Мне тут поступило предложение: по той причине, что моя рассылка давно уже не выходит, передать ее кому-то другому. А то и впрямь как собака на сене. Я решил исправиться и разослать хоть что-то (хотя от «Хроники» я и в самом деле в последнее время слегка отошел). Впрочем, давние любители моей «Хроники» могут следить теперь за моими публикациями на «Полярной звезде» (авторская страница здесь), в философском журнале «Артив» и на АПН (здесь). Это, конечно, не «Ироническая хроника», но отчасти эти статьи ей наследуют - во всяком случае, я не могу перечитывать их без смеха. Над своими потугами, я имею в виду. Наконец, всех желающих приглашаю в свой ЖЖ (tbv.livejournal.com), который в последние два года пополняется очень активно. Ну и, чтобы совсем не оставлять вас без текста, печатаю здесь свой свежий рассказ - надеюсь, он доставит вам удовольствие. С уважением, Тарас Бурмистров.

Гибель философского отдела

2

На этот раз задумчивый вид, который я считал нужным принимать на работе, дался мне без малейшего труда. Непросто было понять, что за дела у нас происходят и почему начальство вообще решило, что у меня в этом отношении что-то получится. К философии я никогда не выказывал никакой склонности - если не считать философских, безусловно, замечаний за кофе в офисе о том, что в стране и, в частности, на нашей фирме все идет нараскоряку, и неизвестно, долго ли с таким подходом к делу вообще продержится. Единственное, что я мог припомнить более или менее близкое к этой теме - это эзотерические практики, которыми я усиленно увлекался и к которым шеф тоже, кажется, испытывал острый интерес. Это позволяло иногда на час, а иногда и на два в общении с ним избегать разговора о работе, но вряд ли, как мне казалось, могло заменить необходимую подготовку для написания философских статей.

Я размышлял над этими вещами, идя по коридору в свою комнату, пока не наткнулся на Машеньку, которая, как всегда, мне мило улыбнулась. В ее взгляде не было ровно ничего, омрачающего ее внутреннее мироощущение, поэтому об утреннем инциденте я вспоминать не стал. Впрочем, я по опыту знал, что это бесполезно.

- Слышала, ты идешь на повышение? - спросила она. Мы были с ней на «ты».

- Слушай, может быть, ты знаешь, что все это значит?

- Чего уж тут не знать! Старик совсем съехал с катушек и решил, что нашему изданию не хватает интеллектуального блеска. По-моему, оно что с блеском, что без блеска будет интернет-помойкой, и никакая философия тут ничего не исправит. Поручил бы лучше создание отдела мне. Я уверена, что я прекрасно бы с этим справилась.

Я еще раз заглянул в ее глаза и увидел там только обиду на то, что не все на нашей фирме удалось прибрать к рукам, да еще подозрение, что мужики нарочно придумали такую скользкую тему, чтобы ее от чего-то отодвинуть. Продолжать разговор дальше я поэтому посчитал неблагоразумным и направился к себе, чувствуя, что еще немного - и уровень абсурдности происходящего в нашей конторе начнет зашкаливать.

По дороге я думал о Машеньке. Странное дело: то, что она была отпетой стервой, совершенно не мешало моему сексуальному интересу к ней. Не то, чтобы одно подстегивало другое, но как-то эти два ощущения лежали в разных плоскостях - думая об одном, я одновременно думал и о другом, и эти чувства не смешивались. Мне пришло в голову, что это могло бы стать хорошей темой для специального философского исследования и, возможно, этому стоило бы посвятить отдельную статью. Но эти идеи я развить не успел, потому что добрался до своей комнаты, сел там за стол и включил компьютер. Надо было собраться с мыслями и подумать о делах более насущных.

Раньше я немного занимался бизнесом и вынес оттуда одну крайне полезную привычку: получив заказ какого бы то ни было рода, надо не воспринимать это как манну с неба, о которой этому небу давно, собственно, пора было задуматься - а наоборот, выяснить, что стоит за этим желанием заказчика и что его к нему побуждает. Главным принципом здесь было - из всех человеческих побуждений предполагать самое худшее, тогда ситуацию удавалось реконструировать более-менее точно. Правда, фантазии у меня по большей части не хватало на то, чтобы представить низменность побуждений в достаточной степени, жизнь меня тут чаще всего поправляла, но все-таки направление движения было верное.

Набрав в поисковой строке имя нашего спонсора и переключив на сортировку результатов по дате, я довольно быстро нашел, что искал. «Васильев Артем Сергеевич, председатель совета директоров компании "Кобэкс", на прошлой неделе подал в отставку и выставил на продажу свой пакет акций. Предполагается, что его приобретет один из его партнеров по бизнесу, сумма сделки не разглашается. Вчера г-н Васильев был недоступен для комментариев, но, по нашей информации, он планирует покинуть нефтегазовый бизнес и начать развивать собственные проекты».

Я откинулся на спинку стула и некоторое время глядел на экран. Видимо, последний тренд на нашей фирме был связан именно с этим. Какой путь надо было проделать, чтобы от нефти и газа прийти к философии, я понимать отказывался, но это сейчас было не так важно. Важно было понять, какие из всего этого последствия могут быть лично для меня.

3

Я жил тогда в крошечной квартирке на окраине Москвы, которая мне очень нравилась - в смысле квартирка, а не Москва, потому что Москва в этой своей части была ужасно неприглядна. Готовясь к очередному вскрытию сознания, я мало обращал внимания, пока ехал, на торчавшие вокруг черные трубы, засыпанные снегом мусорные баки, какие-то полуразвалившиеся котельные, неустанным попечением градоначальника все-таки до конца не разваливавшиеся. Пейзаж странно гармонировал с моим настроением.

Мои медитации всегда были очень трудны, а нередко становились и почти невыносимыми. Естественным ограничителем здесь было возникавшее на определенной стадии желание дойти до балкона, которое, если начинало приближаться к непреодолимому - тогда я снижал интенсивность. Это были как бы такие кошмары наяву - хотя «явь»-то как раз я пытался отключить в первую очередь.

Поднимаясь по лестнице, я еще думал о своем отделе (в мыслях он был уже «мой»), но, войдя в квартиру, раздевшись и наспех заварив чаю, я понял, что мне будет не до того. Думать об отделе было скучно. Странным образом на меня подействовала утренняя фраза шефа о том, что такой шанс бывает раз в жизни. Она как-то жгла душу, к чему-то меня подталкивая, я сам еще пока толком не понимал, к чему.

Моя психопрактика не имела никакого отношения к философии, но, погружаясь глубоко в какие-то слои своей психики, я начинал как-то «чувствовать», что ли, какие-то глубинные понятия. Не раз и не два потом, выныривая из этих состояний, я вспоминал прочитанную где-то фразу старинного дзенского мастера о том, что все вещи на свете имеют общий корень, и, прикоснувшись к нему, начинаешь понимать все сразу. Все глубокие философские проблемы - что такое время, что такое сознание, откуда мы пришли и что здесь делаем - проплывали мимо меня во время медитации, как в каком-то радужном сне, напоминая большие мыльные пузыри, висящие в воздухе. Сейчас все это было очень кстати.

Урегулировав дыхание, я сосредоточился на отсутствии всех предметов, которые приходили мне в голову, не отбирая из них ничего, никак не сортируя и не препятствуя их появлению. Взгляд мой скользнул по полке с книгами, среди которых, кстати, было несколько и относящихся к теме - когда-то я их покупал, если они подворачивались под руку. Сейчас, в том состоянии, в которое я погружался, для меня не было ничего интересного в этом стоящем на полке порождении человеческой психики, куда важнее было справиться со страхом. Страх накатывал волнами, как обычно, и каждый раз казалось, что эта волна обрушит твое сознание - но они приходили и уходили, и ничего не случалось.

Через несколько часов текст был готов. Статья называлась «Я»; поначалу это название показалось мне несколько претенциозным, но, подумав, я решил его оставить. За окном в черном небе блестели звезды, до рассвета оставалось еще довольно много времени, и я решил поспать. День предполагался довольно трудный.

Разбудил меня звонок мобильного.

- Да, Игорь Дмитрич, - гаркнул я в трубку, увидев на экране розового плюшевого мишку - симулякр глубинной душевной доброты шефа, скрытой за напускной суровостью.

- Андрей, привет. Как там дела у тебя?

- Да вот, работаю. Всю ночь работал. Первую статью уже написал.

- Ты молодец. Продолжай и дальше, пиши следующую. На работу можешь сегодня не приходить.

- Не приходить?.. Но почему?

- Мне тут надо срочно в Питер слетать по делу. Сам знаешь, какие у нас в Питере дела творятся.

- Знаю... - протянул я. О делах в Питере я не имел ни малейшего представления.

- Может быть, эта командировка чуть-чуть затянется. Надо кое с кем встретиться, поговорить... В бане попариться. В общем, считай, что неделя творчества у тебя есть. Давай сделаем так: подтягивайся на работу в следующий понедельник, как раз все и покажешь.

- Но... мне надо было посоветоваться, уточнить... Так ли я все делаю.

- Конечно же так, я в тебе полностью уверен. Бери любую тему, которая тебе понравится, и пиши. А лучше перебери их побольше, все, какие сможешь. И вот еще, чуть не забыл самое главное. Ты на будущее внимание обрати.

- На что обратить внимание?.. - переспросил я, так как продолжения не дождался, к тому же логическое ударение в фразе шефа было каким-то странным.

- На будущее. Ну, на будущее как философскую категорию. Что это вообще такое, с чем его едят, как с ним обращаться, и так далее.

- А, понял. М-м... хорошо.

- Ну и отлично. Звонить мне не надо, мне не до того будет, в следующий понедельник все и обсудим. Ну пока, у меня тут уже самолет взлетает.

Я попрощался и повесил трубку.

4

Всю следующую неделю я провел в постели: днем спал, а по ночам писал и медитировал. Довольно скоро я впал в какое-то состояние, в котором нельзя было различить, где заканчивается один сеанс и начинается другой - все они слились в одну сплошную медитацию, прорезаемую яркими вспышками снов, которые я принимал за реальность.

Переменились и мои ощущения от всего этого. Там, где я раньше останавливался, не в силах терпеть больше, я теперь продвигался дальше, не обращая внимания на болевой порог - и то, что раньше различалось как «боль», теперь как будто вплавилось в само мироздание, в саму действительность. То же было и со страхом, который я теперь совсем не мог контролировать: психика выбрасывала все новые его порции, и я, не в силах его усвоить и со всем этим свыкнуться, мог только твердить себе, почти механически, что делать это надо - как бы ни повернулся в следующую секунду весь этот цветной барабан, называемый Вселенной.

К концу недели цикл статей был почти закончен, и практически все темы перебраны. Их оказалось не так много - если брать только по-настоящему фундаментальные понятия. Еще немного, и мне пришлось бы перейти к более частным вопросам - но неделя закончилась, и я отправился на работу.

Вездесущая Машенька встретилась мне у входа в начальственный кабинет и сказала:

- Ты к Игорю? Иди скорей, он тебя ждет.

- Что, уже вышел? - спросил я. По возвращении из командировок, связанных с банями, шеф обычно появлялся на работе не рано.

- Давно уже. Кажется, у него неприятности.

Я вошел в кабинет и поздоровался. Шеф был не один.

- Здравствуйте, Андрей, позвольте вас представить. Это Николай Семенович, помощник и... скажем так, коллега нашего спонсора.

Николай Семенович оказался человеком с цепким взглядом и почти неуловимой военной выправкой - не столкнись я до этого с таким количеством мелких начальников, подражавших Первому Лицу даже и внешним видом и повадками, я подумал бы о его чекистском прошлом. Он крепко пожал мне руку и пригласил садиться. Это было немного странно - хозяином кабинета был шеф.

- Ну давайте, Андрей, показывайте, что вы там написали, - сказал Игорь Дмитриевич.

Я достал свои бумаги и отдал начальству. Оба «искусствоведа в штатском», как мне почему-то захотелось их назвать, хоть мне и не очень понравилась эта моя ассоциативная цепочка, углубились в чтение. Чтение это сопровождалось возгласами, по большей части одобрительными, но меня это что-то не особо радовало. У меня были скверные предчувствия.

- Ну что ж, - сказал наконец Николай Семенович, закончив чтение, - по-моему, очень здорово. Я, конечно, не профессионал в этой сфере, но мне очень нравится. На основе этого мы и будем работать.

- Как работать? - спросил я, снова ничего не понимая и чувствуя, что опять начинается что-то странное. По-моему, там работать уже было нечего.

- Дальше писать, - ответил он. - У нас впереди большая работа. Это я, с вашего позволения, забираю, - он указал на стопку исписанных листков, - а вы мне, пожалуйста, напишите к завтрашнему дню философское обоснование того, как можно умом воздействовать на реальность. Особенно на будущее.

- Ах, черт, - вырвалось у меня. О задании шефа в пылу творчества я, конечно, забыл.

- Да-да, - сказал Николай Семенович, наблюдавший за моей реакцией. - Это самое главное. На то, что уже сделано, мы пока на всякий случай от греха подальше наложим гриф «секретно», а по дальнейшим текстам посмотрим. Если будете так же хорошо писать, как сейчас, они пойдут в дело.

- На философию гриф «секретно»? - спросил я слабым голосом. Я ожидал чего угодно, только не этого.

- А вы как думали? - строго спросил Николай Семенович. - Это дело государственной важности. Вам, Андрей, может быть, трудно в это поверить, но это так.

Я молчал. Все это выглядело, как продолжение вчерашних кошмаров.

- В общем, так, - сказал Николай Семенович. - Насчет полного преобразования нашего издания мы, наверное, погорячились, но философский отдел обязательно будет. Он нам очень нужен. И вы, Андрей, нам нужны, без вашей головы здесь ничего не получится. Так что соберитесь с творческими силами и напишите нам что-нибудь выдающееся. Тему я вам дал, постарайтесь от нее не отклоняться. Завтра здесь в то же время, и, пожалуйста, не опаздывайте. Говорят, у вас есть такая плохая привычка.

Когда я вышел на улицу, свежий ветер обдал мое лицо, и мне стало немного легче. Дурнота почти прошла, только где-то глубоко во внутренностях как будто еще слегка мутило. Но когда я дошел до машины, и это ощущение прошло.

5

Придя домой, я сразу, даже не разувшись, проследовал в ванную и там, опустившись на корточки, долго обследовал кафельную плитку у самого пола. Надо было вспомнить, за каким из этих аккуратных квадратиков, отливавших небесной синевой, был тайник, сделанный мной еще в радостные 90-е. Я начал с легкого простукивания, но быстро не выдержал, взял молоток и разнес сразу большой кусок стенки вдребезги. Кажется, у меня сдавали нервы.

Пистолет обнаружился за третьим квадратиком с краю; да, именно здесь я, помнится, его и оставил. Еще там была пачка долларов, но ее я не тронул - сейчас она была мне ни к чему. Я надеялся, что в квартиру еще можно будет вернуться.

Надо было дождаться вечера. Я бродил по комнатам, как тигр по клетке, пистолет при этом держа в руке - не знаю зачем, здесь он вряд ли бы мне понадобился. Когда начало темнеть, я сунул его за пазуху и быстро вышел на улицу.

Конец света, который каждый год предсказывали Москве в транспортном отношении, все не наступал, и я, немного поколебавшись, решил ехать на машине. К тому же мне было совсем недалеко. Выезжая на улочку с особняками, я подумал, что попасть туда, куда мне хотелось, будет не так-то просто. Собак хозяин принципиально не жаловал, но охраны у него было вдоволь.

Подойдя ко входу, я, однако, к большому своему удивлению, там никого не обнаружил. Дверь была приоткрыта, и я решил зайти, раз уж приехал. Окна в доме были подсвечены как-то мутно, а изнутри доносился шум. Я подошел к крыльцу. Мысли у меня мешались. Впервые за долгое время я не чувствовал внутренней боли - должно быть, все эти события включили какую-то глубокую заморозку психики.

Я не знал, как принято поступать в таких случаях, доставать оружие сразу или в самый решающий момент, и решил достать его сразу; помимо прочего, философ с пистолетом - это было так экзистенциально. Зафиксировав эту свою мысль, я пришел к выводу о не вполне удовлетворительном состоянии своего рассудка, но сейчас это меня тревожило меньше всего.

Подойдя к двери, я тихо постучался. Немного подождал и постучал погромче. Дверь распахнулась, как во сне; кажется, это даже было в одном из моих кошмаров. На пороге стоял сам хозяин, спонсор нашего издания, Васильев Артем Сергеевич. Руки его были в крови.

Судя по взгляду, он узнал меня - мы виделись на одной из корпоративных вечеринок - и широким жестом пригласил внутрь. Я вошел, стараясь не смотреть на его руки. В просторной прихожей на ковре лежало то, что осталось от Николая Семеновича. Выглядело это не слишком привлекательно.

Хозяин удалился в комнату и через некоторое время вернулся с двумя бокалами красного вина. Сунув оружие обратно за пазуху, я взял один из них, и мы чокнулись.

- Ну что, за философию? - спросил он чуть более хриплым, чем обычно, голосом.

Я подумал и согласился. Мы выпили.

- Сферы влияния не поделили? - спросил я, кивнув в сторону и тела и стараясь, чтобы мой голос звучал буднично.

- Не стоит говорить, - ухмыльнулся хозяин. - Кстати, вот твоя рукопись. Я с утра успел проглядеть - хорошо написано. Местами прямо за душу берет.

- Спасибо, - вежливо сказал я, принимая у него пачку листков, совсем немного запачканную кровью. - Об отделе, я так понимаю, речь больше не идет?

- Почему же, мы посмотрим. Если ты еще хочешь продолжать свои философские исследования...

У меня, видимо, по лицу прошла легкая судорога, потому что хозяин сказал:

- Все-все, больше не буду. Если хочешь знать, это была вообще не моя идея. Кто виноват, что у нас в стране все так криво? На самый верх, как ты отлично знаешь, не пробиться, весь вход только через этого... который идеологической политикой у нас заведует...

Мне вспомнился этот чиновник с бледным отрешенным лицом, который время от времени мелькал по телевизору, по большей части в каких-то университетских аудиториях.

- Свистков?

- Вот-вот. Он самый. Мне сказали, что он только на языке новоевропейского дискурса может общаться - ты профессионал, знаешь, наверное, что это такое. Вот я и решил издать сборник, и там объяснить ему, что мы тоже можем влиять на будущее. Не только эти ребята из фонда политической эффективности… Они-то весь жаргон давно изучили, а я только начинаю. Давай лучше выпьем.

Мы выпили, и я стал прощаться.

- А так, вообще, заходи, - сказал хозяин. - Вина попьем. На философские темы пообщаемся.

Я вышел на улицу, подставил лицо приятному холодному ветру - и бросил с тех пор заниматься философией.