Когда мне было 14 лет, мы с братом предупредили маму, что будем креститься, не приводя при этом ни одного аргумента. Мама очень удивилась, но согласилась сразу же. Втроем мы и отправились в Покровский.
"Золотой век" русской поэзии (эпоха Пушкина) ассоциировался с дневным - ярким и ясным - солнечным светом, тогда как "серебряный век" вызывал ассоциации с магическим лунным мерцанием, необъяснимым образом задевал и тревожил "ночную сторону души". Понятие "серебряный век" стало ажиотажным, и даже откровенный демонизм некоторых "посеребренных" мэтров воспринимался как откровение, как особая поэтическая смелость.
Великий пост часто воспринимается как время, "легализующее" нашу тоскливость, привычное бытовое страдальчество. Когда же еще более "прилично" недовольно-унылое выражение лица и строгость в обращении с ближними? Когда, как не сейчас, наказать их своей несчастливостью? А про "веселое время поста" и вовсе кажется непонятно...
Чудеса совершались вопреки моему расписанию - быстро, в самые тяжелые для меня моменты и не там, где я ждала. Чудом оказалось ни с чем не сравнимое чувство облегчения после исповеди. Как еще можно было объяснить ободряющее слово или звонок в моменты душевной пустоты и нежелания молиться, как описать состояние, когда полупустой вагон метро везет тебя на раннюю Литургию?..
Господу было угодно, чтобы этот изнемогающий человек совершил то, на что не решался в относительном здравии - воздвиг духовную обитель, райский уголок для монахов. Вернувшись к жизни и едва поправившись, о. Зосима объявил пастве о начале строительства монастыря. С удивительной энергией и воодушевлением взялся этот немощный телом подвижник за грандиозное дело.