der Hingabe meiner Sucht
Mein Dasein und meine Kraft
Das Begehrte ist vergessen
Zuruck bleibt nur das Verlangen
Да не нужен ему никто. Он сам справится. Кто они все, кто называл себя его друзьями? Да никто. От них нет никакой поддержки, сочувствия, сопереживания. Но все рвут его на части, требуя того же от него. А он не может давать этого, ничего не принимая взамен. Так что он не хочет больше выматывать себе душу и нервы, прося у кого-то внимания. Неужели его внимание к самому себе – это мало? Да это все! Он может считать себя сильным, он справился с огромной болью. И он будет жить. И когда-нибудь он все равно встретит таких людей, о которых можно сказать, что они – достойные союзники. Они есть, в этом он не сомневался. Иначе и быть не может. Он точно знал это. Так завещано Солнцем.
Vorhang

А на сегодня это все.

Берегите себя,

Conbrio