Рэй Брэдбери. Рассказы о любви

     На сайт добавлен роман "Зелёные тени , белый кит" (Green shadows, white whale). Написан роман в 1992 году и (это уже стало традицией у Р. Б.) основан на серии рассказов. Это те самые "Дублинские рассказы" об Ирландии и ирландцах, что уже давно нам известны. Напомню названия тех из них, которые были доступны на сайте: "Отпрыск Макгиллахи", "Призраки нового замка" и "Спринт до начала гимна". Все три рассказа являются прекрасными образчиками брэдбериевского творчества и надо сказать, что роман сложившийся из них не разочаровывает читателя, хотя, думаю, что отношение к нему не может быть однозначным: уж больно спорный это вопрос: как лучше выглядит расказ - отдельно, или будучи включённым в роман. Приходится признать, что это дело вкуса, но те, кто досконально знаком с творчеством Р. Б. наверняка не будут сильно радоваться встретив в тексте романа "подогнанный" под остальной текст знакомый рассказ: видоизменённый и дописанный. Особенно это сильно сказалось на "Призраках нового замка" (один из самых сильных в творчестве Р. Б. рассказов, но не очень известный, а поэтому производящий ошеломительное впечатление на многих). Предлагаю вам самим сравнить два текста: этот, из романа и этот, оригинал. Вот так, одной-двумя фразами в конце можно напрочь изменить впечатление и атмосферу рассказа.
     В целом, роман получился неоднородным: начало его совсем лёгкое и выдержано в стиле "Смерть - дело одинокое", далее один за одним следуют "вкрапления" в духе "Отпрыска Макгиллахи" - куда более серьёзные и провоцирующие на размышления отрывки, то есть собственно то, за что мы так и любим Брэдбери.
     Вновь в романе главное действующее лицо - это молодой американец, писатель, то есть автор собственной персоной хотя имя его и изменено. Брэдбери на самом деле был в Ирландии в 1953-м году и на самом деле писал сценарий для "Моби Дика". Довольно трудно сказать насколько автобиографичен роман - нам об этом остаётся догадываться. (И точно: существовал ли "Гринвуд" (старый новый замок) или его прототип, мы уже никогда не узнаем).
     Роман снабжён послесловием переводчика, в котором можно найти более детальную информацию о романе и о специфике Брэдбериевского видения Ирландии. Довольно интересно, но я не решился вытащить это в рассылку, как ненужный груз тем кто роман не читал, а в особенности тем, кто читать не собирается.
     Опасаюсь делать окончательную оценку роману: это дело лично каждого. Поэтому просто даю ссылку на роман: вот она. (или архив RAR). Читайте, наслаждайтесь. А мнением своим, вы (это я уже точно знаю) поделиться не постесняетесь.
     В этом выпуске я предлагаю вам отрывок из романа, который, по утвержденю переводчика в девичестве был рассказом под названием "Ужасный пожар в усадьбе".
     Это один из самых лакомых кусочков.
     Готовы?
     Читаем:

     - А еще раньше, - сказал Финн во время очередного монолога за стойкой бара, - произошло одно ужасное событие, которое лучше помнить, чем видеть.
     - Когда это было? - спросил мой режиссер.
     - В 1916 году во время Пасхального восстания, - сказал Финн. - Тогда дотла сгорели огромные здания. Вы видели развалины?
     - Видел, - сказал Джон.
     - Это делали патриоты, когда собирались толпами, - сказал Финн. - Среди них был и мой отец.
     - И мой, - сказал Дун.
     - И мой, и мой, - сказали все.
     - Печальное время.
     - Слава Богу, не все было так печально. Ибо время от времени Господь позволял себе посмеяться. А с ним смеялись и мой отец, и отец нашего лорда Килготтена. Рассказать вам все по порядку от начала до конца?
     - Расскажи, - сказал я.
     - Итак, - начал Финн, - в разгар восстания, в холодных снегах поздней зимы, внезапно нагрянувшей на Пасху, моему отцу и отцам всех прочих недоумков, что торчат здесь, подпирая стойку бара, пришла в голову мысль, от которой зажегся, нет, возгорелся некий план...
     - Какой план, Финн, что это был за план? - заговорили все наперебой, хотя слыхали эту историю и раньше.
     - А план был такой... - прошептал Финн и облокотился на стойку бара, чтобы поделиться своим зимним секретом.

     Они с полчаса прятались возле сторожки у ворот, передавая по кругу бутылку, а потом, в шесть вечера, когда сторож отправился почивать, крадучись двинулись по дорожке, поглядывая на огромный дом, в котором каждое окно излучало теплый свет.
     - Вот та самая усадьба, - сказал Риордан.
     - Черт, что значит "та самая усадьба"? - возмутился Кейси и тихонько добавил: - Она всю жизнь нам глаза мозолит.
     - Конечно, - сказал Келли, - но теперь, во время восстания, и усадьба вдруг стала выглядеть иначе. Совсем как игрушка на снегу.
     Так всем четырнадцати и казалось - огромный кукольный дом стоял под тихо кружащими пушинками весеннего вечера.
     - Спички принес? - спросил Келли.
     - Принес ли я... да за кого ты меня принимаешь?
     - Так принес или нет, тебя спрашивают?
     Кейси принялся шарить по карманам и, вывернув все наизнанку, ругнулся и сказал:
     - Нет, не принес.
     - Какого черта, - сказал Нолан. - Что там, спичек нет? Позаимствуем у хозяев. Идем.
     Когда они вышли на дорожку, Тималти споткнулся и упал.
     - Ну что ж ты, Тималти, - сказал Нолан, - куда улетучился твой романтический дух? Великое Пасхальное восстание в разгаре - мы должны все сработать как надо. Чтобы многие годы спустя мы могли зайти в паб и рассказать про Страшно Большой Пожар в Усадьбе, ведь так? А смотреть, как ты шмякаешься задницей в снег, недостойно восстания, в котором мы участвуем, разве нет?
     Тималти встал, чтобы не портить общую картину, и кивнул.
     - Я буду вести себя как подобает.
     - Тс-с! Мы пришли! - закричал Риордан.
     - Черт, да что ты заладил - "эта усадьба" и "мы и пришли", - сказал Кейси. - А то мы сами не видим! Что дальше-то делать?
     - Уничтожить? - неуверенно предложил Мерфи.
     - Ну, ты просто чудовищно глуп, - сказал Кейси. - Конечно, мы его уничтожим, но сперва... чертежи и планы.
     - В пабе "У Хикки" все казалось легко и просто, - сказал Мерфи. - Приходим, и от чертовой усадьбы не остается камня на камне. Моя жена настолько превосходит меня в весе, что мне просто необходимо что-нибудь разрушить.
     - По-моему, надо постучаться в дверь, - сказал Тималти, хлебнув из бутылки, - и попросить разрешения.
     - Разрешения! - сказал Мерфи. - Не хотел бы я, чтобы ты заправлял делами ада - падшие души так никогда и не попали бы на сковородку! Мы...
     Но тут распахнулась входная дверь, оборвав его речи.
     Кто-то вглядывался в темноту.
     - Послушайте, - раздался негромкий урезонивающий голос, - не могли бы вы говорить потише? Хозяйка дома прилегла отдохнуть перед вечерней поездкой в Дублин, и...
     Теплый отсвет из-за открытой двери выхватил из темноты мужчин; они пришли в замешательство, отступили на несколько шагов и сняли шапки.
     - Это вы, лорд Килготтен?
     - Он самый, - ответил человек, стоявший в дверях.
     - Мы не будем шуметь, - сказал Тималти, улыбаясь, как сама любезность.
     - Извините нас, ваша светлость, - сказал Кейси.
     - Как мило с вашей стороны,- ответил его светлость, и дверь аккуратно закрылась.
     Все опешили.
     - "Извините нас, ваша светлость", "мы не будем шуметь, ваша светлость"!.. - Кейси хлопнул себя по лбу. - Что мы тут все несли? Почему никто не схватился за дверь, пока он стоял перед нами?
     - Мы были ошеломлены, он застал нас врасплох, как все сильные мира сего, будь им пусто. Но ведь мы не делали ничего такого, правда?
     - Говорили мы действительно громковато, - признал Тималти.
     - Громковато, черт побери! - возмутился Кейси. - Чертов лорд высунулся и улизнул из наших лап!
     - Тс-с-с, не так громко, - сказал Тималти.
     Кейси перешел на шепот:
     - Давайте подкрадемся к двери и...
     - Бесполезно, - заметил Нолан. - Он уже знает, что мы здесь.
     - Подкрадемся к двери, - повторил Кейси, заскрежетав зубами, - и взломаем...
     Дверь снова отворилась.
     Лорд тенью вынырнул из-за двери и, оглядев стоявших, осведомился тихим, терпеливым и хрупким старческим голосом:
     - Послушайте, а что вы тут делаете?
     - Видите ли, ваша светлость... - начал Кейси и, побледнев, осекся.
     - Мы пришли, - ляпнул Мерфи, - мы пришли... сжечь вашу усадьбу!
     Лорд постоял немного, глядя на это сборище, на снег; его рука покоилась на дверной ручке. Потом прикрыл на мгновение глаза, задумался, справился с тиком после безмолвной борьбы, и сказал:
     - Гм, тогда вам надо войти.
     Все сказали - да, конечно, вот прямо сейчас, и собрались было войти, как вдруг Кейси крикнул:
     - Погодите! - а затем сказал, обращаясь к стоявшему в дверях старику: - Мы войдем, как только будем готовы.
     - Отлично, - ответил старик. - Дверь будет не заперта, когда решите, что время настало, - входите. Я в библиотеке.
     Оставив дверь на полдюйма приоткрытой, старик удалился, и тут Тималти воскликнул:
     - Когда будем готовы? Господи, неужели мы будем готовее, чем сейчас? Кейси, отвали!
     И все взбежали на крыльцо.
     При этих словах его светлость обернулся и взглянул на них спокойно и беззлобно - так смотрит старая гончая, видевшая множество затравленных лисиц и столько же спасшихся, которая быстро бегала, но на старости лет перешла на медленную, шаркающую походку.
     - Пожалуйста, вытирайте ноги, джентльмены.
     - Вытерли. - И каждый старательно очистил свои башмаки от грязи и снега.
     - Сюда, - сказал его светлость и повел их за собой. Лицо лорда было покрыто сетью морщинок, под поблекшими, прозрачными глазами набухли мешки от чрезмерно долгого употребления бренди, а щеки зарумянились, как вишневое вино. - Я принесу вам выпить, и мы подумаем, что можно сделать насчет... как вы изволили выразиться... сожжения усадьбы?
     - Вы само благоразумие, - признал Тималти, следуя за лордом Килготтеном в библиотеку, где тот налил всем по стакану виски.
     - Джентльмены, - его светлость бережно погрузил свои кости в кресло с выгнутой спинкой, - выпьем.
     - Мы не будем, - заявил Кейси.
     - Не будем? - вырвалось у всех. Выпивка уже была почти у них в руках.
     - То, за чем мы пришли, делается на трезвую голову, - сказал Кейси, содрогнувшись от взглядов, которые метнули в него приятели.
     - Кого мы здесь слушаем? - сказал Риордан. - Его светлость или Кейси?
     В ответ все залпом осушили свои стаканы и прокашлялись. Храбрость немедля заалела на их лицах, они выразительно взглянули на Кейси, чтобы тот почувствовал разницу. Не желая отставать, Кейси мгновенно опрокинул и свой стакан.
     А тем временем старик продолжал потягивать виски, и его спокойствие и непринужденность зашвырнули поджигателей в Дублинский залив и утопили в его пучине. Тут Кейси сказал:
     - Ваша светлость, вы слыхали о Бедствиях? Я имею в виду не только войну с кайзером за морем, но наше собственное великое Бедствие и Мятеж, которые докатились и до нас, до нашего городка, нашего паба, а теперь и до вашей усадьбы?
     - Многочисленные тревожные события свидетельствуют, что настали тяжелые времена, - сказал его светлость. - Я полагаю, чему быть, того не миновать. Я знаю вас всех. Вы на меня работаете. Кажется, я вам неплохо плачу.
     - Несомненно, ваша светлость. - Кейси шагнул вперед. - Просто меняются старые порядки, мы слышали, что большие дома в Таре и особняки в Киллашандре были сожжены в ознаменование освобождения и...
     - Чьего освобождения? - кротко спросил старик. - Моего? От тягот содержания этого дома, в котором мы с женой болтаемся, как игральные кости в стакане, или... Ладно, продолжайте. Когда вы хотели бы сжечь усадьбу?
     - Если это вас не слишком затруднит, - ответил Тималти, - то сейчас.
     Старик, казалось, еще глубже погрузился в кресло.
     - О Боже, - пробормотал он.
     - Разумеется, - поспешил вставить Нолан, - если вам неудобно, мы зайдем попозже...
     - Попозже? Это еще что за разговоры! - сказал Кейси.
     - Мне ужасно жаль, - сказал старик. - Пожалуйста, позвольте объяснить. Леди Килготтен сейчас спит, скоро за нами приедут гости, чтобы отвезти нас в Дублин на премьеру пьесы Синга... [Синг Джон Миллингтон (1871-1909) - ведущий деятель ирландского литературного ренессанса.]
     - Отменный писатель, - сказал Риордан.
     - Смотрел его пьесу в прошлом году, - сказал Нолан, - и...
     - Разговорчики! - сказал Кейси.
     Все прикусили языки. Его светлость продолжал говорить хрупким голосом:
     - В полночь мы собирались дать у нас званый ужин на десять персон... Нельзя ли... отложить поджог до завтрашнего вечера, чтобы мы могли подготовиться?
     - Нет, - сказал Кейси.
     - Отложим, - сказали остальные.
     - Поджог - это одно, - сказал Тималти, - билеты - другое. Раз уж решили идти в театр, было бы обидно пропустить пьесу, и еду жалко - пропадет зазря, пусть уж лучше ее кто-нибудь съест. А приглашенные гости? Их же не предупредишь.
     - Вот именно, - сказал его светлость.
     - Да знаю я! - вскричал Кейси. Закрыв глаза, он провел ладонями по щекам, подбородку и губам, а потом сжал кулаки и разочарованно отвернулся. - Нельзя откладывать поджог, такие дела не переносят, как чаепития, черт возьми, а берут и делают!
     - Делают, если не забывают принести спички, - пробормотал Риордан.
     Кейси подскочил, - казалось, он сейчас ударит Риордана, но под напором неопровержимых фактов немного поостыл.
     - Не говоря уже о том, - добавил Нолан, - что хозяйка дома - замечательная леди и ей нужен последний вечер развлечений и отдыха.
     - Вы очень любезны, - сказал лорд Килготтен и наполнил его стаканчик.
     - Давайте проголосуем, - сказал Нолан.
     - Черт! - Кейси мрачно озирался по сторонам. - Я как посмотрю, голоса уже подсчитаны. Ну завтра так завтра, черт вас подери.
     - Да благословит вас Господь, - сказал старый лорд Килготтен. - На кухне будут оставлены холодные закуски, вы можете зайти сначала туда, вы наверняка проголодаетесь, поджог - тяжелый труд. Скажем, к восьми часам завтра вечером вас устроит? К тому времени я поселю леди Килготтен в отеле в Дублине. Я не хочу, чтобы она раньше времени узнала, что ее дом перестал существовать.
     - Боже, вы истинный христианин, - пробормотал Риордан.
     - Ладно, не будем об этом, - сказал старик. - Это уже прошлое, а я никогда не задумываюсь о прошлом. Джентльмены...
     Он встал. И, как незрячий святой пастырь, вышел в коридор вместе со стадом, которое побрело за ним, слегка подталкивая друг друга.
     Пройдя до середины коридора, почти у двери, лорд Килготтен увидел что-то своим помутившимся боковым зрением и остановился. Повернул назад и в задумчивости остановился перед большим портретом итальянского дворянина.
     И чем пристальнее он вглядывался в него. тем сильнее тик заставлял дрожать его веки, губы шевелились.
     Наконец Нолан спросил:
     - Ваша светлость, в чем дело?
     - Я вот думаю, - наконец сказал лорд, - ведь вы любите Ирландию, правда?
     - Бог ты мой, конечно! - сказали все. - К чему спрашивать?
     - Как и я, - мягко сказал старик. - А любите ли вы все то, что есть в Ирландии, на ее земле, - ее наследие?
     - Это тоже, - сказали все, - несомненно!
     - Меня волнуют такие вещи, - сказал его светлость. - Это портрет кисти Ван Дейка. Старинный, очень изысканный, очень важный и очень дорогой. Это, джентльмены, национальное художественное сокровище.
     - А-а, вот оно что! - сказали все нестройным хором и столпились вокруг посмотреть.
     - Боже, - сказал Тималти, - какая работа!
     - Как живой, - добавил Нолан.
     - Обратите внимание, - сказал Риордан, - его глаза поворачиваются вслед за тобой, откуда бы ты ни смотрел.
     - Жуть, - сказали все.
     И собрались уже двинуться дальше, но его светлость сказал:
     - Вы отдаете себе отчет в том, что это сокровище в действительности принадлежит не мне одному, не вам, а всему народу, как драгоценнее достояние, и завтра вечером оно сгинет навечно?
     Все разинули рты. Как же они не догадались!
     - Спаси нас Господь, - сказал Тималти. - Как можно!
     - Сначала мы вынесем ее из дома, - сказал Риордан.
     - Постойте! - закричал Кейси.
     - Благодарю вас,- сказал его светлость,- но куда вы ее денете? Под открытым небом ветер изорвет картину в клочья, дождь вымочит, град исхлещет. Нет, нет, может быть, лучше ее сжечь побыстрее...
     - Ни в коем случае! - воскликнул Тималтн. - Я сам отнесу ее домой.
     - А когда великое противостояние закончится, - сказал его светлость, - вы передадите этот бесценный дар Искусства и Красоты, пришедший к нам из прошлого, новому правительству?
     - Э-э... все картины до единой, - сказал Ти-малти.
     Но Кейси, не сводивший глаз с исполинского холста, поинтересовался:
     - А сколько весит эта махина?
     - Полагаю, - слабым голосом ответил старик, - от семидесяти до ста фунтов.
     - Ну и как, черт возьми, мы дотащим ее к Тималти? - полюбопытствовал Кейси.
     - Мы с Брэннэхемом отнесем это сокровище, - ответил Тималти,- а если потребуется, ты нам поможешь, Нолан.
     - Благодарные потомки вас не забудут, - заверил его светлость.
     Они двинулись дальше по коридору, и тут его светлость остановился перед двумя картинами.
     - Здесь изображения двух обнаженных женщин...
     - Да уж! - сказали все.
     - ...работы Ренуара, - закончил старик.
     - Значит, их автор - французский джентльмен? - спросил Руни. - Извините за выражение.
     - Сразу видать, француз, - сказали все.
     Тут все начали толкать друг друга локтями под ребра.
     - Стоят они несколько тысяч фунтов, - сказал старик.
     - Не спорю, - заявил Нолан, тыча в картину пальцем, по которому хлопнул Кейси.
     - Я... - начал Моргунчик Уаттс, чьи рыбьи глаза под толстыми стеклами очков вечно плавали в слезах. - Я забираю этих французских дам с собой. Возьму под каждую руку по одному произведению искусства и отнесу в свой домишко.
     - Договорились, - сказал с благодарностью лорд.
     Они подошли к большому полотну, на котором многочисленные звероподобные люди скакали, топтали фрукты и тискали роскошных, как летние дыни, женщин. Все наклонились, чтобы прочитать надпись на медной табличке: "Сумерки богов".
     - Ничего себе сумерки, - проворчал Руни, - а по мне, так это начало многообещающего денька!
     - Я полагаю, - сказал пожилой джентльмен, - здесь кроется некая ирония - как в названии, так и в теме. Обратите внимание на сверкающее небо и на страшные фигуры, что прячутся в облаках. Занятые своей вакханалией, боги не замечают, что им грозит Страшный суд.
     - Я не вижу в облаках, - заявил Моргунчик Уаттс, - ни Церкви, ни ее женоподобных ангелов.
     - В те времена со Страшным судом обстояло иначе, - заверил его Нолан. - Это все знают.
     - Я и Туи, - сказал Флэннери, - отнесем этих демонических богов ко мне. Так, Туи?
     - Так!
     И они зашагали по коридору, останавливаясь то тут, то там, словно экскурсанты в музее, вызываясь унести домой в снежную ночь рисунок Дега, набросок Рембрандта или большой писанный маслом холст голландского мастера, пока не очутились перед весьма скверно написанным мужским портретом, висевшим в мрачной нише.
     - Это я, - пробормотал старик, - работа ее светлости. Оставьте его здесь, пожалуйста.
     - Вы хотите, чтобы он сгорел при пожаре? - изумился Нолан.
     - Так, следующая картина... - сказал старик, проходя вперед.
     Наконец экскурсия подошла к концу.
     - Конечно, - сказал лорд Килготтен, - если вы в самом деле намерены все спасти, то в доме еще есть дюжина изысканных ваз эпохи Мин...
     - Они стоят того, - сказал Нолан.
     - Персидский ковер на лестничной площадке...
     - Мы свернем его и отнесем в Дублинский музей.
     - И изящная люстра в большой гостиной...
     - Припрячем ее, пока не уляжется восстание, - вздохнул Кейси, которому все это уже здорово надоело.
     - Ну что ж, - сказал старик, пожимая каждому руку. - Может, прямо сейчас и начнете? Спасение национального достояния, скажу я вам, тяжелая работа. А мне нужно минут на пять вздремнуть перед тем, как переодеться.
     И старик удалился на второй этаж, оставив поджигателей в коридоре озадаченно наблюдать за тем, как он уходит.
     - Кейси, - сказал Моргунчик Уаттс, - в твой умишко не забредала мысль, что если б ты не забыл спички, то теперь нам не пришлось бы всю ночь вкалывать?
     - Где же твое эстетическое чувство? - воскликнул Риордан.
     - Заткнись! - сказал Кейси. - Ладно, Флэннери, берись за этот конец "Сумерек богов", а ты, Туи, - за дальний, где девица прохлаждается. Ну! Взяли!
     И боги, безумно кувыркаясь, взлетели в воздух.

     К семи часам часть картин вынесли из дома и, прислонив друг к другу, поставили на снег; вскоре им было суждено отправиться по разным направлениям в разные хижины. В четверть восьмого лорд и леди Килготтен вышли и направились к машине, а Кейси быстро выстроил своих людей так. чтобы утонченная пожилая дама не увидела, чем они занимаются. Парни отсалютовали отъезжающему автомобилю. Леди Килготтен слабо помахала им в ответ.
     С семи тридцати до десяти оставшиеся сокровища по одному или по два были вынесены.
     Когда разобрали все картины, кроме одной, Келли остановился в темной нише, обеспокоенный судьбой парадного портрета старика лорда, кисти леди Килготтен. Он задрожал, решился на высшую гуманность и унес картину в ночь.
     В полночь лорд и леди Килготтен, вернувшись домой с гостями, обнаружили лишь глубокие борозды, оставленные на снегу в том направлении, куда Флэннери и Туи уволокли милую их сердцу вакханалию, куда Кейси, проклиная все на свете, прошествовал с Ван Дейком, Рембрандтом, Бушаром и Пиронезе. Последним скрылся в лесу довольный Моргунчик Уаттс с двумя обнаженными Ренуарами.
     Обед закончился к двум часам. Леди Килготтен отправилась почивать, довольная тем, что все картины разом отправлены на чистку.
     В три часа ночи лорд Килготтен все еще не спал, он сидел в библиотеке, в одиночестве, окруженный голыми стенами, перед погасшим камином, с шарфом на тощей шее и стаканом бренди в дрожащей руке.
     Примерно в три пятнадцать тихо заскрипел паркет, крадучись задвигались тени, и вскоре в дверях библиотеки возник Кейси с шапкой в руках.
     - Тс-с-с! - прошептал он. Задремавший было лорд встрепенулся, вытаращив глаза.
     - Боже, - сказал он, - неужели нам пора уходить?
     - Это завтрашним вечером, - сказал Кейси. - К тому же не вы должны уходить, а они - возвращаться.
     - Они? Ваши друзья?
     - Нет, ваши. - И Кейси увлек его светлость за собой.
     Старик пошел за ним по коридору, чтобы выглянуть из-за двери в бездонный колодец ночи.
     Там, как замерзшая на собачьем холоде, обессилевшая наполеоновская армия, нерешительная и деморализованная, стояла в темноте знакомая толпа, в руках у каждого были картины - некоторые несли их на спине или прислонили к ногам; усталые, дрожавшие, побелевшие руки с трудом удерживали произведения искусства под медленно падающим снегом. Ужасающая тишина опустилась на растерянных мужчин. Они оказались в затруднительном положении, словно один враг ушел, чтобы вести иные, более славные войны, а другой, безымянный, бесшумно подкрался с тылу, не оставляя следов. Они озирались на холмы и город, будто сам Хаос вот-вот спустит на них свору своих псов. Одиноко стояли они, окруженные всепронизывающей ночью, и внимали далеким колдовским завываниям отчаяния и беды.
     - Это ты, Риордан? - нервно спросил Кейси.
     - А кто же еще, черт возьми? - раздался крик из темноты.
     - Чего они хотят? - спросил старик.
     - Дело не в том, чего мы хотим, а скорее чего вы теперь хотите от нас, - послышался чей-то голос.
     - Видите ли, - заговорил другой, подходя все ближе, пока на свету все не признали в нем Ханнагана, - мы все взвесили, ваша светлость, и решили. что вы такой замечательный джентльмен, и мы...
     - Мы не станем сжигать ваш дом! - выкрикнул Моргунчик Уаттс.
     - Заткнись и дай человеку сказать! - раздалось сразу несколько голосов.
     Хэинеман кивнул:
     - Именно. Мы не станем сжигать вашу усадьбу.
     - Но послушайте, - сказал лорд, - я вполне готов. Все можно легко вынести из дому.
     - Извините, ваша светлость, вы слишком упрощенно подходите к этому делу, - сказал Келли. - Вам легко, а нам совсем нелегко.
     - Понимаю, - сказал старик, ничего не понимая.
     - Похоже, - сказал Туи, - за последние несколько часов мы все столкнулись с затруднениями - у кого-то с домом, у кого-то с транспортом и платой за перевозку, вы понимаете, куда я клоню. Кто объяснит первым? Келли? Нет? Кейси? Риордан?
     Все молчали.
     Наконец, с тяжким вздохом, вперед вышел Флэннери.
     - Дело в том... - начал он.
     - Да? - любезно сказал старик.
     - Ну, - продолжал Флэннери, - мы с Туи прошли половину пути через рощу как два последних дурака и отмахали две трети болота с этой огромной картиной "Сумерки богов"... и тут мы начали увязать.
     - Вы устали? - участливо спросил лорд Килготтен.
     - Нет, мы просто проваливались, ваша светлость, в землю, - добавил Туи.
     - Боже милосердный, - сказал лорд.
     - Вот уж действительно, ваша светлость, - сказал Туи. - Я, Флэннери, с демоническими богами в придачу, весим фунтов шестьсот, болото топкое, - а каким ему еще быть? - и чем дальше мы заходили, тем глубже проваливались, и крик застрял у меня в горле, когда я вспомнил, как собака Баскервилей или какое-нибудь еще страшилище гоняется за героиней по болотам, и представил, как она попадает в трясину, жалея, что не соблюдала диету, но уже слишком поздно, и булькают пузыри. Вот какие картины пронеслись в моей голове, ваша честь.
     - Ну и..? - воскликнул лорд Килготтен, догадываясь, что от него ждут вопроса.
     - Ну и, - ответил Флэннери, - мы ушли восвояси и бросили треклятых богов в их сумерках.
     - Посреди болота? - спросил старик с нотками беспокойства в голосе.
     - Мы их прикрыли. Я хочу сказать, мы постелили сверху свои шарфы. Богам не пришлось помирать дважды, ваша честь. Эй, ребята, вы слышали? Боги...
     - Да помолчи ты! - рявкнул Келли. - Дураки, почему вы не принесли чертову картину с болота?
     - Мы подумали, возьмем еще двоих ребят на помощь...
     - Еще двоих! - вскричал Нолан. - Четыре человека и целое сонмище богов - да вы провалитесь вдвое быстрее, и над вами забулькают пузыри, недоумки!
     - А! - сказал Туи. - Я и не подумал.
     - Мне вот сейчас пришло в голову, - сказал старик. - Может, составим спасательную команду из нескольких человек...
     - Уже составили, ваша честь, - сказал Кейси. - Боб, вы с Тимом отправляйтесь спасать языческие божества.
     - А отцу Лири не проболтаетесь?
     - В задницу отца Лири. Идите!
     Тим с Бобом спешно удалились.
     Его светлость обратился к Нолану и Келли:
     - Я вижу, вы тоже принесли свою большую картину обратно.
     - Мы сумели оттащить ее от вашей двери ярдов на сто, сэр, - сказал Келли. - Полагаю, вам интересно, почему мы ее возвращаем, ваша честь?
     - Учитывая, что совпадения так и налезают одно на другое, - сказал старик, возвращаясь в дом надеть пальто и твидовое кепи, чтобы можно было стоять на холоде и закончить разговор, обещавший затянуться, - мне действительно любопытно.
     - Все дело в моей спине, - продолжал Келли. - Она меня подвела, мы и пятьсот ярдов не прошли по главной дороге. Позвонок то выскочит, то встает на место, уже лет пять я испытываю христовы муки. Стоит мне чихнуть, как я грохаюсь на колени, ваша честь.
     - Я тоже страдаю от этого недуга, - сказал старик. - Такая боль, словно шилом тычут в позвоночник. - Старик осторожно коснулся спины, припоминая, и все закивали.
     - Мучения Христа, как я говорил, - сказал Келли.
     - Вполне понятно, что вы не могли завершить свое путешествие с такой тяжеленной рамой, - сказал старик. - И весьма похвально, что вы сумели дотащить такую неподъемную ношу обратно.
     Келли моментально стал выше ростом, услышав оценку своих деяний, и просиял.
     - Пустяки. И я сделал бы это еще раз, если бы не эта связка костей над моей задницей. Прошу прошения, ваша честь.
     Однако его светлость уже перевел взгляд своих добрых, затуманенных серо-голубых глаз на Моргунчика Уаттса, который держал под каждой рукой по персиковой ренуаровской красотке и переминался на месте.
     - О Господи, я не топ в болотах и не надрывал спины, - заявил Уаттс и прошелся с двумя картинами, чтобы показать, как он шел с ними домой. - Я добрался до дому ровно за десять минут и принялся вещать картины на стену. И тут у меня за спиной возникла жена. Вам когда-нибудь случалось испытывать такое: стоит ваша жена сзади и ни гугу?
     - Пожалуй, могу припомнить похожие обстоятельства, - сказал старик, пытаясь вспомнить, потом кивнул, - действительно, подобные эпизоды промелькнули в его старческом сознании.
     - Ну, ваша светлость, вы согласны со мной, только женщина может так безмолвствовать? И торчать как идол из Стоунхенджа. В комнате так похолодало, что у меня зуб на зуб не попадал. Я боялся, что повернусь и окажусь лицом к лицу с Чудовищем или с дочерью Чудовища, как я ее называю, чтобы отличать от тещи. Наконец я услышал, как она делает глубокий вдох, а потом очень спокойный выдох, будто прусский генерал.
     - Эта женщина голая, как сойка. А та - оголилась, как раскрытая раковина с устрицей во время отлива.
     - Но, - возразил я, - это же этюды знаменитого художника-француза, изучавшего человеческое тело.
     - Француза! Разрази меня Господь! - возопила она.- Юбки задраны чуть не до задницы! Платья - до пупка! Чавкают и причмокивают губами в своих грязных романах! Вот что такое французы! А теперь ты заявился домой и развешиваешь мазню своего француза по стенам! Раз уж на то пошло, почему бы тебе не снять распятие и не прибить вместо него толстую голую девку?
     - Ну, ваша честь, я просто зажмурился, и мне захотелось, чтобы у меня отвалились уши.
     - И ты хочешь, чтобы на это глазели наши мальчики перед сном? - говорит она.
     - Дальше помню только, что бреду по дороге с двумя голыми, как мидии, красотками, прошу прощения, ваша честь, и премного благодарен.
     - Они и в самом деле кажутся раздетыми, - сказал старик, держа в каждой руке по картине, словно пытался найти в них все то, о чем говорила жена этого человека. - Когда я смотрю на них, то всегда думаю о лете.
     - Это с тех пор, как вам исполнилось семьдесят, ваша светлость, может быть. Но до того?
     - Гм, да, да, - сказал старик. - Перед его блуждающим взглядом проплыли видения полузабытого распутства.
     Потом его взгляд перестал блуждать и уперся в Бэннока и Тулери. Они стояли с дальнего края с подавленным видом, у каждого за спиной высилась огромная картина, рядом с которой они казались коротышками.
     Бэннок приволок свою картину домой и тут только обнаружил, что она не пролезает ни в дверь, ни в окна.
     Тулери картину в дом затащил, и тогда его жена заметила, что в селе их все на смех поднимут, когда выяснится, что у них есть Рубенс стоимостью полмиллиона фунтов, но нет дойной коровы!
     Вот и все, чем, собственно, закончилась эта долгая ночь. Каждый поделился своей похожей ужасающей, страшноватой и жутковатой историей, и когда, наконец, все было рассказано, на отважных бойцов из местной ИРА посыпался холодный снег.
     Старик молчал, потому что не мог сказать ничего такого, что не было бы очевидным, а тем временем ветер уносил белесые призраки выдыхаемого пара. Потом, очень спокойно, лорд Килготтен распахнул парадную дверь; у него хватило сообразительности не кивать и не указывать.
     Медленно, не проронив ни слова, они проходили мимо старика, словно мимо знакомого учителя в старой школе, но потом прибавили шагу. Казалось, повернула вспять река, Ковчег опустел до Потопа, а не после; вереница животных, ангелов, обжигающе знойных обнаженных дев, благородных богов, гарцующих, как кони, или парящих, как птицы, прошествовала перед глазами старика, провожавшего их ласковыми взглядами и беззвучно называвшего каждую картину по имени - вот Ренуары, Ван Дейки, Лотрек и так далее, пока проходящий мимо Келли не почувствовал на своем плече прикосновение руки лорда.
     Удивленный, Келли оглянулся.
     И увидел, что старик пристально смотрит на маленькое полотно, которое он нес под мышкой.
     - Мой портрет? Произведение моей жены?
     - Так точно, - сказал Келли.
     Старик уставился на Келли и на картину, а потом кивнул в сторону снежной ночи.
     Келли улыбнулся.
     Двигаясь бесшумно, точно домушник, он исчез вместе с портретом во тьме. Мгновение спустя раздался его смех, и он вернулся обратно с пустыми руками.
     Старик пожал ладонь Келли своей дрожащей рукой, а потом запер дверь.
     Он повернулся, словно воспоминание о прошедшей ночи уже выветрилось из его старческой головы, и заковылял по коридору с шарфом, накинутым на худые плечи, как легкая усталость. Все проследовали за ним в библиотеку. Там в своих огромных руках они обнаружили выпивку и увидели, как лорд Килготтен разглядывает картину над камином, словно припоминая, висело ли там раньше "Разграбление Рима" или "Падение Трои"? Затем старик почувствовал на себе взгляды и посмотрел в упор на попавшую в окружение армию.
     - Ну, за что мы выпьем теперь?
     Все стали переминаться с ноги на ногу.
     Потом Флэннери воскликнул:
     - За его светлость, конечно!
     - За его светлость! - горячо воскликнули все, выпили, закашлялись, поперхнулись и зачихали, а старик вдруг почувствовал, как некая странная влага наворачивается на глаза. Он подождал, пока не уляжется шум, и только после этого произнес:
     - За нашу Ирландию!
     И выпил.
     Все сказали: "О Господи! Аминь".
     А старик посмотрел на картину над камином и наконец робко заметил:
     - Не хотелось об этом упоминать... вот эта картина...
     - Сэр?
     - По-моему, она висит немного криво, - сказал старик извиняющимся тоном. - Не могли бы вы...
     - Не могли бы мы, ребята! - воскликнул Кейси. И четырнадцать мужчин бросились поправлять картину...

     - ... и поправили, - сказал Финн в конце своего рассказа.
     Стояла тишина.
     Почти одновременно Джон и я подались вперед и сказали:
     - Так все и было на самом деле?
     - Ну, - сказал Финн, - это яблочная кожура, если не сердцевина.