Литературное чтиво Выпуск No 382 от 2006-07-16 Число подписчиков: 22    Жюль ВЕРН "ДЕТИ КАПИТАНА ГРАНТА" Часть 3    Глава 17. Почему "Дункан" крейсировал вдоль    восточного берега Новой Зеландии      Невозможно описать чувства Гленарвана и его друзей, когда их слуха коснулись старинные напевы Шотландии. В тот момент, когда они поднимались по трапу, на палубе "Дункана" волынщик заиграл народную, песню древнего клана Малькольм и восторженное "ура" приветствовало возвращение лорда.      Гленарван, Джон Манглс, Паганель, Роберт, даже майор - все плакали и обнимались. То был порыв радости, восторга. Географ совсем потерял голову: он приплясывал, как сумасшедший, и угрожал своей неразлучной трубой уже подплывавшим к берегу уцелевшим пирогам.      Но, видя, какими лохмотьями покрыты Гленарван и его спутники, как они исхудали, заметив, как бледны их лица, хранившие следы пережитых страшных мук, команда яхты тотчас прервала бурные излияния радости. На борт "Дункана" вернулись тени тех отважных, блестящих путешественников, которые три месяца тому назад, полные надежд, устремились на розыски капитана Гранта. Случай, только случай, привел их на судно, которое они никогда уже больше не надеялись увидеть. Но в каком ужасном виде возвратились они, как истощены, как слабы они были!      Но раньше чем подумать об отдыхе, о пище, о питье, Гленарван спросил Тома Остина: каким образом "Дункан" очутился у восточного берега Новой Зеландия? Каким образом не попал в руки Бена Джойса? Какой сказочно счастливый случай привел яхту навстречу беглецам?      "Почему? Как? Зачем?" - посыпались со всех сторон вопросы.      Старый моряк не знал, кого слушать. Наконец он решил слушать только Гленарвана и отвечать только ему.      - А где же каторжники? - спросил Гленарван. - Что сделали вы с каторжниками?      - С каторжниками? - переспросил озадаченный Том Остин.      - Ну да! С теми негодяями, которые хотели захватить яхту.      - Какую яхту? - спросил Том Остин. - Вашу яхту?      - Ну да, Том, яхту "Дункан". Ведь явился же к вам Бен Джойс?      - Никакого Бена Джойса не знаю. Никогда не видывал такого, - ответил Остин.      - Как "никогда"?! - воскликнул Гленарван, пораженный ответом старого моряка. - Так почему же. Том, почему "Дункан" крейсирует сейчас вдоль берега Новой Зеландии?      Если Гленарван, Элен, Мери Грант, Паганель, майор, Роберт, Джон Манглс, Мюльреди, Вильсон не понимали, чему так удивлялся старый моряк, то каково же было их изумление, когда Том спокойно ответил:      - Он крейсирует здесь по вашему приказанию, сэр.      - Как по моему приказанию?! - воскликнул Гленарван.      - Так точно, сэр, я только выполнял распоряжение, содержавшееся в вашем письме от четырнадцатого января.      - В моем письме? В моем письме? - восклицал Гленарван.      Тут десять путешественников окружили Тома Остина и пожирали его глазами: значит, письмо, написанное у реки Сноуи, все-таки дошло до "Дункана"?      - Давайте объяснимся, - сказал Гленарван, - а то мне кажется, что я грежу. Вы получили письмо. Том?      - Да.      - В Мельбурне?      - В Мельбурне, в тот момент, когда я закончил ремонт.      - И это письмо?..      - Оно было написано не вашей рукой, но подпись была ваша, сэр.      - Правильно. Мое письмо вам доставил каторжник по имени Бен Джойс?      - Нет, сэр, моряк по имени Айртон, боцман с "Британии".      - Ну да! Айртон и Бен Джойс - это одно и то же лицо! А что было написано в этом письме?      - В нем вы приказывали мне покинуть Мельбурн и идти крейсировать у восточного побережья...      - Австралии! - крикнул Гленарван с горячностью, смутившей старого моряка.      - Австралии? - удивленно переспросил Том, широко открывая глаза. - Нет! Новой Зеландии!      - Австралии, Том, Австралии! - хором подтвердили спутники Гленарвана.      Тут на Остина нашло помрачение. Гленарван говорил с такой уверенностью, что старому моряку показалось, будто он действительно ошибся, читая письмо. Неужели он, преданный, исполнительный моряк, мог так ошибиться? Он смутился и покраснел.      - Успокойтесь, Том, - ласково проговорила Элен, - видно, так было суждено.      - Да нет же, миссис, простите меня, - пробормотал старый моряк. - Это невозможно! Я не ошибся! Айртон тоже прочел это письмо, и он уговаривал меня, чтобы я вопреки вашему приказанию повел яхту к австралийским берегам!      - Айртон? - воскликнул Гленарван.      - Он самый. Айртон убеждал меня, что в письме ошибка и что вы назначили местом встречи - залив Туфолда.      - У вас сохранилось письмо, Том? - спросил крайне заинтересованный майор.      - Да, мистер Мак-Наббс, - ответил Остин. - Я сейчас его принесу.      И Остин побежал к себе в каюту. Во время его отсутствия все молчали и переглядывались. Только майор, вперив взор в Паганеля и скрестив на груди руки, проговорил:      - Ну, знаете, Паганель, это уж слишком!      - А? Что вы сказали? - пробормотал географ.      Согнув спину, с очками на лбу, он удивительно похож был на гигантский вопросительный знак.      Остин возвратился. Он держал в руке письмо, написанное Паганелем и подписанное Гленарваном.      - Прочтите, пожалуйста, - сказал старый моряк.      Гленарван взял письмо и стал читать:      - "Приказываю Тому Остину немедленно выйти в море и отвести "Дункан", придерживаясь тридцать седьмой параллели, к восточному побережью Новой Зеландии:"      - Новой Зеландии! - воскликнул, сорвавшись с места, Паганель.      Он вырвал письмо из рук Гленарвана, протер себе глаза, поправил очки на носу и в свою очередь прочел письмо.      - Новой Зеландии! - повторил он непередаваемым тоном, роняя письмо.      В этот момент он почувствовал, что на его плечо легла чья-то рука. Он оглянулся. Перед ним стоял майор.      - Что ж, почтеннейший Паганель, - невозмутимо сказал Мак-Наббс, - хорошо еще, что вы не послали "Дункан" в Индо-Китай.      Эта шутка доконала бедного географа. Грянул дружный, гомерический хохот. Паганель, как сумасшедший, бегал взад и вперед по палубе, сжимая голову руками и рвал на себе волосы. Он не понимал, что делает и что он намерен делать. Спустившись по трапу с юта, он бесцельно принялся ходить, спотыкаясь, по палубе, наконец поднялся на бак. Там он споткнулся о свернутый канат, пошатнулся и ухватился за какую-то подвернувшуюся ему под руку веревку.      Раздался оглушительный грохот. Пушка выстрелила. Град картечи взбороздил спокойные воды океана. Злополучный Паганель, оказывается, уцепился за спусковую веревку заряженной пушки, и грянул выстрел. Географа отбросило на трап бака, и он провалился в кубрик.      За возгласом удивления последовал крик ужаса. Все решили, что произошло несчастье. Матросы гурьбой бросились вниз и вынесли Паганеля на палубу. Его длинное тело скрючилось вдвое, он был, по-видимому, не в силах говорить. Его перенесли на ют. Майор, заменявший при несчастных случаях врача, хотел раздеть бедного Паганеля, чтобы перевязать его раны, но не успел он прикоснуться к умирающему, как тот подскочил, словно от электрического тока.      - Ни за что! Ни за что! - вскричал он поспешно, запахнувшись в свою дырявую одежду, и быстро застегнул ее на все пуговицы.      - Но послушайте, Паганель... - сказал майор.      - Нет, говорю я!      - Надо же осмотреть...      - Я не позволю осматривать себя.      - А вдруг у вас сломаны... - уговаривал Мак-Наббс.      - Да, сломаны, - подтвердил Паганель, твердо становясь на длинные ноги, - но то, что я сломал, починит плотник.      - А что вы сломали?      - Столб, подпирающий палубу, когда летел вниз.      Эти слова вызвали новый, еще более громкий взрыв хохота. Такой ответ совершенно успокоил всех друзей почтенного Паганеля, который вышел цел и невредим из своего приключения с пушкой.      "Как странно, - подумал майор, - до чего стыдлив этот географ!"      Когда Паганель пришел в себя, ему предстояло ответить еще на один неизбежный вопрос.      - Теперь, Паганель, отвечайте чистосердечно, - сказал Гленарван. - Я признаю, что ваша рассеянность была для нас благодеянием. Если бы не вы, то "Дункан", несомненно, попал бы в руки каторжников. Если бы не вы, то нас снова захватили бы маорийцы. Но, ради бога, ответьте мне, в силу какой странной ассоциации идей вы вместо "Австралия" написали в письме "Новая Зеландия"?      - Да потому, черт возьми, написал, - воскликнул Паганель, - что...      Но тут он посмотрел на Роберта и на его сестру и осекся. Потом ответил:      - Что поделаешь, дорогой Гленарван! Я безумец, я сумасшедший, я неисправимое существо. И, видно, таким я умру.      - Если только с вас раньше не сдерут кожу, - заметил майор.      - Сдерут? - гневно воскликнул географ. - Это что, намек?      - Какой намек, Паганель? - спросил спокойно Мак-Наббс.      На этом разговор оборвался. Таинственное появление "Дункана" разъяснилось. Чудом спасшиеся путешественники мечтали лишь об одном - поскорее попасть в свои удобные, уютные каюты, а затем позавтракать.      Когда леди Элен, Мери Грант, майор, Паганель и Роберт ушли, Гленарван и Джон Манглс задержались на палубе, желая кое о чем расспросить Тома.      - А теперь, мой старый Том, - обратился Гленарван к Тому Остину, - скажите мне: вас не удивил мой приказ крейсировать у берегов Новой Зеландии?      - Да, сэр, признаться, я был очень удивлен, - ответил старый моряк. - Но я не имею обыкновения критиковать получаемые приказания, а просто повинуюсь им. Мог ли я поступить иначе? Не выполни я в точности вашего приказа и произойди от этого какая-нибудь катастрофа, то виноват был бы я. А вы, капитан, разве поступили бы иначе? - спросил он Джона Манглса.      - Нет, Том, я поступил бы точно так же, как вы.      - Но что же вы подумали? - спросил Гленарван.      - Я подумал, сэр, что в интересах Гарри Гранта надо плыть туда, куда вы приказываете. Я решил, что в силу каких-то новых соображений вы отправитесь в Новую Зеландию на каком-нибудь другом судне, а мне следует ждать вас у восточного побережья этого острова. Кстати, отплывая из Мельбурна, я никому не сообщил, куда именно мы направляемся, и команда узнала об этом лишь тогда, когда мы были в открытом море. Но тут на борту случилось происшествие, которое очень смутило меня!      - Что именно. Том? - спросил Гленарван.      - Да то, что когда на следующий день после нашего отплытия из Мельбурна боцман Айртон узнал, куда идет "Дункан"...      - Айртон! - воскликнул Гленарван. - Разве он на яхте?      - Да, сэр.      - Айртон здесь! - повторил Гленарван, глядя на Джона Манглса.      - Судьба, - отозвался молодой капитан.      Мгновенно, с быстротой молнии, перед глазами этих двух людей промелькнули все злодеяния Айртона: задуманное им предательство, рана Гленарвана, покушение на убийство Мюльреди, муки, испытанные отрядом, заведенным в болото у берегов Сноуи. И вот теперь, в силу удивительного стечения обстоятельств, каторжник находится в их власти.      - А где же он? - живо спросил Гленарван.      - В каюте бака под стражей, - ответил Том Остин.      - А почему вы арестовали его?      - Потому, что когда Айртон увидел, что яхта плывет в Новую Зеландию, то пришел в ярость и хотел заставить меня изменить направление судна, потому, что он угрожал мне, потому, наконец, что он начал подстрекать мою команду к бунту. Я понял, что это опасный малый, и принял необходимые меры предосторожности.      - А что было дальше?      - С тех пор он сидит в каюте и не пытается из нее выйти.      - Вы хорошо поступили. Том!      Тут Гленарвана и Джона Манглса пригласили в кают-компанию: завтрак, о котором они так мечтали, был подан. Все сели за стол, и ни слова не было сказано об Айртоне. Но после завтрака, когда путешественники подкрепились и собрались на палубе, Гленарван сообщил им, что бывший боцман находится на "Дункане" и что он хочет при них допросить Айртона.      - А можно мне не присутствовать на этом допросе? - спросила леди Элен.      - Признаюсь, дорогой Эдуард, что мне будет тяжело видеть этого несчастного.      - Это будет очная ставка, Элен, - ответил Гленарван. - Очень прошу вас остаться. Нужно, чтобы Бен Джойс встретился лицом к лицу со всеми своими жертвами.      Это соображение заставило Элен сдаться. Она и Мери Грант сели подле Гленарвана. Вокруг разместились майор, Паганель, Джон Манглс, Роберт, Вильсон, Мюльреди, Олбинет - все те, кто так жестоко пострадал от предательства каторжника. Команда яхты, не понимая всей важности происходящего, хранила глубокое молчание.      - Приведите Айртона, - сказал Гленарван.    Глава 18. Айртон или Бен Джойс?      Ввели Айртона. Он уверенным шагом прошел по палубе и поднялся по трапу в рубку. Его взор был мрачен, зубы стиснуты, кулаки судорожно сжаты. В нем не было видно ни вызывающей дерзости, ни смирения.      Оказавшись перед Гленарваном, он молча скрестил руки на груди и ждал допроса.      - Итак, Айртон, - начал Гленарван, - вот мы с вами теперь на том самом "Дункане", который вы хотели передать шайке Бена Джойса.      При этих словах губы боцмана слегка задрожали. Легкая краска покрыла его бесстрастное лицо. Но то была не краска раскаяния, а краска стыда за постигшую его неудачу. Он - узник на той яхте, которой он собирался командовать, и его участь должна была решиться через несколько минут. Он молчал. Гленарван терпеливо ждал, тот продолжал молчать.      - Говорите, Айртон, - промолвил наконец Гленарван. - Что вы можете ответить мне?      Айртон, видимо, колебался. Морщины на лбу его стали глубже. Наконец он сказал спокойно:      - Мне нечего говорить, сэр. Я имел глупость попасться вам в руки. Поступайте, как вам будет угодно.      Сказав это, боцман устремил взгляд на берег, расстилавшийся на западе, и сделал вид, что ему глубоко безразлично все происходящее вокруг. Глядя на него, можно было подумать, что он не имеет ко всему происходящему никакого отношения. Но Гленарван решил держать себя в руках. Ему хотелось во что бы то ни стало выяснить некоторые подробности таинственного прошлого Айртона, особенно той части его прошлого, которая относилась к Гарри Гранту и "Британии". Он возобновил допрос. Он говорил мягко, стараясь подавить кипевшее в нем негодование.      - Я полагаю, Айртон, - снова заговорил он, - что вы не откажетесь ответить на некоторые вопросы, которые я хочу задать вам. Прежде всего скажите, как вас звать: Айртон или Бен Джойс? Были вы или не были боцманом на "Британии"?      Айртон все так же безучастно продолжал смотреть на берег, словно не слышал вопросов.      В глазах Гленарвана вспыхнул гнев, но он сдержал себя и продолжал допрашивать боцмана:      - Ответьте мне: при каких обстоятельствах вы покинули "Британию" и почему оказались в Австралии?      То же молчание, тот же безразличный вид.      - Послушайте, Айртон, - еще раз обратился к нему Гленарван, - в ваших интересах отвечать: только откровенность может облегчить вашу участь. В последний раз спрашиваю вас: желаете вы отвечать или нет?      Айртон повернулся к Гленарвану и посмотрел ему прямо в глаза.      - Сэр, я не буду отвечать, - произнес он, - пусть правосудие само изобличит меня.      - Это будет очень легко сделать, - заметил Гленарваи.      - Легко, сэр? - насмешливо спросил Айртон. - Мне кажется, вы ошибаетесь, сэр. Я утверждаю, что лучший судья стал бы в тупик, разбирая мое дело. Кто объяснит, почему я появился в Австралии, раз капитана Гранта здесь нет? Кто докажет, что я и Бен Джойс одно и то же лицо, поскольку мои приметы дает полиция, а я никогда не бывал в ее руках, сообщники же мои все на свободе? Кто, кроме вас, может обвинить меня не только в каком-либо преступлении, но даже в проступке, достойном порицания? Кто может подтвердить, что я хотел захватить это судно и передать его каторжникам? Никто! Слышите? Никто! Вы подозреваете меня? Хорошо. Но нужны доказательства, чтобы осудить человека, а у вас их нет. До тех пор, пока у вас их не будет, я - Айртон, боцман "Британии".      Говоря это, Айртон оживился, но потом снова впал в прежнее безразличие. Он, очевидно, предполагал, что его заявление положит конец допросу, но ошибся.      Гленарван заговорил снова:      - Айртон, я не судебный следователь, которому поручено расследовать ваше прошлое. Это не мое дело. Нам важно выяснить наши взаимоотношения. Я не выпытываю у вас того, что могло бы вас скомпрометировать. Это дело правосудия. Но вам известно, какие поиски я предпринял, и вы одним намеком можете навести меня на утерянный след. Согласны вы отвечать?      Айртон отрицательно покачал головой, как человек, решивший молчать.      - Скажете вы мне, где находится капитан Грант? - спросил Гленарван.      - Нет, сэр, - ответил Айртон.      - Скажете вы мне, где потерпела крушение "Британия"?      - Нет!      - Айртон, - сказал почти умоляющим тоном Гленарван, - если вам известно, где находится Гарри Грант, то скажите об этом не мне, но его бедным детям, ведь они ждут от вас хотя бы одно слово!      Айртон заколебался. На его лице отразилась внутренняя борьба. Но он все же тихо ответил:      - Не могу, сэр.      И тут же резко, словно раскаиваясь в минутной слабости, добавил:      - Нет! Нет! Вы ничего от меня не узнаете! Можете меня повесить, если хотите.      - Повесить! - вскричал, выйдя из себя, Гленарван.      Но, овладев собой, он сказал серьезно:      - Айртон, здесь нет ни судей, ни палачей. На первой же стоянке вы будете переданы английским властям.      - Только этого я и прошу, - заявил боцман.      Сказав это, он спокойным шагом направился в каюту, служившую ему тюрьмой. У ее дверей поставили двух матросов, которым было приказано следить за каждым движением заключенного.      Свидетели этой сцены разошлись, одновременно возмущенные и в отчаянии.      Поскольку Гленарвану не удалось ничего выпытать у Айртона, то что ему оставалось делать? Очевидно, только одно - привести в исполнение план, задуманный в Идене: возвращаться в Европу, с тем чтобы когда-нибудь впоследствии возобновить поиски, а сейчас приходилось отказаться от этой мысли, ибо следы "Британии" безвозвратно утеряны, документ не допускал никакого иного толкования, так как на протяжении тридцать седьмой параллели уже не было ни единой не исследованной ими страны. Таким образом, "Дункану" оставалось только идти обратно на родину. Гленарван, посоветовавшись с друзьями, обсудил с Джоном Манглсом более подробно вопрос о возвращении.      Джон осмотрел угольные ямы и убедился, что угля хватит не больше чем на пятнадцать дней. Значит, на первой же стоянке необходимо пополнить запас топлива. Джон предложил Гленарвану плыть в бухту Талькауано, где "Дункан" однажды уже пополнил запасы перед тем, как пуститься в кругосветное плавание. Это был прямой путь, как раз по тридцать седьмой параллели. Снабженная с избытком всем необходимым, яхта поплывет на юг и, обогнув мыс Горн, направится по Атлантическому океану в Шотландию.      Когда этот план был одобрен, механик получил приказ разводить пары. Полчаса спустя "Дункан" взял курс на бухту Талькауано, яхта понеслась по зеркальной глади океана, и в шесть часов вечера последние горы Новой Зеландии скрылись в горячих клубах тумана, опоясывающего горизонт.      Итак, началось возвращение на родину. Грустное плавание для этих отважных людей, разыскивавших Гарри Гранта и возвращавшихся теперь без него! Команда "Дункана", некогда столь веселая, исполненная надежд на успех в момент отплытия из Шотландии, теперь пала духом и в самом печальном настроении возвращалась в Европу. Ни один из этих храбрых матросов не радовался перспективе скорого возвращения на родину, все согласны были еще долго подвергаться опасностям океанского плавания, лишь бы найти капитана Гранта.      Восторженные крики "ура", которыми только что приветствовали Гленарвана, сменились унынием, прекратилось непрестанное общение между пассажирами, умолкли беседы, развлекавшие их в пути. Все держались порознь, каждый прятался в своей каюте, и редко-редко кто-нибудь показывался на палубе "Дункана".      Паганель, у которого все переживания, и радостные и горестные, выражались особенно бурно, Паганель, у которого всегда находились слова утешения, хранил теперь мрачное молчание. Его почти не было видно. Природная словоохотливость и чисто французская живость сменились добровольной молчаливостью и упадком духа. Он, казалось, пал духом даже больше, чем его товарищи. Если Гленарван заговаривал о том, что со временем можно возобновить поиски капитана Гранта, то Паганель отрицательно качал головой, как человек, потерявший всякую надежду и убежденный в том, что все потерпевшие крушение на "Британии" безвозвратно погибли.      А между тем на борту "Дункана" находился человек - Айртон, который мог рассказать об этой катастрофе, но он упорно молчал. Несомненно, что если этот негодяй не знал, где находится в данное время капитан Грант, то ему во всяком случае было известно место крушения. Но, видимо, Грант был для боцмана нежелательным свидетелем, и потому он молчал. Это вызывало всеобщий гнев. Особенно возмущались матросы. Они хотели даже расправиться с ним.      Неоднократно Гленарван пытался добиться чего-нибудь от боцмана, но ни обещания, ни угрозы не действовали. Упорство Айртона было столь необъяснимо, что майора даже взяло сомнение, знает ли тот вообще что-либо. Того же мнения придерживался и географ: оно подтверждало его личное мнение о судьбе Гарри Гранта.      Но если Айртон ничего не знал, то почему же он не признавался в этом? Его неведение не могло ему повредить, а его молчание затрудняло составление нового плана. На основании того, что боцман находился в Австралии, разве можно было заключить, что на этом же континенте находится и Гарри Грант? Необходимо было обязательно заставить Айртона высказаться.      Видя, что Гленарван ничего не может добиться от боцмана, леди Элен попросила мужа разрешить ей в свою очередь попытаться сломить упорство Айртона. Быть может, думала она, там, где потерпел неудачу мужчина, женщина, более кроткая, одержит победу. Разве не похоже это на старую басню об урагане, который не смог сорвать плащ с путника, тогда как первые лучи солнца заставили этого путника добровольно сбросить с себя плащ?      Гленарван, зная, как умна его молодая жена, предоставил ей свободу действий.      В этот день, 5 марта, Айртона привели в каюту леди Элен. Здесь же сидела Мери Грант. Присутствие молодой девушки могло оказать большое влияние на боцмана, а леди Элен не хотела упустить ни одного шанса на успех.      Целый час женщины провели с боцманом "Британии", но о чем они говорили, какие доводы приводили, желая вырвать у каторжника тайну, никто об этом ничего не узнал. Впрочем, после этого свидания с Айртоном Элен и Мери Грант казались сильно разочарованными. Видимо, они потерпели неудачу. Когда боцмана вели обратно в каюту, то матросы встречали его угрозами. Айртон молча пожимал плечами, что еще больше увеличило ярость команды, и лишь вмешательство Джона Манглса и Гленарвана спасло Айртона от расправы.      Но леди Элен не сдалась. Она надеялась найти доступ к сердцу этого безжалостного человека и на следующий день пошла в каюту Айртона, желая предотвратить бурные сцены, происходившие при появлении боцмана на палубе яхты.      В течение долгих двух часов добрая, кроткая женщина оставалась с глазу на глаз с атаманом беглых каторжников. Гленарван в волнении бродил около каюты, то желая испробовать все средства к раскрытию тайны Айртона, то порываясь избавить жену от этой тягостной беседы.      Но на этот раз, когда леди Элен вышла из каюты, ее лицо выражало удовлетворение. Неужели ей удалось пробудить жалость, уже давно уснувшую в сердце этого негодяя?      Мак-Наббс, который первый увидел ее, не мог сдержать недоверчивого жеста.      Однако среди команды тотчас же разнесся слух, будто боцман сдался наконец на уговоры Элен Гленарван, и матросы собрались на палубе быстрее, чем по свистку Тома Остина, созывающего их на работу.      Гленарван бросился навстречу жене.      - Айртон все рассказал вам? - спросил он.      - Нет, - ответила Элен, - но, уступая моей просьбе, он пожелал переговорить с вами.      - Ах, дорогая Элен, неужели вы добились своего!      - Надеюсь, Эдуард!      - Не пообещали ли вы ему что-нибудь от моего имени?      - Я обещала ему лишь одно, а именно: что вы приложите все усилия, чтобы смягчить его участь.      - Хорошо, дорогая. Пусть сейчас же приведут ко мне Айртона.      Леди Элен в сопровождении Мери Грант ушла в свою каюту, а боцмана привели в кают-компанию, где его ожидал Гленарван.    Глава 19. Соглашение      Лишь только боцмана ввели в кают-компанию, как стража тотчас же удалилась.      - Вы хотели переговорить со мной, Айртон? - спросил Гленарван.      - Да, сэр, - ответил боцман.      - Наедине?      - Да. Но мне кажется, что если бы при нашем разговоре присутствовали майор Мак-Наббс и господин Паганель, то это было бы лучше.      - Лучше для кого?      - Для меня.      Айртон говорил очень спокойно. Гленарван пристально посмотрел на него и послал за Мак-Наббсом и Паганелем, которые тотчас же явились. Как только оба его друга уселись, Гленарван сказал боцману:      - Мы слушаем вас.      Айртон несколько минут собирался с мыслями и наконец сказал:      - Сэр, когда два человека заключают между собой контракт или соглашение, то обычно присутствуют свидетели, вот почему я просил, чтобы мистер Паганель и майор Мак-Наббс присутствовали при нашем разговоре, так как, говоря откровенно, я хочу предложить вам сделку.      Гленарван, привыкший к повадкам Айртона, даже не поморщился, хотя вступать в какое-либо соглашение с этим человеком показалось ему несколько странным.      - В чем же заключается эта сделка?      - Вот в чем, - ответил Айртон. - Вы хотите получить от меня некоторые полезные для вас сведения, а я хочу получить от вас кое-какие преимущества, очень для меня ценные. Словом, сэр, подходит вам это или нет?      - А что это за сведения? - живо спросил Паганель.      - Нет, - остановил его Гленарван, - какие это преимущества?      Айртон кивнул головой в знак того, что он понял мысль Гленарвана.      - Вот, - сказал он, - те условия, которые я выставляю. Скажите, сэр, вы не отказались от намерения передать меня английским властям?      - Нет, Айртон, не отказался, и это будет только справедливо.      - Не оспариваю, - спокойно отозвался боцман. - Следовательно, вы не согласитесь вернуть мне свободу?      Гленарван с минуту колебался, ибо трудно было сразу ответить на этот столь отчетливо поставленный вопрос. Ведь от ответа зависела, быть может, судьба Гарри Гранта. Однако чувство долга взяло верх, и он ответил:      - Нет, Айртон, я не могу вернуть вам свободу.      - Я не прошу ее! - гордо ответил боцман.      - Так что же вам нужно?      - Нечто промежуточное между ожидающей меня виселицей и свободой, которую вы, сэр, дать мне не можете.      - И это?..      - Я прошу высадить меня на одном из пустынных островов Тихого океана и снабдить меня предметами первой необходимости. Я сам постараюсь выпутаться, как сумею, из этого положения, а если найдется свободное время, то - как знать! - быть может, я и раскаюсь.      Гленарван, не подготовленный к такому предложению, поглядел на друзей. Те молчали. Подумав несколько минут, Гленарван ответил:      - А если я пообещаю вам сделать то, о чем вы просите, Айртон, то вы сообщите мне обо всем, что меня интересует?      - Да, сэр, все, что я знаю о капитане Гранте и о судьбе "Британии".      - Всю правду?      - Всю.      - Но кто же поручится мне...      - О! Я понимаю, что вас беспокоит, сэр, но вам придется поверить мне на слово - поверить слову злодея! Что поделаешь! Таково положение вещей. Придется либо соглашаться, либо нет.      - Я доверяю вам, Айртон, - просто сказал Гленарван.      - И вы правы, сэр. Впрочем, если я даже обману вас, вы всегда сможете отомстить мне.      - Каким образом?      - Вернуться на остров и снова арестовать меня: ведь убежать с этого острова я не смогу.      У Айртона находился ответ на все. Он предупреждал любые затруднения, сам приводил против себя неопровержимые доводы. Ясно было, что он относится к предлагаемой им сделке с подчеркнутой добросовестностью. Невозможно было проявить большего доверия к своему собеседнику. Однако он пошел еще дальше.      - Мистер Гленарван и вы, господа, - добавил он, - мне хочется убедить вас в том, что я играю в открытую. Я не стремлюсь ввести вас в заблуждение и сейчас представлю вам новое доказательство своей искренности. Я откровенен потому, что верю в вашу честность.      - Говорите, Айртон, - ответил Гленарван.      - У меня ведь еще нет вашего согласия на мое предложение, и тем не менее я не скрою от вас, что знаю очень немногое о Гарри Гранте.      - Немногое! - воскликнул Гленарван.      - Да, сэр. Подробности, которые я могу сообщить вам, касаются лично меня. Вряд ли они помогут вам напасть на утерянный след.      Сильное разочарование отразилось на лицах Гленарвана и майора. Они были уверены, что боцман владеет важной тайной, а тот признается, что сведения, которые он может сообщить, будут для них бесполезны. Лишь Паганель оставался невозмутимо спокоен.      Однако признание Айртона, сделанное в ущерб себе, тронуло присутствующих. Особенное впечатление на них произвела последняя фраза боцмана:      - Итак, сэр, вы предупреждены: сделка менее выгодна для вас, чем для меня.      - Это не важно, - ответил Гленарван. - Я согласен на ваше предложение, Айртон, и даю вам слово высадить вас на одном из островов Тихого океана.      - Отлично, сэр, - промолвил боцман.      Был ли доволен решением Гленарвана этот странный человек? Сомнительно, ибо на его бесстрастном лице не отразилось ни малейшего волнения. Казалось, что речь идет не о нем, а о ком-то другом.      - Я готов отвечать, - сказал он.      - Мы не будем задавать вам никаких вопросов, - сказал Гленарван. - Расскажите, Айртон, все, что вам известно, и прежде всего сообщите, кто вы такой.      - Господа, - начал Айртон, - я действительно Том Айртон, боцман "Британии". Двенадцатого марта тысяча восемьсот шестьдесят первого года я отплыл из Глазго на корабле Гарри Гранта. В течение четырнадцати месяцев мы вместе с ним бороздили волны Тихого океана в поисках подходящего места для основания шотландской колонии. Гарри Грант - человек, созданный для великих дел, но у нас с ним часто происходили серьезные столкновения. Мы не сошлись характерами. Я не умею беспрекословно подчиняться, а Гарри Грант, когда принимал какое-нибудь решение, то не выносил противоречий. Это человек железной воли как по отношению к себе, так и по отношению к другим. Но все же я осмелился восстать против него. Я попытался поднять мятеж среди команды и захватить корабль в свои руки. Кто был прав, кто виноват из нас - это теперь не важно, но, как бы то ни было, Гарри Грант, не колеблясь, высадил меня восьмого апреля тысяча восемьсот шестьдесят второго года на западном побережье Австралии.      - Австралии? - повторил майор, прерывая рассказ Айртона. - Следовательно, вы покинули "Британию" до ее стоянки в Кальяо, откуда были получены последние сведения о ней?      - Да, - ответил боцман. - Пока я находился на борту "Британии", она ни разу не заходила в Кальяо, и если я упомянул вам на ферме Падди О'Мура о Кальяо, то только потому, что я узнал из вашего рассказа, что "Британия" туда заходила.      - Продолжайте, Айртон, - сказал Гленарван.      - Итак, я оказался один на почти пустынном берегу, но всего в двадцати милях от Пертской исправительной тюрьмы. Блуждая по побережью, я встретил шайку каторжников, только что бежавших из тюрьмы, и присоединился к ним. Вы разрешите мне не рассказывать о моей жизни в течение этих двух с половиной лет. Скажу только, что под именем Бена Джойса я стал главарем шайки беглых каторжников. В сентябре тысяча восемьсот шестьдесят четвертого года я явился на ирландскую ферму и поступил туда батраком под моим подлинным именем - Айртон. Я выжидал на этой ферме подходящего случая завладеть каким-нибудь судном. Это было моей заветной мечтой. Два месяца спустя появился "Дункан". Во время вашего пребывания на ферме вы рассказали всю историю капитана Гранта. Тут я узнал то, что было мне неизвестно: о стоянке "Британии" в порту Кальяо, о последних известиях с нее, датированных июнем тысяча восемьсот шестьдесят второго года (это было спустя два месяца после моей высадки), узнал историю с документами, узнал, что судно погибло на тридцать седьмой параллели, узнал, наконец, те веские причины, которые заставляют вас искать Гарри Гранта на Австралийском материке. Я не колебался. Я решил завладеть "Дунканом", великолепным судном, способным опередить быстроходнейшие суда британского флота. Но яхта была повреждена и требовала ремонта. Поэтому я дал ей отплыть в Мельбурн, а сам, назвавшись боцманом "Британии", как это и было в действительности, предложил провести вас в качестве проводника к вымышленному мной месту крушения судна капитана Гранта, у восточного побережья Австралии. Таким образом, я направил вашу экспедицию через провинцию Виктория, а моя шайка то шла вслед за нами, то опережала нас. Мои молодцы совершили у Кемденского моста ненужное преступление, ибо лишь только "Дункан" подошел бы к восточному берегу, так он неминуемо попал бы в мои руки, а с такой яхтой я стал бы хозяином океана. Таким образом, не вызывая ни в ком подозрения, я довел ваш отряд до реки Сноуи. Быки и лошади пали один вслед за другим, отравленные гастролобиумом. Я завел фургон в топи Сноуи. По моему настоянию: Но остальное вам известно, сэр, и вы можете быть уверены, что только рассеянность господина Паганеля помешала мне командовать теперь "Дунканом". Вот вся моя история, господа. К несчастью, мои разоблачения не наведут вас на следы Гарри Гранта. Как видите, сделка со мной была для вас мало выгодна.      Боцман умолк и, скрестив, по своему обыкновению, руки на груди, ждал. Гленарван и его друзья молчали. Они понимали, что все в рассказе этого странного злодея было правдой. Захват "Дункана" не удался только по не зависевшим от него обстоятельствам. Его сообщники прибыли на берег залива Туфолда, доказательством чего служила куртка каторжника, найденная Гленарваном. Тут они, согласно приказу атамана, поджидали яхту, и, устав ждать, они, конечно, опять занялись грабежами и поджогами в селениях Нового Южного Уэльса.      Первым возобновил допрос боцмана майор: ему хотелось уточнить некоторые даты, касавшиеся "Британии".      - Итак, - спросил он, - вас высадили на западном побережье Австралии восьмого апреля тысяча восемьсот шестьдесят второго года?      - Точно так.      - А вы не знаете, каковы были дальнейшие планы Гарри Гранта?      - Очень смутно.      - Все же сообщите нам то, что вы знаете. Самый ничтожный факт может навести нас на верный путь.      - Я могу сообщить вам, сэр, - ответил боцман, - что капитан Грант собирался посетить Новую Зеландию. Но во время моего пребывания на борту "Британии" это намерение выполнено не было. Таким образом, не исключена возможность, что капитан Грант, отплыв из Кальяо, направился в Новую Зеландию. Это вполне согласуется с датой крушения судна, указанной в документе: двадцать седьмого июня тысяча восемьсот шестьдесят второго года.      - Ясно, - сказал Паганель.      - Однако ничего в уцелевших обрывках слов не указывает на Новую Зеландию, - возразил Гленарван.      - На это я не могу ничего вам ответить, - сказал боцман.      - Хорошо, Айртон, - промолвил Гленарван, - вы сдержали слово, я тоже сдержу свое. Обсудим вопрос о том, на каком из островов Тихого океана вас высадить.      - О, это мне безразлично, - сказал Айртон.      - Ступайте в свою каюту и ждите там нашего решения, - сказал Гленарван.      Боцман удалился под конвоем двух матросов.      - Этот негодяй мог бы быть настоящим человеком, - промолвил майор.      - Да, - согласился Гленарван. - Это человек умный, с сильным характером. Как жаль, что его способности направлены в дурную сторону.      - А Гарри Грант?      - Боюсь, что он погиб. Бедные дети! Кто может сказать, где их отец?      - Я, - отозвался Паганель. - Да, я!      Читатель заметил, что географ, обычно столь словоохотливый, столь нетерпеливый, не проронил ни одного слова во все время допроса. Он молча слушал. Но произнесенная им короткая фраза стоила многих. Гленарван был поражен.      - Вы, Паганель? Вы знаете, где капитан Грант? - воскликнул он.      - Да, насколько это возможно знать, - ответил географ.      - А откуда вы это узнали?      - Все из того же документа.      - А-а... - протянул майор тоном полнейшего недоверия.      - Вы сперва послушайте, Мак-Наббс, а потом пожимайте плечами, - заметил географ. - Я до сих пор молчал, потому что знал, что вы все равно мне не поверите. Говорить было бесполезно, но если я сейчас решаюсь на это, то только потому, что слова Айртона подтвердили мои предположения.      - Итак, вы полагаете, что в Новой Зеландии... - начал Гленарван.      - Выслушайте и судите сами, - отвечал Паганель. - Ведь ошибка, которая спасла нас, была сделана мною не случайно, не без оснований, вернее, "основания". В то время как я писал под диктовку Гленарвана это письмо, слово "Зеландия" не выходило у меня из головы, и вот почему. Помните, когда мы все ехали в фургоне, то Мак-Наббс рассказывал миссис Гленарван о каторжниках, о крушении у Кемденского моста? При этом он дал ей прочесть номер "Австралийской и Новозеландской газеты", где описывалась эта катастрофа. В тот момент, когда я дописывал письмо, газета лежала на полу таким образом, что в ее заголовке можно было прочитать два слога - "ландия". И вдруг меня осенила мысль, что "ландия" документа является частью слова "Зеландия".      - Что такое? - вырвалось у Гленарвана.      - Да, - продолжал Паганель тоном глубокого убеждения, - это толкование не приходило мне в голову. И знаете почему? Да потому, что я изучал французский экземпляр документа, более полный, чем другие, а в нем-то это важное слово как раз отсутствует.      - Ой-ой! Какой вы фантазер, Паганель! - промолвил Мак-Наббс. - Как легко вы забываете свои предшествующие выводы!      - Пожалуйста, майор, я готов отвечать на ваши вопросы!      - Тогда скажите мне, что обозначает слово austral?      - То же, что и раньше: "Южные страны".      - Хорошо! А обрывок слова indi, который вы сначала считали частью indiens - "индейцы", а потом частью indigenes - "туземцы"? А теперь как вы его понимаете?      - Третье и последнее толкование таково: оно является корнем слова indigence - "нужда".      - А contin? Означает по-прежнему "континент"? - воскликнул Мак-Наббс.      - Нет, поскольку Новая Зеландия только острова.      - Тогда как же? - спросил Гленарван.      - Дорогой сэр, я сейчас прочту вам документ в моем новом, третьем толковании, а вы судите сами. Но прошу о следующем: во-первых, постарайтесь забыть, насколько возможно, все прежние толкования и отбросьте предвзятые мнения; во-вторых, имейте в виду, что некоторые места покажутся вам несколько вольно истолкованными; таково, например, слово agorae, которое я никак не могу истолковать иначе. Но эти места никакого значения не имеют. К тому же мое толкование зиждется на французском тексте документа, который писал англичанин, а ему некоторые особенности чужого языка могли быть чужды. Теперь, после предуведомления, я начинаю...      И Паганель медленно и внятно прочел следующее:      "Двадцать седьмого июня тысяча восемьсот шестьдесят второго года трехмачтовое судно "Британия", из Глазго, после долгой агонии потерпело крушение в южных морях, у берегов Новой Зеландии (по-английски Zealand). Двум матросам и капитану Гранту удалось добраться до берега. Здесь, терпя постоянно жестокие лишения, они бросили этот документ под: долготы и тридцать седьмым градусом одиннадцатой минутой широты. Окажите им помощь, или они погибнут".      Паганель умолк. Подобное толкование документа было вполне допустимо. Но именно потому, что оно было столь убедительным, как и первые толкования, оно могло быть столь же ошибочным.      Гленарван и майор не стали его оспаривать.      - А так как следы "Британии" не были найдены ни у берегов Патагонии, ни у берегов Австралии, там, где проходит тридцать седьмая параллель, то все преимущества на стороне Новой Зеландии.      Это последнее замечание географа произвело сильное впечатление на его друзей.      - Скажите, Паганель, - спросил Гленарван, - почему вы почти два месяца держали это новое толкование в тайне?      - Потому что я не хотел зря обнадеживать вас. К тому же ведь мы все равно плывем в Окленд, лежащий на той широте, которая была указана в документе.      - Ну а потом, когда мы от этого пути отклонились, почему тогда вы тоже молчали?      - Потому что, как бы правильно мое толкование ни было, все равно оно не могло бы помочь спасти капитана Гранта.      - Почему вы так думаете?      - Да потому, что со времени крушения судна прошло два года и капитан не появился, значит, он пал жертвой или крушения, или новозеландцев.      - Значит, вы полагаете?.. - спросил Гленарван.      - Я полагаю, что, может быть, мы натолкнемся на какие-либо остатки "Британии", но сами потерпевшие крушение погибли.      - Ни слова об этом, друзья мои, - сказал Гленарван. - Предоставьте мне выбрать подходящий момент, чтобы сообщить эту печальную весть детям капитана Гранта.    Глава 20. Крик в ночи      Команда "Дункана" вскоре узнала, что сообщение Айргона не пролило света на таинственную судьбу капитана Гранта. Все впали в глубокое уныние: ведь на боцмана возлагалось столько надежд, а ему неизвестно ничего такого, что могло бы навести "Дункан" на следы "Британии".      Итак, яхта продолжала держаться намеченного курса. Оставалось только выбрать остров, на который можно было бы высадить Айртона.      Паганель и Джон Манглс справились по корабельным картам. Как раз на тридцать седьмой параллели значился уединенный островок Мария-Тереза. Этот скалистый, затерянный среди Тихого океана островок отстоит в трех с половиной тысячах миль от Новой Зеландии. На севере ближайшей к нему землей является архипелаг Паумоту, находящийся под протекторатом Франции, к югу нет никаких земель вплоть до вечных льдов Южного полюса. Ни одно судно не пристает к берегам этого уединенного островка. Никакого отголоска того, что происходит в мире, не долетает до него, лишь буревестники во время дальних перелетов отдыхают здесь, и на множестве карт этот островок, омываемый волнами Тихого океана, вообще не обозначен.      Если где-нибудь на земном шаре и существовало полное уединение, то именно на этом островке, заброшенном в океане, в стороне от всех морских путей. Айртону сообщили о местоположении острова. Боцман согласился поселиться там, вдали от людей, и "Дункан" взял курс к Марии-Терезе. В этот момент яхта находилась как раз на прямой линии от залива Талькауано к острову Марии-Терезы.      Два дня спустя, в два часа дня, вахтенный матрос дал знать, что на горизонте показалась земля. То был остров Марии-Терезы, низкий, продолговатый, едва выступавшей из воды, очертаниями своими похожий на огромного кита.      Яхта рассекала волны с быстротой шестнадцати узлов в час и находилась от него на расстоянии тридцати миль. Мало-помалу выступили очертания острова. На фоне заходящего солнца отчетливо вырисовывался его причудливый силуэт. Там и сям выделялись невысокие вершины, блестевшие в лучах дневного светила.      В пять часов Джону Манглсу показалось, будто над островом вьется легкий дымок.      - Что это, вулкан? - спросил он Паганеля.      Тот рассматривал остров в подзорную трубу.      - Не знаю, что вам сказать, - ответил географ. - Этот остров малоизвестен, возможно, что он вулканического происхождения.      - Но если остров возник вследствие извержения, то не следует ли опасаться, что следующее извержение разрушит его? - спросил Гленарван.      - Это маловероятно, - ответил Паганель. - Он существует уже несколько столетий, и это достаточная гарантия его долголетия. А вот остров Джулия, показавшийся из воды Средиземного моря, тот исчез бесследно через несколько месяцев.      - Хорошо, - сказал Гленарван. - Как вы полагаете, Джон, сможем мы подойти к берегу до наступления ночи?      - Нет, сэр. Я не могу рисковать ночью подходить к незнакомому берегу. Я буду крейсировать, делая короткие галсы, а завтра на рассвете мы пошлем туда шлюпку.      В восемь часов вечера остров Марии-Терезы, бывший всего в пяти милях от яхты, казался какой-то удлиненной едва видной тенью. "Дункан" продолжал приближаться к нему.      В девять часов на островке вспыхнул довольно яркий огонек. Он светился ровным, неподвижным светом.      - Вот что указывает на вулкан, - проговорил Паганель, внимательно всматриваясь вдаль.      - Но на таком близком расстоянии мы должны были бы слышать грохот, сопровождающий извержение, - заметил Джон Манглс, - а восточный ветер не доносит до нас никакого шума.      - Действительно, вулкан блестит, но безмолвствует, - согласился Паганель. - Притом, мне кажется, что этот огонь мигает, словно огонь маяка.      - Вы правы, - отозвался Джон. - А между тем на этих берегах нет маяков. А! - воскликнул он. - Вот второй огонек - теперь уже на самом берегу. Смотрите! Он колышется! Он меняет место!      Джон не ошибался. Действительно, появился второй огонек. Он то потухал, то снова разгорался.      - Значит, остров обитаем? - спросил Гленарван.      - Очевидно, населен дикарями, - ответил Паганель.      - Но в таком случае мы не можем высадить туда боцмана.      - Конечно, нет, - вмешался майор, - это был бы слишком плохой подарок даже для дикарей.      - В таком случае мы поищем другой необитаемый остров, - сказал Гленарван, который не мог сдержать улыбки на замечание майора. - Я обещал Айртону, что он будет жив и невредим, и сдержу слово.      - Во всяком случае, надо быть настороже, - сказал Паганель, - у новозеландцев, как некогда у жителей Корнуэльских островов, в ходу варварский обычай заманивать к берегам суда с помощью вспыхивающих там и сям огней. Возможно, что туземцам Марии-Терезы знаком этот прием.      - Держись в четверти мили от берега! - крикнул Джон Манглс матросу, стоявшему у руля. - Завтра на рассвете мы узнаем, в чем дело.      В одиннадцать часов Джон Манглс и пассажиры разошлись по своим каютам. На баке прохаживался вахтенный, на корме у румпеля стоял рулевой.      В это время на ют поднялись Мери Грант и Роберт. Дети капитана Гранта, облокотившись на перила, с грустью смотрели на блестевшее фосфорическим светом море и на светящуюся струю за кормой "Дункана". Мери думала о будущем Роберта, Роберт - о будущем сестры. Оба думали об отце. Жив ли еще их обожаемый отец? Неужели надо отказаться от надежды свидеться с ним? Но нет, как жить без него? Что станется с ними? Что было бы с ними и теперь без Гленарвана и его жены?      Мальчик, которого горе сделало взрослым не по годам, догадывался, какие мысли волнуют сестру.      - Мери, - промолвил он, беря ее за руку, - никогда не следует отчаиваться. Вспомни, чему учил нас отец. "Самое главное - не падать духом", - говаривал он. Будем же мужественны и стойки, как наш отец, - это давало ему силы преодолеть все препятствия. До сих пор, сестра, ты работала для меня, теперь настала моя очередь.      - Милый Роберт!.. - сказала молодая девушка.      - Мери, мне надо сказать тебе кое-что. Ты не будешь сердиться, правда?      - Зачем же мне сердиться на тебя, дитя мое!      - И ты позволишь мне сделать то, что я задумал?      - Что ты хочешь сказать? - взволнованно спросила Мери.      - Сестра! Я хочу быть моряком...      - Ты покинешь меня? - вскрикнула Мери, сжимая руку брата.      - Да, сестра, я буду моряком, как мой отец, как капитан Джон! Мери, дорогая Мери, ведь капитан Джон не потерял надежды разыскать отца. Верь в его преданность, как я верю в нее. Джон обещал сделать из меня отличного, выдающегося моряка, а пока мы будем вместе искать отца. Скажи, сестра, что ты согласна. То, что отец сделал для нас, мы, а особенно я, должны сделать для него. У меня только одна цель в жизни: искать, непрестанно искать того, кто никогда не покинул бы нас, ни тебя, ни меня. Мери, дорогая моя, как он был добр, наш отец!      - Как благороден, как великодушен! - добавила Мери. - Знаешь, Роберт, ведь наша родина им уже гордилась, и если б судьба не пресекла его деятельности, то он занял бы место среди выдающихся людей нашей страны.      - Я в этом уверен! - воскликнул Роберт.      Мери Грант прижала брата к груди, и мальчик почувствовал, как лоб его оросили ее слезы.      - Мери! Мери! - воскликнул он. - Пусть наши друзья молчат, но я до сих пор не утратил и никогда не утрачу надежды. Такой человек, как наш отец, не мог умереть, не выполнив своей задачи!      Мери Грант не в силах была отвечать: ее душили рыдания. Молодая девушка была глубоко взволнована мыслью о новых поисках Гарри Гранта и о безграничной преданности молодого капитана.      - Значит, мистер Джон еще не потерял надежды? - спросила она.      - Нет, он продолжает надеяться, - ответил Роберт. - Это брат, который никогда нас не покинет. Ведь правда, сестра, я буду моряком, и мы будем вместе искать отца? Ты согласна?      - Согласна! Но нам придется расстаться: - прошептала девушка.      - Ты останешься не одна. Мери. Я знаю! Мой друг Джон сказал мне это. Миссис Гленарван не позволит тебе уйти. Ты женщина, сестра, и можешь и должна согласиться принять ее благодеяния. Отказаться - значит быть неблагодарной. Но мужчина, - отец много раз повторял мне это, - мужчина должен сам ковать свою судьбу!      - Что будет с нашим милым домом в Денди? Ведь с ним связано столько воспоминаний!      - Мы сохраним его, сестричка! Все обдумали, и хорошо обдумали, наш друг Джон и лорд Гленарван. Ты будешь жить в замке Малькольм у лорда и леди Гленарван, как их дочь. Это он сам сказал моему другу Джону, а тот рассказал мне. Ты будешь чувствовать себя у них как дома, тебе будет с кем поговорить об отце. А в один прекрасный день мы привезем его самого! Ах! Какой это будет чудесный день! - воскликнул, сияя восторгом, Роберт.      - Брат мой, мальчик мой, как счастлив был бы отец, если б слышал тебя! - сказала Мери. - Как ты похож, милый Роберт, на него, на нашего обожаемого отца. Когда ты станешь взрослым, то будешь вылитый отец!      - О Мери!.. - краснея от благородной сыновней гордости, воскликнул мальчик.      - Но чем отблагодарим мы лорда и леди Гленарван? - промолвила Мери.      - О, это легко сделать! - сказал с юношеской самоуверенностью Роберт. - Мы будем любить их, почитать, говорить им об этом, крепко целовать, а если нужно будет, то пожертвуем ради них жизнью.      - Нет, лучше жить для них! - воскликнула девушка, целуя брата. - Они предпочтут это, и я тоже.      Дети капитана Гранта умолкли. Мечтательно глядели они друг на друга, окутанные ночной мглой. Но, мысленно продолжая свой разговор, они задавали друг другу вопросы и отвечали на них. Вокруг тихо зыбилось море и светилась сквозь сумрак бурлившая за винтом вода.      Вдруг произошло нечто странное, сверхъестественное. Брату и сестре одновременно показалось, будто из лона волн, попеременно то темных, то светящихся, прозвучал чей-то голос, и его глубокий, тоскующий звук проник в самую глубь их сердец.      - Помогите! Помогите! - прозвучало в тиши.      - Мери, ты слышала, слышала? - спросил Роберт.      И, поспешно перегнувшись через перила, оба стали напряженно вглядываться в мглу, но ничего не было видно - лишь безграничный сумрак стлался перед ними темной пеленой.      - Роберт, - пролепетала бледная от волнения Мери, - мне почудилось... Да, почудилось, как и тебе... Мы бредим с тобой, Роберт, милый...      Но снова раздался голос, призывавший на помощь, и на этот раз иллюзия была так сильна, что у обоих одновременно вырвался тот же крик:      - Отец! Отец!      Это было уже слишком для Мери. Волнение ее было так сильно, что она без чувств упала на руки брата.      - Помогите! - крикнул Роберт. - Сестра! Отец!.. Помогите!..      Рулевой бросился поднимать бесчувственную девушку. Прибежали стоявшие на вахте матросы, появились разбуженные шумом Джон Манглс, Элен, Гленарван.      - Сестра умирает, а отец там! - воскликнул Роберт, указывая на волны.      Никто не мог понять, в чем дело.      - Да, да, - повторял мальчик, - отец мой там! Я слышал его голос, сестра тоже слышала...      В эту минуту Мери пришла в себя и, словно безумная, повторяла:      - Отец! Отец там!      Несчастная девушка, перегнувшись через перила, хотела броситься в море.      - Милорд, леди Элен, говорю вам отец там! - твердила она, сжимая руки.      - Уверяю вас, я слышала его голос! Он подымался из волн, словно жалоба, звучал, словно последнее "прости"...      У бедняжки сделались судороги, она рыдала и билась. Пришлось отнести ее в каюту. Элен пошла туда же, чтобы оказать ей помощь.      А Роберт продолжал повторять:      - Отец мой! Отец мой там! Я в этом уверен, сэр!      Свидетели этой мучительной сцены не сомневались, что дети капитана Гранта стали жертвой галлюцинации. Но как убедить их в этом?      Гленарван первый попытался это сделать. Взяв за руку Роберта, он спросил его:      - Ты слышал голос своего отца, дитя мое?      - Да, сэр. Там, среди волн. Он кричал: "Помогите! Помогите!"      - И ты узнал этот голос?      - Узнал ли я его голос, милорд? О да, клянусь вам! Моя сестра тоже слышала и тоже узнала его. Неужели вы думаете, что мы оба ошиблись? Сэр, едемте скорей на помощь отцу! Шлюпку! Шлюпку!      Гленарван, поняв, что разубедить бедного мальчика невозможно, решил сделать последнюю попытку и позвал рулевого.      - Гаукинс, - спросил он, - вы стояли у руля, когда мисс Грант сделалось дурно?      - Да, - ответил Гаукинс.      - И вы ничего не заметили, ничего не слышали?      - Ничего.      - Вот видишь, Роберт!      - Если бы это был отец Гаукинса, то Гаукинс не сказал бы, что ничего не слышал! - с неукротимой энергией воскликнул мальчик. - Это был мой отец, сэр, мой отец, отец!      Рыдания прервали его голос. Бледный и безмолвный, Роберт тоже лишился чувств. Гленарваи приказал отнести его в каюту и уложить его в постель. Измученный волнением, мальчик впал в тяжелое забытье.      - Бедные сироты, - промолвил Джон Манглс, - какое тяжелое испытание выпало им на долю!      - Да, - отозвался Гленарван, - чрезмерное горе могло вызвать у них одновременно одинаковую галлюцинацию.      - Одновременно у обоих? - прошептал Паганель. - Странно! Наука не допускает этого.      Затем географ, перегнувшись через перила и сделав всем окружающим знак молчать, в свою очередь стал прислушиваться.      Кругом царила тишина. Паганель громко крикнул. Никто не ответил.      - Странно, странно, - повторял географ, возвращаясь в свою каюту. - Родство мыслей и горя все же не объясняет подобного явления.      На следующий день, 8 марта, в пять часов утра, едва стало светать, как пассажиры, в том числе Роберт и Мери, - ибо их невозможно было удержать в каюте, - собрались на палубе "Дункана". Каждому хотелось увидеть землю, которую лишь мельком видели накануне. Подзорные трубы с жадностью направлялись на остров. Яхта шла вдоль острова на расстоянии мили от берегов. Можно было разглядеть мельчайшие подробности.      Вдруг раздался крик Роберта. Мальчик уверял, что видит трех людей: двое бегают по берегу, размахивая руками, а третий машет флагом.      - Английский флаг! - вскричал Джон Манглс, взглянув в подзорную трубу.      - Верно! - воскликнул Паганель, быстро оборачиваясь к Роберту.      - Сэр, - заговорил мальчик, дрожа от волнения, - если вы не хотите, чтобы я добрался до берега вплавь, то велите спустить шлюпку. На коленях умоляю вас, позвольте мне первым высадиться на берег!      Никто не решался вымолвить ни слова. Как"! На этом островке, лежащем на тридцать седьмой параллели, живут три человека, потерпевших кораблекрушение, англичане! И каждый, вспоминая ночное происшествие, думал о том голосе, который слышали Роберт и Мери. Быть может, дети действительно слышали чей-то голос, но был ли то голос их отца? Увы! Нет, нет и нет! И каждый, думая о том тяжком разочаровании, которое ожидало сирот, трепетал, боясь, что бедные дети не в силах будут перенести это новое испытание. Но как удержать их? У Гленарвана не хватило на это духу.      - Спустить шлюпку! - приказал он.      В одно мгновение шлюпка была спущена. Дети капитана Гранта, Гленарван, Джон Манглс, Паганель быстро спустились в нее, и она стремительно понеслась вперед под бешеными ударами весел шести матросов.      В десяти туазах от берега Мери издала душераздирающий крик:      - Отец!      На берегу рядом с двумя другими мужчинами стоял высокий, крепко сложенный человек. Его выразительное лицо, доброе и мужественное, было похоже одновременно и на лицо дочери и на лицо сына. Несомненно, это был тот самый человек, которого так часто описывали Мери и Роберт. Их сердца не обманули их - то был их отец, то был капитан Грант.      Капитан услышал крик Мери, протянул к ней руки и упал на песок, словно сраженный молнией.    Глава 21. Остров Табор      От радости не умирают, ибо отец и дети пришли в себя еще до того, как шлюпка доставила их на яхту. Как описать эту сцену! Вся команда плакала, глядя на эти три существа, слившиеся в безмолвном объятии.      Поднявшись на палубу "Дункана", олицетворяющую для Гарри Гранта его родную Шотландию, он дрожащим от волнения голосом горячо поблагодарил Гленарвана, леди Элен и весь экипаж.      За тот промежуток времени, в течение которого шлюпка доплыла до яхты, Мери и Роберт успели в Нескольких словах рассказать отцу историю его поисков.      В каком неоплатном долгу был он перед Элен Гленарван, этой благородной женщиной, и ее спутниками! Ведь, начиная от Гленарвана и кончая последним матросом, все они боролись, страдали ради него! Гарри Грант выражал переполнявшую его сердце благодарность с такой простотой, с таким благородством, его мужественное лицо дышало таким чистым, таким кротким чувством, что вся команда почувствовала себя полностью вознагражденной за перенесенные испытания. Даже невозмутимый майор и тот прослезился. Что же касается Паганеля, то он плакал, как ребенок, даже не пытаясь скрыть своих слез.      Гарри Грант не сводил глаз с дочери. Он находил ее красивой, очаровательной и повторял это вслух, призывая в свидетельницы леди Элен, чтобы убедиться, что отцовские чувства не обманывают его. Затем, поворачиваясь к сыну, он восклицал с восторгом:      - Как он вырос! Совсем мужчина.      И осыпал любимых детей бесконечными поцелуями.      Роберт представил отцу по очереди всех своих друзей. Хотя мальчуган старался разнообразить характеристики, но все они совпадали в одном, что каждый прекрасно относился к бедным сиротам. Когда наступила очередь Джона Манглса, то молодой капитан покраснел, словно девушка, и его голос дрожал во время разговора с отцом Мери.      Леди Элен рассказала капитану Гранту о их путешествии. Капитан мог гордиться и сыном и дочерью.      Гарри Грант узнал о подвигах юного героя, узнал о том, что мальчик уже уплатил Гленарвану часть отцовского долга. Вслед за Элен заговорил Джон Манглс. Он в таких выражениях говорил о Мери, что Гарри Грант, которому Элен уже успела сообщить в нескольких словах о взаимной любви молодых людей, соединил руку дочери с рукой отважного молодого капитана.      Когда обо всем уже было переговорено тысячу раз, Гленарван рассказал Гарри Гранту об Айртоне. Капитан полностью подтвердил все сообщенное боцманом.      - Это малый с головой и смельчак, - добавил он, - но страсти увлекли его в сторону зла. Будем надеяться, что он одумается и раскаяние вернет его к честной жизни.      Но Гарри Грант хотел, прежде чем высадят Айртона на остров Мари-Терезы, принять там, на своей скале, новых друзей. Он пригласил их посетить его деревянный домик и отобедать за столом Робинзона Океании.      Гленарван и его спутники с удовольствием приняли приглашение. Роберт и Мери горели желанием увидеть места, где так долго страдал их отец.      Снарядили лодку, и вскоре капитан с детьми, Эдуард с Элен Гленарван, майор, Джон Манглс и Паганель высадились на берег острова.      Достаточно было нескольких часов, чтобы обойти владения Гарри Гранта. Этот островок был в сущности вершиной подводной скалы, плоскогорьем со множеством базальтовых скал и обломков вулканических пород. Под действием подземного огня эта гора в древние геологические эпохи постепенно поднялась из вод Тихого океана. Но с тех пор прошло много веков, вулкан потух, и образовался мирный островок; на нем наслоился плодородный чернозем, постепенно этой новой землей завладела растительность. Китоловы оставили тут несколько домашних животных - коз и свиней, те расплодились и с течением времени одичали. Таким образом, на островке, затерянном среди Тихого океана, появились представители всех трех царств Природы. Когда же на остров попали моряки, потерпевшие крушение на "Британии", то силы природы стали направляться рукой человека. В два с половиной года Гарри Грант и его матросы совершенно преобразили остров. Несколько тщательно обработанных акров земли приносили высокие урожаи.      Гости подошли к домику, расположенному под сенью зеленых камедных деревьев; перед окнами расстилалось безбрежное море, сверкавшее под ослепительными лучами солнца. Гарри Грант распорядился поставить стол под раскидистыми деревьями, и все уселись вокруг него. Подали заднюю ножку козленка, хлеб из нарду, несколько чашек молока, два-три стебля дикого цикория, чистую холодную воду.      Паганель был в восторге. Воскресли его старые мечты стать Робинзоном.      - Жалеть о судьбе этого плута Айртона не придется? Островок - настоящий рай! - с восторгом воскликнул географ.      - Да, этот крохотный островок был раем для трех несчастных, потерпевших крушение, - отозвался Гарри Грант. - Но я сожалею, что это не большой, плодородный остров, где вместо ручья протекала бы река, а вместо бухточки был бы удобный порт.      - А почему вы сожалеете об этом, капитан? - спросил Гленарван.      - Потому что я мог бы основать здесь, в Тихом океане, колонию и подарить ее Шотландии.      - Вот как, капитан Грант! Вы, стало быть, не оставили замысла, сделавшего вас столь популярным на нашей родине? - спросил Гленарван.      - Нет, сэр, не оставил. Мне кажется, что вам суждено было спасти меня именно для того, чтобы я имел возможность привести в исполнение мой замысел. Необходимо, чтобы наши бедняки, обитатели древней Каледонии, нашли себе убежище от нищеты на новой земле. Нашей дорогой родине необходимо иметь в этих морях свою, ей одной принадлежащую колонию, которая ни от кого не зависела бы и благоденствовала бы, чего ей так не хватает в Европе!      - А! Это хорошо сказано, капитан Грант! - сказала леди Элен. - Прекрасный план и вполне достоин благородного сердца! Но этот островок:      - Наш скалистый островок может прокормить лишь несколько колонистов, а нам нужны обширные, плодородные земли.      - Ну что ж, - воскликнул Гленарван, - будущее в наших руках! Будем искать эти земли вместе.      Гарри Грант и Гленарван крепко пожали друг другу руки, словно закрепляя этим рукопожатием данное обещание.      Затем все пожелали узнать на этом самом островке, в этом скромном домике историю крушения "Британии", историю жизни этих людей за эти два долгих года.      Гарри Грант охотно исполнил желание своих новых друзей.      - История моя, - начал он, - похожа на историю всех Робинзонов, заброшенных на пустынный остров и понявших, что им надо рассчитывать лишь на самих себя и они должны бороться за свою жизнь с силами природы. В ночь с двадцать шестого на двадцать седьмое июня тысяча восемьсот шестьдесят второго года "Британия", потеряв управление во время шестидневной бури, разбилась о скалы острова Марии-Терезы. Море яростно бушевало, организовать спасение было невозможно, и вся моя несчастная команда погибла. Лишь матросам Бобу Лирсу, Джо Беллу и мне после многих тщетных попыток удалось добраться до берега.      Земля, приютившая нас, представляла собой пустынный островок длиной в пять миль, шириной в две. На нем росло около тридцати деревьев, было несколько лужаек и источник свежей пресной воды, к счастью никогда не пересыхавший. Оказавшись с моими двумя матросами в этом затерянном уголке земного шара, я не пал духом и приготовился к упорной борьбе. Боб и Джо, мои отважные товарищи по несчастью, энергично помогали мне.      По примеру Робинзона, героя Даниэля Дефо, мы начали с того, что подобрали обломки судна, инструменты, небольшое количество пороха, оружие и мешок с драгоценным для нас зерном. Первые дни были очень тяжелы, но вскоре охота и рыбная ловля обеспечили нас пищей, ибо остров кишел дикими козами, а у берегов водилось множество морских животных. Мало-помалу наша жизнь наладилась.      Благодаря тому, что мне удалось спасти от крушения астрономические приборы, я мог точно определить, где находится островок, на каком расстоянии он лежит от обычных путей судов, и понял, что лишь счастливый случай может нас выручить. Непрестанно думая о моих любимых детях, но не надеясь больше их увидеть, я мужественно подчинился выпавшему на мою долю испытанию. Между тем мы работали не покладая рук. Вскоре несколько акров земли были засеяны семенами, спасенными с "Британии". Картофель, цикорий и щавель оздоровили нашу обычную пищу. Со временем появились другие овощи. Мы поймали и приручили несколько диких козлят. Появилось молоко, масло. Из нарду, росшего на дне пересохших ручьев, мы выпекали довольно питательный хлеб. Словом, наш быт перестал нас тревожить.      Мы выстроили домик из выброшенных на берег обломков "Британии", покрыли его тщательно просмоленными парусами и под таким надежным убежищем благополучно пережили период дождей. Сколько в этом домике обсуждалось планов, сколько было мечтаний - и самая чудесная из наших грез ныне сбылась! Сначала я хотел пуститься в море на лодке, построенной из обломков "Британии", но ближайшая земля - архипелаг Паумоту - отстояла от нас на расстоянии в полторы тысячи миль. Никакая лодка не могла бы выдержать подобный переход. Я отказался от этой мысли и положился на судьбу.      Ах, дорогие мои дети! Как часто, стоя на береговых скалах, надеялись мы увидеть судно в морской дали, но за все время нашего заточения на горизонте только два-три раза показались паруса, но, промелькнув, скрылись. Так прошло два с половиной года. Мы перестали надеяться, но не впадали в отчаяние.      И вот наконец вчера, взобравшись на самую высокую гору, я увидел на западе легкий дымок. Он увеличивался. Вскоре я различил судно. Казалось, оно направлялось к нам. А вдруг оно пройдет мимо острова? Зачем ему здесь останавливаться!      Ах, какой это был мучительный день! Как только не разорвалось мое сердце! Товарищи зажгли костер на вершине одной из здешних гор. Наступила ночь, но яхта не сигнализировала, что нас заметили. А ведь в ней заключалось наше спасение! Неужели она уплывет! Я больше не колебался. Тьма сгущалась. Судно могло ночью обогнуть остров и уйти. Я бросился в воду и поплыл к нему. Надежда утраивала мои силы. С нечеловеческой силой рассекал я волны. Уже яхта была от меня в каких-нибудь тридцати саженях, когда вдруг она переменила галс. Вот тогда-то я стал отчаянно кричать, и крик этот услышали дети. Я вернулся на берег, обессиленный, сломленный волнением и усталостью. Матросы подобрали меня полумертвым. Эта последняя ночь, проведенная нами на острове была ужасной. Мы считали себя уже навеки обреченными на одиночество. Но вот наступил рассвет, и мы увидели, что яхта медленно лавирует. Потом вы спустили шлюпку: Мы были спасены! Какое великое счастье! Дети, мои дорогие дети были в этой шлюпке и протягивали ко мне руки!..      Рассказ Гарри Гранта закончился среди поцелуев и ласк, которыми осыпали его Мери и Роберт. И только тут капитан узнал, что своим спасением он обязан тому самому документу, который через неделю после крушения вложил в бутылку и доверил морю.      Но о чем задумался Жак Паганель во время рассказа капитана Гранта?      Почтенный географ в тысячный раз восстанавливал в уме слова документа. Он поочередно припоминал все три толкования, и все три оказались ложными. Как же был обозначен на этих полуизъеденных морской водой листках остров Марии-Терезы?      Паганель не мог больше выдержать. Он схватил за руку Гарри Гранта.      - Капитан, - воскликнул он, - скажите мне, что вы написали в вашем загадочном документе?      Вопрос географа возбудил общий интерес, ибо сейчас предстояло услышать разгадку тайны, которую тщетно пытались разгадать в течение девяти месяцев!      - Точно ли вы помните, капитан, текст документа? - спросил Паганель.      - Конечно, - ответил Гарри Грант. - Дня не проходило, чтобы я не припоминал этих слов: ведь на них зиждились все наши надежды.      - Что же это были за слова, капитан? - спросил Гленарван. - Наше самолюбие задето за живое!      - Я к вашим услугам, - ответил Гарри Грант. - Вы ведь знаете, что, стремясь увеличить наши шансы на спасение, я вложил в бутылку документы, написанные на трех языках. Какой же из трех вас интересует?      - Разве они были не тождественны? - воскликнул Паганель.      - Тождественны, за исключением одного слова.      - Тогда процитируйте нам французский текст, - сказал Гленарван, - он был в наилучшей сохранности, и наши толкования основывались главным образом на нем.      - Хорошо. Вот французский текст, слово в слово: "Двадцать седьмого июня тысяча восемьсот шестьдесят второго года трехмачтовое судно "Британия", из Глазго, потерпело крушение в тысяча пятистах лье от Патагонии, в Южном полушарии. Два матроса и капитан Грант добрались до острова Табор:"      - Что?! - воскликнул Паганель.      - "Там, - продолжал Гарри Грант, - постоянно терпя жестокие лишения, они бросили этот документ под сто пятьдесят третьим градусом долготы и тридцать седьмым градусом одиннадцатой минутой широты. Окажите им помощь, или они погибнут".      При слове "Табор" Паганель вскочил с места. И, не будучи в силах сдержать себя, воскликнул:      - Как остров Табор? Да ведь это остров Марии-Терезы!      - Совершенно верно, мистер Паганель, - ответил Гарри Грант. - На английских и немецких картах - Мария-Тереза, а на французских - он значится как остров Табор.      В эту минуту тяжелый кулак опустился на плечо Паганеля, который даже присел от удара. Надо признаться, что удар этот нанесен был майором, впервые вышедшим из рамок приличия.      - Географ! - сказал с глубочайшим презрением Мак-Наббс.      Но Паганель даже и не осознал удара. Что значил этот удар по сравнению с ударом, нанесенным его самолюбию ученого!      - Итак, - сказал Мак-Наббс капитану Гранту, - он был недалек от истины. Патагония, Австралия, Новая Зеландия казались ему бесспорным местонахождением потерпевших крушение. Слово contin, которое он истолковал вначале как continent (континент), стало впоследствии continuelle (постоянная), indi означало сперва indiens (индейцы), а затем indigenes (туземцы), наконец, правильно было понято слово indigence (лишения). Только обрывок слова abor ввел в заблуждение проницательного географа. Паганель упорно считал его частью французского глагола aborder (причаливать), тогда как это было название острова Табор, того самого, где нашли приют потерпевшие крушение на "Британии". Ошибка эта была, впрочем, простительна, поскольку на корабельных картах "Дункана" этот островок значился под названием "Мария-Тереза".      - Все равно! - восклицал Паганель, вырывая на себе волосы. - Я не должен был забывать этого двойного наименования! Это непростительная ошибка, заблуждение, недостойное секретаря Географического общества! Я опозорен!      - Господин Паганель, успокойтесь! - утешала географа леди Элен.      - Нет, нет! Я настоящий осел!      - И даже не ученый осел, - отозвался в виде утешения майор.      Как только обед был закончен, Гарри Грант привел свое жилище в порядок. Он ничего не брал с собой, желая, чтобы преступник унаследовал имущество честного человека.      Все вернулись на яхту. Гленарван намеревался отплыть в тот же день и дал приказ высадить боцмана на остров. Айртона привели на ют, и он оказался лицом к лицу с Гарри Грантом.      - Это я, Айртон, - промолвил Грант.      - Это вы, капитан, - отозвался боцман, нисколько не удивляясь. - Ну что же, я очень рад видеть вас в добром здоровье.      - По-видимому, Айртон, я сделал ошибку, высадив вас на обитаемую землю.      - По-видимому, капитан.      - Вы сейчас останетесь вместо меня на этом пустынном островке. Надеюсь, что вы раскаетесь во всем том зле, которое причинили людям.      - Все может быть, - спокойно ответил Айртон.      Гленарван обратился к боцману:      - Итак, Айртон, вы продолжаете настаивать на том, чтобы я высадил вас на необитаемый остров?      - Да.      - Остров Табор вам подходит?      - Совершенно.      - Теперь, Айртон, выслушайте мои последние слова. Здесь вы окажетесь вдали от всякой земли, без всякой возможности общения с другими людьми. Чудеса случаются редко, и едва ли вам удастся убежать отсюда. Вы будете здесь одиноки, но вы не будете затеряны и отрезаны от мира, как был капитан Грант, ибо хотя вы и не заслуживаете, чтобы люди помнили о вас, но они все же будут о вас помнить. Я знаю, где найти вас, Айртон, и я этого никогда не забуду.      - Очень вам признателен, сэр, - просто ответил Айртон.      То были последние слова, которыми обменялись Гленарван и боцман.      Шлюпка стояла наготове. Айртон спустился в нее.      Джон Манглс предварительно отправил на остров несколько ящиков с консервами, одежду, инструменты, оружие, а также запас пороха и пуль. Таким образом, боцман получил возможность начать трудовую жизнь и, работая, переродиться. У него было все необходимое, даже книги.      Настал час расставания. Команда и пассажиры собрались на палубе. У многих сжалось сердце. Мери Грант и леди Элен не могли скрыть волнения.      - Неужели это так необходимо? - обратилась молодая женщина к мужу. - Неужели мы должны покинуть здесь этого несчастного?      - Да, Элен, необходимо, - ответил лорд Гленарван. - Это искупление!      В эту минуту шлюпка, по команде Джона Манглса, отчалила от яхты. Айртон, как всегда невозмутимый, стоя в лодке, снял шляпу и с суровой важностью поклонился.      Гленарван, а за ним вся команда обнажили головы, словно у постели умирающего, и шлюпка отплыла при гробовом молчании.      Как только она достигла берега, Айртон выскочил на песок, а лодка вернулась к яхте. Было четыре часа пополудни, и с юта пассажиры могли видеть боцмана, который, скрестив на груди руки, неподвижно, словно статуя, стоял на прибрежной скале. Глаза его были устремлены на "Дункан".      - Отправляемся, сэр? - спросил Джон Манглс.      - Да, Джон, - ответил Гленарван, пытаясь скрыть волнение.      - Вперед! - крикнул капитан механику.      Пар засвистел по трубам, винт закрутился, и в восемь часов последние вершины острова Табор скрылись в вечерней мгле.    Глава 22. Последняя рассеянность Жака Паганеля      18 марта, через одиннадцать дней после того как "Дункан" отплыл от острова Табор, показались берега Америки, а на следующий день яхта бросила якорь в бухте Талькауано.      Яхта возвращалась сюда после пятимесячного плавания, во время которого, строго придерживаясь тридцать седьмой параллели, она совершила кругосветное плавание. Участники этой достопамятной, не имевшей прецедента экспедиции побывали в Чили, в пампе, в Аргентинской республике, в Атлантическом океане, на островах Тристан-да-Кунья, в Индийском океане, на Амстердамских островах, в Австралии, в Новой Зеландии, на острове Табор и в Тихом океане. Их усилия увенчались успехом, и они возвращались на родину, имея на борту потерпевших крушение моряков "Британии".      Ни один из отозвавшихся на призыв Гленарвана храбрых шотландцев не поплатился жизнью. Все, живые и невредимые, возвращались в свою старую Шотландию. Эта экспедиция напоминала битву, которую в древней истории именовали "битвой без слез".      Пополнив запасы, "Дункан" поплыл вдоль берегов Патагонии, обогнул мыс Горн и вышел в Атлантический океан.      Ни одно путешествие не протекало более благоприятно. Казалось, что яхта везет в своих недрах само счастье. На борту больше не было никаких тайн. Все было ясно, даже нежные чувства Джона Манглса и Мери Грант.      Впрочем, нет, было нечто непонятное, что не давало покоя Мак-Наббсу. Почему Паганель так плотно застегивал на себе одежды и кутался по самые уши в кашне? Майору не терпелось узнать, чем вызвана эта странная причуда.      Но надо сказать, что, несмотря на все расспросы, на все намеки, на все подозрения Мак-Наббса, Паганель ни разу не расстегнулся. Не расстегнулся даже и тогда, когда "Дункан" пересекал экватор, и смола, которой были залиты пазы палубы, плавилась от пятидесятиградусного зноя.      - Он так рассеян, что воображает, будто он в Петербурге, - сказал майор, видя, как Паганель кутается в широчайший плащ, словно стоял такой холод, когда ртуть замерзает в термометре.      Наконец 9 мая, через пятьдесят три дня после того как яхта вышла из бухты Талькауано, Джон Манглс заметил огни мыса Клир. Яхта вошла в пролив св.Георга, пересекла Ирландское море и 10 мая вышла в залив Клайд. В одиннадцать часов утра "Дункан" бросил якорь у Дубмартона, а в два часа ночи пассажиры, приветствуемые громким "ура" горцев, входили в Малькольмский замок.      Значит, то была воля судьбы, что Гарри Грант и его два товарища спасутся, что Мери Грант станет женой Джона Манглса, а Роберт станет бравым моряком, таким, как Гарри Грант и Джон Манглс, и он будет работать вместе с ними, при помощи Гленарвана, над осуществлением проекта капитана Гранта. Но было ли суждено Паганелю умереть холостяком? По-видимому, нет.      Действительно, ученый после своих героических подвигов стал знаменитостью. Его рассеянность производила фурор в светском обществе Шотландии. Географа буквально разрывали на части, и он не поспевал бывать всюду, куда его приглашали.      Как раз в это время одна милейшая тридцатилетняя девица, не кто иная, как двоюродная сестра майора Мак-Наббса, особа несколько эксцентричная, но добрая и еще довольно красивая, влюбилась в чудака-географа и предложила ему руку и сердце. В руке этой был миллион, но это обстоятельство обходили молчанием.      Паганель отнюдь не был равнодушен к нежным чувствам мисс Арабеллы, однако объясниться почему-то не решался.      Посредником между этими двумя сердцами, созданными друг для друга, явился майор. Он сказал Паганелю, что женитьба - это та "последняя рассеянность", которую географ может себе позволить.      Но странно! Паганель почему-то никак не мог произнести решительное слово.      - Разве мисс Арабелла вам не нравится? - спрашивал Мак-Наббс.      - Что вы, майор! Она очаровательна, - восклицал Паганель, - даже слишком очаровательна! И, признаться, я рад был бы, если б этого очарования в мисс Арабелле было поменьше. Мне хотелось бы найти в ней хоть один недостаток!      - Будьте спокойны, - отвечал майор, - недостатки найдутся, и даже не один. У самой безупречной женщины есть недостатки. Итак, Паганель, это дело решенное?      - Я не смею, - отвечал Паганель.      - Но скажите же, мой ученый друг, почему вы колеблетесь?      - Я недостоин мисс Арабеллы, - отвечал неизменно географ.      И дальше этого он не шел.      Но однажды настойчивый майор припер географа к стене, и тот под большим секретом поведал ему нечто, что было бы очень на руку полиции, если бы ей когда-нибудь понадобились приметы нашего ученого.      - Вот оно что! - воскликнул майор.      - Увы, это так! - подтвердил Паганель.      - Но это не имеет никакого значения, мой достойный Друг!      - Вы думаете?      - Уверяю вас, благодаря этому вы еще более оригинальны. Это является добавлением к вашим личным достоинствам. Это делает вас единственным в своем роде человеком, а о таком именно муже и мечтала всегда Арабелла.      И майор, сохраняя невозмутимое спокойствие, вышел, оставив Паганеля в мучительной тревоге.      Между Мак-Наббсом и Арабеллой произошел короткий разговор.      Через две недели в Малькольмском замке с большой пышностью отпраздновали свадьбу Жака Паганеля и мисс Арабеллы. Жених был великолепен, но все же застегнут на все пуговицы, невеста - восхитительна.      И тайна Паганеля так и осталась бы навсегда погребенной, если бы майор не поделился этой тайной с Гленарваном, а тот не рассказал бы о ней Элен, а Элен в свою очередь не шепнула бы об этом миссис Манглс. Одним словом, когда тайна дошла до ушей миссис Олбинет, - эта тайна получила огласку.      Паганель во время своего трехдневного пребывания у маорийцев был подвергнут татуировке - он был татуирован с ног до головы. На груди у него красовалась геральдическая птица киви с распростертыми крыльями, клевавшая его сердце.      Только этот эпизод причинял Паганелю большое горе. Он никогда не мог простить новозеландцам татуировки, и она была причиной того, что он, несмотря на многочисленные приглашения, так и не вернулся в родную Францию, хотя сильно тосковал о ней. Ученый опасался, как бы Географическое общество в лице своего свежетатуированного секретаря не подверглось насмешкам карикатуристов и газетных острословов.      Возвращение капитана Гранта в Шотландию праздновалось шотландцами как национальное торжество, и Гарри Грант стал самым популярным человеком во всей Старой Каледонии. Его сын Роберт стал таким же моряком, как капитан Джон Манглс, и под покровительством Гленарвана он надеется осуществить отцовский проект: основать шотландскую колонию на островах Тихого океана. 1868 г. Конец. Рассылка с 17 июля будет выходить 2 раза в неделю. Подпишитесь: Рассылки Subscribe.Ru Литературное чтиво Ваши пожелания и предложения