| ← Октябрь 2002 → | ||||||
|
1
|
2
|
3
|
4
|
5
|
6
|
|
|---|---|---|---|---|---|---|
|
8
|
9
|
10
|
11
|
12
|
13
|
|
|
15
|
16
|
17
|
18
|
19
|
20
|
|
|
21
|
22
|
24
|
25
|
26
|
27
|
|
|
29
|
30
|
31
|
||||
За последние 60 дней ни разу не выходила
Сайт рассылки:
http://mayklov.narod.ru
Открыта:
30-01-2002
Автор
Статистика
86 подписчиков
0 за неделю
0 за неделю
В доме было чисто, стерильно чисто. Раньше у нас никогда не было такой чистоты. Каждая вещь, каждая мелочь лежала на своем месте. Ни пылинки, ни соринки. Квартира образцового порядка. И среди этого порядка, в спальне, в нашей спальне на застеленной чистейшим бельем кровати лежала ты в дорогом костюме и новых туфлях, подошвы которых еще не успели поцарапаться.
Ты была спокойной, с легким налетом одухотворения, и если бы не рана на шее с орхидеей кровавого пятна вокруг, можно было бы подумать, что ты примирилась со всем на свете, включая так любимого тобой бога. Все это было настолько абсурдно, что казалось экспозицией музея или панорамой в какой-нибудь комнате страха. Не хватало только таблички с разъясняющей надписью.
О ходе времени, о так любимых философами ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС напоминал дым, поднимающийся из пепельницы, где мирно и совсем уже обыденно тлела твоя сигарета. Чтобы как-то прийти в себя, отреагировать, воспринять, переварить и отреагировать, замкнуть, тем самым, пресловутую нервную дугу, я взял твою сигарету и втянул в себя ставший отвратительным (я не курил уже целую вечность) дым. Моя затяжка была неким ритуалом, нелепой попыткой хоть что-то сделать, пусть даже обронить дурацкое ПРОЩАЙ.
-Прощай… - прошептал я, положил сигарету на место и, пятясь, вышел из комнаты.
Нервно и совсем уже не уместно засвистел чайник, требуя безотлагательного вмешательства в свои внутренние дела. Вот кому действительно не было никакого дела… По дороге на кухню я зашел в ванную, где все тоже сияло чистотой. Умывшись и почистив зубы, я пустил изо рта белую от зубной пасты струю воды прямо в зеркало, чтобы хоть как-то избавить себя от этой довлеющей чистоты.
-Да заткнись ты! - крикнул я чайнику, но он проигнорировал мои слова.
Чайник в последний раз недовольно свистнул и затих, немного потрескивая. Он всегда немного потрескивал, когда остывал. Я совершенно механически заварил себе чай и выпил чашку с сыром без хлеба, макая сыр в мед. Поев, я принял душ, словно ничего такого в моей жизни не произошло.
-Ну и что ты мне скажешь? - спросил я себя и уставился в зеркало, из которого на меня смотрел Дюльсендорф собственной персоной.
-Ты мой, - прошептал он мне.
-Выкуси, сука, - я показал ему средний палец.
После всего происшедшего меня совершенно не удивило поистине Твин-Пиксовское появление Дюльсендорфа.
Я оделся, взял документы, деньги… Я словно бы собирался на работу, в гости или в очередной ежедневный поход, так неуместный в подобных обстоятельствах. Я чувствовал себя одновременно актером и зрителем плохого кино или, скорее, плохого спектакля с плохими актерами, по крайней мере, я был плохим актером, которого вытащили на сцену из зала и заставили что-то делать.
Зазвонил телефон, и я, прекрасно понимая, что этого делать совсем нельзя, поднял трубку.
-Игорь, ты?
-Вроде я.
-Привет. Не занят?
-Смотря, о чем идет речь. Привет.
-Не узнал, что ли?
-Нет.
-Да Ромка я!
-Ромка?!
В аудитории тихо. Все разве что кроме преподавателя пытаются воссоздать картину творческого процесса. Преподаватель тихо скучает за столом. Экзамен. А через пару часов меня будет ждать поезд, хотя, что за чушь? Станет он меня ждать… Я был пятым, или последним в первой пятерке, что, несомненно, делало меня вполне реальным кандидатом в опоздавшие. Блиц? Пожалуй, это единственный выход.
-Можно?
-Вы уже готовы? - преподаватель посмотрел на меня с легким удивлением.
-Да.
-У вас еще есть время. Или вы куда торопитесь?
Так тебе и скажи, что у меня поезд.
-Спасибо, я готов.
-Что ж, идите отвечать.
-Смотри, как старается, - перебивает меня преподаватель, указывая на самозабвенно списывающую с конспекта Валюшку, - ну, как ей не поставить три за усердие.
Я, конечно же, соглашаюсь, что такое усердие не должно остаться без вознаграждения. На чем я остановился?
-Не важно, - зевает преподаватель, - давайте зачетку.
"Отлично". Пожалуй, сегодня не самый плохой день.
-Спасибо, - говорю я, и бегом на вокзал.
Я всегда воспринимал вокзал, как самодостаточную систему, нечто вроде классического английского пруда с карпами. В одни трубы втекает, в другие вытекает… В сумме же все остается на месте. Живность, паразиты, сапрофиты. В донных слоях ила в виде грязи, бумажек и кучек мусора уже копаются, стоит только им зародиться, санитары урбанизированного водоема или бомжи, что звучит если не оскорбительно, то, по крайней мере, не аппетитно. Каждый на своей территории. Не дай бог пересечь границу ареала… Чуть выше служащие в защитных красных куртках. Чем не сигнал НЕ ТРОНЬ!? К тому же у них есть настоящее жидкое золото (времена Горбачевские) и как магическое заклинание: пять - ноль пять, семь - ноль семь. Это красное. Водка… Роль хищников играют два вида ментовидных: ментовидные морские собаки и ментовидные морские осы. Ментовидные собаки голодно
озираются по сторонам в поисках добычи с сочными нагулянными карманами и портмоне. Ментовидные же осы незаметно подкрадываются к жертве и запускают в нее свое жало-протокол, с высасывающей изнутри личинкой…
Поезд как всегда опаздывал, что давно уже никого не удивляло. Вот если бы он ушел, или как здесь принято говорить, отправился на час раньше, но золотое правило ЛУЧШЕ ПОЗЖЕ, ЧЕМ НИКОГДА на вокзале понимается буквально, и особой прыти от поездов никто в принципе не ожидает.
Нам ничего не оставалось, как тихо скучать за бутербродами и отвратительным кофе в вокзальном буфете. Еда компенсировалась видом из окна на прибывающих, зябко кутающихся и матерящихся от всей души пассажиров. Погода была самая, что ни на есть предновогодняя: сильный ветер и дождь со снегом, что при 100% влажности, а у нас под Новый год именно такая, от пронизывающего холода не спрячешься ни за какой одеждой. Продувается все насквозь.
В купе было жарко. Топили, словно черти на практике. Товарищ, истинная снегурочка, долго пытался открыть окно, но, слава богу, труд его не увенчался успехом. Я терпеть не могу сквозняки, особенно зимой, да еще и в поезде. Жара же мне в радость всегда. Я даже летом, а летом у нас бывает за сорок, сплю под пуховым одеялом. Товарищ, которому только приличия не позволяют спать зимой на снегу, скисает и делается невыносимым.
-Попей чаю, - говорю я ему, на что он отвечает нецензурной бранью.
В Адлере, несмотря на утро (мы приехали часов в девять утра) тепло и сухо, как в первые дни мая. Мы же в своих зимних куртках и теплых ботинках смотримся как лыжники в Эфиопии. А нам еще ехать в Сухуми.
Автобус есть, но коммерческий. Дорого? - Можете ждать рейсовый. Он раз в пять дешевле. Когда будет? - Сложный вопрос. Теоретически они еще ходят… Когда отправляемся? Да вот как только, так сразу. Наконец, автобус полный, и мы рвем с места, как будто это формула - 1. Похоже, что водитель знает только педаль "газ". Мы быстро преодолеваем световой барьер и несемся по горной дороге потоком свободных ионов. Престижные "Волги" и юркие "Лады" остаются далеко позади, причем на самых сложных виражах.
Из подпространства мы выныриваем уже в Сухуми. Несколько лиц кавказской национальности окидывают нас профессиональным проницательным взглядом. Их вспыхнувшие, было, национально-горным огоньком глаза тухнут. В нашем случае можно было догадаться и без всякой проницательности, что мы ничего не купим, и они теряют к нам интерес.
-Теперь уже скоро, - говорит Ромка, когда мы жарко-потные доползаем до остановки.
Девочки, а кто же едет на праздник без девочек, если конечно не припасен комплект на месте, набрали кучу всего, за что теперь приходилось расплачиваться всем.
-Долго ждать?
-Не больше пяти минут. Они здесь…
Визг тормозов не дает Ромке закончить фразу. Словно горячий скакун перед нами взвивается на дыбы потрепанный "Икарус".
-Наш, - говорит Роман, и мы забираемся внутрь.
Не успеваем мы проехать и несколько метров, как к водителю подходит человек в мокрой от пота футболке. Какое-то время они о чем-то договариваются, затем водитель объявляет:
-Граждане пассажиры, с этого момента автобус следует маршрутом № 23.
Пару минут назад он был 15-м.
-Нам подходит любой, - успокаивает нас Роман.
Приехали. Белый двухэтажный дом с балкончиком и весь в зелени. Рядом с домом растут мандариновые деревья. Лимита на мандарины нет. Ромкин отец говорит, что вино в этом году не удалось.
-Ничего магазин в двух шагах.
Заходим. Кроме продавщицы никого нет. В углу в штабеле ютятся ящики с водкой. Беру дипломатическую миссию на себя и подхожу к прилавку.
-Скажите, а водка продается?
-Продается.
-Я имею в виду свободную продажу.
-Я тоже имею в виду свободную продажу.
-И в какую цену?
-Девять десять.
-Девять десять? Что, вот так по госцене можно свободно купить водку 30 декабря?!!!
-Ребята, вы откуда?
-Из ххх.
-Тогда понятно, - сочувственно говорит продавщица, - сколько вам?
-Начнем с двух.
-Привет. Не занят?
-Смотря, о чем идет речь.
-Не узнал, что ли?
-Нет.
-Да Ромка я.
-Нихрена себе! Ты откуда?
-Отсюда. Я в двух шагах от тебя. Ты дома?
-Нет. Лучше… Там под Лысым кафе открыли…
-Понял. Когда?
-Я выхожу.
Я положил трубку, еще раз прошелся по квартире, словно покидал ее навсегда и вышел из дома.
Вернись я тогда домой… Растерянный, голый, окровавленный… Возле собственного подъезда… Наверно, самым естественным поступком для человека в моем положении было бы бежать домой. Увидь меня кто на улице, не говоря уже о ментах... Тем и в одежде-то ничего не докажешь… Я бы и побежал домой, если бы… Возле подъезда меня словно бы кто-то остановил. Вот не могу вперед ни шагу, и все. Пришлось бежать к Диме. Я прятался, как заправский партизан, благо, людей на улице почему-то не было.
-Них… Себе! - вырвалось у Димы, когда он увидел меня во всей красе.
-Быстрей! - я оттолкнул офонаревшего Диму, вошел в дом, и быстро закрыл дверь на все замки.
-Ты откуда такой?
-У тебя водка есть?
-Есть.
-Давай.
Я вырвал у него из рук бутылку и сделал несколько больших глотков.
-Так откуда ты такой взялся?
-Может, я сначала приму душ?
-Прими. Полотенце сейчас принесу.
Водка и душ действовали на меня благотворно. Вместе с кровью я смывал с себя шок последних событий. Не то, чтобы я успокаивался, об этом не могло быть и речи, но я приходил в себя, я вновь приобретал способность мыслить, чувствовать, воспринимать…
-Дима, у тебя нет чего-нибудь надеть?
-Сейчас.
Я вышел из душа. Мы сели с Димой за стол, где уже была водка и простая закуска: хлеб, аджика, сало, квашеная капута.
-Давай выпьем, и ты расскажешь, в честь чего ты в таком виде.
-Кажется, я влип в историю.
-Кажется?
-Да, дерьмо полное, - сделал свой вывод Дима, когда я закончил рассказ.
-Что мне делать?
-Что делать? Вот тут дерьмо и начинается. Можно, конечно, обратиться в милицию, но что ты им скажешь? Что был участником ритуального убийства в мистическом лесу в параллельном или перпендикулярном, хрен разберешь мире? Что убил некто по имени Дюльсендорф, человек, которого в нашей реальности просто не существует. Да они в лучшем случае вызовут психбригаду.
-Но если они меня найдут…
-Тогда тебе п...ц по полной программе.
-Так что мне делать?
-Что бы ты ни делал, все равно тебя поимеют. Как в том анекдоте. Ладно, пару дней можешь побыть у меня, а потом бери деньги, документы и дуй туда, где тебя никто не знает.
-Спасибо.
Я бы тебя подержал и дольше, но я представлен твоей даме, так что ко мне они придут.
-Нет, на самом деле спасибо.
-Давай еще выпьем.
-Давай. Только мне надо сначала за водкой. Или лучше взять пива?
-Лучше пива и папиросу.
-Понял.
-Библейский змей это ни что иное, как фаллический символ.
-Не думаю, что те, кто писал Библию, думали именно об этом.
-Не знаю, о чем они думали, да это в принципе и не важно.
-Не важно?
-Гораздо важнее то, в какие дебри ассоциаций может завести нас фантазия.
-Хочешь сказать…
-Не перебивай. Есть текст, есть его влияние, есть результат этого влияния, который и выражается в моем понимании написанного. А если учесть, что результат и есть цель…
-Еще раз говорю, вряд ли авторы писания стремились именно к этой цели.
-Еще раз говорю, - передразнил меня Дима, - не важно, к чему они стремились, важно то, что в данном конкретном случае они получили именно этот результат, поэтому, основываясь на своем опыте и понимании Библии, еще раз говорю: Змей есть ни что иное, как фаллос. Змей, а вокруг него два яблока познания, - умничая, Дима ловко набивая косяк, - причем, заметь, змей - это не единственный фаллический символ. Так, например, любимые народом кулич и яйца есть ни что иное, как олицетворение фаллоса, причем, судя по белой сладкой фигне на куличе, этот фаллос только что закончил свое дело.
-Хочешь свести историю о первородном грехе к сюжету очередной мексиканской тухлятины: Адам трахнул Еву, а ревнивый Боженька их застукал и выгнал из дома?
-Откуда ты взял такую чушь? Тебе с твоими мозгами только сценарии на телевидении писать.
-Ты сам только что утверждал разве не это?
-Я? Чем ты слушаешь?
-Но ты сам только что…
-Давай лучше паровоза пустим.
-Я сказал, что Ева вкусила от яблока, которое дал ей змей, - продолжил Дима, когда мы обменялись терпким густым дымом, - Ева вкусила, именно вкусила от яблока. Эту фразу надо понимать буквально.
-То есть, она вкусила ни что иное, как самого змея?
-Нет, это было бы членовредительством. Она вкусила от яблока, но через змея. Понимаешь, о чем идет речь?
Я утвердительно кивнул.
-А потом дала вкусить и Адаму.
-А он как? По-моему, это технически невозможно, или…
-Ева вкусила яблоко змея, а потом дала вкусить Адаму своего, уже надкушенного яблока, которое символизирует ни что иное, как вагину.
Поза номер девяносто шесть.
-Не опошляй. Это более глубокомысленно, чем только можно себе представить. Сексом для удовольствия занимаются, если ты не в курсе, только высокоразвитые животные, что уже символично. Оральный же секс с вкушением от яблока - это путь к познанию добра и зла и вечной жизни, то есть основа основ нашего бытия.
-И суть первородного греха. За это Господь и прогнал людей на землю.
-Нет, бог прогнал людей потому, что испугался, что они окончательно вкусят от другого дерева и станут подобными богам.
-И что же это за другое дерево?
-Этого не знает никто. Стоит только его вкусить, и мы станем богами.
-Речь идет о Нирване?
-Не знаю, но раз в библейском саду эти деревья росли рядом, то и в реале второе дерево должно по идее быть где-то рядом.
-Тантристы достигают божественного экстаза через любовные отношения.
-Тантристы достигают Бога через все, что подвернется под руку. В этом они похожи на мастеров рукопашного боя или отечественных автолюбителей.
-Мне больше нравится дзен.
-В принципе, все есть либо путь, либо фигня, не стоящая внимания.
-Даже христианство есть путь?
-Даже христианство. Был же святой Франциск.
-Один на всех?
-Почему? Если мы о них ничего не знаем, это еще не говорит, что их не было.
-Знаешь, а мне тут в голову стукнуло, что их было двое, - сказал Дима, протягивая мне косяк.
-Кого? - не понял я.
-Их, создателей или творцов.
-Бог и дьявол? Так это не ново.
-Да нет, все эти сказки про мятежных ангелов… Туфта все это. Не может творение спорить с творцом.
-Но почему? Например, биологическое оружие или компьютерные системы.
-Это не то. Здесь нет акта творения в чистом виде. Здесь мы не создаем, а, скорее, открываем для себя те лазейки, которые уже предусмотрены творением. Так вот, их было изначально двое.
-Равновеликие добро и зло?
-Причем здесь добро и зло? - начал раздражаться Дима, - добро и зло есть результат проекции происходящего на собственное невежество. Добро и зло - это выдумка людей. В природе нет ни добра, ни зла, природа она вообще стоит вне морали. Не путай мне мозги. И так… Ага. Существует некий центр бытия, даже вселенная вращается вокруг какого-то центра. Так вот, и они… Короче, их двое, танцующих вокруг этого центра, два взаимоуравновешивающих фактора, иначе центр не был бы центром. Их движения, их танец и создают то, что мы называем творением. Центр и два создателя в вечном танце равновесия вокруг этого центра. Тоже что-то вроде триединой троицы. Так вот, исходя из этой теории, мессий тоже было двое.
-Не понял.
-Появление одного любого мессии нарушило бы равновесие системы, что в принципе недопустимо по сути творения. Так вот, Иисус не мог родиться один. Это нарушило бы равновесие. Для того чтобы перенести свой танец сюда, они должны были воплотить двойню, по мессии от каждого.
-Заметь, об этом нигде не упоминается.
-Много о чем нигде не упоминается, к тому же эта тема была подвергнута жесточайшей цензуре.
-То есть, Мария родила двойню?
-Да, причем одновременно, и зачатую одновременно двумя отцами.
-И?
-Дальше они принялись танцевать. На кону были смерть и воскрешение. Кто попадет на крест, а кто вознесется на небо? Такова была ставка в этой игре. Это был шахматный танец, где ход порождал ход. Прекраснейшая из интриг. В конце концов, карты выпали так, что один оказался на кресте, а другой стал мессией, воскресшим после распятия. И никто не знает, кто из них кто.
-Хочешь сказать, один подменил другого?
-Нет. Это был танец равновесия, которое само диктовало правила игры. Они не могли поступить по-другому.
-Хочешь сказать, что смерть уравнивается воскрешением?
-Я ничего не хочу сказать, но если в этом хорошенько покопаться, можно прийти к ряду шокирующих выводов.
-Давай лучше спать. Где мне лечь?
-На полу, но зато весь пол твой.
-У тебя есть что-нибудь подстелить.
-Конечно. Возьми в шкафу одеяла и белье. Подушки на балконе. Возьми сколько надо.
Вернись я сразу домой… Но домой я вернулся лишь утром, когда мой ангел хранитель или иная заинтересованная во мне сила позволила мне вернуться, когда стало совсем уже безопасно, и вместо меня чашу сию поднесли Наталье, которая… Попадись мне сейчас Дюльсендорф или девочка Света, убил бы, убил бы собственными руками, убил бы медленно, чтобы успели таки помучиться перед смертью. Как сказал Дима, а он, безусловно, прав, я теперь главный подозреваемый, а в данных условиях к тому же еще и единственный. И под давлением (еще один термин, позволяющий стыдливо закрывать глаза на те ужасы и безобразия, которые творит наша доблестная милиция, пытаясь получить признание) я признаюсь в чем угодно, даже в убийстве царской семьи, если меня об этом спросят. Менты, для меня теперь страшнее любых Дюльсендорфов, хотя и раньше у меня не было особого желания
встречаться с представителями закона - кто знает, что у них на уме?
Но все это рассуждения задним числом, рассуждения постскриптум, жалкая попытка сжать кулаки после того, как драка давно уже закончилась, и все кругом успели забыть, с чего все тогда началось, рассуждения, придающие видимость логики в последовательности событий и моей, возможно не всегда верной (как мы себя любим) реакции…
Это все существует в ПОТОМ, а тогда… тогда был телефонный звонок, разыгранный вместе с моим возвращением, как по нотам, ибо позвони он чуть раньше или чуть позже… Видать, здорово я кому-то понадобился там НА ВЕРХУ, раз вокруг моей персоны засуетились такие силы. Не бывает таких совпадений, разве только в кино или романах, но жизнь - это вам не роман, хотя некий замысел автора иногда еще все-таки прослеживается.
-Привет. Не занят?
-Смотря, о чем идет речь.
-Не узнал, что ли?
-Нет.
-Да Ромка я.
-Нихрена себе! Ты откуда?
-Отсюда. Я в двух шагах от тебя. Ты дома?
-Нет. Лучше… Там под Лысым кафе открыли…
-Понял. Когда?
-Я выхожу.
Я положил трубку, еще раз прошелся по квартире, словно покидал ее навсегда и вышел из дома.
Он изменился. Похудел, повзрослел, стал серьезным. И дело совсем не в том, что в голове у него появилась заметная седина, а на лице морщины. Все это так, но прежде внимание останавливалось на выражении его глаз. Теперь у него были глаза человека, вернувшегося с войны. Такие глаза я видел у детей, переживших штурм Грозного.
-Понаехали, - возмущалась каждый раз Степановна, когда в наш реабилитационный центр (где я имел честь и несчастье работать) прибывала новая партия детей - нет, ты видел таких беженцев! В золоте, на джипах, бедные, несчастные… Тут им еще бабки…
У меня от таких разговоров возникало желание дать ей как следует по голове, но приходилось сдерживаться, и я возражал уже в самой мягкой форме, посылая ее мысленно ко всем чертям:
-А вы бы хотели за эти бабки под бомбы? А потом на единственном уцелевшем джипе, бросив все, переться в какую-нибудь задницу, чтобы постоянно выслушивать… Если еще по дороге кто-нибудь не подстрелит или чего похуже?
Степановна как-то косо на меня посмотрела, но больше таких разговоров со мной не заводила, а старалась перемывать кости детям с сочащимися ненавистью педагогами и воспитателями.
Да, с детьми у них, по крайней мере, у большинства, действительно получалось из рук вон плохо. Привыкшая держаться исключительно за счет запугивания детей, среднестатистическая училка оказывалась здесь бессильна. Да и что она могла сказать им или сделать такого, после того, что пришлось им пережить там.
Я же по долгу службы вынужден был выслушивать их долгие рассказы о том, как им жилось под бомбами, и как живется сейчас, на новых местах, хотя хороших людей, не спорю, тоже хватает, но достаточно одного-двух сволочей в нужный момент времени и пространства, чтобы до конца дней осталась неизлечимая смесь горечи, обиды, боли и бессилия. Не обремененный педагогическим багажом, я выбрал общение на равных, как со взрослыми, и они это приняли… Маленькие взрослые с глазами войны…
-Ничего, бывало и хуже, - отмахнулся Роман от моего обычного при встрече вопроса, - Ты как тут?
Не найдя ответа (а что я мог ему сказать), я предложил выпить. Захмелев, Ромка стал говорить:
Досталось ему по полной программе. Он успел жениться, обзавестись ребенком, устроиться на работу… Потом началась война. Мать погибла под бомбами, отец увез дочку (Ромкину младшую сестру) сюда, подальше от взрывов… Нелепо все, глупо… Уехать за столько километров, чтобы найти свою смерть. Она выпала из окна и, не приходя в сознание… Отец начал пить, и в сильно холодный зимний день… жена, русская по национальности, осталась там, на Кавказе. У нее там хорошая должность, да и отношения уже…
Сначала он жил в Сухуми. Уехать вовремя не успел, или не получилось. Жил в доме без дверей и окон, зимой, когда холодный ветер гулял по комнатам. Поначалу во время обстрела уходил в подвал. Потом плюнул. Научился даже спать во время бомбежек. Однажды снаряд влетел в окно, пролетел над его головой и вылетел из окна на противоположной стороне дома, так он даже не проснулся. Перевернулся на другой бок, и все.
Потом из дома пришлось уйти. Появились пьяные молодчики. Сопляки и уголовники, которые всегда сопровождали войска. Эти пили, насиловали девок, стреляли по чудом сохранившимся стеклам, выдирали зубы, ставили к стенке. И грабили, грабили, грабили… Отбирали все, что могли отнять.
Он жил в каком-то подвале. Голодал. Благо километрах в трех от подвала была заброшенная грядка, и ночью по-пластунски он с другими такими же полз и в темноте собирать малопригодные в пищу овощи. Голову поднимать было нельзя. Снайперы били не разбираясь.
Бежал он практически из-под расстрела. За ним уже шли, когда приятель, рискуя жизнью, вывозил его в багажнике автомобиля из Абхазии в Адлер, где к тому времени обосновались его друзья. Они предложили Ромке кров, деньги на первое время, работу, но он, напуганный самой возможностью того, что туда тоже могут прийти, подался дальше в Россию.
Первое время он маялся. Жил в однокомнатной квартире, которую с ним делили еще несколько человек. Работу найти не мог, прописки тоже не было. Устроился на базар продавать петрушку. Поднимался чуть свет, ехал на оптовый рынок через весь город на первом автобусе. Брал петрушку, вез на базар в свой район, продавал до позднего вечера. Терпел унижения от хулиганов и ментов, которые отбирали деньги. Несколько раз его забирали в отделение, подвешивали за руки и били. Потом вывозили куда-нибудь за город, вливали на всякий случай в рот водку и выбрасывали на пустыре.
Петрушку сменило мороженое, потом были автомобильные краски… Он купил квартиру, женился, открыл магазин… Стал уважаемым человеком…
Само собой разговор перекинулся на Чечню.
-Мы там надолго останемся оккупантами, как, собственно и в странах Прибалтики, в западной Украине, и в западной Белоруссии. Ликвидация класса собственников в 24 часа. Пытки, расстрелы, убийства… Сколько должно пройти поколений, чтобы люди смогли забыть Сталинскую политику? А переселение Чеченского народа? Уже только за это они будут нас ненавидеть еще несколько веков, не говоря уже о последней войне.
-Но их терпеть стало уже невозможно.
-Это следствие. К тому же первая война… Сами все там растормошили и ушли. Теперь опомнились.
-Деньги и нефть.
-Деньги и нефть… А теперь представь, что там творится, если наши доблестные освободители своих же продают в плен.
-Это частные случаи.
-А частных случаев вполне достаточно. К тому же не настолько они и частные.
Я не стал спорить. Что я мог знать о войне такого, чего не знал он? Да и не хотел я знать. Мне своих проблем хватало, хоть вешайся, чтобы еще думать о ком-то и о чем-то. Нет уж, дорогие сограждане, пусть каждый будет за себя. Я не герой, и никогда не пытался… Пусть другие идут с шашками на танки, я уж как-нибудь в тылу…
-А поехали со мной? - прервал мои размышления Ромка.
-Куда?
-В Адлер.
А почему бы и нет? В Адлер, так в Адлер. Перед смертью не надышишься, но пару глотков воздуха сделать можно.
-Надолго?
-Дней на пять.
-Когда?
-Сейчас.
-Пьяным за рулем?
-У меня таблетки есть. Тем более, пока соберешься…
-Мне не надо собираться.
-Как?
-Вот так. Все свое ношу с собой.
Нас встретили с настоящим кавказским радушием и гостеприимством. Ромкины друзья снимали второй этаж заводоуправления бывшего рыбозавода, мечтая в будущем превратить его в гостиничный комплекс. Нам выделили по комнате с видом на пляж, и мы тут же вырубились после долгой ночной поездки. Когда мы проснулись, нас уже ждал стол: была удивительно вкусная скумбрия, сыр, вино, мамалыга…
-Не знаю, будете вы такое есть, это наше национальное блюдо. У нас это едят вместо хлеба…
Мамалыга похожа на кашу, только вместо масла в ней распаривается хозяйский кусок брынзы.
-А хлеба можно? - спросил я, проглотив под всеобщим пристальным вниманием ложку мамалыги.
-Что? - Они дружно рассмеялись.
-Интересная штука, только без хлеба как-то…
-Это и есть хлеб.
-Я знаю, но… Видите ли, я немного странный белый мальчик.
Потом было вино, были шашлыки, были маленькие кафе, выросшие в последнее время на каждом шагу, были отдыхающие, фрукты, море…
И были разговоры о друзьях. Страшные разговоры о друзьях. Погибших ни за что, ни про что друзьях. Погибших во время бомбежек, погибших из-за принадлежности к не той национальности, или просто так расстрелянных полупьяными молодчиками, от скуки.
Были и живые, те, кто вырвался первым, бросив все. Этим приходилось начинать все сначала, голодать, терпеть постоянные унижения и работать, работать, работать. Они поднимались на ноги, открывали свое дело, зарабатывали, приобретали положение, помогали другим. Таким же бросившим все. Те, в свою очередь, помогали третьим.
И как контраст сады, фрукты, маленькие кафе, чистые мощеные тротуары, беззаботные лица отдыхающих…
Как ни поражает нас иногда чужое горе, свои, пусть даже мелкие (что нельзя было сказать о моих) неприятности терзают намного сильней. Придя на чужбине немного в себя, по дороге домой я вновь ощутил все отчаяние своего положения. Инстинктивно я почувствовал мощь обрушившейся на меня силы, истинный масштаб которой был для меня сокрыт как подводная часть айсберга.
-Я позвоню, - сказал мне Ромка на прощание возле подъезда.
-Конечно, звони, и главное… ты не теряйся.
Больше всего на свете я не хотел оставаться один.
Было еще раннее утро, часов около шести. Заявиться к Диме? Я представил себе его недовольную сонную рожу, и мне стало даже немного веселее, но тут из-за его спины показалось ехидно улыбающееся лицо Светки, испортив мне все видение. Выругавшись вслух, я отправился к ближайшему таксофону.
-Да, слушаю, - послышался в трубке заспанный голос Димы после нескольких минут изнуряюще длинных гудков.
-Это я, Дим, привет. Извини за столь ранний звонок.
-Да ничего, проехали. Где ты там пропадал? Мы уже не знали, что и думать.
-На море ездил. Друга старого встретил.
-Ну, ты красавец.
-Как тут, тихо? Новостей никаких?
-Да в принципе никаких. Звонила твоя подруга…
-Какая?
-Ну, та самая.
-Светка, что ли?
-Наверно… Ну, ты понял, - Дима не обременял себя именами чужих подруг.
-И?
-Искала тебя. Просила позвонить.
-Что?
-Она сказала, что у вас был какой-то пикник на природе.
-Значит пикник. Сейчас это так называется.
-В общем, у вас должно было состояться какое-то там посвящение, и тебя перепоили ганджибасом. У тебя полностью сорвало крышу. Короче, ты от них убежал.
-И все?
-Она спрашивала, видел ли я тебя.
-И что ты?
-Сказал, что видел. А что мне было говорить?
-Ну спасибо.
-Тебя могли увидеть, а так я вроде ничего не знаю, ничего не ведаю.
-Струсил?
-Спрашивала, что ты говорил, и куда собирался, в общем, интересовалась, где тебя найти.
-Ну а ты?
-А что я. Сказал, что ты был невменяемым, обозвал меня мудаком и убежал.
-Она поверила?
-По крайней мере, сделала вид.
-Ты хоть им не веришь?
-Я всем верю. Так меньше тратится энергии.
-Но я не ел ганджибас.
-Не ел, так не ел. Я передаю то, что мне сказали.
-Про жену мою ничего не слышно?
-Твоя жена, тебе и должно быть слышно.
-Точно никаких новостей?
-Да какое мне нахрен дело до твоей жены, к тому же вроде как бывшей, - разозлился Дима.
-Ты сейчас чем занят?
-Жду, когда ты положишь трубку и дашь мне поспать.
-Ты один?
-Один.
-Мне надо с тобой поговорить.
-Так говори.
-Нет, это не по телефону.
-Тогда приходи. Давай, часиков так в одиннадцать.
-Я не могу ждать.
-Что, так срочно?
-Срочней не бывает.
-А может все-таки в одиннадцать.
-Я иду, - сказал я и положил трубку.
-Да нет, если бы ее нашли у тебя в квартире, тут бы уже на всю страну шум был.
-А если ее не нашли?
-Что?
-Тело ведь не всегда находят.
-Все равно, ее бы объявили в розыск.
-Эти люди…
-Подожди. Это уже теория заговора.
-А как, по-твоему, еще можно объяснить?
-Ну, при желании объяснений можно найти миллион.
-Например?
-Например?
-Например?
-Например, грибы. Я под дурманом…
-Но я не ел грибов. По крайней мере, у тебя.
-Ну, тогда…
-Тогда что?
-Тогда…
-Сумасшествие? То есть, я чокнутый тип, и все это мне кажется.
-Что-то вроде этого.
-Так сразу с ума не сходят. Для этого должны быть предпосылки.
-Знаешь, в нашей компании предпосылки есть у всех.
-Однако никто с ума еще не сошел.
-Не знаю. По крайней мере, на сегодняшний день между нормой и патологией граница совсем условная.
-Но если это мне кажется, значит, я болен и болен серьезно. Я должен был проявить себя и раньше.
-Раньше у тебя не было повода.
-А сейчас он есть.
-Ну, от тебя жена ушла и все такое.
-Но я не вскрываю себе вены. Я вполне спокоен.
-По тебе не скажешь.
-Конечно, я не настолько спокоен.
-То ты спокоен, то не спокоен, тебя не поймешь.
-Когда убивают твою жену, да еще и хотят прикончить тебя самого, знаешь, трудно быть совершенно спокойным.
-Слушай, я не психиатр, и давай оставим эту тему.
-Но ты сам…
Звонок в дверь не дал мне договорить.
-Кто это еще?
-Сейчас гляну.
-Не открывай.
-Еще чего. Мне траву должны принести.
-Кто?
-Свои.
-Я их знаю?
-Мы договорились с Дуремаром на это время. Ты доволен? - Дима терял терпение.
-Привет всем! - Дуремар был немного навеселе и, как обычно, весел.
-Привет.
-Как поживаете?
-Ничего.
-Принес?
-А как же. Почти Чернобыльская.
-Дачная?
-Она самая.
-Хорошо прет? - поинтересовался я.
-Как зверь. Причем у каждого куста свой приход. У вас папиросы есть?
Дача у Дуремара… Лет сорок если не больше там была городская свалка, потом, решением администрации свалку было решено перенести на другое место, а землю, чтобы не пустовала, отдать людям под дачи. Мусор сожгли, то, что осталось разровняли тракторами и засыпали землей, благо, строек в городе было достаточно… Не знаю, какие там росли овощи, но травка у Дуремара действительно была зверь.
-Представляете, недавно мужика убило. Ласточка попала в глаз, - начал, как всегда, рассказывать разные небылицы Дуремар.
-Не гони.
-Серьезно. Стоял мужик на балконе, курил. Мимо пролетела ласточка и что-то там не рассчитала, или компьютер у нее в голове сломался, в общем, влетела она мужику на полном ходу прямо в глаз. Сразу насмерть.
-Минздрав накаркал.
-У нас в банке инкассаторы как-то рассказывали, - Дима какое-то время работал охранником в банке. Ехали они откуда-то с юга на своей "Ниве". А он сидел на дороге… Ну, и не туда взлетать начал. Пробил он им, в общем, решетку и встрял в радиатор, как "Монтана". Они попытались его отодрать, так у них тосол течь начал. Пришлось с орлом на радиаторе ехать…
Продолжение читайте в следующей рассылке
ГОЛОС
Кто ты? Сильный ты или слабый? Раб или господин? Чего желаешь ты? О чем мечтает раб? О свободе? Нет, свобода нужна свободному, рабу же нужен раб. Кто более униженного сможет насладиться, унижая. Кто мечтает о власти более чем раб. Во все времена самыми страшными деспотами были рабы, дорвавшиеся до власти. Для кого слаще всего власть, как не для того, кто испытал ее на себе в полной мере. Кто сильнее раба грезит о троне, и где, как не у подножия трона человек более всего раб.
Кто сильнее, нежели господин, повелевающий судьбами и вершащий историю, устав от забот, мечтает о слабости, кто более него желает хоть на миг стать ребенком у нежной груди, и кто, пресытившись властью, не стремится хоть на миг оказаться у чьих-то ног. Сколько мужей власть имущих трепещут в экстазе, унижаясь перед властной женщиной. Сколько страниц истории написано женскими капризами. А сколько женщин покоряются силе и грубости, называя это страстью. Сколько их терпит унижения от так называемых настоящих мужчин, настоящих только тем, что женщина у них низший сорт, лишенный слова. Сколько женщин хамство воспринимают как силу и не хотят иной участи.
А радость любви? Откуда им знать ее? Стремление владеть, сделать своим, своей вещью или игрушкой - вот их любовь. Жажда новой победы - вот их страсть. И не жди пощады в этой борьбе за власть.
"Ты не нужна мне", - говорит победитель и смотрит на новую крепость.
"Я презираю тебя", - говорит победительница, - "но я оставлю тебя. Надо же обо что-то вытирать ноги", - и ищет другую цель.
Пресыщение - вот итог этих игр. Только замкнувшийся круг приносит удовлетворение. Только право быть и тем и другим, господином или рабом по желанию. По желанию возноситься на пьедестал или падать ниц, к ногам…
Было это так: Сотворил господь Мир. Сотворил он и людей по своему образу и подобию, мужчину и женщину. Жили они в раю, прославляя бога, и были они безгрешны. Росли в том саду два запретных дерева, с чего бы? Говорят, что змей-искуситель ввел людей во грех по своему коварству в тайне от бога. Не верь тому, кто так говорит. Думаешь, легко обмануть бога? Думаешь, есть от него тайны? Восстать против него… Никогда! Только творец знает всю глубину творения, только он, творя, создает нас такими, какие мы есть, заставляя воплощать его замыслы. Неужели ты думаешь, что не ведал он, что творилось в саду, а, узнав, прогневался и проклял людей и змея?
Грех нужен был ему. Ради греха совершалось это действо. Послал он верного раба своего, змея, искусить людей. Дар греха он готовил им. Красноречив был змей. Вкусили они от дерева, и только тогда бог отдал им Землю, а змею в награду приказал ползать на брюхе, но не среди камней, а у ног создателя, дав испытать всю радость унижения, раболепия и подобострастия. Возвысил затем он змея, сделав князем тьмы и властелином Земли.
Наслаждался бог властью над людьми, заставляя их страдать и радоваться, стирая с лица Земли целые народы и вознося рабов своих, делая их царями, а потом враз отнимая все у них и отдавая другим. Пресытился он. Захотел испытать радость раба. Воплотился он в сыне своем - Иисусе, ибо едины они. Пришел он на Землю, чтобы искупить грех, испытав на себе всю радость унижения и боли, сладость падения и величия. И принял он муки, как простой смертный, испытав на себе всю низость человеческую: предательство, боль, презрение, чтобы потом, после смерти вознестись на небо во всей славе своей.
О эта сладость греха! Подарил ее бог людям, и жили они в грехе, а как иначе? Ведь греховны все человеческие деяния, даже помыслы. Познав грех, полюбили люди его, а как его можно не любить? Уже сам по себе он сладок. А запретность! Преступая законы, как бы возвышаешься над ними, переча самому богу. Затем сладкая боль вины и страх наказания. Падает человек ниц перед богом, как можно ниже и познает всю глубину унижения. Но бог милостив. Прощает он грешника, обещая ему царство свое. И еще. Чем ниже он склоняется перед богом, тем выше возносится над людьми. Святыми зовут тех, кто глубже других познает экстаз унижения, и склоняются перед ними. Так замыкается круг греха.
Теперь ты. Смотри. Вот она. Посмотри, как она прекрасна. Она ждет, хочет тебя. Смотри, как она дышит. Она твоя. Но кто она? Кто тебе нужен? Кто ты? Чего жаждет сердце твое? Сорвать с нее одежды, взять ее, войти в нее господином, словно в пылающий город с мечом в руке, пресекая саму возможность противиться воле твоей, или, слизывая пыль с ее туфель, молить о приказе и наказании?
20 01 00.
На сегодня все. Заходите ко мне на сайт.
Или пишите сюда
| http://subscribe.ru/
E-mail: ask@subscribe.ru |
Отписаться
Убрать рекламу |
| В избранное | ||
