Здравствуйте.

Все меняется в этой жизни, ничего постоянного нет… И это, с одной стороны, грустно, а с другой – что-то новенькое всегда интересно, не правда ли? У нас поменялся редактор рассылки, у него началось г-хм, как бы это помягче сказать… ну, некоторое размножение личности, нет, не един-в-трех, что-то вроде Шивы многоликого (нас много, и скромность здесь явно лишняя :)).

********************************

«Афиша»

- 22 декабря у вас появится уникальная возможность исполнить свои желания (список не прилагаем, придумывайте сами).  Тренинг «Исполнение желаний» проводит маг и кудесник Марк Евгеньевич Сандомирский, по совместительству – кандидат медицинских наук, специалист по психосоматике, доцент УГАТУ. Количество сбывшихся под его руководством желаний таково, что он выпускает газету, чтобы никто не был забыт.

- 24 декабря состоится тренинг «Женщины в большом Городе». Женщины! Вы хотите узнать, что нужно делать, чтобы ваша жизнь приносила вас больше радости и удовольствия? Как сделать так, чтобы ваши отношения с близкими были действительно близкими? Понять, почему кто-то делает то, что ему хочется, а у кого-то это не получается. Почему самым большим спросом в книжных магазинах пользуются книги про то, как «полюбить себя быстро, эффективно и без больших затрат» - и что приносит в жизнь чтение этих книг. Хотя, на самом деле, на тренинге можно обсуждать все, что хочется. что важно для вас, или чем, может быть, вы хотели бы поделиться с другими. Тренинг ведут Ольга Петровская и Галина Мамонтова.

- 30 декабря мы ждем вас на нашей «Рождественской уборке» (швабры выдаем на месте). А если серьезно, то «Рождественская уборка» - это наш праздник для тех, кто любит нас и

готов вместе с нами подумать о том, чем для него был прошедший год, что он принес, что сложилось и что – нет, и чего хотелось бы в наступающем…

Напоминаю, что идет запись на следующее полугодие про на новый проект для подростков: самопрезентация, стрессменеджмент, эффективные коммуникации, управление временем и многое другое, что может пригодиться учащимся выпускных классов и даже первокурсникам.

*******************************

 «Изба-читальня» 

Скоро Новый Год – событие, конечно, радостное, но ведь еще один год ушел… В связи с этим – глава из книги Ирвина Ялома «Экзистенциальная психотерапия»  «Жизнь, смерть и тревога».

 “Не чешите там, где не чешется”, — советовал великий Адольф Мейер (Adolf Meyer) поколению будущих психиатров. Не великолепный ли это аргумент против того, чтобы любопытствовать о том, как относятся к смерти ваши пациенты? У них хватает опасений и страхов и без напоминаний заботливого терапевта о самом неотвратимом из ужасов жизни. Зачем концентрироваться на горькой и неотвратимой реальности? Если цель терапии — вселить надежду, то зачем обращать мысли к смерти, которая сокрушает всякую надежду? Терапия направлена на то, чтобы помочь человеку научиться жить. Почему бы не оставить смерть умирающим?

Эти вопросы требуют ответа, и здесь я его даю. Суть моего ответа заключается в том, что смерть — это то, что “чешется” постоянно, а также в том, что наше отношение к смерти влияет на нашу жизнь и психологическое развитие, на то, в чем и как мы теряем уверенность и силу. Я рассмотрю два основных тезиса, каждый из которых имеет фундаментальное значение для психотерапевтической практики.

1. Жизнь и смерть взаимозависимы; они существуют одновременно, а не последовательно; смерть, непрерывно проникая в пределы жизни, оказывает огромное воздействие на наш опыт и поведение.

2. Смерть — первичный источник тревоги и, тем самым, имеет фундаментальное значение как причина психопато­логии.

Взаимозависимость жизни и смерти

Мысль о переплетенности жизни и смерти столь же стара, как письменная история. Всему на свете приходит конец — это одна из наиболее самоочевидных жизненных истин, так же как и то, что мы боимся этого конца и тем не менее должны жить с сознанием его неизбежности и своего страха перед ним. Стоики говорили, что смерть — самое важное событие жизни. Научиться хорошо жить — это значит научиться хорошо умирать, и наоборот, уметь хорошо умирать значит уметь хорошо жить. Известны слова Цицерона: “Смысл занятий философией — подготовка к смерти” и Сенеки: “Только тот человек воистину наслаждается жизнью, кто согласен и готов оставить ее”. Ту же мысль выразил св. Августин: “Только перед лицом смерти по-настоящему рождается человек”.

Невозможно оставить смерть умирающим. Биологическая граница между жизнью и смертью относительно четка, но психологически они переходят друг в друга. Смерть — это факт жизни; нам достаточно минуты размышления, чтобы понять: смерть — не просто последний момент жизни. “Уже рождаясь, мы находимся в процессе умирания; и в начале присутствует конец” (Манилий). Монтень в своем глубочайшем эссе о смерти вопрошает: “Почему вы боитесь своего последнего дня? Он приближает вас к смерти не больше, чем любой другой день вашей жизни. Не последний шаг создает усталость: он лишь обнаруживает ее”.

Нетрудно (и весьма соблазнительно) было бы продолжить изложение глубокомысленных цитат о смерти. Практически каждый большой мыслитель думал и писал о смерти (как правило, в молодости или ближе к концу жизни); многие приходили к заключению, что смерть — неотъемлемая часть жизни, и, постоянно принимая ее в расчет, мы обогащаем жизнь, а отнюдь не обкрадываем ее. Физически смерть разрушает человека, но идея смерти спасает его.

Последняя мысль столь существенна, что ее стоит повторить: вещественность смерти разрушает человека, идея смерти спасает его. Но каков точный смысл этих слов? Как именно идея смерти спасает человека? И от чего спасает?

Короткий взгляд на центральную концепцию экзистенциальной философии может помочь прояснению. В 1926 году Мартин Хайдеггер изучал вопрос о том, от чего идея смерти уберегает человека, и у него состоялся важный инсайт: сознание предстоящей личной смерти побуждает нас к переходу на более высокий модус существования. Хайдеггер считал, что имеются два фундаментальных модуса существования в мире: 1) состояние забвения бытия, 2) состояние сознавания бытия.

Забвение бытия означает жизнь в мире вещей, погружение в жизненную рутину. Человек “снижен”, поглощен “пустой болтовней”, затерялся в “они”. Он капитулировал перед повседневностью, перед заботами о том, “каковы” вещи.

С другой стороны, сознавая бытие, человек сосредоточен не на “как”, а на “что” — не на свойствах и оценках вещей, а на том, что эти вещи есть, что они обладают бытием. Существовать в данном модусе, который часто называют “онтологическим” (от греческого онтос — существование), значит непрерывно сознавать бытие — не только мимолетность бытия, но и ответственность за свое бытие (о которой я буду говорить в главе 6). Лишь в онтологическом модусе существования человек соприкасается с собой как творением собственной самости и потому обладает властью изменить себя.

Обычно люди пребывают в первом модусе. Забвение бытия — это повседневный способ существования. Хайдеггер называет его “неаутентичным” — в нем мы не сознаем себя творцами собственной жизни и мира, мы “спасаемся бегством”, “попадаем в ловушку” и становимся успокоенными; мы избегаем выбора, будучи “унесены в “никтовость”. Перейдя же во второй модус (сознавания бытия), мы существуем аутентично (отсюда — частое использование термина “аутентичность” в современной психологии). Мы становимся полностью самосознающими — сознающими себя одновременно как трансцендентное (детерминирующее) Эго и как эмпирическое (детерминированное) Эго; приемлющими свои возможности и ограничения; конфронтирующими с абсолютной свободой и небытием — и испытывающими тревогу перед их лицом.

Какое отношение ко всему этому имеет смерть? Хайдеггер отдавал себе отчет, что просто благодаря раздумьям, стойкости и “скрежету зубовному” не перейти из состояния забвения бытия в более просветленное и беспокойное состояние сознавания бытия. Нужны какие-то неотвратимые и непоправимые обстоятельства, определенный “экстремальный” опыт, который “вытряхивает”, “вырывает” человека из повседневного модуса существования в состояние сознавания бытия. В качестве такого опыта (Ясперс имел в виду то же самое, говоря о “пограничных”, или “предельных” состояниях) смерть превосходит все остальное: смерть есть условие, дающее нам возможность жить аутентичной жизнью.

Эту точку зрения — что смерть вносит позитивный вклад в жизнь — не так-то легко принять. Для большинства из нас смерть — ужасное, нестерпимое зло, и любое сомнение в этом воспринимается в лучшем случае как неуместная острота. Нет уж, спасибо, мы отлично обойдемся без чумы и прочих казней египетских.

Но давайте отвлечемся на мгновение от своего отчаянного “нет!” и попытаемся представить жизнь, в которой отсутствует какая-либо мысль о смерти. Когда смерть отрицается, жизнь суживается. Фрейд — по причинам, на которых ниже я коротко остановлюсь, мало упоминавший о смерти — полагал, что скоротечность жизни увеличивает нашу радость от нее. “Ограничение возможности наслаждаться повышает ценность наслаждения”. Во время первой мировой войны Фрейд писал о притягательной силе войны, возвращающей смерть в жизнь: “Жизнь и вправду снова стала интересной; она вновь обрела свою полноту”. Когда с исключением смерти человек теряет представление о ставках в игре, жизнь оказывается обедненной. Фрейд писал, что она превращается в нечто “столь же мелкое и пустое, как, например, американский флирт, при котором заранее известно, что ничего не произойдет, в отличие от европейской любовной интриги, где партнеры должны постоянно помнить о серьезных последствиях”.

У многих авторов встречается мысль, что отсутствие факта смерти так же притупляло бы нашу сензитивность, как отсутствие идеи смерти. Например, эта мысль присутствует в пьесе французского драматурга Жана Жироду “Амфитрион 38”, где происходит беседа между бессмертными богами. Юпитер рассказывает Меркурию о том, что испытываешь, когда принимаешь земное обличье, чтобы любить смертную женщину:

“Она говорит маленькие словечки, от которых пропасть между нами становится огромной... Она говорит: ‘Когда я была ребенком’, или ‘Когда я состарюсь’, или ‘Никогда в жизни’. Это терзает меня, Меркурий... Меркурий, мы лишены чего-то — может быть, остроты мимолетного, чувства смертности, этой сладостной печали обладания чем-то, что не сможешь удержать?”.

О том же идет речь у Монтеня: Хирон, полубог, получеловек, отказался от бессмертия, после того как его отец Сатурн (бог времени и сроков) описал ему последствия этого выбора:

 “Честно вообрази себе, насколько менее терпима и более мучительна для человека была бы вечная жизнь, чем такая, какую я дал ему. Не имея возможности умереть, ты беспрестанно проклинал бы меня за то, что я лишил тебя смерти. Я намеренно добавил к ней немного горечи, чтобы ты, увидев удобства смерти, не ухватился за нее слишком рьяно и преждевременно. Дабы ты остался в среднем состоянии, которое мне нужно от тебя — не избегающим жизни и не устремляющимся к ней вновь в бегстве от смерти — я смешал в той и другой сладость с горечью”.

Я вовсе не желаю участвовать в некрофильском культе или выступать в защиту жизнеотрицающей болезненности. Но не следует забывать, в чем состоит наша основная дилемма: каждый из нас — одновременно ангел и дикий зверь, мы — смертные создания, обладающие самосознанием и потому знающие о своей смертности. Отрицание смерти на любом уровне есть отрицание собственной природы, ведущее ко все большему сужению поля сознания и опыта. Интеграция идеи смерти спасает нас: она действует отнюдь не как приговор, обрекающий на пожизненный ужас или на мрачный пессимизм, а скорее как стимул к переходу в более аутентичный модус существования. Она увеличивает наше удовольствие от проживания своей жизни. Подтверждением тому служат свидетельства людей, переживших личную встречу со смертью.

********************************

 «Лоскутная энциклопедия».

 Персеверация – непроизвольное, назойливо повторяющееся циклическое повторение или настойчивое воспроизведение какого-либо действия, движения, представления, идеи, мысли или переживания – часто вопреки сознательному намерению. Тенденция воспроизводимых представлений к возвращению. Случаются персеверации в сферах двигательной, эмоциональной, сенсорно-перцептивной  и интеллектуальной. склонность к персеверациям часто наблюдается в клинике локальных поражений мозга, при речевых, двигательных и эмоциональных расстройствах; персеверации возможны также при отвлечении внимания или в состояниях острого переутомления. Предполагается, что в основе персеверации лежит процесс циклического возбуждения нейронных структур, связанный с запаздыванием сигнала о прекращении действия.

 *********************************

 Засим позвольте откланяться,
Ваша Шива

Письма (хвалебные, ругательные и предложительные) принимаются на адрес subscr@igisp.ru