Бывают
литературные произведения — как картины.
Или окна. Зеркала... И уж совсем
интересно — столкнуться с целой
системой зеркал, в которых миры не
просто отражаются —
взаимодействуют; одно имя влечет за
собой другое; ассоциации множатся,
рождая перекличку идей, и у читателя
захватывает дух от восхитительной
сложности и неисчерпаемости мира.
В
«этюдах о страхе» Евгения Барцицкого «ужасные
истории» происходят с реальными
лицами — творцами «ужасных
историй»: кинематографистами
Эдуардом Вудом и Белой Лугоши («Клаустрофобия,
или Кошмар Эдуарда Вуда»), писателем
Говардом Филипсом Лавкрафтом («Лавкрафт»)...
Демоническая личность Байрона рождает в
потрясенном воображении Мери Шелли «чудовище Франкенштейна» (об этом Вы скоро
прочитаете в рассказе «Наваждение»);
в детективной повести «Подлинная
история Мориарти...», которую мы
печатаем с продолжением, ведется охота на «чудовище
Конан Дойла».
«—
Ради Бога, не волнуйтесь! —
улыбнулся мой коллега, —
Сейчас, когда вы пришли в себя,
любое волнение может оказаться
губительным для вас. А память к вам
вернется со временем. Это я вам
обещаю как врач.
—
Как врач?.. — растерянно
переспросил англичанин. — В какой
стране... я нахожусь?
—
Вы в одной из лучших частных клиник
Швейцарии, — сказал я. — Вас нашли
на берегу реки, у подножия
Рейхенбахского водопада.
—
Сколько же времени... я нахожусь в
таком состоянии?.. — спросил он,
переведя взгляд с нас на морозные
узоры на оконном стекле. — Шесть
месяцев?.. Восемь?.. Может быть,
десять месяцев?!..
—
Вас привезли к нам девятого мая
тысяча восемьсот девяносто
первого года, — проговорил фон
Венк, стараясь перехватить его
взгляд. — Вы находитесь у нас чуть
более полутора лет...
—
Чуть более полутора лет... Вероятно,
я уже никогда не смогу подняться с
этого кресла, — я был поражен, с
каким самообладанием он произнес
эти слова. Ни один мускул не
дрогнул на его лице. Поразительно...
Пациент задумался, и фон Венк,
воспользовавшись возникшей паузой,
сказал:
—
А сейчас мне бы хотелось сообщить
вам новость, которая вас наверняка
обрадует, — на лице главного врача
играла довольная улыбка. Жестом
ловкого фокусника он достал из
кармана жилета аккуратно
сложенный телеграммный бланк. —
Сюда едет ваш брат... Он обещал
прибыть в клинику через два дня.
—
Брат?! — переспросил англичанин. —
Но... у меня нет брата! Я помню, у
меня никогда не было брата!..»
От
образа Мориарти
ниточка тянется к роману современного
английского писателя-энциклопедиста
Колина Уилсона «Убийца», а от Лавкрафта
— к увлекательному исследованию того же
Колина Уилсона «Орден ассасинов.
Психология убийства». Уилсон же
— просто кладезь идей,
ассоциаций, размышлений о феноменальных
личностях: от Достоевского до Фогта, от
Джека-Потрошителя до кровавого вождя
хиппи Мэнсона, от Нострадамуса до Блейка...
А ведь нам еще предстоит разобраться в
любопытнейшем феномене самого Евгения
Барцицкого, благодаря которому мы
очутились на скрещении
множества дорог... Интересно, не правда ли?
Вот
еще один автор с широким кругозором,
пытливым умом и пылким воображением:
Светлана Макаренко. Человек нелегкой
судьбы и неисчерпаемых возможностей. К
тому же — отметим особо — способный
проявить интерес к кому-то, кроме «себя
любимой». Обычно пишущие, особенно
поэты, склонны пристально вглядываться
в себя и не замечать остальных. Светлана
же живо откликается на чужую удачу и при
этом не перестает быть творцом —
путешественником, а не гидом. И в то же
время — очень эмоциональной, готовой
горячо отстаивать свои взгляды, чуткой и
ранимой женщиной.
Она
много пишет; жизнь и фантазия сливаются
в стихах, образуя причудливые
сплетения эмоций и образов.
Одновременно
Светлана, словно фокусник из рукава,
вытаскивает на свет Божий один увлекательный
биографический очерк за другим. Недавно
мы бегло познакомили Вас с
жизнеописаниями «леди Ди» (жизненный
идеал Светланы, недаром друзья зовут ее
Принцессой), Наталии Гончаровой, Марии
Башкирцевой и — в виде цитат —
Богородицы (кстати, наша рубрика «Путеводитель
по Библии» пополнилась одноименной
статьей). Сегодня к ним
прибавилась биография знаменитой
писательницы, женщины с трагической
судьбой, Вирджинии Вулф.
В качестве своеобразного приложения
— читайте отрывок из ее последнего
романа, лебединой песни, пропетой перед
тем, как расстаться с жизнью, — «Между
актами»...
Только
что Светлана Макаренко попробовала свои силы и в
художественной прозе. Опыт оказался
удачным, и мы с удовольствием публикуем
ее новеллу
«...Нет, еще не поздно. И мне совсем нетрудно
написать тебе письмо, только позволь
вместо чернил макать перо в букет сирени,
который стоит рядом со мной. Я погружаю
лицо в душисто-влажную шероховатость
лепестков, вдыхаю тончайшие капли
аромата, и каким-то тайным зрением
пытаюсь найти тот самый пятилепестковый
цветок, который приносит счастье... На
вкус он горек, но вдруг меня минует эта
горечь, вдруг мне еще позволена надежда
на каплю сладости?
В этом
аромате — горечи — я пытаюсь
уловить то, что ты мне не договорил,
уходя... Обронил с легкой улыбкой, что
тебе нравится слушать мой голос, за
которым — тайна возраста:
“Не
определишь точно — слишком нежен для
зрелой женщины и глубок для ребенка”.
Взгляд у меня был растерянный, ты уловил
смятение: “Это мой голос.
Голос для меня... А когда стану
читать твое вечернее письмо, попытаюсь
представить тебя рядом и вспомнить, как
ты говоришь”... Вот я и пишу... А сама
пугаюсь — вдруг ты в одну минуту
постигнешь тайну голоса, а без тайны —
я тебе надоем... Или — что еще хуже —
ты привыкнешь к нему и он станет тебя
раздражать... Ты так любишь тайны. И так
сердишься, если раздражен. Как все
мужчины... Может, мне лучше молчать? И
вдыхать аромат сирени...»
И
последнее. Вы когда-нибудь видели, как
«тело стекает в сердце»?
Посмотрите! Об этом — новое
приобретение нашего вернисажа, картина
белорусского художника Ивана Марта и
его же стихотворение: