-- А с чего вы взяли, будто я не могу по родному городу перемещаться пешком? Конечно, у меня есть автомобиль, мы потом в нем прокатимся. Нормальная машина, "Линкольн" называется. Она меня вполне устраивает.

-- Обычно вы сами за рулем?

-- Я не умею водить, чтобы сесть за руль, надо идти на курсы, заниматься с инструктором, а у меня нет на это ни времени, ни желания. Проще перемещаться по Ленинграду с профессиональным водителем. Да и безопаснее так. Я несколько раз попадал в автоаварии. Последняя случилась в октябре 99-го на трассе Черкассы -- Киев в километре от того места, где погиб депутат Чорновил. Там дорога проходит по бывшему кладбищу, и машины постоянно бьются. Вот и мы влетели. Видите, шрам на башке остался? Так что дорожных приключений с меня хватит.

"Но помнят все ребята
На улице Марата,
Что я имел большой авторитет..."

-- Похоже, вы так и не привыкли, что Ленинград отныне Петербург?

-- Моя бабушка -- петербурженка и внук тоже, а я, как ни крути, ленинградец. Им родился, им и помру. Ленинград -- другого имени у моего города быть не может. И нет здесь ностальгии по коммунистическому прошлому или поклонения памяти великого Ленина. Если вам так уж нужна привязка к чему-то конкретному, могу предложить версию, что Ленинград -- город Лены, моей жены.

-- Подозреваю, что первые ваши воспоминания связаны не с Питером, а с заштатным Зыряновском.

-- Плохо помню нашу жизнь в Казахстане. Хотя, как ни странно, многие места узнал, когда несколько лет назад приезжал в Зыряновск. Вспомнил больницу, где работали мама и папа и где я дневал и ночевал, ибо родителям не с кем было оставить меня дома. Вспомнил наш дом, нашу лестничную площадку.

-- Родители отправились в Казахстан по доброй воле?

-- Господи, это же был 52-й год: "дело врачей", гонения на евреев и все такое прочее! Отец прошел войну, имел ордена и медали, все годы учебы в мединституте возглавлял партбюро курса, получил диплом с отличием и персональное приглашение с кафедры, после чего был распределен в Восточно-Казахстанскую область. О какой доброй воле тут можно говорить? Ехать с годовалым ребенком в Тмутаракань мало счастья. Спасибо, что на волне сталинской борьбы с космополитизмом их в тюрьму не запихнули, не расстреляли!

-- С Зыряновском понятно. А Питер для вас с чего начинается?

-- С нашего старого двора-колодца на Невском. С коммунальной квартиры. С футбола. С игры на гитаре. С ухаживания за девочками. С тайком выкуренной сигареты... Все, как у всех, у тех, кто рос и взрослел на рубеже 50-60-х.

-- Вы из Казахстана вернулись в свою квартиру?

-- Не было у нас никакой квартиры! Сначала жили у одной бабушки в двадцатиметровой комнате в коммуналке, а потом, когда из Оша приехал папин брат, перебрались в дом на углу улицы Марата и Невского к Анне Артуровне, моей второй бабушке, на ее шестнадцать с половиной метров. Так и жили впятером, пока в 66-м году отец не получил свою первую отдельную квартиру. Ему тогда было сорок три года.

-- А Михаил Минин, давший вам первые уроки игры на гитаре, жил там же, на улице Марата?

-- Нет, Михаил Александрович был соседом Цили Ильиничны, папиной мамы. Он показал мне три или четыре аккорда, которых оказалось достаточно, чтобы играть во дворе и на вечеринках у родителей. Батя мой хорошо пел, а я ему аккомпанировал. Папина любимая -- "С одесского кичмана сбежали два уркана".

-- Во дворе гитара вам помогала?

-- Еще как! Есть фото, где я в окружении пацанов, каждый из которых на голову меня выше. Одиннадцатилетним гужевался с шестнадцатилетними и был в большом авторитете только из-за того, что умел играть. Репертуар у меня тогда был обширный -- от песен советского кино вроде "Плыла качалась лодочка по Яузе-реке" и "Старый клен стучит в окно" до классической "Мурки"... Играл во дворе до поступления в медицинский. Потом учеба стала отнимать много времени.

"Доктор Бун и Альперович,
Регельман, Гильгоф Н. Львович..."

-- Выбор профессии был предопределен свыше?

-- Меня никто ни к чему не принуждал. С другой стороны, и вариантов тоже не было. Я ведь, по сути, родился в белом халате, с детства был окружен врачами, все разговоры шли о болезнях и пациентах, даже мой роддом находился на территории первого мединститута, куда я в итоге и поступил.

-- А в "скорую помощь" вы сами попросились?

-- И считаю, что поступил абсолютно правильно. Уже после пятого курса я подрабатывал врачом неотложки, а потом распределился на первую подстанцию, где провел пять лет. Там был замечательный коллектив, который всегда вспоминаю с теплом.

-- Доктор Бун и Альперович, Регельман, Гильгоф Н. Львович?

-- Да, это все реальные люди. Ни одной вымышленной персоны! В одном куплете я зарифмовал шестнадцать еврейских фамилий. Думаете, это легко?

-- И где же сейчас эти зарифмованные товарищи?

-- Кто где. Шноля нет в живых, Альперович трудится на ниве бизнеса, Гильгоф Наум Львович по-прежнему в медицине, заведует отделением неотложной помощи, Лехцер в эмиграции, доктор Бун недавно пережил операцию по кардиошунтированию...

-- На первой подстанции никого не осталось?

-- Пара-тройка человек. Но вы учтите, что на "скорой" трудно работать людям старше 50. Все-таки серьезная физическая нагрузка.

-- А вы давно наведывались на улицу Попова, 16 "б"?

-- На днях заглядывал, но неожиданно нарвался на скандал. Какая-то врачиха, которую я знать не знаю, вдруг разоралась, что нечего здесь шляться посторонним. Не стал спорить, развернулся и ушел, хотя неприятный осадок из-за этой дуры остался. Впрочем, ее поведение объяснимо: зависть. Плохо наши люди переносят чужие успехи, плохо...

-- Не забываете обиды?

-- Мне много раз мелко пакостили, но я не коплю злобу. На больных, как говорится, не обижаются. На то я и врач, чтобы не реагировать на подобное. А вот измену не прощаю. К счастью, меня всего дважды предавали. Этих людей постарался вычеркнуть из жизни.

-- А город, ваш город вас предавал?

-- Я слишком хорошо знаю Питер, чтобы говорить так однозначно. Этот город всегда убивал тех, кто любил его больше жизни и был готов отдать всего себя.

-- Почему так?

-- Последним урожденным петербуржцем, который управлял городом, был Николай Александрович Романов, самодержец российский. Питер никогда не умел защищать, поддерживать преданно служивших ему. Вспомним Иосифа Бродского, как он уезжал отсюда. Ладно, Бродский получил свое за рубежом, а, скажем, Эдуард Хиль так и не стал Народным артистом СССР. Для этого кому-то надо было похлопотать в Москве. А возьмем новоиспеченного нобелевского лауреата Жореса Алферова. Это сегодня Жорес Иванович вон где, на какой высоте! А кто помогал ему год назад, хотя и тогда он был ученым с мировым именем? Таких примеров могу привести десятки, но не хочу развивать эту тему. И так стараниями московских журналистов Питер окрестили криминальной столицей России. Если еще и я стану поливать родной город...

"Хочу придать домам знакомый с детства вид..."

-- Сейчас Петербургу вроде бы грех жаловаться.

-- А мы и не жалуемся. Питер вообще никогда не жалуется. Я люблю этот город и любому перегрызу за него глотку. Ленинград не принадлежит России, как, допустим, Вена Австрии, а Париж Франции. Это мировые жемчужины, и надо быть кретином, чтобы не понимать столь очевидного факта.

-- Кто же спорит: конечно, жемчужина, но... как бы это сказать? Навоза вокруг многовато.

-- А вы денег нам дайте, чтобы грязь разгрести! Москва -- это еще не Россия. Вы сосредоточили там почти все финансы страны, а потом начинаете рассуждать о навозе. Дай Бог здоровья столице и ее мэру Лужкову, но нельзя же так перетягивать одеяло на себя!

-- Думаю, к 300-летию деньжат еще вам подкинут.

-- Спасибо юбилею, а то бы, наверное, долго пришлось ждать милости.

-- Тогда уж и президента благодарите, что не забывает родной город. А, кстати, Путину вам петь приходилось?

-- Конечно. Я ведь его давно знаю. Мы ровесники и жили по соседству. Он в Басковом переулке, а я на углу Некрасова и Восстания. Оба ходили в кинотеатр "Луч", другого в округе попросту не было...
Я еще, может, не раз спою для Путина, но сделаю это, что называется, по дружбе, а не по службе. Во всех этих "Голосуй или проиграешь" я не участвовал из принципа, засветившись лишь в двух предвыборных кампаниях -- в поддержку московского губернатора, моего боевого товарища Бориса Громова и президента Украины Леонида Кучмы.

-- С первым понятно, а второй чем вас купил?

-- Мне показалось, для России будет лучше, если президентом соседней страны останется Кучма, а не какой-нибудь проворовавшийся Лазаренко. А что касается того, кто меня купил и продаюсь ли я в принципе... Те же деньги можно было спокойно заработать на гастролях в России. Суммы абсолютно сопоставимые, поверьте мне.

-- А за концерты на Дворцовой площади вам платили?

-- Я пел в День Победы. Разве можно за это брать деньги? Огромная честь выступить с сольным концертом в ТАКОМ месте в ТАКОЙ день. На 55-летие Победы на Дворцовой собралось более двухсот тысяч человек. Сомневаюсь, что когда-нибудь удастся превзойти этот рекорд.

-- Когда возвращаетесь в Питер из поездки, что вам нужно увидеть, дабы понять: я дома?

-- Финский залив под крылом самолета, шпиль Петропавловки, Неву... Поймите, Ленинград мне дорог весь, целиком. Он для меня как большая квартира. Я с горожанами разговариваю, словно с соседями по коммуналке.

-- В любой квартире, Александр Яковлевич, есть любимый уголок.

-- Вы в самом деле не понимаете, с кем общаетесь! Это мой город, мой! Вот здесь, в институте прикладной химии, умирал больной, а меня сорок минут не пускали к нему, ибо на суперрежимное предприятие требовался спецпропуск. Во дворце спорта "Юбилейный" я гонял шайбу с ребятами из СКА. Из этой церкви вынес человека, скончавшегося во время службы. А это Зверинская улица, она выходит к зоопарку, и на ней жил мой приятель Сашка Белов, легендарный баскетболист, олимпийский чемпион. А вот в том дворе на двух чужих Akai я с братьями Жемчужными в 82-м году записал первый магнитоальбом, который за месяц разлетелся по всему Союзу. А вот ДК имени Дзержинского, где 14 октября 1983 года я дал первый сольный концерт. Худсовет разрешил мне спеть всего четыре песни, после чего зрители стали крушить кресла в зале, требуя продолжения банкета. На следующий вечер я исполнил уже четырнадцать песен... А 209-я школа, бывший институт благородных девиц, созданный при императоре Павле? Эту школу закончили мои родители, потом мы с братом, а затем и моя дочь. Надеюсь, и внук туда же пойдет. Тут все для меня родное, все! Я только спальные районы в расчет не беру. Все-таки это уже другой город.

-- А вы всегда в центре жили?

-- Моя первая квартира была на Комендантском аэродроме -- есть такая новостройка. Года два там провели, пока не перебрались в Новую деревню. Последние четыре года живем здесь, на Васильевском острове. Это первая по-настоящему моя квартира. В ней нет излишеств и барской роскоши, зато все удобно, функционально, практично. По-моему, я заслужил право жить так, как хочу. И семья заслужила. Ведь последние 22 года домашние видели меня, что называется, по праздникам. Дочка фактически выросла без отца, теперь внук растет без деда.

-- Дэвид живет с вами?

-- Семья дочки уже практически перебралась в собственное жилье.

-- Легко отпускаете от себя?

-- Так это же в десяти минутах ходьбы отсюда!

-- А где ваш пес, Лаки? Я готовился к встрече с грозным бультерьером.

-- Лаки умер три месяца тому назад... Он прожил у меня тринадцать лет. Я похоронил Лаки за городом, недалеко от дачи. А вот этот клык врач, усыплявший Лаки, вырвал по моей просьбе, и теперь я ношу его на шее, как память и талисман... Лаки даже на гастроли со мной ездил в течение трех с половиной лет. А потом стал болеть -- смена часовых поясов, погоды, пищи... Говорят, собачья жизнь, а выходит, что даже четвероногие не выдерживают нашего режима.
...Лаки был мне другом. Больше чем другом. Я редко остаюсь один, хотя очень одинок и не скрываю этого. Полстраны друзей? Чушь! Хорошо, если найдется пара по-настоящему преданных людей. Чем более человек публичен, тем более он одинок.

-- Но есть тот, к кому вы можете прийти с одним словом: "Помоги"?

-- Стараюсь не нагружать своими проблемами, не злоупотреблять. Надо самому справляться с трудностями.

-- И к родителям за помощью уже не обращаетесь?

-- Стариков тревожить? Это было бы совсем уж бессовестно. Впрочем, родители у меня боевые. Отец ушел на пенсию буквально пару месяцев назад. Да и то не по здоровью, а из-за обиды на родное государство, которое стало недоплачивать ему пенсию как работающему врачу. Получил в кассе на 600 рублей меньше, чем рассчитывал, и уволился. Пока на даче с правнуком сидит. Я счастлив, что могу дать родителям все необходимое, что они ни в чем не нуждаются. Без меня они влачили бы убогое существование. И это заслуженные врачи, отстоявшие полвека в операционной!

"Коль в крепости часы мне время назовут..."

-- Кстати, о полувеке. Вам ведь, Александр Яковлевич, 13 сентября пятьдесят стукнуло. О дембеле не подумываете?

-- До этого, надеюсь, еще далеко. А вообще могу открыть тайную мечту, самую заветную. Хочу, чтобы мое стихотворение -- любое! -- попало в школьную программу. Мечтаю об этом, а не о новых альбомах и заработанных на них миллионах. Деньги мне, безусловно, нужны -- и чем больше, тем лучше, -- но это не самоцель. Наверное, при желании мог бы накосить "капусты" и без гитары, однако ничего подобного не делаю.

-- Разве? А рестораны в Питере и Нью-Йорке, а магазины?

-- Доходов этот бизнес не приносит. Свои не докладываю -- и на том спасибо.

-- Готов внести посильный вклад в укрепление материального положения вашего предприятия, отобедав в "Белла Леоне".

-- Не получится. Там сейчас ремонт.

-- Тогда давайте с питерцами знакомиться. Вы же сказали, что они для вас, словно соседи по коммуналке.

-- Вот наш дворник, с которым мы всегда находим тему для разговора. Как и с Мишей Шемякиным или со Славой Ростроповичем. Мы можем не общаться полгода, чтобы созвониться, рассказать свежий анекдот и опять не говорить год. Но я знаю: если мне будет нужно, Слава и Миша в лепешку расшибутся, выручат, помогут. Они питерцы! Под этим словом я подразумеваю любого, кто остался нормальным человеком. Не люблю хамов и зажравшихся нуворишей.

-- Говорят, Питер превращается в люмпенский город.

-- Это можно сказать не только о Ленинграде. А что вы хотите? Население городов растет за счет приезжих -- из сельской местности, из пригородов. В итоге знаменитая "булошная" пропадает из речи москвичей точно так же, как и хваленый питерский "поребрик". От этого никуда не деться.

-- Вам бывало стыдно за свой город?

-- И не раз. Например, когда в местном бюджете не находится к Дню военно-морского флота денег, чтобы оплатить вход кораблей в Неву, как раньше. Впрочем, это вопрос не к Питеру, а ко всей нашей обнищавшей стране...

Ленинград -- Москва
Андрей ВАНДЕНКО