друг мой, что отвечу на твой вопрос - каково живется в изгнании? что я слишком молод для горьких жалоб, что я слишком стар для покоя, для покорства судьбе? что таких,
как я, очень много - все они ни на что не годны, все беженцы, рассеянцы, обитатели мрачной утробы города, сказать, что я "француз, хотя с дефектом речи", сказать: мол, в Париже-то я как раз дома?
Да, конечно, одиночество здесь как науку учу, тяжелые сны, огрызки воспоминаний, рыданье
чуть слышной скрипки, глаза, устремленные в слишком далекую даль; слух, напротив, следит за малейшим движением рядом; да, и я, словно нищий, клянчу мелочь - "вести из дома", умоляю - "вспомни еще", твержу про "тот самый день"
Нет, ничего я не помню, забываются
в песнях слова, лица все как чужие, мечты отмечтались
Как змеистые волосы женщины, ждущей любви, погребает тебя анонимности пенистый вал; преждевременные старики (а когда-то борцы за свободу!), поэты, забывшие всякую речь, слепые художники, письма без новостей - словно море без шума прибоя,
отупение, гадание на кофейной гуще, набормотанные пейзажи, отреченье от всякого знания
- Может, избрать философский аспект? наплести, что каждый из нас - изгнанник Великой Смерти и, к ней приближаясь, мы просто идем домой?
Нет, руками, почти непослушными, я начинаю письмо: вспомни всех
изучавших науку изгнанья, а потом отвечай, для кого этот странный вопрос, отвечай - кто едет сюда - кого ожидать - что приготовить -